ДАР
Опасность его (как для дарителя, так и для получателя) нигде лучше не ощущается, чем в самых древних обычаях и языках Германии. Она объясняется двойственным смыслом слова gift во всех этих языках: в одном смысле — дар, а в другом — отрава…
Тема фатального дара, соответственно подарка или имущественного объекта, способного обратиться в отраву, неизменно поднимается в общегерманском фольклоре. Рейнское золото является фатальным для того, кто завладевает им; чаша Хагена смертельно опасна для героя, пьющего из нее. Множество легенд и романтических историй такого рода, как германских, так и кельтских, по-прежнему тревожат наши чувства.
Марсель Маусе. Дар

(Когда Прометей похитил у богов огонь для людей, разгневанный этим) Зевс приказал легендарному кузнецу Гефесту создать некий дар: слепить из земли и воды прекрасную девушку, подобную небесной богине… потом Зевс поручил Гермесу вложить ей в грудь лживую и хитрую душу… Гермес назвал ее женским именем «Пандора»: «всем одаренная».
Эпиметей забыл, что брат его Прометей уговаривал его не принимать дара, посланного Зевсом Олимпийцем, а лучше отослать дар обратно, чтобы не причинить зла людям. Но Эпиметей принял дар. Понимание пришло к нему слишком поздно, когда зло уже стало его собственным.
Гесиод. Труды и дни

Timeo Danaos et dona ferentes. (Боюсь данайцев, даже дары приносящих.)
Вергилий. Энеида

Я выбежала с почты, впрыгнула в машину и сломя голову помчалась в аэропорт. Взвизгнув тормозами, я лихо зарулила на парковку, схватила сумки и побежала по обледеневшей дороге. Оказавшись в здании аэровокзала, я в жуткой тревоге окинула взглядом два пропускных пункта и в дальнем конце, возле первой пропускной стойки выхода В, заметила Вольфганга, о чем-то горячо спорившего с сотрудником команды наземного обслуживания.
— Слава богу, — увидев меня, с облегчением сказал Вольфганг, но я поняла, что он в ярости. Он быстро спросил охранника: — Мы уже опоздали?
— Секундочку, — сказал парень и взял телефон, чтобы связаться с авиадиспетчером.
Вольфганг за его спиной смерил меня свирепым взглядом. Охранник выслушал информацию и кивнул.
— Трап еще у самолета, но вам лучше поторопиться, ребята. У нас расписание.
Он проверил наш багаж и вернул нам корешки билетов. Мы рванули по бетонированному полю и взбежали вверх по металлическим ступеням трапа. Как только мы пристегнули ремни, самолет тронулся с места.
— Я надеюсь, у тебя есть уважительная причина для опоздания, — сказал Вольфганг, когда мы выехали на взлетную полосу. — Ты же знала, что потом три часа не будет рейсов на Солт-Лейк-Сити. Последние полчаса я всячески пытался уговорить их задержать вылет. Мы могли не успеть сделать все наши пересадки! О чем ты вообще думаешь?
Сердце у меня колотилось от всей этой спешки, я еще толком не отдышалась и едва могла говорить.
— Я… гм… Мне пришлось выполнить по пути важное поручение.
— Поручение? — недоверчиво переспросил Вольфганг.
Он хотел добавить что-то еще, но в этот момент оглушительно взревели двигатели. Его губы беззвучно шевелились, и я жестом показала ему, что ничего не слышу. Он сердито отвернулся, вытащил из портфеля какие-то бумаги и листал их все то время, пока наш лайнер мчался по взлетной полосе, набирая скорость. В полном молчании мы провели спокойный, но оглушительный сорокаминутный перелет до Солт-Лейк-Сити. Меня это вполне устраивало. Хватило времени, чтобы придумать, как выкрутиться.
Несомненно, что в моем брезентовом рюкзачке, запихнутом под кресло, лежал подарочек, завещанный моей бабулей Пандорой дядюшке Эрнесту и перешедший в свой черед от него к Сэму. Подарочек столь опасный, что число его жертв включает не только пару коллег Сэма, но, возможно, также и Эрнеста и саму Пандору. Подарочек столь разрушительный, что убил бы и Сэма, если бы он на пару минут не задержался у почтового ящика. И вот теперь этот подарочек у меня.
Поскольку я больше не доверяла ни друзьям, ни коллегам, ни почти всем моим родственникам, так что не собиралась и близко подпускать их к этому вредоносному пакету, мне, естественно, не хотелось оставлять его на хранение Джорджу под взглядами дюжины посетителей почтового отделения. Не успев придумать место для тайника во время гонки от почты до аэропорта, я сейчас мучилась проблемой того, как же мне отделаться от моего смертоносного наследства до вылета в Советскую Россию, где, понятное дело, его скрупулезно исследуют и, вероятно, конфискуют, подвергнув всех причастных еще большей опасности. Особенно меня.
В таком настроении моей первой идеей было уничтожить его. Я мысленно перебрала разные способы, как сделать это быстро: утопить, сжечь… Но когда мы прибыли в Солт-Лейк-Сити, вариантов выбора стало значительно меньше. Практически невозможно было спустить такую кучу бумаги в туалет или разжечь что-то вроде костерка в каком-нибудь из аэропортов на пути нашего долгого следования. К тому же уничтожение не гарантировало, что я буду дышать свободнее, ведь я понятия не имела, кому и зачем нужны эти манускрипты. Каким образом я могла бы оповестить всех интересующихся, что объекта их страстных желаний больше не существует? И если бы даже я сделала такое заявление, то это могло бы навлечь смертельную опасность на Сэма, единственного человека, знавшего, где спрятаны оригиналы древних документов.
Похоже, разумнее всего было спрятать этот пакет так же, как и первый: там, где никому не придет в голову его искать. Я знала, что камеры хранения в аэропорту Солт-Лейка, в отличие от тех, где герои боевиков прячут награбленное добро, работают, скорее всего, в режиме автоматического счетчика оплачиваемого времени, и обычно их занимают от силы на несколько часов. Даже если бы у меня было время разделить этот пакет на несколько менее увесистых и послать их обратно самой себе, я с тем же успехом могла бы сразу оставить пакет на почте, вокруг которой постоянно шастают Оливер, Под и бог знает кто еще. Запас моих идей быстро иссяк.
В аэропорту Солт-Лейка я вновь извинилась за опоздание перед все еще сердитым Вольфгангом. Как только мы сдали в багаж до Вены крупные вещи, я наведалась в дамскую комнату и открыла посылку: странные закорючки неведомого языка, но написанные знакомым почерком Сэма. Распихав эти листы по моим рабочим документам, я забросила тяжеленькую ручную кладь за спину и попыталась ни о чем не думать до вылета. Перед выходом из зала ожидания я послала сообщение по факсу на оставленный мне Сэмом номер 800: «Получила ваш памятный подарок. Гораздо приятнее дарить, нежели получать». Сообщение из аэропорта Солт-Лейка должно было подсказать Сэму, что мое путешествие с Вольфгангом уже началось. В конце я добавила, что мне переправят любое сообщение, поступившее в мое отсутствие.
Вольфганг ждал меня у входа в кафетерий, как мы и договорились. Держа в руках два испускающих пар бумажных стаканчика, он сказал:
— Я взял нам чай, но лучше выпить у выхода. Здесь скопилось слишком много народа.
И действительно, все столы в кафе уже оккупировала шустрая и сообразительная компания мормонских «пресвитеров»: чистенькие и розовощекие молодые люди в накрахмаленных белых рубашках, темных костюмах и при галстуках, с одинаковыми рюкзаками, набитыми заманчивыми вербовочными проспектами, потягивали воду со льдом в ожидании своих рейсов. Изо дня в день, год за годом такие молодые активисты секты мормонов носились по всему земному шару, словно пушинки одуванчиков, распространяя благую весть, выявленную реорганизованной Церковью Иисуса Христа Святых наших дней прямо здесь, в Солт-Лейк-Сити, в месте зарождения обновленного вероучения.
— Не много австрийцев им удастся обратить в свою веру, — заметил Вольфганг, кивнув в их сторону, когда мы направились в вестибюль к нашему выходу. — В этой католической стране редко попадаются жаждущие новых откровений. Но здесь в аэропорту вечно толкутся молодые люди, мечтающие разнести эти откровения по свету. По-моему, все они немного чокнутые.
— Никакие они не чокнутые, просто исповедуют другую веру, — сказала я ему, сняв крышку со стакана и попробовав обжигающе горячий чай. — Ты, к примеру, уже познакомился с моим другом Оливером. Он мормон. Впрочем, таких, как он, истинно верующие мормоны обычно называют «попутчиками», потому что они не соблюдают толком мормонские законы. Оливер иногда не прочь побаловаться запрещенным кофейком или горячительными напитками. И хотя он не считает себя отчаянным бабником, но говорит, что уже давно потерял девственность.
— Девственность? — недоверчиво протянул Вольфганг. — Неужели у них такая строгая мораль?
— Поверь мне, я не знаток, — со смехом призналась я. — Но со слов Оливера я поняла, что мормоны более-менее на добровольных началах содержат себя чистыми телом и душой. Видимо, так они готовятся к спасению в конце тысячелетия.
— В конце тысячелетия? Что-то я не понимаю.
— Это своеобразный тренинг, — объяснила я. — У католиков ведь есть катехизис, верно? В общем, насколько я себе представляю, это звучит так: сегодняшний день знаменует начало конца, время тормозит перед новым поворотом. То есть близится Конец Света, и мы живем в последние дни нынешнего миропорядка. Только очистившиеся и услышавшие, как они говорят, «Благую Весть Иисуса Христа» будут спасены, когда Он вернется на землю вершить суд и ознаменует начало новой эпохи. Вот мормоны и готовятся посредством крещения и очищения души и тела в эти последние дни, дабы каждый из них возродился в новой, неземной сущности и обрел вечную жизнь. Отсюда и их название — «Святые последнего дня».
— Конец Света — это древняя идея, распространенная во всем мире, — согласился Вольфганг. — На протяжении всей истории стержнем веры почти всех народов на земле являлась эсхатология, учение о конечной судьбе мира, от греческого eschatos — «последний, конечный, крайний». В католицизме есть учение о втором пришествии, когда Спаситель явится, чтобы вершить последний суд. — Он неожиданно спросил: — Ты веришь в это?
— Ты имеешь в виду, верю ли я в Апокалипсис? «Се, гряду скоро… » и так далее? — уточнила я, как обычно неуклюже заигрывая с верой. Может, и правда реальное бытие недостаточно надежно? — Конец Света был обещан две тысячи лет назад, и лишь немногие, насколько мне известно, все еще ждут его, затаив дыхание. Боюсь, что для моего обращения в веру необходимо нечто более осязаемое.
— Тогда во что же ты веришь? — спросил Вольфганг.
— Трудно сказать, — призналась я. — Я воспитывалась в индейском племени «Проколотые носы». Их духовные воззрения ближе всего к полученному мной своеобразному религиозному воспитанию. Полагаю, что мне нравятся их идеи о наступлении новой эры.
Я развивала эту тему, пока мы бродили по залу ожидания.
— Как и большинство индейских племен, «Проколотые носы» верят, что коренные американцы избраны для того, чтобы преобразить мир. В конце прошлого века в племени паютов в Неваде появился пророк по имени Вуовока. Во время болезни ему было видение, открывшее ему, что произойдет в конце нынешней эпохи, которая для невадских паютов станет началом новой эры. Вуовоке был явлен некий вдохновенный и зримый танец, способный помочь людям преодолеть границы мира реального и приобщиться к миру духов. Ежегодно люди берутся за руки и пляшут в кругу, безостановочно, целых пять дней. Он назвал этот танец Ванаги Васипи — танец духов. Танцующие призывают сына Великого Духа; он прилетит как вихрь и унесет прочь всех васиху — всех многоязыких потомков европейцев, которые портят все, к чему ни прикоснутся. Духи предков вернутся на землю вместе со всеми бизонами, убитыми белыми людьми. Мать-Земля вновь одарит щедротами детей своих, и мы будем жить в гармонии с природой, согласно всем древнейшим предсказаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101