Все это было омерзительно и низко. И это его родные братья! Он молча направился к двери.
— Ну хотя бы улыбнись, Тайсон, — попросил Дуглас. — Ведь викариям позволено иметь чувство юмора.
— О нет, — попытался объяснить Тайсон, — просто.., конечно, я могу улыбнуться, но дело в том, что…
— Ты не в состоянии закончить ни одного предложения, — усмехнулся Райдер. — Да и ни к чему. Вряд ли мы услышим от тебя что-нибудь новое.
— Человек, посвятивший себя Богу, тоже может любить женщину, но особенной любовью. И у меня тоже есть возлюбленная, и вам это прекрасно известно!
— Господи Иисусе! — Райдер отвернулся, пытаясь скрыть душивший его смех. — Еще по глоточку, Дуглас?
— Нет, уволь, не знаю, откуда у нас взялось такое отвратительное бренди. — Он с сожалением посмотрел на Тайсона. Похоже, они переборщили со своими шутками. Бедняга воспринимает все слишком серьезно. Впалые щеки Тайсона стали пунцовыми от смущения. Дуглас попытался разрядить обстановку. — И кто эта девушка, Тайсон? Исходя из того, что ты — будущий викарий, я полагаю, что она не может быть ни актрисой, ни продавщицей.
— Нет. — Тайсон почувствовал, что ступил на твердую почву, и голос его окреп. — Ее зовут Мелинда Беатрис, она — дочь сера Томаса Хардести.
Райдер выругался.
— Знаю я ее, Дуглас, у нее водянистые глаза, фальшивая улыбка и костлявая фигура. К тому же, у нее два имени, и родители настаивают, чтобы к ней именно так и обращались. Два имени! По-моему, это уже слишком!
— Она станет прекрасной женой для служителя Божьего! — начал яростно защищать свою избранницу Тайсон, но резко остановился, увидев на лице Дугласа выражение, столь хорошо знакомое ему по покойному батюшке.
— Я правильно тебя понял, — голос Дугласа стал очень мягким, — что ты в свои двадцать лет пленился девушкой, которая подходит тебе по своему рождению и общественному положению, и намерен сделать ее своей женой? Мы говорим о Хардести из Блэстон Мэнор?
— Да, — ответил Тайсон, — и мне уже скоро двадцать один.
— Ты молод и глуп, — сказал Райдер бесстрастно, отряхивая пыль с рукава. — Через месяц он уже забудет о ней, Дуглас. Помнишь, как это было с тобой, когда ты влюбился в дочь герцога? Когда же это было? Да, три года назад. Ты просто с ума по ней сходил! Тебя тогда ранило в плечо, и ты приехал домой. Постой, как же ее звали? Мелисанда, точно, теперь вспомнил. Ты помнишь, Дуглас?
Дуглас поднял руку, приказывая ему замолчать, и спросил:
— Ты уже говорил с сэром Томасом, Тайсон?
— Конечно, нет. Ведь ты глава семьи, Дуглас. Я должен был с тобой посоветоваться.
— Приятно, что ты об этом помнишь. А сейчас, пожалуйста, пообещай мне, что не станешь делать предложение сразу, как только твоя возлюбленная тебе улыбнется или на дюйм приоткроет свою ножку. Женщинам известна уйма способов поймать мужчину в свои сети, поэтому ты должен быть начеку. Договорились?
Тайсон кивнул, но тут же добавил:
— Мелинда Беатрис не такая, Дуглас. Она — добрая и честная девушка. Она распространяет вокруг себя такую чистоту и благонравие, что, я уверен, она станет замечательной помощницей своему мужу. Она никогда… — Тут он заметил, что оба брата еле сдерживают смех. Глаза его сузились, спина выпрямилась, и он перешел на подчеркнуто официальный тон. — В сущности, я пришел сюда совсем по другому поводу. Тетя Милдред и дядя Альберт приехали и хотят говорить с тобой, Дуглас.
— Ха! Полку проповедников прибыло. Полагаю, что ты приказал слугам проводить их в комнаты, а сам тут же вызвался поискать меня, дабы ускользнуть от их расспросов.
— Ты правильно понял причину их визита. Я слышал, как они обсуждали дочь маркиза Дэкре, Джульетту. Тетя Милдред сказала, что это бриллиант чистой воды и лучшей партии для тебя не найти.
Дуглас чувствовал, как в нем закипает раздражение, и потому счел за лучшее молчать.
— Господь наградит тебя долгими летами, — в голосе Райдера зазвучал пафос, — я очень уважаю тебя и всей душой благодарен Господу за то, что именно ты являешься четвертым графом Нортклиффом, шестым виконтом Хаммерсмит и девятым бароном Сэндерлей. Благодарю тебя. Господи, что меня миновала чаша сия.
— Я тоже уважаю тебя, Дуглас, — сказал Тайсон. Из тебя получится прекрасный граф, виконт и барон, и я думаю, тетя Милдред и дядя Альберт придерживаются того же мнения. Вся семья сходится на том, что тебе следует жениться и…
— О, ну хоть бы ты оставил меня в покое! — Дуглас встал со стула. — Помолись за меня, братишка. Райдер, наша встреча была плодотворной. Я поговорю с твоим портным и попрошу его, чтобы он зашил тебе одно место в штанах.
— Смотри, не напугай бедного Тинкера до смерти.
— Но не могу же я просить об этом горничных. Готов поклясться, что ты нарушишь наш договор, если кто-нибудь из них попытается сделать это, особенно, если она будет молода и хороша собой.
— Бедный Дуглас, — сказал Райдер вслед удаляющемуся брату.
— О каком это договоре он говорил? — спросил Тайсон.
— Мы поклялись, что не тронем ни одной женщины из тех, кто нанимается работать к нам в дом. Когда ты избавишься от своей любви и твои мозги встанут на место, мы просветим тебя по всем этим вопросам.
Тайсон предпочел больше не вступать в спор.
Надо быть выше этого. Скоро он станет викарием, его дела и помыслы должны быть возвышенными. К тому же он не мог припомнить ни одного случая, когда бы он победил в споре со своими братьями. Поэтому он только сказал:
— Кажется, эта девушка, которую хотят ему сосватать, действительно замечательная.
— Все они замечательные, пока не станут женами, — ответил Райдер, покидая гостиную.
В холле, облокотившись на испанский столик черного дерева, с невинным видом стояла Синджен и что-то насвистывала. Она умолкла, увидев, что Райдер ее заметил.
— Ну, как прошла встреча? — безразличным голосом поинтересовалась она.
— Держи свой язык за зубами, детка.
— Послушай, Райдер, мне и правда еще мало лет, но я ведь не глупая.
— Ну ладно, не обижайся.
— Как поживают твои возлюбленные?
— Прекрасно поживают, благодарю за заботу. Но тебя это не касается.
— Все, молчу. Не бойся, я не проболтаюсь. — Она послала ему воздушный поцелуй и направилась в сторону кухни, продолжая насвистывать. “Если ее переодеть, — подумал Райдер, — то ее вполне можно принять за мальчишку”.
Глава 2
Граф перестал хмуриться. Но на душе у него было все же неспокойно, и его не отпускало предчувствие, что вот-вот что-то произойдет, и это что-то вряд ли станет для него приятным сюрпризом. Он ненавидел такие предчувствия, так как он начинал ощущать свою незащищенность и уязвимость, но и совсем отмахнуться от них тоже было бы глупо. Поскольку в правительстве царил разброд и этот чертов Эддингтон дергался, как обезглавленный петух, он приписывал свое волнение событиям, связанным с Наполеоном.
Как и всякий англичанин, живущий на южном берегу острова, он опасался вторжения французов. Конечно, это было маловероятно с тех пор, как англичане контролировали канал, но надо быть полным дураком, чтобы пренебречь военным гением Наполеона и его намерением во что бы то ни стало захватить туманный Альбион.
Дуглас слез со своего жеребца Гарта, рассеянно потрепал его по холке и подошел к обрыву. Прибой с шумом разбивался о скалы, и пенистые брызги разлетались на добрых тридцать футов вокруг. Он с наслаждением впитывал в себя морской воздух. Дул сильный порывистый ветер; он разметал его волосы и швырял в лицо песок и соленые брызги, от которых слезились глаза. День был облачным и серым, и потому сегодня отсюда нельзя было разглядеть французский берег, как это случалось в ясные дни. Тогда он мог видеть со своего наблюдательного пункта Булонь и бледную береговую линию, тянущуюся к северо-востоку в направлении Кале. Прищурившись, он всматривался в серую даль. Облака клубились, перегоняя одно другое, и сплошной завесой закрывали небо. Он не стал оборачиваться, услышав приближающийся стук копыт, и даже когда лошадь встала за его спиной, не проявил интереса.
— Я так и думала, что найду тебя здесь, Дуглас. Все знают, где ты любишь прогуливаться, когда тебе надо что-то обдумать.
Он улыбнулся, обернувшись, чтобы поприветствовать сестренку, лихо сидевшую верхом на своей кобылке Фанни.
— Боюсь, мне не следует быть таким предсказуемым. Тебя что-то не было видно за завтраком, Синджен. Мама в очередной раз наказала тебя за нарушение этикета?
— Нет, я просто забыла о времени. Я изучала свою… — Она замолчала, легко соскользнула с седла и подошла к нему: высокая тонкая девушка с еще детскими чертами лица и пышными светлыми волосами, которые по утрам обычно были перехвачены лентой, но к обеду лента, как правило, была потеряна. Даже в такой серый мрачный день ее ясные глаза не утратили своей голубизны и отражали быстрый ум и мягкий юмор. В роду Шербруков все дети имели голубые глаза и густые светлые волосы, хотя у Синджен они были несколько светлее и казались наполненными солнечным светом.
Блондинами были все, кроме Дугласа. Он был совершенно другого типа. У него была внешность кельта — смуглый, темноволосый, с глазами черными как грех, по определению его старой няньки. При взгляде на него в голову начинали приходить мысли о рогах, раздвоенных копытах и прочей дьявольщине.
Когда-то, еще будучи ребенком, он случайно подслушал, как отец обвинял его мать в измене. Ему и в самом деле не передались родовые черты, если судить по портретам и семейным записям. Дуглас помнил, как мать извинялась за то, что по прихоти природы она произвела на свет такого невероятного для Шербруков наследника. По словам Райдера, это именно его необычная внешность заставляет всех беспрекословно подчиняться ему и создает вокруг него ореол сурового и грозного хозяина.
Но сейчас, когда Дуглас смотрел на сестру, выражение его лица вовсе не было суровым. На ней были такие же, как у него, штаны из оленьей кожи, просторная белая блуза и жилет из тонкой светло-коричневой кожи. Их мать опять будет стонать, подумал Дуглас, если увидит свою дочь в таком наряде. Впрочем, у их матери всегда достаточно поводов для вздохов и стонов.
— Так что ты изучала?
— Неважно. Ты, кажется, снова чем-то обеспокоен?
— Всякий мыслящий человек будет обеспокоен, когда его правительство не заботится о безопасности, он намерен разгромить нас.
— Это правда, что Фоке возвращается и может разбить Эддингтона?
— Я слышал, он болен, к тому же еще не пришло его время, чтобы занять позиции Эддингтона. Но намерения такие имеются, а решительности ему не занимать, а ты, я вижу, разбираешься в ситуации не хуже меня.
Дуглас давно уже заметил, что по интеллектуальному развитию его сестра намного опережает сверстниц, но в последнее время он начал понимать, что она куда образованнее большинства людей их круга. Чаще всего ее можно было найти в библиотеке. Главным увлечением Синджен была история. Она часами сидела над тяжелыми фолиантами в кожаных переплетах, а когда уставшие глаза переставали различать расплывающиеся строчки, вставала и, подойдя к окну, начинала мечтать. Место действия и эпохи менялись в зависимости от времени года и погоды за окном. Зимними вьюжными вечерами перед ее взором вставали величественные корабли викингов, отправляющихся в дальнее путешествие; веселая зеленая весна оживляла картины Древней Эллады — пение сирен, Олимпийские игры, смеющиеся боги; в жаркие летние дни она ощущала прохладу таинственных индийских храмов, а когда в саду загорались грозди рябины, в ушах у нее стоял рев трибун на испанской корриде и стук кастаньет. всех.
— Ты ошибаешься, — отвечала она ему сейчас. Ты столько всего повидал в Лондоне на прошлой неделе и говорил со столькими людьми. К тому же ты еще не рассказал мне, какие сейчас настроения в военном министерстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Ну хотя бы улыбнись, Тайсон, — попросил Дуглас. — Ведь викариям позволено иметь чувство юмора.
— О нет, — попытался объяснить Тайсон, — просто.., конечно, я могу улыбнуться, но дело в том, что…
— Ты не в состоянии закончить ни одного предложения, — усмехнулся Райдер. — Да и ни к чему. Вряд ли мы услышим от тебя что-нибудь новое.
— Человек, посвятивший себя Богу, тоже может любить женщину, но особенной любовью. И у меня тоже есть возлюбленная, и вам это прекрасно известно!
— Господи Иисусе! — Райдер отвернулся, пытаясь скрыть душивший его смех. — Еще по глоточку, Дуглас?
— Нет, уволь, не знаю, откуда у нас взялось такое отвратительное бренди. — Он с сожалением посмотрел на Тайсона. Похоже, они переборщили со своими шутками. Бедняга воспринимает все слишком серьезно. Впалые щеки Тайсона стали пунцовыми от смущения. Дуглас попытался разрядить обстановку. — И кто эта девушка, Тайсон? Исходя из того, что ты — будущий викарий, я полагаю, что она не может быть ни актрисой, ни продавщицей.
— Нет. — Тайсон почувствовал, что ступил на твердую почву, и голос его окреп. — Ее зовут Мелинда Беатрис, она — дочь сера Томаса Хардести.
Райдер выругался.
— Знаю я ее, Дуглас, у нее водянистые глаза, фальшивая улыбка и костлявая фигура. К тому же, у нее два имени, и родители настаивают, чтобы к ней именно так и обращались. Два имени! По-моему, это уже слишком!
— Она станет прекрасной женой для служителя Божьего! — начал яростно защищать свою избранницу Тайсон, но резко остановился, увидев на лице Дугласа выражение, столь хорошо знакомое ему по покойному батюшке.
— Я правильно тебя понял, — голос Дугласа стал очень мягким, — что ты в свои двадцать лет пленился девушкой, которая подходит тебе по своему рождению и общественному положению, и намерен сделать ее своей женой? Мы говорим о Хардести из Блэстон Мэнор?
— Да, — ответил Тайсон, — и мне уже скоро двадцать один.
— Ты молод и глуп, — сказал Райдер бесстрастно, отряхивая пыль с рукава. — Через месяц он уже забудет о ней, Дуглас. Помнишь, как это было с тобой, когда ты влюбился в дочь герцога? Когда же это было? Да, три года назад. Ты просто с ума по ней сходил! Тебя тогда ранило в плечо, и ты приехал домой. Постой, как же ее звали? Мелисанда, точно, теперь вспомнил. Ты помнишь, Дуглас?
Дуглас поднял руку, приказывая ему замолчать, и спросил:
— Ты уже говорил с сэром Томасом, Тайсон?
— Конечно, нет. Ведь ты глава семьи, Дуглас. Я должен был с тобой посоветоваться.
— Приятно, что ты об этом помнишь. А сейчас, пожалуйста, пообещай мне, что не станешь делать предложение сразу, как только твоя возлюбленная тебе улыбнется или на дюйм приоткроет свою ножку. Женщинам известна уйма способов поймать мужчину в свои сети, поэтому ты должен быть начеку. Договорились?
Тайсон кивнул, но тут же добавил:
— Мелинда Беатрис не такая, Дуглас. Она — добрая и честная девушка. Она распространяет вокруг себя такую чистоту и благонравие, что, я уверен, она станет замечательной помощницей своему мужу. Она никогда… — Тут он заметил, что оба брата еле сдерживают смех. Глаза его сузились, спина выпрямилась, и он перешел на подчеркнуто официальный тон. — В сущности, я пришел сюда совсем по другому поводу. Тетя Милдред и дядя Альберт приехали и хотят говорить с тобой, Дуглас.
— Ха! Полку проповедников прибыло. Полагаю, что ты приказал слугам проводить их в комнаты, а сам тут же вызвался поискать меня, дабы ускользнуть от их расспросов.
— Ты правильно понял причину их визита. Я слышал, как они обсуждали дочь маркиза Дэкре, Джульетту. Тетя Милдред сказала, что это бриллиант чистой воды и лучшей партии для тебя не найти.
Дуглас чувствовал, как в нем закипает раздражение, и потому счел за лучшее молчать.
— Господь наградит тебя долгими летами, — в голосе Райдера зазвучал пафос, — я очень уважаю тебя и всей душой благодарен Господу за то, что именно ты являешься четвертым графом Нортклиффом, шестым виконтом Хаммерсмит и девятым бароном Сэндерлей. Благодарю тебя. Господи, что меня миновала чаша сия.
— Я тоже уважаю тебя, Дуглас, — сказал Тайсон. Из тебя получится прекрасный граф, виконт и барон, и я думаю, тетя Милдред и дядя Альберт придерживаются того же мнения. Вся семья сходится на том, что тебе следует жениться и…
— О, ну хоть бы ты оставил меня в покое! — Дуглас встал со стула. — Помолись за меня, братишка. Райдер, наша встреча была плодотворной. Я поговорю с твоим портным и попрошу его, чтобы он зашил тебе одно место в штанах.
— Смотри, не напугай бедного Тинкера до смерти.
— Но не могу же я просить об этом горничных. Готов поклясться, что ты нарушишь наш договор, если кто-нибудь из них попытается сделать это, особенно, если она будет молода и хороша собой.
— Бедный Дуглас, — сказал Райдер вслед удаляющемуся брату.
— О каком это договоре он говорил? — спросил Тайсон.
— Мы поклялись, что не тронем ни одной женщины из тех, кто нанимается работать к нам в дом. Когда ты избавишься от своей любви и твои мозги встанут на место, мы просветим тебя по всем этим вопросам.
Тайсон предпочел больше не вступать в спор.
Надо быть выше этого. Скоро он станет викарием, его дела и помыслы должны быть возвышенными. К тому же он не мог припомнить ни одного случая, когда бы он победил в споре со своими братьями. Поэтому он только сказал:
— Кажется, эта девушка, которую хотят ему сосватать, действительно замечательная.
— Все они замечательные, пока не станут женами, — ответил Райдер, покидая гостиную.
В холле, облокотившись на испанский столик черного дерева, с невинным видом стояла Синджен и что-то насвистывала. Она умолкла, увидев, что Райдер ее заметил.
— Ну, как прошла встреча? — безразличным голосом поинтересовалась она.
— Держи свой язык за зубами, детка.
— Послушай, Райдер, мне и правда еще мало лет, но я ведь не глупая.
— Ну ладно, не обижайся.
— Как поживают твои возлюбленные?
— Прекрасно поживают, благодарю за заботу. Но тебя это не касается.
— Все, молчу. Не бойся, я не проболтаюсь. — Она послала ему воздушный поцелуй и направилась в сторону кухни, продолжая насвистывать. “Если ее переодеть, — подумал Райдер, — то ее вполне можно принять за мальчишку”.
Глава 2
Граф перестал хмуриться. Но на душе у него было все же неспокойно, и его не отпускало предчувствие, что вот-вот что-то произойдет, и это что-то вряд ли станет для него приятным сюрпризом. Он ненавидел такие предчувствия, так как он начинал ощущать свою незащищенность и уязвимость, но и совсем отмахнуться от них тоже было бы глупо. Поскольку в правительстве царил разброд и этот чертов Эддингтон дергался, как обезглавленный петух, он приписывал свое волнение событиям, связанным с Наполеоном.
Как и всякий англичанин, живущий на южном берегу острова, он опасался вторжения французов. Конечно, это было маловероятно с тех пор, как англичане контролировали канал, но надо быть полным дураком, чтобы пренебречь военным гением Наполеона и его намерением во что бы то ни стало захватить туманный Альбион.
Дуглас слез со своего жеребца Гарта, рассеянно потрепал его по холке и подошел к обрыву. Прибой с шумом разбивался о скалы, и пенистые брызги разлетались на добрых тридцать футов вокруг. Он с наслаждением впитывал в себя морской воздух. Дул сильный порывистый ветер; он разметал его волосы и швырял в лицо песок и соленые брызги, от которых слезились глаза. День был облачным и серым, и потому сегодня отсюда нельзя было разглядеть французский берег, как это случалось в ясные дни. Тогда он мог видеть со своего наблюдательного пункта Булонь и бледную береговую линию, тянущуюся к северо-востоку в направлении Кале. Прищурившись, он всматривался в серую даль. Облака клубились, перегоняя одно другое, и сплошной завесой закрывали небо. Он не стал оборачиваться, услышав приближающийся стук копыт, и даже когда лошадь встала за его спиной, не проявил интереса.
— Я так и думала, что найду тебя здесь, Дуглас. Все знают, где ты любишь прогуливаться, когда тебе надо что-то обдумать.
Он улыбнулся, обернувшись, чтобы поприветствовать сестренку, лихо сидевшую верхом на своей кобылке Фанни.
— Боюсь, мне не следует быть таким предсказуемым. Тебя что-то не было видно за завтраком, Синджен. Мама в очередной раз наказала тебя за нарушение этикета?
— Нет, я просто забыла о времени. Я изучала свою… — Она замолчала, легко соскользнула с седла и подошла к нему: высокая тонкая девушка с еще детскими чертами лица и пышными светлыми волосами, которые по утрам обычно были перехвачены лентой, но к обеду лента, как правило, была потеряна. Даже в такой серый мрачный день ее ясные глаза не утратили своей голубизны и отражали быстрый ум и мягкий юмор. В роду Шербруков все дети имели голубые глаза и густые светлые волосы, хотя у Синджен они были несколько светлее и казались наполненными солнечным светом.
Блондинами были все, кроме Дугласа. Он был совершенно другого типа. У него была внешность кельта — смуглый, темноволосый, с глазами черными как грех, по определению его старой няньки. При взгляде на него в голову начинали приходить мысли о рогах, раздвоенных копытах и прочей дьявольщине.
Когда-то, еще будучи ребенком, он случайно подслушал, как отец обвинял его мать в измене. Ему и в самом деле не передались родовые черты, если судить по портретам и семейным записям. Дуглас помнил, как мать извинялась за то, что по прихоти природы она произвела на свет такого невероятного для Шербруков наследника. По словам Райдера, это именно его необычная внешность заставляет всех беспрекословно подчиняться ему и создает вокруг него ореол сурового и грозного хозяина.
Но сейчас, когда Дуглас смотрел на сестру, выражение его лица вовсе не было суровым. На ней были такие же, как у него, штаны из оленьей кожи, просторная белая блуза и жилет из тонкой светло-коричневой кожи. Их мать опять будет стонать, подумал Дуглас, если увидит свою дочь в таком наряде. Впрочем, у их матери всегда достаточно поводов для вздохов и стонов.
— Так что ты изучала?
— Неважно. Ты, кажется, снова чем-то обеспокоен?
— Всякий мыслящий человек будет обеспокоен, когда его правительство не заботится о безопасности, он намерен разгромить нас.
— Это правда, что Фоке возвращается и может разбить Эддингтона?
— Я слышал, он болен, к тому же еще не пришло его время, чтобы занять позиции Эддингтона. Но намерения такие имеются, а решительности ему не занимать, а ты, я вижу, разбираешься в ситуации не хуже меня.
Дуглас давно уже заметил, что по интеллектуальному развитию его сестра намного опережает сверстниц, но в последнее время он начал понимать, что она куда образованнее большинства людей их круга. Чаще всего ее можно было найти в библиотеке. Главным увлечением Синджен была история. Она часами сидела над тяжелыми фолиантами в кожаных переплетах, а когда уставшие глаза переставали различать расплывающиеся строчки, вставала и, подойдя к окну, начинала мечтать. Место действия и эпохи менялись в зависимости от времени года и погоды за окном. Зимними вьюжными вечерами перед ее взором вставали величественные корабли викингов, отправляющихся в дальнее путешествие; веселая зеленая весна оживляла картины Древней Эллады — пение сирен, Олимпийские игры, смеющиеся боги; в жаркие летние дни она ощущала прохладу таинственных индийских храмов, а когда в саду загорались грозди рябины, в ушах у нее стоял рев трибун на испанской корриде и стук кастаньет. всех.
— Ты ошибаешься, — отвечала она ему сейчас. Ты столько всего повидал в Лондоне на прошлой неделе и говорил со столькими людьми. К тому же ты еще не рассказал мне, какие сейчас настроения в военном министерстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51