— Ведь для меня жизненно важно, чтобы ты всецело доверяла мне, даже если тебе не понравятся мои ответы. Ты спрашиваешь, кто послал меня сюда и поручил передать тебе рунический манускрипт. — Он показал рукой на лежавший на стуле рюкзак. — Ты еще никогда не встречалась с этой дамой, но, полагаю, знаешь ее имя. Меня послала сюда твоя тетушка, Зоя Бен.
Странно, почему при любых потрясениях или огорчениях с моих уст неизменно срываются слова «святое дерьмо». Что, в сущности, они могут значить? Неужели боги и святые, подобно нам, простым смертным, удаляют из организма какие-то отходы? И неужели я настолько лишена творческого начала, что не способна создать более оригинальное выражение, пусть даже для собственного мысленного употребления?
Но, как я уже говорила, при нашей работе у нас вошло в привычку придумывать остроумные изречения о разнообразных отбросах, вероятно, потому, что мы каждый божий день сталкивались с весьма неприятной и наводящей тоску задачей — уборкой за постоянно увеличивающимся и производящим все больше отходов населением нашей необратимо уменьшающейся планеты.
Поэтому, войдя в наш рабочий кабинет, я восприняла как должное приветствие Оливера, восторженно встретившего меня очередным каламбуром из песни Тома Лерера «Мусор», нашего отраслевого фаворита по фразочкам типа: «Ошметки завтрака, что зашвырнул ты в Бей, к обеду приплывут к нам в Сан-Хосе». Развернувшись на кресле и увидев меня, Оливер прищелкнул пальцами, как кастаньетами.
— О милостивый пророк Морони! — воскликнул он. — Только не пойми меня превратно, Ариэль, но ты выглядишь точь-в-точь как некий предмет, который твой аргонавт иногда притаскивает с улицы. Что с тобой случилось? Неужели, упорно стараясь вчера передавить пешеходов, ты поцеловалась с фонарным столбом?
— Из-за моего упорного старания убежать от жизни меня вчера чуть не раздавила лавина, — ответила я, понимая, что доставка служебной машины Вольфганга с горного курорта все равно породит в центре обильную пищу для сплетен, когда выяснится, что мы с ним целый день прокатались там на лыжах. — Мне очень жаль, Оливер, что я так глупо вела себя около почты. Просто последние дни я слегка не в себе.
— Лавина? Она встретилась тебе по пути с почты на работу? Обалдеть, каких только приключений не бывает в нашем отделе. — Оливер подошел ко мне и заботливо помог устроиться за моим рабочим столом. Примостившись на ручку кресла, он продолжил: — Но ты ведь так и не вернулась вчера сюда, а когда часов в семь я приехал домой, твоей машины еще не было и весь дом стоял темным и молчаливым. Мы с Ясоном по-холостяцки поужинали, удивляясь, куда ты запропастилась.
Значит, умненький Ясон выпросил себе два ужина: первый — наверху у Оливера, из его гурманских кошачьих запасов, а второй — в моих нижних апартаментах. Ну и ловкач! Хотелось бы мне, чтобы он превратился в человека, тогда я смогла бы привлечь его к решению моих проблем. Однако, как я догадывалась, Оливер ждал ответа. Прикрыв веки, я прижала пальцы к повязке над ноющим глазом. Дольше молчать было нельзя.
— Я надеюсь, ты не поставил на кон еще и средства на покупку экологически чистых цыплят и фермерской оленины, — сказала я.
Открыв рот, Оливер изумленно вытаращился на меня.
— Не может быть! — выдохнул он. — Не хочешь же ты сказать, что на самом деле…
— Провела ночь с доктором Хаузером? Да, провела. Но ничего особенного не случилось.
В конце концов, учитывая ажиотаж, вызванный появлением Вольфганга Хаузера, в городке такого размера все равно узнают об этом достаточно скоро.
— Ничего не случилось?! — почти завопил Оливер. Он захлопнул дверь и плюхнулся в свое кресло. — Тогда что же все это, по-твоему, означает?
— Оливер, этот человек спас мне жизнь. Я была ранена, как ты видишь, и он привез меня домой. Потом я потеряла сознание, поэтому ему пришлось переночевать у меня.
Я обхватила руками ноющую голову.
— Кажется, мне пора сменить религию, — вставая, сказал Оливер. — Пророк Морони, видимо, не слишком хорошо разбирается в мотивации импульсивного поведения женщин. Меня всегда восхищала иудейская вера, в основном из-за могущества еврейского возгласа «ой!». Каково его этимологическое происхождение, ты не задумывалась? Почему становится легче на душе, даже если ты просто ходишь, приговаривая «оёёй» ?
Оливер начал курсировать вокруг меня, продолжая горестно ойкать.
Я решила, что пора вмешаться, и спросила:
— Кстати, ты собираешься на выходные в Солнечную долину?
— А зачем же еще, по-твоему, я задерживаюсь каждый вечер на работе? — парировал он.
— Если Вольфганг Хаузер к тому времени успеет вернуться из командировки, то тоже поедет с нами, — сообщила я. — Все-таки с понедельника я начинаю работать по его проекту, и к тому же он спас мне жизнь.
— Оёёй! — взвыл Оливер, воздев очи к потолку. — Мой пророк, ты и правда куда-то испарился!
Я надеялась, что Оливер все-таки разберется с толкованием восклицания «ой», причем по возможности быстро. Потому что это восклицание начало казаться вполне подходящим описанием моей нынешней жизни.
Сегодня утром, поскольку я еще не могла нормально двигать рукой из опасения, что разойдутся швы, Вольфганг подвез меня до работы. По пути я решила заглянуть на почту и попросила его остановиться там на минутку, не выключая зажигания. Подойдя к сидевшему за стойкой Джорджу, одному из служащих, я подписала заявку с просьбой не доставлять мне почту в течение нескольких дней, пока не заживет моя рука. Я попросила его также позвонить мне на работу в случае, если на мое имя придет большой пакет — чтобы не гонять водителя к моему почтовому ящику с извещением. Тогда, пояснила я, если это окажется чем-то важным, я заеду на почту по пути с работы, а кто-нибудь из служащих поможет мне донести пакет до машины.
— Я надеюсь, тебя не слишком потрясло известие о тетушке Зое? — спросил меня еще до отъезда из дома Вольфганг, когда я жадно заглатывала омлет со сметаной и икрой, который он приготовил, ознакомившись со своеобразным содержимым моего холодильника. — Твоей тете очень хотелось бы познакомиться с тобой, чтобы вы с ней, как говорится, узнали друг друга поближе. Она очаровательная женщина, потрясающе обаятельная. Впрочем, она понимает, почему остальные члены вашей семьи считают ее паршивой овцой.
Хорошо еще, что понимает, подумала я. Большинство подробностей о жизни Зои были широко известны благодаря постоянно обсуждаемым автобиографическим книгам, которые она уже успела опубликовать. К примеру, ее легендарное призвание как одной из самых знаменитых танцовщиц Европы, наряду с ее добрыми приятелями Айседорой Дункан, Жозефиной Бейкер и Вацлавом Нижинским. Или не менее легендарное второе призвание как одной из самых знаменитых дам полусвета в Европе, наряду с такими образцами для подражания, как Лола Монтес, Коко Шанель и героиня романа «Дама с камелиями». И так далее, и тому подобное.
Но до сегодняшнего завтрака с Вольфгангом я ни разу не слышала о некоторых других деталях, к примеру о том, что во время Второй мировой войны моя пользующаяся дурной славой тетушка Зоя была членом французского Сопротивления, не говоря уже о ее деятельности в качестве информатора Бюро стратегических служб — первой в Америке международной шпионской организации.
Мне стало любопытно, что из сказанного может оказаться правдой. Хотя для нашей ветви родового дерева подобные стремления и поступки были бы вполне органичны, я сильно сомневалась в том, что организация типа БСС, действующая в условиях строжайшей секретности и занимающаяся шифровкой и дешифровкой шпионских донесений, стала бы иметь дело с такой экзальтированной и легкомысленной особой, к тому же такой первоклассной болтуньей, как тетя Зоя. Но если задуматься, подобная репутация могла служить великолепным прикрытием, чему был превосходный пример — ее мудрая предшественница, также танцовщица, Мата Хари.
Допустим, если верны последние сведения о Зое, то сейчас, в восемьдесят три года, она живет в свое удовольствие в Париже, купаясь в шампанском и ведя свою обычную непристойную и скандальную жизнь. Меня заинтриговало, как же ей удалось подцепить такого типа, как Вольфганг Хаузер, чиновника высшего ранга из венского МАГАТЭ.
Вольфганг объяснил мне, что в прошлом марте, год назад, на пятидесятой ежегодной международной встрече «стражей мира» в Вене, он пополнил ряды поклонников Зои, познакомившись с ней во время веселого застолья в местном винном погребке, одном из тех традиционных австрийских ресторанчиков, где пьют виноградные вина свежесобранного урожая. По словам Вольфганга, после нескольких галлонов молодого вина Зоя уже доверяла ему достаточно, чтобы рассказать об этом руническом манускрипте. А потом она попросила его о помощи.
Вольфганг сказал, что Зоя раздобыла этот манускрипт, копия которого теперь имеется у меня, несколько десятков лет назад. Не вдаваясь в подробности его приобретения, она пояснила, что эти раритеты появились во времена Вагнера (Рихарда), когда в конце прошлого века в Германии и Австрии вспыхнул интерес к возрождению корней их якобы высшей тевтонской культуры. Создавались целые общества, представители которых сновали по всей Европе, записывая и расшифровывая надписи с древних каменных памятников.
Зоя считала, что ее документы являются редкими и ценными и что они могут иметь какую-то связь с рукописями, унаследованными Сэмом от Эрнеста, брата Зои, избегавшего семейных отношений. Возможно даже, сказала она Вольфгангу, что имевшаяся у Сэма рукопись тоже представляет собой рунический текст, который поможет понять и расшифровать ее собственный. Но после смерти Эрнеста все попытки Зои связаться и поговорить с Сэмом оказались безуспешными.
Зная статус Вольфганга в международной ядерной сфере, Зоя надеялась, что он сумеет через меня связаться с Сэмом и обсудить все вопросы без привлечения других членов семьи, хотя Вольфганг так и не понял, почему она сделала его, совершенно незнакомого человека, своим доверенным лицом.
Учитывая тетушкину репутацию, причины этого показались мне вполне ясными. Конечно, восемьдесят три — почтенный возраст, но ведь Зоя не страдала слепотой. Развлекавшие ее мужчины не всегда обладали сказочным богатством, но неизменно отличались впечатляющей красотой, а герр Вольфганг Хаузер был поистине великолепен. Если бы я на самом деле не держала в руках этот пресловутый манускрипт, то заподозрила бы, что выжившая из ума старая кокетка заварила всю эту кашу только для того, чтобы добавить Вольфганга в качестве последней безделушки к своей и без того перегруженной драгоценностями короне.
Согласившись в принципе помочь Зое, не поддерживавшей родственных отношений, связаться с нашей семьей, чтобы найти нас с Сэмом и склонить к участию в этом плане, Вольфганг начал действовать только после того, как нашел законную причину для поездки в Айдахо. Он не знал, что ко времени его прибытия Сэма уже не будет в живых, как не знал и того, соглашусь ли я иметь дело еще с одной представительницей той ветви нашей семьи, общения с которой я обычно всячески избегала.
Бессмысленно было объяснять Вольфгангу, что если бы подобный манускрипт даже на короткое время оказался в руках Сэма, то он был бы уже расшифрован. Единственной непокоренной шифровальной системой нашего века оставалась та, что изобрели индейцы племени навахо во время Второй мировой войны. Культурные традиции коренного населения Америки порождают склонность к подобным вещам, и я знала, что криптография была необходима Сэму как воздух.
Однако то, что Сэм все еще продолжал активно дышать земным воздухом, известно было на всей планете только мне одной, о чем я неустанно напоминала себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Странно, почему при любых потрясениях или огорчениях с моих уст неизменно срываются слова «святое дерьмо». Что, в сущности, они могут значить? Неужели боги и святые, подобно нам, простым смертным, удаляют из организма какие-то отходы? И неужели я настолько лишена творческого начала, что не способна создать более оригинальное выражение, пусть даже для собственного мысленного употребления?
Но, как я уже говорила, при нашей работе у нас вошло в привычку придумывать остроумные изречения о разнообразных отбросах, вероятно, потому, что мы каждый божий день сталкивались с весьма неприятной и наводящей тоску задачей — уборкой за постоянно увеличивающимся и производящим все больше отходов населением нашей необратимо уменьшающейся планеты.
Поэтому, войдя в наш рабочий кабинет, я восприняла как должное приветствие Оливера, восторженно встретившего меня очередным каламбуром из песни Тома Лерера «Мусор», нашего отраслевого фаворита по фразочкам типа: «Ошметки завтрака, что зашвырнул ты в Бей, к обеду приплывут к нам в Сан-Хосе». Развернувшись на кресле и увидев меня, Оливер прищелкнул пальцами, как кастаньетами.
— О милостивый пророк Морони! — воскликнул он. — Только не пойми меня превратно, Ариэль, но ты выглядишь точь-в-точь как некий предмет, который твой аргонавт иногда притаскивает с улицы. Что с тобой случилось? Неужели, упорно стараясь вчера передавить пешеходов, ты поцеловалась с фонарным столбом?
— Из-за моего упорного старания убежать от жизни меня вчера чуть не раздавила лавина, — ответила я, понимая, что доставка служебной машины Вольфганга с горного курорта все равно породит в центре обильную пищу для сплетен, когда выяснится, что мы с ним целый день прокатались там на лыжах. — Мне очень жаль, Оливер, что я так глупо вела себя около почты. Просто последние дни я слегка не в себе.
— Лавина? Она встретилась тебе по пути с почты на работу? Обалдеть, каких только приключений не бывает в нашем отделе. — Оливер подошел ко мне и заботливо помог устроиться за моим рабочим столом. Примостившись на ручку кресла, он продолжил: — Но ты ведь так и не вернулась вчера сюда, а когда часов в семь я приехал домой, твоей машины еще не было и весь дом стоял темным и молчаливым. Мы с Ясоном по-холостяцки поужинали, удивляясь, куда ты запропастилась.
Значит, умненький Ясон выпросил себе два ужина: первый — наверху у Оливера, из его гурманских кошачьих запасов, а второй — в моих нижних апартаментах. Ну и ловкач! Хотелось бы мне, чтобы он превратился в человека, тогда я смогла бы привлечь его к решению моих проблем. Однако, как я догадывалась, Оливер ждал ответа. Прикрыв веки, я прижала пальцы к повязке над ноющим глазом. Дольше молчать было нельзя.
— Я надеюсь, ты не поставил на кон еще и средства на покупку экологически чистых цыплят и фермерской оленины, — сказала я.
Открыв рот, Оливер изумленно вытаращился на меня.
— Не может быть! — выдохнул он. — Не хочешь же ты сказать, что на самом деле…
— Провела ночь с доктором Хаузером? Да, провела. Но ничего особенного не случилось.
В конце концов, учитывая ажиотаж, вызванный появлением Вольфганга Хаузера, в городке такого размера все равно узнают об этом достаточно скоро.
— Ничего не случилось?! — почти завопил Оливер. Он захлопнул дверь и плюхнулся в свое кресло. — Тогда что же все это, по-твоему, означает?
— Оливер, этот человек спас мне жизнь. Я была ранена, как ты видишь, и он привез меня домой. Потом я потеряла сознание, поэтому ему пришлось переночевать у меня.
Я обхватила руками ноющую голову.
— Кажется, мне пора сменить религию, — вставая, сказал Оливер. — Пророк Морони, видимо, не слишком хорошо разбирается в мотивации импульсивного поведения женщин. Меня всегда восхищала иудейская вера, в основном из-за могущества еврейского возгласа «ой!». Каково его этимологическое происхождение, ты не задумывалась? Почему становится легче на душе, даже если ты просто ходишь, приговаривая «оёёй» ?
Оливер начал курсировать вокруг меня, продолжая горестно ойкать.
Я решила, что пора вмешаться, и спросила:
— Кстати, ты собираешься на выходные в Солнечную долину?
— А зачем же еще, по-твоему, я задерживаюсь каждый вечер на работе? — парировал он.
— Если Вольфганг Хаузер к тому времени успеет вернуться из командировки, то тоже поедет с нами, — сообщила я. — Все-таки с понедельника я начинаю работать по его проекту, и к тому же он спас мне жизнь.
— Оёёй! — взвыл Оливер, воздев очи к потолку. — Мой пророк, ты и правда куда-то испарился!
Я надеялась, что Оливер все-таки разберется с толкованием восклицания «ой», причем по возможности быстро. Потому что это восклицание начало казаться вполне подходящим описанием моей нынешней жизни.
Сегодня утром, поскольку я еще не могла нормально двигать рукой из опасения, что разойдутся швы, Вольфганг подвез меня до работы. По пути я решила заглянуть на почту и попросила его остановиться там на минутку, не выключая зажигания. Подойдя к сидевшему за стойкой Джорджу, одному из служащих, я подписала заявку с просьбой не доставлять мне почту в течение нескольких дней, пока не заживет моя рука. Я попросила его также позвонить мне на работу в случае, если на мое имя придет большой пакет — чтобы не гонять водителя к моему почтовому ящику с извещением. Тогда, пояснила я, если это окажется чем-то важным, я заеду на почту по пути с работы, а кто-нибудь из служащих поможет мне донести пакет до машины.
— Я надеюсь, тебя не слишком потрясло известие о тетушке Зое? — спросил меня еще до отъезда из дома Вольфганг, когда я жадно заглатывала омлет со сметаной и икрой, который он приготовил, ознакомившись со своеобразным содержимым моего холодильника. — Твоей тете очень хотелось бы познакомиться с тобой, чтобы вы с ней, как говорится, узнали друг друга поближе. Она очаровательная женщина, потрясающе обаятельная. Впрочем, она понимает, почему остальные члены вашей семьи считают ее паршивой овцой.
Хорошо еще, что понимает, подумала я. Большинство подробностей о жизни Зои были широко известны благодаря постоянно обсуждаемым автобиографическим книгам, которые она уже успела опубликовать. К примеру, ее легендарное призвание как одной из самых знаменитых танцовщиц Европы, наряду с ее добрыми приятелями Айседорой Дункан, Жозефиной Бейкер и Вацлавом Нижинским. Или не менее легендарное второе призвание как одной из самых знаменитых дам полусвета в Европе, наряду с такими образцами для подражания, как Лола Монтес, Коко Шанель и героиня романа «Дама с камелиями». И так далее, и тому подобное.
Но до сегодняшнего завтрака с Вольфгангом я ни разу не слышала о некоторых других деталях, к примеру о том, что во время Второй мировой войны моя пользующаяся дурной славой тетушка Зоя была членом французского Сопротивления, не говоря уже о ее деятельности в качестве информатора Бюро стратегических служб — первой в Америке международной шпионской организации.
Мне стало любопытно, что из сказанного может оказаться правдой. Хотя для нашей ветви родового дерева подобные стремления и поступки были бы вполне органичны, я сильно сомневалась в том, что организация типа БСС, действующая в условиях строжайшей секретности и занимающаяся шифровкой и дешифровкой шпионских донесений, стала бы иметь дело с такой экзальтированной и легкомысленной особой, к тому же такой первоклассной болтуньей, как тетя Зоя. Но если задуматься, подобная репутация могла служить великолепным прикрытием, чему был превосходный пример — ее мудрая предшественница, также танцовщица, Мата Хари.
Допустим, если верны последние сведения о Зое, то сейчас, в восемьдесят три года, она живет в свое удовольствие в Париже, купаясь в шампанском и ведя свою обычную непристойную и скандальную жизнь. Меня заинтриговало, как же ей удалось подцепить такого типа, как Вольфганг Хаузер, чиновника высшего ранга из венского МАГАТЭ.
Вольфганг объяснил мне, что в прошлом марте, год назад, на пятидесятой ежегодной международной встрече «стражей мира» в Вене, он пополнил ряды поклонников Зои, познакомившись с ней во время веселого застолья в местном винном погребке, одном из тех традиционных австрийских ресторанчиков, где пьют виноградные вина свежесобранного урожая. По словам Вольфганга, после нескольких галлонов молодого вина Зоя уже доверяла ему достаточно, чтобы рассказать об этом руническом манускрипте. А потом она попросила его о помощи.
Вольфганг сказал, что Зоя раздобыла этот манускрипт, копия которого теперь имеется у меня, несколько десятков лет назад. Не вдаваясь в подробности его приобретения, она пояснила, что эти раритеты появились во времена Вагнера (Рихарда), когда в конце прошлого века в Германии и Австрии вспыхнул интерес к возрождению корней их якобы высшей тевтонской культуры. Создавались целые общества, представители которых сновали по всей Европе, записывая и расшифровывая надписи с древних каменных памятников.
Зоя считала, что ее документы являются редкими и ценными и что они могут иметь какую-то связь с рукописями, унаследованными Сэмом от Эрнеста, брата Зои, избегавшего семейных отношений. Возможно даже, сказала она Вольфгангу, что имевшаяся у Сэма рукопись тоже представляет собой рунический текст, который поможет понять и расшифровать ее собственный. Но после смерти Эрнеста все попытки Зои связаться и поговорить с Сэмом оказались безуспешными.
Зная статус Вольфганга в международной ядерной сфере, Зоя надеялась, что он сумеет через меня связаться с Сэмом и обсудить все вопросы без привлечения других членов семьи, хотя Вольфганг так и не понял, почему она сделала его, совершенно незнакомого человека, своим доверенным лицом.
Учитывая тетушкину репутацию, причины этого показались мне вполне ясными. Конечно, восемьдесят три — почтенный возраст, но ведь Зоя не страдала слепотой. Развлекавшие ее мужчины не всегда обладали сказочным богатством, но неизменно отличались впечатляющей красотой, а герр Вольфганг Хаузер был поистине великолепен. Если бы я на самом деле не держала в руках этот пресловутый манускрипт, то заподозрила бы, что выжившая из ума старая кокетка заварила всю эту кашу только для того, чтобы добавить Вольфганга в качестве последней безделушки к своей и без того перегруженной драгоценностями короне.
Согласившись в принципе помочь Зое, не поддерживавшей родственных отношений, связаться с нашей семьей, чтобы найти нас с Сэмом и склонить к участию в этом плане, Вольфганг начал действовать только после того, как нашел законную причину для поездки в Айдахо. Он не знал, что ко времени его прибытия Сэма уже не будет в живых, как не знал и того, соглашусь ли я иметь дело еще с одной представительницей той ветви нашей семьи, общения с которой я обычно всячески избегала.
Бессмысленно было объяснять Вольфгангу, что если бы подобный манускрипт даже на короткое время оказался в руках Сэма, то он был бы уже расшифрован. Единственной непокоренной шифровальной системой нашего века оставалась та, что изобрели индейцы племени навахо во время Второй мировой войны. Культурные традиции коренного населения Америки порождают склонность к подобным вещам, и я знала, что криптография была необходима Сэму как воздух.
Однако то, что Сэм все еще продолжал активно дышать земным воздухом, известно было на всей планете только мне одной, о чем я неустанно напоминала себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101