«Хорошо, - скажут они, - а что он за птица?» Тырь-пырь, а сказать-то нечего! Ничегошеньки я серьезного про него не знаю. А сам Балашов не из того теста, чтобы колоться. Скажу, - допустим, что возил какие-то пакеты в разные города. Кому возил? А черт их знает! На вокзалах и в аэропортах встречали, пакеты забирали и отдавали пакеты поменьше - с деньгами. Тут Балашов и скажет: «Кому вы, дорогие товарищи менты, верите: мне, честному, ничем не опороченному человеку, или этому беглому каторжнику, которого я первый раз в глаза вижу?» Покалякают с ним, побалакают и отпустят: сейчас ведь демократия настала - без доказательств ни-ни-ни! А я поеду свой старый срок отсиживать, да с новым довеском. Вот те и все дела. Нет, некуда мне деваться. Придется через пару месяцев поехать в ласковый город Одессу и выписать старику путевку в бессрочную командировку. Только Балашов зря полагает, что я лишь для него туда поеду. Уж если заскочу на хату к старому хрычу, заодно его бебехи пошарю. Не может того быть, чтоб он не держал каких-нибудь алмазов пламенных в своих лабазах каменных. Глядишь, пофартит, так, может быть, мне Балашов со всем своим делом на черта сивого не нужен будет…"
Крот не знал, что Коржаев свои алмазы в комнате не держит. Он не знал даже, что старик снова вернулся в Москву и договаривается сейчас по телефону с Балашовым о встрече…
- Виктор Михайлович! Это я, Коркин, здравствуйте!
- Дорогому Порфирию Викентьевичу мой привет и уважение! Вы где сейчас?
- На вокзале. Могу ли я ехать к той любезной девушке?
- Я же вам сказал, что это жилье покуда прочно зарезервировано за вами.
- И великолепно-с. Я сейчас же туда направляюсь и надеюсь вскоре видеть вас там. Как с нашими делами?
- Поговорить надо.
- А что, возникли осложнения? Я уж было позаботился об интересующих вас вещах…
- Ну, это не по телефону! Скоро приеду. - Балашов усмехнулся: «Закрутился, милый».
- Буду ждать. С нетерпением-с.
Балашов положил трубку и с тревогой подумал: «Как бы он там на Крота не наткнулся. Я, правда, запретил Кроту там сейчас появляться, но с этого барбоса всего хватит». После визита Гастролера в дом Лизы Балашов велел Кроту вернуться обратно на старое жилье, в Останкино. Кроту это было явно не по душе, но он подчинился.
Дверь Балашову открыл Коржаев:
- Подумайте, какая жалость, девушка Лиза только что ушла по своим делам.
Здороваясь со стариком, Балашов невольно подумал: «Врет, конечно, сволочь. Сам ее отправил. Обвык здесь, уже распоряжается, как хозяин. И все это за мои же деньги. Погоди, ты все эти счета оплатишь».
Коржаев достал из саквояжа бутылку вина. Балашов усмехнулся: «Ишь, гуляет! На бутылку „Червоне“ за 77 копеек расщедрился. Интересно, сколько за эту гнусную бутылку он постарается с меня содрать? Но твоя карта, родной, бита! Ничего ты больше с меня не возьмешь».
- У меня неприятности, Порфирий Викентьевич. Сейчас проводится большая ведомственная ревизия. Винтика вынести нельзя. Боюсь, как бы не докопались до моих прежних дел.
Коржаев истово перекрестился на фотографию Марчелло Мастроянни в углу.
- Господи, спаси и помилуй! Что же делать, Виктор Михайлович? Если вы мне не обеспечите товар по оговоренному списку к пятнадцатому июля, вы меня без ножа зарежете!
- Почему? - простовато удивился Балашов. - Вот бог даст, пройдет ревизия благополучно, к концу лета весь товарец в полном объеме я вам и представлю.
- Да к какому, к черту, концу лета! Вы что, спятили? Мне нужен товар к пятнадцатому июля, а иначе выкиньте его хоть на помойку!
- Прямо уж на помойку, - продолжал удивляться Балашов., - Наши детальки круглый год нужны для мастеров-леваков.
- Да какие там леваки, что вы мне ерунду городите!..
Балашов даже привстал на стуле. Но Коржаев уже спохватился и с прежним возмущением продолжал:
- Я с солидными людьми дело имею и не могу их дурачить, как мальчишек. Если было обещано к пятнадцатому, значит должно быть к пятнадцатому. Я им ваши ревизорские ведомости вместо деталей не могу предложить! Я их даже предупредить не смогу!
Сейчас они были похожи на двух боксеров, сильных, но боящихся друг друга. Здесь можно выиграть одним ударом. Но удар этот должен быть нокаутом. Они легонько молотили друг друга, уклонялись, делали выпады, отходили, и каждый наливал руку злобой, чтобы ударить наповал.
Балашов построил уже свою схему атаки: если старик категорически откажется от поставки в конце лета, значит, у него других каналов связи с Гастролером нет. Тогда вариант с его убийством надо придержать. Хотя Крот - это Крот, но все равно уж очень опасно. Шум большой может быть. Попробуем подработать что-нибудь попроще. А если согласится, значит он может связаться с закордонным купцом еще каким-то способом. Тогда старику надо будет умереть.
Коржаев не был подготовлен к этому бою и на ходу готовил контратаку. «Максу я передал приблизительно одну четверть всего товара. Он уже вложил приличные деньги в это дело, не считая поездок сюда, и вряд ли так легко откажется от всего. Но заработок мой он порежет наверняка. Только знать бы заранее: на сколько? Так, чтобы с этого проклятого осла снять сумму вдвое. Процентов двадцать снимет Макс, а? Дождусь его здесь в июле и перенесу окончательную встречу на сентябрь. Пожалуй, если хорошо поторгуюсь, еще заработаю на этом…»
- Что же, так вы мне ничего и не передадите сейчас? - сварливо спросил Коржаев. Балашов думал одно мгновение.
- Вот только эти десять тысяч аксов. Я их снял еще до ревизии, - сказал он, протягивая Коржаеву пузырек из-под валокордина, наполненный крошечными металлическими детальками.
- Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок, - уже откровенно грубо заявил старик. - Вы своей несобранностью поставили меня перед непреодолимыми трудностями. Да-с! Я вынужден буду выплатить своим контрагентам огромную неустойку. И все из-за вас!
- Но при чем здесь я? - развел руками Балашов, напряженно размышляя: «Откладывает встречу, значит каналы связи могут быть». - Ведь не я же назначил в своей мастерской ревизию…
- Ох господи помилуй, да когда же вы станете деловым человеком? Никого ваши объективные причины не интересуют. Они входят в естественные издержки коммерческого риска. Поэтому вы вместе со мной должны будете разделить тяжесть неустойки.
- А сколько это будет? - настороженно спросил Балашов.
Коржаев на минуту задумался. Пошевелил губами:
- Половина вашего гонорара.
- Что-о? Да мне же получать тогда нечего будет!
- А мне будет чего?. По-вашему, выходит, что я, в мои-то годы, должен из-за вас мотаться по всей стране задаром? Заметьте, что мне суточных и проездных никто не платит.
- Ну, треть, я еще понимаю…
- Минимум - сорок пять, иначе все придется отменить.
- Помилосердствуйте, я же еле расплачусь со своими людьми.
- Хорошо. Сорок процентов, и давайте кончим этот разговор.
Балашов тяжело вздохнул:
- Давайте…
Коржаев отпил глоток теплого мутного вина и сказал:
- Обо всех возможных у меня изменениях я вам напишу.
Балашов мгновенье подумал.
- На мой адрес лучше не надо. Видите ли, у меня молодая и ревнивая жена, обладающая скверной привычкой читать мою корреспонденцию. А поскольку я ее не посвящаю в свои дела, то ей лучше ничего и не знать. Запомните такой адрес: «Большая Грузинская улица, дом сто двенадцать, квартира семь, Мосину Ю.». Он мне сразу же передаст.
- А он не любопытный?
- Все, что захотите передать мне, пишите ему. Это абсолютно надежный, мой человек. Я вам как-то говорил о нем. Это Джага. В письме к нему так и обращайтесь, я буду знать точно, что оно от вас. Тогда и подписывать вам не надо будет.
- Хорошо, в случае чего я буду иметь в виду этот почтовый ящик.
Коржаев проиграл бой окончательно. Когда он затворил за Балашовым дверь, его одолели неясные сомнения. Этот человек хоть и лопух, но какой-то уж очень скользкий. Непонятно почему, но он вызывает подозрение. Нет, надо быть с ним осторожнее. Коржаев только не знал, что у него почти не осталось на это времени. Той же ночью он вылетел в Одессу.
А Балашов сидел в это время у Крота в Останкине.
- Осталось мало времени. Сегодня я говорил со стариком, и мне кажется, что он уже не сможет предупредить Гастролера. Хоть он и ничего не сказал мне, но вот тебе голову на отсечение, если я ошибаюсь: к приезду Гастролера он вернется сюда, чтобы его встретить. Видимо, он не может сидеть здесь и дожидаться его.
- И что?
- Ничего. Просто давай обсудим, как лучше с ним кончать. Ты вообще-то готов? Или как?
- Готов, - безразлично сказал Крот…
По-латыни обозначает…
На Петровку Тихонов явился к вечеру. Бегом, через две ступени, взбежал он на второй этаж и без стука влетел в кабинет своего начальника майора Шадрина.
- Борис Иваныч! Имеем новые сведения!
- Ладно. Ты присядь, отдохни, - усмехнулся Шадрин.
- Нет, я же на полном серьезе вам говорю, Борис Иваныч! Пока фортуна стоит к нам лицом! - закипятился Стас.
Шадрин откинулся на стуле, не торопясь достал сигарету, закурил. На его длинном худом лице не было ни восторга, ни нетерпения. Спокойное лицо занятого человека.
- Ну что ж, давай делись своими голубыми милицейскими радостями.
- Так вот. Наш друг - Мосин - Джага, оказывается, работает на часовом заводе. Для меня это был первый приятный сюрприз: вот они откуда берутся - винтики, колесики, аксики! Поехал я на завод - поинтересоваться Джагой поближе. Порасспрошал людей про некоторых, ну и про Джагу в том числе. Насчет боржома - неизвестно, а вот водочкой мой «подопечный» балуется крепко: в бухгалтерии по повесткам вытрезвителя уже дважды у него штрафы высчитывали. А на водочку нужны знаки…
- Какие знаки? - удивился Шадрин.
- Ну какие? Денежные… Характеризуют Джагу, прямо скажем, не ай-яй-яй. Правда, сам он ни разу в кражах не попадался, но подозрения на него бывали.
- Это какие же подозрения?
- Обыкновенные. Как в римском праве: пост хок, эрго проптор хок!
- Как, как? - переспросил Шадрин.
- Ну, это по-латыни. Обозначает: «Из-за этого, значит поэтому», - небрежно бросил Стас. - Так вот, пропадут в одном, другом цехе какие-нибудь детальки, тут все давай вспоминать - то да се… А потом всплывает: Юрка-монтер в обед у станков ковырялся, провода смотрел. Раз, другой, потом его самого по-рабочему - за лацканы. Он, конечно, в амбицию: «Вы меня поймали? Нет? Ну и катитесь!» Тем пока и кончалось.
Шадрин громко расхохотался:
- Слушай, Тихонов, ну, отчего ты такой трепач? «Пост хок» твой несчастный обозначает «после этого, значит поэтому»! И это не из римского права вовсе, а из курса логики. И является примером грубой логической ошибки. Ясно?
- Ясно, - не смущаясь, сказал Тихонов. - Тем более. Вы лучше 'дальше послушайте. Оказывается, на участке, где корпуса пропали, работает Кондратьева Зинаида, родная племянница Джаги.
- Все это очень интересно, - сказал Шадрин. - Так что ты предлагаешь теперь?
- Да это ж слепому ясно!
- У меня зрение неплохое, но мне еще не очень ясно. Так что уж подскажи.
- Надо бы Джагу сегодня же посадить, - сказал Стас.
Шадрин сделал испуганные глаза и надул щеки.
- Уф! Прямо-таки сегодня?
- А что? В этом есть свои резоны.
- Позволь уж поинтересоваться, дорогой мой Тихонов, а за что мы его посадим?
- Кого это вы тут сажаете? - спросил вошедший Приходько.
- Заходи, Сережа. Я вот предлагаю Джагу окунуть в КПЗ. А Борис Иваныч с меня саржи рисует. Давай вместе думать. Ведь Джага - явный преступник. Кому Коржаев блатное письмо адресовал? Джа-ге! Если мы его здесь сутки подержим, он, как штык, разговорится. Прижмем письмом - расскажет про Коржаева. Потом сдаст Хромого, возьмемся за племянницу - выяснится насчет корпусов…
- Светило! Анатолий Федорович Кони - да и только. Просто изумительный пафос обвинителя, - сказал Шадрин, невозмутимо покуривая свою «Шипку».
Приходько покрутил в руках карандаш, потом поднял на Стаса глаза:
- Не, старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Крот не знал, что Коржаев свои алмазы в комнате не держит. Он не знал даже, что старик снова вернулся в Москву и договаривается сейчас по телефону с Балашовым о встрече…
- Виктор Михайлович! Это я, Коркин, здравствуйте!
- Дорогому Порфирию Викентьевичу мой привет и уважение! Вы где сейчас?
- На вокзале. Могу ли я ехать к той любезной девушке?
- Я же вам сказал, что это жилье покуда прочно зарезервировано за вами.
- И великолепно-с. Я сейчас же туда направляюсь и надеюсь вскоре видеть вас там. Как с нашими делами?
- Поговорить надо.
- А что, возникли осложнения? Я уж было позаботился об интересующих вас вещах…
- Ну, это не по телефону! Скоро приеду. - Балашов усмехнулся: «Закрутился, милый».
- Буду ждать. С нетерпением-с.
Балашов положил трубку и с тревогой подумал: «Как бы он там на Крота не наткнулся. Я, правда, запретил Кроту там сейчас появляться, но с этого барбоса всего хватит». После визита Гастролера в дом Лизы Балашов велел Кроту вернуться обратно на старое жилье, в Останкино. Кроту это было явно не по душе, но он подчинился.
Дверь Балашову открыл Коржаев:
- Подумайте, какая жалость, девушка Лиза только что ушла по своим делам.
Здороваясь со стариком, Балашов невольно подумал: «Врет, конечно, сволочь. Сам ее отправил. Обвык здесь, уже распоряжается, как хозяин. И все это за мои же деньги. Погоди, ты все эти счета оплатишь».
Коржаев достал из саквояжа бутылку вина. Балашов усмехнулся: «Ишь, гуляет! На бутылку „Червоне“ за 77 копеек расщедрился. Интересно, сколько за эту гнусную бутылку он постарается с меня содрать? Но твоя карта, родной, бита! Ничего ты больше с меня не возьмешь».
- У меня неприятности, Порфирий Викентьевич. Сейчас проводится большая ведомственная ревизия. Винтика вынести нельзя. Боюсь, как бы не докопались до моих прежних дел.
Коржаев истово перекрестился на фотографию Марчелло Мастроянни в углу.
- Господи, спаси и помилуй! Что же делать, Виктор Михайлович? Если вы мне не обеспечите товар по оговоренному списку к пятнадцатому июля, вы меня без ножа зарежете!
- Почему? - простовато удивился Балашов. - Вот бог даст, пройдет ревизия благополучно, к концу лета весь товарец в полном объеме я вам и представлю.
- Да к какому, к черту, концу лета! Вы что, спятили? Мне нужен товар к пятнадцатому июля, а иначе выкиньте его хоть на помойку!
- Прямо уж на помойку, - продолжал удивляться Балашов., - Наши детальки круглый год нужны для мастеров-леваков.
- Да какие там леваки, что вы мне ерунду городите!..
Балашов даже привстал на стуле. Но Коржаев уже спохватился и с прежним возмущением продолжал:
- Я с солидными людьми дело имею и не могу их дурачить, как мальчишек. Если было обещано к пятнадцатому, значит должно быть к пятнадцатому. Я им ваши ревизорские ведомости вместо деталей не могу предложить! Я их даже предупредить не смогу!
Сейчас они были похожи на двух боксеров, сильных, но боящихся друг друга. Здесь можно выиграть одним ударом. Но удар этот должен быть нокаутом. Они легонько молотили друг друга, уклонялись, делали выпады, отходили, и каждый наливал руку злобой, чтобы ударить наповал.
Балашов построил уже свою схему атаки: если старик категорически откажется от поставки в конце лета, значит, у него других каналов связи с Гастролером нет. Тогда вариант с его убийством надо придержать. Хотя Крот - это Крот, но все равно уж очень опасно. Шум большой может быть. Попробуем подработать что-нибудь попроще. А если согласится, значит он может связаться с закордонным купцом еще каким-то способом. Тогда старику надо будет умереть.
Коржаев не был подготовлен к этому бою и на ходу готовил контратаку. «Максу я передал приблизительно одну четверть всего товара. Он уже вложил приличные деньги в это дело, не считая поездок сюда, и вряд ли так легко откажется от всего. Но заработок мой он порежет наверняка. Только знать бы заранее: на сколько? Так, чтобы с этого проклятого осла снять сумму вдвое. Процентов двадцать снимет Макс, а? Дождусь его здесь в июле и перенесу окончательную встречу на сентябрь. Пожалуй, если хорошо поторгуюсь, еще заработаю на этом…»
- Что же, так вы мне ничего и не передадите сейчас? - сварливо спросил Коржаев. Балашов думал одно мгновение.
- Вот только эти десять тысяч аксов. Я их снял еще до ревизии, - сказал он, протягивая Коржаеву пузырек из-под валокордина, наполненный крошечными металлическими детальками.
- Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок, - уже откровенно грубо заявил старик. - Вы своей несобранностью поставили меня перед непреодолимыми трудностями. Да-с! Я вынужден буду выплатить своим контрагентам огромную неустойку. И все из-за вас!
- Но при чем здесь я? - развел руками Балашов, напряженно размышляя: «Откладывает встречу, значит каналы связи могут быть». - Ведь не я же назначил в своей мастерской ревизию…
- Ох господи помилуй, да когда же вы станете деловым человеком? Никого ваши объективные причины не интересуют. Они входят в естественные издержки коммерческого риска. Поэтому вы вместе со мной должны будете разделить тяжесть неустойки.
- А сколько это будет? - настороженно спросил Балашов.
Коржаев на минуту задумался. Пошевелил губами:
- Половина вашего гонорара.
- Что-о? Да мне же получать тогда нечего будет!
- А мне будет чего?. По-вашему, выходит, что я, в мои-то годы, должен из-за вас мотаться по всей стране задаром? Заметьте, что мне суточных и проездных никто не платит.
- Ну, треть, я еще понимаю…
- Минимум - сорок пять, иначе все придется отменить.
- Помилосердствуйте, я же еле расплачусь со своими людьми.
- Хорошо. Сорок процентов, и давайте кончим этот разговор.
Балашов тяжело вздохнул:
- Давайте…
Коржаев отпил глоток теплого мутного вина и сказал:
- Обо всех возможных у меня изменениях я вам напишу.
Балашов мгновенье подумал.
- На мой адрес лучше не надо. Видите ли, у меня молодая и ревнивая жена, обладающая скверной привычкой читать мою корреспонденцию. А поскольку я ее не посвящаю в свои дела, то ей лучше ничего и не знать. Запомните такой адрес: «Большая Грузинская улица, дом сто двенадцать, квартира семь, Мосину Ю.». Он мне сразу же передаст.
- А он не любопытный?
- Все, что захотите передать мне, пишите ему. Это абсолютно надежный, мой человек. Я вам как-то говорил о нем. Это Джага. В письме к нему так и обращайтесь, я буду знать точно, что оно от вас. Тогда и подписывать вам не надо будет.
- Хорошо, в случае чего я буду иметь в виду этот почтовый ящик.
Коржаев проиграл бой окончательно. Когда он затворил за Балашовым дверь, его одолели неясные сомнения. Этот человек хоть и лопух, но какой-то уж очень скользкий. Непонятно почему, но он вызывает подозрение. Нет, надо быть с ним осторожнее. Коржаев только не знал, что у него почти не осталось на это времени. Той же ночью он вылетел в Одессу.
А Балашов сидел в это время у Крота в Останкине.
- Осталось мало времени. Сегодня я говорил со стариком, и мне кажется, что он уже не сможет предупредить Гастролера. Хоть он и ничего не сказал мне, но вот тебе голову на отсечение, если я ошибаюсь: к приезду Гастролера он вернется сюда, чтобы его встретить. Видимо, он не может сидеть здесь и дожидаться его.
- И что?
- Ничего. Просто давай обсудим, как лучше с ним кончать. Ты вообще-то готов? Или как?
- Готов, - безразлично сказал Крот…
По-латыни обозначает…
На Петровку Тихонов явился к вечеру. Бегом, через две ступени, взбежал он на второй этаж и без стука влетел в кабинет своего начальника майора Шадрина.
- Борис Иваныч! Имеем новые сведения!
- Ладно. Ты присядь, отдохни, - усмехнулся Шадрин.
- Нет, я же на полном серьезе вам говорю, Борис Иваныч! Пока фортуна стоит к нам лицом! - закипятился Стас.
Шадрин откинулся на стуле, не торопясь достал сигарету, закурил. На его длинном худом лице не было ни восторга, ни нетерпения. Спокойное лицо занятого человека.
- Ну что ж, давай делись своими голубыми милицейскими радостями.
- Так вот. Наш друг - Мосин - Джага, оказывается, работает на часовом заводе. Для меня это был первый приятный сюрприз: вот они откуда берутся - винтики, колесики, аксики! Поехал я на завод - поинтересоваться Джагой поближе. Порасспрошал людей про некоторых, ну и про Джагу в том числе. Насчет боржома - неизвестно, а вот водочкой мой «подопечный» балуется крепко: в бухгалтерии по повесткам вытрезвителя уже дважды у него штрафы высчитывали. А на водочку нужны знаки…
- Какие знаки? - удивился Шадрин.
- Ну какие? Денежные… Характеризуют Джагу, прямо скажем, не ай-яй-яй. Правда, сам он ни разу в кражах не попадался, но подозрения на него бывали.
- Это какие же подозрения?
- Обыкновенные. Как в римском праве: пост хок, эрго проптор хок!
- Как, как? - переспросил Шадрин.
- Ну, это по-латыни. Обозначает: «Из-за этого, значит поэтому», - небрежно бросил Стас. - Так вот, пропадут в одном, другом цехе какие-нибудь детальки, тут все давай вспоминать - то да се… А потом всплывает: Юрка-монтер в обед у станков ковырялся, провода смотрел. Раз, другой, потом его самого по-рабочему - за лацканы. Он, конечно, в амбицию: «Вы меня поймали? Нет? Ну и катитесь!» Тем пока и кончалось.
Шадрин громко расхохотался:
- Слушай, Тихонов, ну, отчего ты такой трепач? «Пост хок» твой несчастный обозначает «после этого, значит поэтому»! И это не из римского права вовсе, а из курса логики. И является примером грубой логической ошибки. Ясно?
- Ясно, - не смущаясь, сказал Тихонов. - Тем более. Вы лучше 'дальше послушайте. Оказывается, на участке, где корпуса пропали, работает Кондратьева Зинаида, родная племянница Джаги.
- Все это очень интересно, - сказал Шадрин. - Так что ты предлагаешь теперь?
- Да это ж слепому ясно!
- У меня зрение неплохое, но мне еще не очень ясно. Так что уж подскажи.
- Надо бы Джагу сегодня же посадить, - сказал Стас.
Шадрин сделал испуганные глаза и надул щеки.
- Уф! Прямо-таки сегодня?
- А что? В этом есть свои резоны.
- Позволь уж поинтересоваться, дорогой мой Тихонов, а за что мы его посадим?
- Кого это вы тут сажаете? - спросил вошедший Приходько.
- Заходи, Сережа. Я вот предлагаю Джагу окунуть в КПЗ. А Борис Иваныч с меня саржи рисует. Давай вместе думать. Ведь Джага - явный преступник. Кому Коржаев блатное письмо адресовал? Джа-ге! Если мы его здесь сутки подержим, он, как штык, разговорится. Прижмем письмом - расскажет про Коржаева. Потом сдаст Хромого, возьмемся за племянницу - выяснится насчет корпусов…
- Светило! Анатолий Федорович Кони - да и только. Просто изумительный пафос обвинителя, - сказал Шадрин, невозмутимо покуривая свою «Шипку».
Приходько покрутил в руках карандаш, потом поднял на Стаса глаза:
- Не, старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25