Что-то ты… того, загнул…
- Это почему?
- А ты умерь свой оперативный зуд. Сейчас это во вред.
- Да бросьте вы менторствовать! - разозлился Стас.
- Не заводись. Противника надо уважать. Или хотя бы принимать в расчет, если это такая сволочь, как наши клиенты, - улыбнулся Сергей.
- Давай, давай. Будем уважать. Только зачем?
- А затем, что среди жуликов дураков уж никак не больше, чем среди порядочных людей.
- Вот именно, - сказал Шадрин. - Представь себе: какой-то растяпа-прокурор дал нам санкцию на арест Мошна. Ну и были бы мы круглыми дураками, если бы его взяли. Ты с Мосиным хоть раз говорил?
- Нет.
- И я не говорил. И Сергей не говорил. Так чего это мы вдруг должны уверовать, что он заведомо глупее нас? Болваном был бы он, если б вдруг раскололся. Улик-то практически нет против него никаких. А на испуг я брать не люблю. Это, я тебе скажу, не показание, которое с испугу дано. Нам надо, чтобы он не только дал правдивые показания, но сам же их и закрепил - пусть награбленное выдаст, покажет документы, секретные записочки, назовет соучастников. Подскажет слабые их места. А для этого против него нужны факты, а не эрзацы. Есть они у тебя, эти факты? Письмо, штраф, племянница! Факты! Разве это факты? Возьми хотя бы письмо. Заметь себе, что Джаге оно только адресовано. Но оно ему не отправлено. И не получал он его. Теперь, работает он на часовом заводе. Ну и что? Да там тьма людей работает. Водку пьет? Так она всем продается, и пьют ее не только жулики. Сообщу по секрету: и аз грешен - случается, вкушаю. Племянница? А разве доказано, что именно она похитила корпуса? Нет, не доказано. Хотя это и не исключено.
- Кроме того, есть в этом деле еще один интересный штрих, - сказал Приходько. - Вы хорошо помните текст письма Коржаева?
Шадрин кивнул.
- Хорошо, - пробормотал Стас.
- Даже если бегло просмотреть его, станет ясно - Джага здесь фигура вспомогательная. И вернее всего, он лишь у Хромого на подхвате. А ты, Стас, Хромого знаешь?
- Нет, - прищурился Тихонов.
- Вот об этом речь, - сказал Шадрин. - Я к тому же клоню. Ни роль Хромого, ни кто он такой, нам неизвестно. А ведь очень возможно, что и он здесь не самый главный. Я думаю, что Джага - это так, мелочь, плотва. Если подсечем его сейчас, уйдут наши щуки глубоко - только мы их и видели. Так что не сажать нам надо Джагу, а холить и лелеять, да нежно, чтобы он и не заметил этого. Вот тебе моя позиция. На сегодняшний день, конечно…
- Ладно, убедили, - засмеялся Тихонов. - Сломали меня, растерли в прах и пепел, которым и посыпаю свою грешную голову. Сдаюсь. И предлагаю другой план…
В историю больше не возвращаемся
(Нет, никак не снести Боливару двоих…)
«Готов», - сказал тогда устало Крот.
И столько было в его глазах животного страха, подавленности и ненависти, что в душе у Балашова шевельнулось даже что-то похожее на жалость. Но он раздавил этот отголосок давно умершего чувства, как давят в пепельнице окурок, - привычно, не задумываясь. Тогда Крот его боялся, и еще как боялся! А сейчас Крот, убрав старика, заявляет наглые требования. Балашов вспомнил ОТенри: «Боливару не снести двоих…»
- Глядите, Виктор Михалыч, пробросаетесь. Меня ж ведь и подобрать могут. Кому-то, может, теперь понадобятся не только мои руки, но и голова. Здесь, - он постучал себя по лбу, - много интересных сведений лежит. Так что предлагаю политику с позиции силы сменить на тактику переговоров…
- Так-так-так, - пробормотал Балашов, - это действительно становится интересным…
И Балашов твердо решил: нет, никак не снести Боливару двоих. Правда, пока что нужно только нейтрализовать Крота, чтобы он не путался под ногами. Опустил голову, постучал пальцем по подлокотнику.
- Эх, Гена, потерять друга - раз плюнуть. А искать его потом годами надо. Особенно таким людям, как мы с тобой.
- Что же мне, за дружбу подарить вам свою долю?
- Да кто говорит об этом? Чего ты заостряешься? Если ты помнишь, я тогда снял с обсуждения вопрос о деньгах. Это было несвоевременно. А сейчас настала пора его обсудить. Сколько ты хочешь?
- Половину.
- Сколько-о? - Балашов, который вообще ничего Кроту давать не собирался, все равно ахнул от такой наглости.
- .Вторую долю. Половину. И ни одной копейки меньше.
- Ну, Гена, это уж ты меня грабишь. Ты-то ни черта не вложил в это дело, а я скоро из-за него штаны сниму.
- Вам без штанов не страшно - все равно в «Волге» катаетесь, никто и не заметит.
- Ты, Крот, не забывай, что мы делим шкуру неубитого медведя. Денежки-то надо еще взять.
- Мне доллары ни к чему, а вы на перепродаже еще вдвое против меня наживетесь, что я вас - проверю?
- Знаешь, без доверия мы с тобой далеко не уедем.
- Когда меня в «шестерках» держали, что-то вы меня не очень в доверенные брали.
«Хам. Наглый глупый хам, - спокойно подумал Балашов. - Полагает, что он сейчас что-то стал значить. Навести на него уголовку анонимкой, что ли? Да нет, рановато еще, может от злости наболтать. Пускай подыхает как знает, без меня. Надо ему сейчас кость бросить…»
- Ты в философию не вдавайся и гонор свой не показывай. Постарайся не забывать, что из нас двоих деньги достать могу пока что только я. А ты в крайнем случае можешь лишь поломать это дело. Но это и не в твоих интересах. Так что давай по-деловому: даю тебе двадцать процентов.. - Сорок.
- Двадцать пять.
- Сорок.
- Вот что: бери третью долю или катись к чертовой матери!
- Часть наличными сейчас.
- На. Пока хватит.
Крот взял из его рук толстую пачку денег и, не считая, засунул в карман пиджака,
- А на эти деньги напиши мне расписочку, - сказал Балашов. Он решил придать их отношениям видимость солидности.
- Зачем? - удивился Крот.
- А затем, что ты у меня больше не служащий, а компаньон, и деньги эти пойдут в зачет при окончательном расчете.
- Виктор Михалыч, а зачем же расписка все-таки? - развеселился Крот. - Вы с меня долг через нарсуд, что ли, взыскивать будете?
- Суд не суд, а порядок должен быть.
- Ну, пожалуйста. Только какой из моих фамилий расписку подписывать? Какая вам нравится больше: Костюк, Ланде, Тарасов или Орлов?
- А мне все равно.
Когда Крот написал расписку, Балашов аккуратно сложил ее и положил в бумажник. Потом сказал:
- Жарко сегодня. Принеси водички с кухни. Только слей из крана побольше.
Как только Крот вышел, Балашов разогнулся в кресле, выпрямился и, стараясь не скрипнуть половицей, балансируя на одной ноге, дотянулся до пиджака Крота. В мгновение он обшарил карманы и вытащил из внутреннего самую дорогую для Крота вещь - его фальшивый паспорт. Пистолета, который дал ему Балашов перед поездкой в Одессу, в пиджаке не было.
Когда Крот вошел со стаканом в комнату, Балашов сидел в прежней позе в кресле и обмахивался газетой. Воду пил долго, со вкусом, обдумывая, как бы забрать у Крота пистолет. Потом встал.
- Ну, договорились, Геночка. Теперь сиди и жди открытки. Должна быть скоро.
- Посижу.
- Кстати, давай я заберу пушку. Ненароком Лизка наткнуться может, пойдут вопросы - зачем да почему.
- А вы не бойтесь, не наткнется. Я ее теперь все время при себе ношу, - и он похлопал себя по заднему карману брюк.
Гвоздь не от той стены
Тихонов стряхнул с плаща дождевые капли и небрежно бросил его на стул. Усаживаясь на край своего стола, спросил Сергея:
- Можете дать новые показания по делу подпольного концерна «Джага энд Ко»?
- Судя по выражению лица, ты такими показаниями тоже похвастаться не можешь, - хитро прищурился Приходько.
- Не говори уж, отец. Давно я так сильно не загорал.
- А все-таки?
- А все-таки? - задумчиво переспросил Тихонов. Потом грустно усмехнулся: - Если бы твоя тощая грудь была закована не в мундир, а в жилет, я бы, ей-богу, оросил его своими слезами…
Они ходили по тонкому льду шуток, подначивали друг друга, ехидничали, и Приходько видел, что Тихонов ужасно устал за эти дни.
- Если понадобится что-нибудь из дефицитной часовой фурнитуры, прошу ко мне, - сказал Тихонов. - Дружу с широким коллективом мелких спекулянтов.
- Среди них хромых нет случайно?
- Нет. Но мне кажется, что нашего Хромого там ни случайно, ни нарочно не найдешь.
- Это почему?
- А вот почему. Я же ведь не только знакомился там со спекулянтами. Я еще много беседовал с ними потом. Прямо жутко, аж скулы болят. Все это мелочь, бакланы. По штучке торгуют - украл, купил, перепродал. Но состав у них очень ровный: пьянчужки жалкие какие-то. И откуда они у нас только берутся? Прямо как василиски из заброшенных колодцев. Я уверен, что никто из них такой операции - украсть и перепродать большую партию деталей - не может. Да там о таких количествах и слыхом не слыхали. И я убежден, что эта линия - вообще гвоздь не от той стены. Эту версию, считай, мы уже отработали.
- Ну, а Джага как себя проявляет? Ты ведь собирался глаз с него не спускать.
- А как же! Бдим неукоснительно… денно и нощно… Я даже дневничок на него завел, - Тихонов приподнял со стула мокрый плащ, встряхнул его и извлек из бокового кармана записную книжку. - Можешь полюбоваться на моего подшефного.
Сергей раскрыл дневник.
«Вторник, 7 час. 30 мин. М. вышел из дому и приб. на раб. В 15 час. 30 мин. вышел с завода. На площ. Белорус, вокзала у нов. метро встретился с двумя неизв. мужч., с котор. приобрел в угловом „Растр.“ бутылку водки и тут же, около газировщицы, распил водку, после чего пошел на Б. Грузин, ул. Во дворе своего дома около 30 мин. играл в домино с соседями, потом вчетвером купили одну бут. водки и четвертинку, распили. В 18 час. М. ушел к себе домой и больше на улицу не выходил».
«Среда. 7 час. 30 мин. М. из дому напр, на завод. После работы выпивал на троих в угловом „Растр.“, потом играл в домино… и т. д.»
"Четверг…
…потом играл в домино…"
- Да-а, прямо скажем, насыщенно живет наш клиент, позавидуешь, - Приходько улыбнулся и покачал головой. - А какой поток информации о его связях! Каждый день новые люди из числа случайных собутыльников, и, как на грех, ни одного хромого… И все-таки, Стас, ты его из поля зрения не выпускай…
Думай, голова, картуз куплю
К вечеру снова пошел дождь. Щетки на лобовом стекле неутомимо сметали брызги, но, покуда они делали следующий взмах, вода опять заливала стекло. Негромко мурлыкал приемник. Балашов покосился на Джагу:
- Спишь, что ли?
- Да что вы, Виктор Михалыч! Думаю.
- Думай, думай, голова, картуз куплю. Если придумаешь что-нибудь толковое.
- В том-то и закавыка, что ничего толкового в голову не приходит.
Балашов добро улыбнулся:
- В такую голову - и ничего не приходит! Поверить трудно.
- Да вы не смейтесь, Виктор Михалыч, там сейчас действительно пылинку не пронесешь. После собрания этого вахтеры прямо озверели. «Нашу, - говорят, - профессиональную честь задели!» Вот дурачье, какая у них там профессия!
- У тебя зато богатая профессия. Без меня, наверное, ходил бы и побирался. Если уж такая у них плевая профессия, ты вот придумай, как их обмануть.
- Да разве в них дело-то, Виктор Михалыч?
- А в ком? В дяде?
- Так в том-то и дело, что после собрания весь народ на заводе взбаламутился. Контроль этот самый, народный, организовали. Учет ввели по операциям. Потом борьба там у них за отличное качество, так смена у смены не только по количеству, но и по кондиции детали принимает. Прямо беда! Близко подойти боязно!
- Ты, Джага, с точки зрения Советской власти, явление, увы, не только вредное, но и редкое. Весь твой завод на вахте стоит, а для тебя беда!
- Смеетесь?
- Уж куда серьезней!
- Чего же вы тогда себе на подхват ударника ком-труда не приспособите? Раз уж я такое вредное явление?
- Так это ты для Советской власти вредное явление, а для меня - ничего. Ленив только очень. И трусоват.
- А кому в тюрьму охота садиться? Вы-то там не были, а я тюремной баланды да рыбкиного супа нахлебался за милую душу. Вон все зубы от цинги выпали, - показал Джага два ряда металлических зубов.
- Мне-то хоть не ври. Я же не иностранный корреспондент - на такую дешевку не клюю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Это почему?
- А ты умерь свой оперативный зуд. Сейчас это во вред.
- Да бросьте вы менторствовать! - разозлился Стас.
- Не заводись. Противника надо уважать. Или хотя бы принимать в расчет, если это такая сволочь, как наши клиенты, - улыбнулся Сергей.
- Давай, давай. Будем уважать. Только зачем?
- А затем, что среди жуликов дураков уж никак не больше, чем среди порядочных людей.
- Вот именно, - сказал Шадрин. - Представь себе: какой-то растяпа-прокурор дал нам санкцию на арест Мошна. Ну и были бы мы круглыми дураками, если бы его взяли. Ты с Мосиным хоть раз говорил?
- Нет.
- И я не говорил. И Сергей не говорил. Так чего это мы вдруг должны уверовать, что он заведомо глупее нас? Болваном был бы он, если б вдруг раскололся. Улик-то практически нет против него никаких. А на испуг я брать не люблю. Это, я тебе скажу, не показание, которое с испугу дано. Нам надо, чтобы он не только дал правдивые показания, но сам же их и закрепил - пусть награбленное выдаст, покажет документы, секретные записочки, назовет соучастников. Подскажет слабые их места. А для этого против него нужны факты, а не эрзацы. Есть они у тебя, эти факты? Письмо, штраф, племянница! Факты! Разве это факты? Возьми хотя бы письмо. Заметь себе, что Джаге оно только адресовано. Но оно ему не отправлено. И не получал он его. Теперь, работает он на часовом заводе. Ну и что? Да там тьма людей работает. Водку пьет? Так она всем продается, и пьют ее не только жулики. Сообщу по секрету: и аз грешен - случается, вкушаю. Племянница? А разве доказано, что именно она похитила корпуса? Нет, не доказано. Хотя это и не исключено.
- Кроме того, есть в этом деле еще один интересный штрих, - сказал Приходько. - Вы хорошо помните текст письма Коржаева?
Шадрин кивнул.
- Хорошо, - пробормотал Стас.
- Даже если бегло просмотреть его, станет ясно - Джага здесь фигура вспомогательная. И вернее всего, он лишь у Хромого на подхвате. А ты, Стас, Хромого знаешь?
- Нет, - прищурился Тихонов.
- Вот об этом речь, - сказал Шадрин. - Я к тому же клоню. Ни роль Хромого, ни кто он такой, нам неизвестно. А ведь очень возможно, что и он здесь не самый главный. Я думаю, что Джага - это так, мелочь, плотва. Если подсечем его сейчас, уйдут наши щуки глубоко - только мы их и видели. Так что не сажать нам надо Джагу, а холить и лелеять, да нежно, чтобы он и не заметил этого. Вот тебе моя позиция. На сегодняшний день, конечно…
- Ладно, убедили, - засмеялся Тихонов. - Сломали меня, растерли в прах и пепел, которым и посыпаю свою грешную голову. Сдаюсь. И предлагаю другой план…
В историю больше не возвращаемся
(Нет, никак не снести Боливару двоих…)
«Готов», - сказал тогда устало Крот.
И столько было в его глазах животного страха, подавленности и ненависти, что в душе у Балашова шевельнулось даже что-то похожее на жалость. Но он раздавил этот отголосок давно умершего чувства, как давят в пепельнице окурок, - привычно, не задумываясь. Тогда Крот его боялся, и еще как боялся! А сейчас Крот, убрав старика, заявляет наглые требования. Балашов вспомнил ОТенри: «Боливару не снести двоих…»
- Глядите, Виктор Михалыч, пробросаетесь. Меня ж ведь и подобрать могут. Кому-то, может, теперь понадобятся не только мои руки, но и голова. Здесь, - он постучал себя по лбу, - много интересных сведений лежит. Так что предлагаю политику с позиции силы сменить на тактику переговоров…
- Так-так-так, - пробормотал Балашов, - это действительно становится интересным…
И Балашов твердо решил: нет, никак не снести Боливару двоих. Правда, пока что нужно только нейтрализовать Крота, чтобы он не путался под ногами. Опустил голову, постучал пальцем по подлокотнику.
- Эх, Гена, потерять друга - раз плюнуть. А искать его потом годами надо. Особенно таким людям, как мы с тобой.
- Что же мне, за дружбу подарить вам свою долю?
- Да кто говорит об этом? Чего ты заостряешься? Если ты помнишь, я тогда снял с обсуждения вопрос о деньгах. Это было несвоевременно. А сейчас настала пора его обсудить. Сколько ты хочешь?
- Половину.
- Сколько-о? - Балашов, который вообще ничего Кроту давать не собирался, все равно ахнул от такой наглости.
- .Вторую долю. Половину. И ни одной копейки меньше.
- Ну, Гена, это уж ты меня грабишь. Ты-то ни черта не вложил в это дело, а я скоро из-за него штаны сниму.
- Вам без штанов не страшно - все равно в «Волге» катаетесь, никто и не заметит.
- Ты, Крот, не забывай, что мы делим шкуру неубитого медведя. Денежки-то надо еще взять.
- Мне доллары ни к чему, а вы на перепродаже еще вдвое против меня наживетесь, что я вас - проверю?
- Знаешь, без доверия мы с тобой далеко не уедем.
- Когда меня в «шестерках» держали, что-то вы меня не очень в доверенные брали.
«Хам. Наглый глупый хам, - спокойно подумал Балашов. - Полагает, что он сейчас что-то стал значить. Навести на него уголовку анонимкой, что ли? Да нет, рановато еще, может от злости наболтать. Пускай подыхает как знает, без меня. Надо ему сейчас кость бросить…»
- Ты в философию не вдавайся и гонор свой не показывай. Постарайся не забывать, что из нас двоих деньги достать могу пока что только я. А ты в крайнем случае можешь лишь поломать это дело. Но это и не в твоих интересах. Так что давай по-деловому: даю тебе двадцать процентов.. - Сорок.
- Двадцать пять.
- Сорок.
- Вот что: бери третью долю или катись к чертовой матери!
- Часть наличными сейчас.
- На. Пока хватит.
Крот взял из его рук толстую пачку денег и, не считая, засунул в карман пиджака,
- А на эти деньги напиши мне расписочку, - сказал Балашов. Он решил придать их отношениям видимость солидности.
- Зачем? - удивился Крот.
- А затем, что ты у меня больше не служащий, а компаньон, и деньги эти пойдут в зачет при окончательном расчете.
- Виктор Михалыч, а зачем же расписка все-таки? - развеселился Крот. - Вы с меня долг через нарсуд, что ли, взыскивать будете?
- Суд не суд, а порядок должен быть.
- Ну, пожалуйста. Только какой из моих фамилий расписку подписывать? Какая вам нравится больше: Костюк, Ланде, Тарасов или Орлов?
- А мне все равно.
Когда Крот написал расписку, Балашов аккуратно сложил ее и положил в бумажник. Потом сказал:
- Жарко сегодня. Принеси водички с кухни. Только слей из крана побольше.
Как только Крот вышел, Балашов разогнулся в кресле, выпрямился и, стараясь не скрипнуть половицей, балансируя на одной ноге, дотянулся до пиджака Крота. В мгновение он обшарил карманы и вытащил из внутреннего самую дорогую для Крота вещь - его фальшивый паспорт. Пистолета, который дал ему Балашов перед поездкой в Одессу, в пиджаке не было.
Когда Крот вошел со стаканом в комнату, Балашов сидел в прежней позе в кресле и обмахивался газетой. Воду пил долго, со вкусом, обдумывая, как бы забрать у Крота пистолет. Потом встал.
- Ну, договорились, Геночка. Теперь сиди и жди открытки. Должна быть скоро.
- Посижу.
- Кстати, давай я заберу пушку. Ненароком Лизка наткнуться может, пойдут вопросы - зачем да почему.
- А вы не бойтесь, не наткнется. Я ее теперь все время при себе ношу, - и он похлопал себя по заднему карману брюк.
Гвоздь не от той стены
Тихонов стряхнул с плаща дождевые капли и небрежно бросил его на стул. Усаживаясь на край своего стола, спросил Сергея:
- Можете дать новые показания по делу подпольного концерна «Джага энд Ко»?
- Судя по выражению лица, ты такими показаниями тоже похвастаться не можешь, - хитро прищурился Приходько.
- Не говори уж, отец. Давно я так сильно не загорал.
- А все-таки?
- А все-таки? - задумчиво переспросил Тихонов. Потом грустно усмехнулся: - Если бы твоя тощая грудь была закована не в мундир, а в жилет, я бы, ей-богу, оросил его своими слезами…
Они ходили по тонкому льду шуток, подначивали друг друга, ехидничали, и Приходько видел, что Тихонов ужасно устал за эти дни.
- Если понадобится что-нибудь из дефицитной часовой фурнитуры, прошу ко мне, - сказал Тихонов. - Дружу с широким коллективом мелких спекулянтов.
- Среди них хромых нет случайно?
- Нет. Но мне кажется, что нашего Хромого там ни случайно, ни нарочно не найдешь.
- Это почему?
- А вот почему. Я же ведь не только знакомился там со спекулянтами. Я еще много беседовал с ними потом. Прямо жутко, аж скулы болят. Все это мелочь, бакланы. По штучке торгуют - украл, купил, перепродал. Но состав у них очень ровный: пьянчужки жалкие какие-то. И откуда они у нас только берутся? Прямо как василиски из заброшенных колодцев. Я уверен, что никто из них такой операции - украсть и перепродать большую партию деталей - не может. Да там о таких количествах и слыхом не слыхали. И я убежден, что эта линия - вообще гвоздь не от той стены. Эту версию, считай, мы уже отработали.
- Ну, а Джага как себя проявляет? Ты ведь собирался глаз с него не спускать.
- А как же! Бдим неукоснительно… денно и нощно… Я даже дневничок на него завел, - Тихонов приподнял со стула мокрый плащ, встряхнул его и извлек из бокового кармана записную книжку. - Можешь полюбоваться на моего подшефного.
Сергей раскрыл дневник.
«Вторник, 7 час. 30 мин. М. вышел из дому и приб. на раб. В 15 час. 30 мин. вышел с завода. На площ. Белорус, вокзала у нов. метро встретился с двумя неизв. мужч., с котор. приобрел в угловом „Растр.“ бутылку водки и тут же, около газировщицы, распил водку, после чего пошел на Б. Грузин, ул. Во дворе своего дома около 30 мин. играл в домино с соседями, потом вчетвером купили одну бут. водки и четвертинку, распили. В 18 час. М. ушел к себе домой и больше на улицу не выходил».
«Среда. 7 час. 30 мин. М. из дому напр, на завод. После работы выпивал на троих в угловом „Растр.“, потом играл в домино… и т. д.»
"Четверг…
…потом играл в домино…"
- Да-а, прямо скажем, насыщенно живет наш клиент, позавидуешь, - Приходько улыбнулся и покачал головой. - А какой поток информации о его связях! Каждый день новые люди из числа случайных собутыльников, и, как на грех, ни одного хромого… И все-таки, Стас, ты его из поля зрения не выпускай…
Думай, голова, картуз куплю
К вечеру снова пошел дождь. Щетки на лобовом стекле неутомимо сметали брызги, но, покуда они делали следующий взмах, вода опять заливала стекло. Негромко мурлыкал приемник. Балашов покосился на Джагу:
- Спишь, что ли?
- Да что вы, Виктор Михалыч! Думаю.
- Думай, думай, голова, картуз куплю. Если придумаешь что-нибудь толковое.
- В том-то и закавыка, что ничего толкового в голову не приходит.
Балашов добро улыбнулся:
- В такую голову - и ничего не приходит! Поверить трудно.
- Да вы не смейтесь, Виктор Михалыч, там сейчас действительно пылинку не пронесешь. После собрания этого вахтеры прямо озверели. «Нашу, - говорят, - профессиональную честь задели!» Вот дурачье, какая у них там профессия!
- У тебя зато богатая профессия. Без меня, наверное, ходил бы и побирался. Если уж такая у них плевая профессия, ты вот придумай, как их обмануть.
- Да разве в них дело-то, Виктор Михалыч?
- А в ком? В дяде?
- Так в том-то и дело, что после собрания весь народ на заводе взбаламутился. Контроль этот самый, народный, организовали. Учет ввели по операциям. Потом борьба там у них за отличное качество, так смена у смены не только по количеству, но и по кондиции детали принимает. Прямо беда! Близко подойти боязно!
- Ты, Джага, с точки зрения Советской власти, явление, увы, не только вредное, но и редкое. Весь твой завод на вахте стоит, а для тебя беда!
- Смеетесь?
- Уж куда серьезней!
- Чего же вы тогда себе на подхват ударника ком-труда не приспособите? Раз уж я такое вредное явление?
- Так это ты для Советской власти вредное явление, а для меня - ничего. Ленив только очень. И трусоват.
- А кому в тюрьму охота садиться? Вы-то там не были, а я тюремной баланды да рыбкиного супа нахлебался за милую душу. Вон все зубы от цинги выпали, - показал Джага два ряда металлических зубов.
- Мне-то хоть не ври. Я же не иностранный корреспондент - на такую дешевку не клюю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25