Шоссе сузилось, как будто истощило свой запас тротуаров, но мы продолжали подниматься по крутому склону, уводящему нас все дальше от реки и редких очагов обитания на ее берегах. Мы проскочили мимо небольшого сарая под грязной соломенной крышей, пристроившегося на склоне прямо у дороги, — в подобных строениях сборщики винограда хранят корзины и орудия и укрываются во время внезапных проливных дождей, весьма обычных в этих холмистых краях. За ним уже не было ничего, что напоминало бы о цивилизации, за исключением, разумеется, обширных возделываемых виноградников.
Когда мы забрались на вершину холма, виноградники внезапно закончились, и дорога уперлась в перекинутый через широкий ручей мост. Закрывшее луну облако не давало толком разглядеть очертания какой-то мощной и очень высокой каменной стены, перекрывающей проезд по другому берегу.
Вольфганг затормозил у моста и вышел из машины. Я уже было решила последовать его примеру, но вдруг где-то снаружи вспыхнул яркий свет, залив золотым потоком пейзаж, словно театральную сцену, раскинувшуюся под открытым небом. В каком-то трепетном удивлении я недоверчиво смотрела через ветровое стекло.
То, что я приняла за ограду очередной фермы, оказалось крепостной стеной с амбразурами, защищавшей древний австрийский Burg, то бишь замок, а ручей оказался наполовину заполненным водой крепостным рвом с покрытыми мхом гранитными стенами, которые наклонно спускались к поблескивающей водной поверхности. Над мостом в крепостной стене маячили деревянные ворота. Через их распахнутые створки я увидела просторный внутренний двор: над зеленым газоном высился раскидистый дуб, а за ним вырисовывались очертания настоящего средневекового замка.
Молча вернувшись в машину, Вольфганг на медленной скорости проехал по подъемному мосту в ворота. Он припарковался на газоне под дубом, прямо около старого каменного колодца. Выключив зажигание, он почти смущенно взглянул на меня.
— Это твой дом? — изумленно выдохнула я.
— Как это говорится: мой дом — моя крепость? — сказал он. — Но, честно говоря, изначально мне досталась лишь груда каменных развалин, которые, наверное, тысячу лет назад и представляли собой замок, вознесшийся над тем местом, которому в будущем суждено было стать городом Кремсом. Я потратил десять лет, а также львиную долю свободного времени и доходов, чтобы найти специалистов, способных помочь мне восстановить его. Не считая бригады этих строителей и Беттины, оценившей мою затею как безумие, ты первый человек, которого я привез сюда. Ну и как твое впечатление?
— Просто какая-то сказка! — воскликнула я и выбралась из машины, чтобы все хорошенько рассмотреть.
Вольфганг присоединился ко мне, когда я обходила двор, изучая его во всех подробностях. Действительно, развалины старинных замков встречались в Германии и Австрии почти на каждом холме; они казались такими привлекательными и выглядели так потрясающе, что меня обычно удивляло, почему никто не возьмется за их реставрацию. Теперь я поняла, сколько усилий это могло потребовать. Даже камни для крепостной стены обтесывались и укладывались явно вручную. Когда Вольфганг, открыв двери замка, пропустил меня внутрь, я была потрясена еще больше.
Пройдя по полу, выложенному плиткой, я остановилась в центре большой круглой башни; стены ее вздымались ввысь, наверное, футов на шестьдесят, а сводчатый купол крыши казался звездным калейдоскопом ночного неба. Интерьер освещался множеством ярких светильников, сиявших, точно звездочки, в стенных нишах. Встроенная в объем этой башни металлическая конструкция поднималась с пола как некое абстрактное многоэтажное сооружение, поддерживая снизу замысловатые каменные выступы, напоминающие детские домики на деревьях. Каждый «домик» скрывался за изогнутыми внутренними стенами, отделанными вручную отполированными деревянными панелями теплых, хорошо подобранных оттенков. И в каждом одну из таких стен, выходившую в открытое центральное пространство, заменял прозрачный плексиглас, он служил живописным, слегка наклонным окном и подобно слуховым окошкам на скате крыши пропускал свет, проникающий через основной башенный купол. Чуть позже я заметила, что все комнаты соединяются незаметной из центрального помещения спиральной деревянной лестницей, проходящей по внутреннему кругу внешних стен. Общее впечатление было совершенно ошеломляющее.
— Здесь мне почему-то сразу вспомнились таинственные города-крепости, упомянутые Дакианом, — сказала я Вольфгангу. — Твое жилище похоже на волшебную пещеру, скрытую в недрах горы.
— И тем не менее днем здесь полно света, — заметил он. — Я застеклил все эти причудливые средневековые бойницы и оконные проемы и, как ты видишь, повсюду устроил наклонные прозрачные стены. Завтра, когда мы сядем здесь завтракать, все будет залито солнечным светом.
— Мы разве останемся тут на ночь? — спросила я, пытаясь подавить волнение, вызванное такой перспективой.
— Я был уверен, что ты слишком вымотаешься сегодня, чтобы возвращаться на ночь глядя к дядюшке Лафкадио, — сказал Вольфганг. — К тому же мой дом находится совсем рядом с монастырем, в который мы собирались заехать завтра утром.
— Отлично, — сказала я. — Если только это не слишком обременит тебя.
— Все в порядке, — заверил он. — Я заказал легкий ужин в маленькой гостинице, рядом с ближайшими виноградниками. Оттуда открывается отличный вид на реку. Но сначала я хочу показать тебе свой замок, если, конечно, у тебя есть желание.
— Желание? Да я мечтаю об этом! — воскликнула я. — Мне еще не приходилось видеть ничего подобного.
Вымощенный плитками нижний этаж круглой в плане башни был примерно сорок пять футов в диаметре. В центре находилось что-то вроде столовой с низким дубовым столом, окруженным мягкими креслами. Дальше от входа располагалась кухня, отделенная от столовой стеллажом, на полках которого стояли разнообразные баночки с пряностями и посуда. Вдоль кухонной стены тянулись поверхности крепких деревянных столов, а между ними красовалось что-то типа очага или камина с каменной трубой, встроенной во внешнюю стену башни, как обычно и бывало в средневековых замках. Поднимающаяся вдоль внешней стены лестница привела нас на второй жилой ярус, в библиотеку.
Более просторная, чем верхние комнаты, библиотека занимала половину круга и также поддерживалась металлическими конструкциями, надежно закрепленными на внешних стенах башни. В каменную стену был вделан большой камин, в котором уже лежали заготовленные поленья и растопка. Вольфганг опустился перед ним на колено, открыл дымоход и с помощью длинной соломины развел огонь.
Перед камином стоял кожаный диван с кучей подушек и заваленный книгами журнальный столик, по форме напоминающий бумеранг. Весь пол устилали толстые турецкие ковры спокойных оттенков. И хотя в библиотеке не наблюдалось никаких книжных шкафов, книги были повсюду: на массивном письменном столе в стиле «бидермейер», уснащенном также разнообразными письменными принадлежностями, документами и свитками, и на всех остальных столах, стульях и даже на коврах этого зала.
Следующий пролет винтовой лестницы привел нас на третий ярус, где находилась отведенная мне спальня с большой удобной кроватью, гардеробом, диванчиком и смежной с ней ванной комнатой. Две комнаты четвертого яруса явно отличались многофункциональным назначением и могли служить спальней, гостиной или кабинетом. Судя по обилию в одной из них исследовательских материалов, документов, компьютерной техники и прочего оборудования, логично было предположить, что именно здесь и находится так называемый офис Вольфганга. В каждом жилом помещении имелось несколько длинных узких окон, из которых хорошо просматривался большой, поросший травами внутренний двор крепости.
В верхнем ярусе, прямо под куполом, разместились спальные апартаменты Вольфганга, предметом гордости которых, как и в моих комнатах, служила большая ванная комната. Но во всех прочих отношениях они были совершенно особенные. Оторванные почти на пятьдесят футов от земли, они представляли собой замкнутый в кольцо балкон примерно дюжину футов в ширину, примыкавший к внешним стенам так, что в центре оставалось открытое пространство более двадцати футов в диаметре, а по его краю проходила защитная деревянная ограда, отполированная вручную. Сейчас, поздним вечером, благодаря отраженному струящемуся снизу свету встроенных в стенные ниши ламп и более мягкому внутреннему освещению застекленных нижних комнат создавалось такое впечатление, будто мы парим где-то в облаках.
Мы прошлись по этому кольцевому балкону, и мне удалось рассмотреть его во всех подробностях. С одной стороны находилась поднятая платформа кровати, с другой — что-то вроде гостиной с креслами и гардеробом, а между ними красовалась длинная медная труба телескопа, устремленная в небо.
Там, где сводчатые каменные стены начинали выдаваться наружу, их опоясывал ряд стрельчатых бойниц, из которых когда-то осажденные обитатели сбрасывали тяжелые камни на своих врагов. В эти бойницы Вольфганг вставил оконные рамы, створки которых открывались внутрь и могли закрываться ставнями.
Потолок здесь был намного выше, чем в комнатах нижних ярусов. Балкон располагался прямо под массивными балками, перекрещивающими застекленный купол. Как заметил Вольфганг, в дневное время благодаря этой грандиозной стеклянной крыше вся башня хорошо освещалась. Но сейчас великолепное звездное море ночного неба смотрелось как гигантская перевернутая чаша, из которой изливала на нас свое сияние вся усыпанная звездами вселенная. Это было поистине сказочное место.
— Когда я бываю здесь, — сказал Вольфганг, — то иногда, лежа ночью на кровати, пытаюсь представить, что чувствовал Одиссей, заблудившийся и странствовавший так много лет, когда порой его единственными спутниками были тишина необъятных просторов и холодное, неподвижное безразличие звезд.
— Но если бы ты лежал очень тихо, то, вероятно, мог бы услышать пение созвездий — музыку сфер.
— Я предпочитаю человеческие голоса, — сказал Вольфганг.
Он взял меня за руку и провел по балконным комнатам. Подойдя к наружной стене, он открыл одно из окон, впустив струю свежего, холодного воздуха, долетающего из речной долины. Потом он выключил уличные фонари, освещавшие крепостные стены и внутренний двор, и стало возможно увидеть окрестные просторы. Мы стояли рядом и смотрели на мерцающие огоньки, пробегающие по грядам холмов, и на более удаленную двойную змеиную дорогу фонарей, пунктиром очерчивающих Дунай. Серебристые лунные дорожки разбегались по речной глади, отлично подсвечивая поверхность глубоких и темных вод. В этом волшебном месте впервые за последние недели на меня вдруг снизошло какое-то умиротворение.
Вольфганг повернулся и положил руки мне на плечи. На фоне ночного мерцания его глаза преломляли свет, словно полупрозрачные аквамариновые кристаллы. На нас медленно накатывала большая волна; я явственно слышала, как ее рокот перерастает в рев. Наконец Вольфганг сказал:
— Зачастую мне трудно даже смотреть на тебя. Ты поразительно похожа на нее, совершенно потрясающе.
Похожа на нее! Интересно, что бы это могло значить?
— В детстве мой отец как-то раз взял меня посмотреть на нее. — По-прежнему спокойно держа руки на моих плечах, Вольфганг устремил взгляд в речную даль и словно унесся в какую-то далекую страну. — Я помню, как она пела «Das himm-lische Leben» Малера. А потом отец повел меня за кулисы, и я подарил ей маленький цветок, а она взглянула на меня такими глазами… — произнес он странным сдавленным голосом. — Твоими глазами. Когда я впервые увидел тебя в Айдахо, закутанную и похожую на полярного медведя, я видел лишь твои глаза, и они оковали меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101