Вы ударились затылком о камень, и нужно убедиться, что снова не потеряете сознания.
— Что это было, Дачесс? Кроличья нора? Как я могла быть такой беспечной? Надеюсь, Реджи не пострадала.
— Не вставайте пока, а я пойду посмотрю. Кажется, все в порядке. Постарайтесь не двигаться.
Дачесс вернулась через несколько минут спустя, смертельно бледная. В ее прекрасных, обычно спокойных глазах сверкала ярость.
— Это не кроличья нора!
Норт окаменел, увидев жену, сидевшую на лошади впереди Дачесс. Обе обошлись без дамского седла, и руки Дачесс надежно обвивали талию Кэролайн, не давая упасть.
Сзади тащилась Реджи. Громы небесные! Норт помчался навстречу, выкрикивая на ходу:
— Маркус, немедленно сюда!
Его сердце, казалось, было готово выскочить из груди, и Норт немного успокоился, лишь когда уложил Кэролайн на диван и укрыл вязаным одеялом.
— Скажи еще раз, что живет у тебя не болит.
— Не болит, Норт, только голова раскалывается.
— Хорошо. Триджигл отправился за доктором Тритом. Он сейчас приедет. Выпей чай, который Полгрейн заварил специально для тебя. Элис, клянусь, что с ней все в порядке. Пожалуйста, не волнуйся. Сядь и тоже выпей чаю. Дачесс, пожалуйста, присмотрите, чтобы Элис успокоилась и отдохнула.
Доктор Трит и Бесс прибыли как раз в тот момент, когда часы, надсаживаясь, пробили четыре раза. Доктор улыбнулся, хотя взгляд оставался серьезным и пристальным, и, подвинув стул к дивану, сел.
— Сначала позвольте мне осмотреть вашу голову. Он очень осторожно, едва дотрагиваясь, обвел болезненную шишку и пристально поглядел на пациентку.
— Не двигайтесь.
Рука доктора скользнула под одеяло, и Кэролайн, не в силах ничего с собой поделать, напряглась и закусила губу. Норт ободряюще сжал ее пальцы.
— Тебе что-нибудь нужно, Бенджи? — спросила Бесс. Доктор ответил не сразу.
— Бенджи?!
— Что? О нет, Бесс, миледи вполне здорова. Но я требую, чтобы вы отдыхали, не переутомлялись, и никаких волнений. Если почувствуете хотя бы малейшие спазмы или начнется кровотечение, немедленно посылайте за мной. Триджигл считает, что это кроличья нора?
— Да, — кивнула Дачесс.
Когда наконец брат и сестра уехали, а Элис наконец убедилась, что Кэролайн не умирает, и отправилась к себе в спальню немного вздремнуть, Дачесс кашлянула и попросила:
— Закрой дверь, Маркус.
— В чем дело, Дачесс? — встревожился Норт.
— Это была не кроличья нора, как мы сначала подумали, — ответила за нее Кэролайн.
— Нет. Между дубом и каменной оградой была натянута проволока, — продолжила Дачесс. — В этом месте дорога совсем узкая. Я не хотела говорить при всех.
— Она ездит по этой тропинке каждый день, — выдавил Норт, чувствуя, как внутренности скрутило в узел острой болью.
— А это означает, — добавил граф, — что проволока предназначалась для Кэролайн, и ни для кого больше.
— Но вы были с ней, Дачесс. Как же не заметили этой проволоки?
— Кэролайн ехала немного впереди, потому что для двоих не было места. Как только она упала, я тут же натянула поводья. А когда бежала к ней, зацепилась за проволоку и упала.
— Значит, — медленно произнес граф, — вы обе могли пострадать. Проклятие, мне это совсем не нравится!
Норт припомнил тот день, когда и граф, и Дачесс были ранены, страх и бешеную ярость, которые чувствовал сам и видел в глазах Маркуса, и покачал головой. Тогда он уговаривал Маркуса оставаться спокойным, объяснял, что гневом жене не поможешь. Скажет ли ему теперь Маркус то же самое? Норт глубоко вздохнул.
— Вот уже четыре месяца я живу рядом со смертью, загадками и трагедией и постоянно думаю о том, что здесь происходит. Я успел пробыть в Маунт Хок всего две недели, когда нашел тетю Кэролайн мертвой на узком карнизе, под Сент-Эгнес Хед. Но до сих пор так и не обнаружил убийцу. Потом наступила очередь этой несчастной Норы Пелфорт, и мне снова не удалось отыскать виновного. И тут исчезает Кум, оставив в комнате окровавленный нож. Все это безумие! Заговор против меня! Просто не могу понять, кто делает это и почему. Не представляю, кто может меня так сильно ненавидеть. Приподнявшись на локтях, Кэролайн напомнила:
— Ты забыл об Элизабет Голдолфин, зарезанной три года назад, Норт. Тогда тебя здесь не было.
Норт, замысловато выругавшись, резко сказал:
— Тогда, возможно, мстят моему отцу и деду. Маркус, я хочу, чтобы ты и Дачесс уехали. При одной мысли о том, что Дачесс тоже могла сегодня упасть или даже убиться, у меня кровь холодеет в жилах. Уезжайте немедленно, завтра же.
— Нет, — медленно протянула Дачесс. — Нет, Норт. Триджигл, стоявший в дверях, громко откашлялся:
— Милорд!
— Да, черт возьми, что тебе, Триджигл?
— Это Молодая Особа, Элис, милорд. Она сообщила мисс Мэри Патрисии, которая затем сообщила мне, поскольку я не позволил ей прийти сюда и беспокоить вас, что ее время пришло. Роды начались.
— О нет, — охнула Кэролайн, пытаясь вскочить. — Слишком рано. Правда, ребенок большой, но все равно слишком рано. О нет, Норт!
Именно Дачесс вспомнила, что нужно немедленно позвать Оуэна. Кэролайн послала горничную Тимми в Скриледжи Холл. Вскоре стало ясно, что роды будут трудными.
Доктор Трит и Бесс почти не отходили от Элис, даже когда та впала в бессознательное состояние, ослабленная мучительными схватками. Оуэн вышагивал перед закрытой дверью спальни, словно будущий отец, бледный и осунувшийся.
На второй день над домом словно нависла темная туча. Кэролайн, сжимавшаяся каждый раз, когда раздавался крик Элис, сейчас лишь вздрагивала. Элис слабела с каждой минутой. Норт нашел жену на верхнем этаже восточного крыла, в кладовой, где хранились женские портреты. Она лихорадочно начищала рамы, стараясь не прикасаться к холстам. Норт осторожно положил руку ей на плечо.
Кэролайн прекратила свою бурную деятельность и подняла на него глаза.
— Мне очень жаль, Кэролайн.
— Она мертва?
— Нет, еще нет, но доктор Трит считает, что надежды никакой. Она родила крошечного мальчика, правда, не такого маленького, как считал доктор Трит. Наоборот, он оказался слишком велик для Элис.
— Но как же она смогла его родить?
— Доктору Триту пришлось применить щипцы, другого выхода не было, иначе они оба погибли бы. Хочешь попрощаться с ней?
Кэролайн закрыла глаза и сказала с такой безнадежностью, что Норту захотелось завыть:
— Эти подонки, что изнасиловали ее… Убили девочку.., просто убили и пошли дальше пить и буянить, как ни в чем не бывало. Господи Боже, как я надеюсь, что они будут вечно гореть в аду!
Элис открыла глаза через несколько мгновений после того, как Каролайн села рядом. Кэролайн улыбнулась сквозь слезы:
— У тебя прекрасный мальчик, Элис. Как ты хочешь назвать его?
— Оуэн, — хрипло, с трудом прошептала Элис и неожиданно с удивительной силой стиснула запястье Кэролайн, притягивая ее к себе:
— Позаботьтесь о нем, мисс Кэролайн. Пожалуйста.
— Конечно. Конечно, — уверяла Кэролайн, вытирая лоб Элис влажным платком. — И ты сама позаботишься о нем. Отдохнешь немного, отлежишься и поправишься, Элис.
— Нет, мисс Кэролайн, я уже не встану, и вы это знаете. Но потом вы расскажете ему обо мне? Что я любила его и не хотела оставлять, но…
Она замолчала; бледное личико осветилось душераздирающей улыбкой.
— Твой сын никогда тебя не забудет, Элис, клянусь. И Оуэн хочет тебя увидеть и поцеловать. Он здесь, за дверью. Позвать его?
— О нет, не позволяйте ему видеть меня такой, мисс Кэролайн. Заставьте его уйти. Я никогда не говорила ему.., но он был так добр со мной, так добр.., у нас не было времени стать ближе друг к другу, но он такой милый.., ни один мужчина не относился ко мне так хорошо, как Оуэн.
— Тогда тебе стоит сказать ему это прямо сейчас. Он так беспокоится за тебя. И очень хочет видеть. Прошу тебя, выпей глоточек теплого молока, которое специально для тебя принес Полгрейн, хорошо? И не нужно плакать, дорогая.
— Элис? — тихо окликнул Оуэн, осторожно присаживаясь рядом, — Ну же, любимая, пожалуйста, ты должна выпить теплого молока.
Послышался легчайший шепот, в котором угадывалось лишь слово “люблю”. А потом ничего. Голова Элис слегка откинулась. Глаза закрылись.
— Все кончено, — вздохнул доктор Трит, осторожно отстраняя Кэролайн и Оуэна.
— Нет! — Оуэн рванулся к постели и окаменел, глядя на Элис. — Нет, — повторил он, — нет, она такая милая и невинная… Боже, это несправедливо.., несправедливо.
— Оуэн, поцелуй ее на прощание. Отпусти ее душу, — всхлипнула Кэролайн.
Но, пытаясь утешить Оуэна, сама она ощущала, как внутри с пугающей быстротой разливается ледяной холод, словно превращающий ее в ледяную статую.., потом перед глазами все завертелось, окружающий мир исчез, и она погрузилась в благословенный мрак, погрузилась с радостью, желая, чтобы он поскорее поглотил невыносимую боль и скрыл прекрасное юное лицо Элис, такое умиротворенное в смерти, такое красивое, такое неподвижно-безжизненное.
Кэролайн никогда не носила траура и не намеревалась делать это сейчас.
— Элис еще и пятнадцати не исполнилось. Не собираюсь в память о ней надевать черное платье. Я буду в белом, потому что белый цвет так же чист и невинен, как сама Элис.
И миссис Мейхью молча кивнула. Все женщины Маунт Хок тоже были в белом. Викарий, мистер Пламберри, прибывший вместе с женой без приглашения, оглядел собравшихся и объявил:
— Так не полагается. Хотя Элис была недостойной грешницей, однако мы обязаны носить черное, чтобы показать, как чтим мы и любим Господа нашего, и пусть даже покойница вела распутную жизнь, наше благоговение перед Богом превыше уважения к усопшим.
Кэролайн, не в состоянии найти подходящие слова, пристально уставилась на викария.
— Наверное, эти… — он небрежно взглянул на мисс Мэри Патрисию и Эвелин, — подбили вас на такое. Ни капли благочестия в грязных шлюхах, никакого понятия о том, что праведно, а что нет. Они одурачили вас, миледи, заставили забыть…
Кулак Кэролайн с силой врезался в челюсть викария. Тот мешком свалился на пол. Миссис Пламберри взвыла, рухнула на колени и завизжала:
— Как вы посмели? Подумать только, мой муж, настоящий святой, унизился до того, что приехал сюда, в этот вертеп, и все ради этой маленькой потаскухи…
Кэролайн дрожала, но не от холода, а от ярости.
— Триджигл, Полгрейн, — задыхаясь, велела она, — проводите чету Пламберри из Маунт Хок, и поскорее.
— Попробуйте только притронуться ко мне! — продолжала вопить жена викария. — Жалкие… — Она визжала так громко, что теперь почти ничего нельзя было понять.
— Норт, спасибо за то, что отнес мистера Пламберри на диван, но не будешь ли так добр швырнуть его на пол? — попросила Кэролайн.
Норт немедленно исполнил просьбу жены, свалив викария, как груду мусора, у ног миссис Пламберри. Та, подскочив к окну, высунулась на улицу с диким криком:
— Все вы заплатите за это! Мерзкие грешники! Взгляните только, стоят тут и пальцем не шевельнут, чтобы защитить моего дорогого мужа! Распутные твари, разоделись в белое, словно язычники! Гореть вам за это в аду на веки вечные!
Епископ Хортон из Труро, к счастью, прибывший вскоре, после отъезда Пламберри, прочитал над могилой Элис слова, написанные Кэролайн и Оуэном. Его низкий, мягкий голос разносился над кладбищем, и даже самый младший из детей мистера Думбартона, казалось, понимал все.
— Элис пришлось бы по душе такое, — прошептал Оуэн. — Сам епископ Труро приехал ради нее. Я всегда мечтал иметь голос, как у него.
Утро выдалось облачное, ветреное, воздух был сырым и холодным. “Самый подходящий день для скорби”, — думала Кэролайн, стоя рядом с Нортом. Костяшки пальцев ныли, и от этого на душе становилось легче!
У могилы собралось почти пятьдесят человек. Элис бы понравилось и это. Она, вероятно, побагровела бы от смущения и, забыв все, чему выучилась на уроках мисс Мэри Патрисии, выпалила бы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62