Ему хотелось сжать ее в объятиях и зарыться лицом в упругую грудь.
Он удивился, услышав свои слова:
— Нет, я не люблю Мелисанду. Я никогда не любил ее, но хотел ее как женщину. Наверное, она была для меня мечтой о женской красоте, я воспринимал ее не как реальную живую женщину, а как некое прекрасное видение, которое сделает мои ночи не такими одинокими. Нет, я не люблю ее. Боюсь, Тони был прав, когда говорил мне об этом.
— Тони любит ее.
— Да, любит.
Ей отчаянно хотелось спросить его, сможет ли он когда-нибудь полюбить хоть немного ее. Но она промолчала.
— Я — такая, какая есть, Дуглас. И мне невыносима мысль, что тебе грозит опасность. Я не могу поверить, что тебе будет приятно, если я буду спокойно попивать чай, в то время как враг подбирается, чтобы вонзить нож тебе в спину.
— Если такое случится, ты можешь кричать во всю мощь своих легких и звать на помощь кого-нибудь из мужчин.
— Ну а если никого не окажется поблизости?
— Хватит пустых предположений, Александра. Я не хочу, чтобы ты совершала поступки, которых я не одобряю. Я хочу всегда знать, где ты находишься и что ты делаешь. Я не хочу, чтобы ты задавала мне вопросы о моих делах и тем более — вмешивалась в них.
— Тебе нужна бесчувственная жена.
— Бесчувственная? Ха! Я никогда не поверю в это, если только не перестану посещать твою спальню.
Он посмотрел на нее долгим взглядом. Она была так близко от него.
— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, в доме. Никуда не выходи. Проследи за приготовлениями к отъезду, мы уедем рано утром. Тебе хватит времени?
Она встала. Нет, он неисправим, подумалось ей. Скорее всего, он никогда не изменится. Она улыбнулась ему через силу, кивнула на прощание и вышла из комнаты.
Она подошла к широкой лестнице, ведущей наверх; услышав, как миссис Гудгейм позвала ее, она не обернулась. Прошла в свою спальню и заперла дверь. Она не знала, сколько времени простояла посреди комнаты, потом медленно опустилась на колени. Обхватила себя руками и заплакала.
Она так углубилась в свое горе, что не услышала, как тихо открылась дверь соседней спальни. Приказание, готовое вырваться у Дугласа, замерло у него на губах. Он смотрел на нее, ничего не понимая. Ведь он почти не бранил ее, не сказал ничего такого, что могло бы ввергнуть ее в такое состояние. Это было невыносимо. Он быстро подошел к ней, взял на руки и отнес на кровать. Потом лег рядом с ней, сцеловывая слезы с ее лица до тех пор, пока она не забыла о них, забыла об обиде, о боли, забыла все, кроме наслаждения, которое он дарил ей. Она изголодалась по нему и страстно отвечала на его поцелуи, доводя его до неистовства.
Потом, когда они, умиротворенные, лежали рядом, он приподнялся над ней и сказал:
— Больше никогда не плачь. Мне это не нравится. У тебя нет причин плакать. Ведь я пришел к тебе, так? Разве я не доставил тебе удовольствие?
— Да, — ответила она, — конечно. Он почувствовал, как желание нарастает в нем снова. Подходило время ленча. Кошмар: середина дня, а он не может от нее оторваться. С трудом он заставил себя встать.
— Больше не плачь, — повторил он и натянул штаны.
— Почему ты не можешь довериться мне, Дуглас?
— Ты говоришь чепуху.
— Помнишь, как я защищала тебя от Тони?
— Здесь ты ничем не поможешь.
Она села, подтянув к себе платье. Посмотрела на свои босые ноги, свисавшие с кровати, не доставая пола.
— Хорошо, Дуглас, я сделаю, как ты хочешь. Я больше не буду влезать в твои дела. Если с тобой что-то случится, мне будет очень жаль, но.., как говорится, ничего не попишешь. Ты этого хочешь?
Он нахмурился. Нет, он не хочет этого, но, кажется, именно так он сказал.
— Я хочу, чтобы ты привела себя в порядок. Я голоден. Скоро позовут на ленч.
Он ушел в свою спальню и закрыл за собой дверь. Она смотрела ему вслед.
— Merde. — сказала она.
Глава 21
Пробуждение было внезапным. Дуглас не знал, что его разбудило. Мгновение назад ему снилось тяжелое сражение под Пеной, французы подступали все ближе и ближе к его флангу — и вдруг он уже смотрит в темноту, сердце его гулко бьется. Он помотал головой и машинально похлопал рядом с собой рукой, ища Александру.
Рядом с ним было пусто. Он провел рукой по подушке, по простыням и наконец вскочил с кровати. Ее здесь нет. Она ушла. Его охватил панический ужас. О Боже, Джордж Кадоудэл похитил ее.
Нет, это абсурдно. Джордж не смог бы пробраться в его дом, сюда, в спальню, и схватить ее, не разбудив его. Нет, это невозможно.
Дуглас быстро спустился по ступенькам в холл, на ходу завязывая свой голубой бархатный халат; его босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру. Куда, черт побери, она могла уйти?
Он заглядывал в комнаты, попадавшиеся по пути, зашел в комнату для завтраков, потом в большую официальную столовую. Вернулся в центральный холл и задумался. Потом быстро пошел в сторону библиотеки. Он остановился, заметив полоску света под дверью.
Очень тихо он приоткрыл дверь и стал смотреть.
Александра сидела за столом, слева от нее стояла свеча, перед ней лежала книга. Она напряженно думала над чем-то, наморщив лоб.
Он уже хотел войти и спросить, что она здесь делает, как вдруг услышал ее тихий голос:
— Так вот что значит merde. Ну что ж, это вполне подходящее слово, Дуглас был прав. Оно дает выход гневу, и очень быстро.
Она повторила слово несколько раз, потом громко добавила:
— Конечно, от многократного повторения его воздействие не усиливается. Ну, давай, девочка, приступай.
Дуглас с усилием сдержал смех, стоя за дверью, потому что сейчас она начала громко повторять на очень плохом, но тем не менее узнаваемом французском:
— Я не уйду. Je ne vais pas. Он не уйдет. II пе va pas. Они не уйдут. Us ne vont pas.
Она смотрела перед собой. Что за черт?
Она пытается самостоятельно выучить французский. И все для того, чтобы помочь ему.
Дуглас стоял и смотрел на свою жену, медленно покачивая головой, пытаясь осмыслить то, что он увидел. Какая-то теплота и нежность разливались у него внутри — чувства, которых он раньше не испытывал. Это ощущение было новым для него и очень сильным, он и не подозревал о его существовании просто потому, что никогда не чувствовал ничего подобного и не догадывался, что ему чего-то не хватает.
Он продолжал смотреть на нее. Она сидела в своей девичьей белой рубашке, закрывающей ее от шеи до пят; рыжая коса была переброшена через правое плечо. Повторяя французские слова, она постукивала в такт руками. Свет от свечи отбрасывал тени на ее лицо, глаза ее светились, на волосах играли блики. Она повторяла одни и те же фразы снова и снова.
Он хорошо понимал по-французски, если хотел.
— Я помогаю ему. Je 1'aide. Ax, что это? Она замолчала, потом очень нежно произнесла:
— Я люблю его. Je 1'aime. Я люблю Дугласа. J'aime Douglas. Я люблю моего мужа. J'aime mon man.
Он продолжал стоять, потрясенный нахлынувшими на него чувствами. На губах его засветилась нежная улыбка, он чувствовал себя невероятно счастливым, счастливым оттого, что именно она — его жена, счастливым от осознания того, что она значит для него и будет значить всегда.
Очень тихо он закрыл дверь и в задумчивости вернулся в спальню. Там он долго лежал без сна, весь во власти нового для него чувства, и ждал ее.
Когда она проскользнула в комнату, примерно через час, и легла рядом с ним, он притворился спящим. Его хватило на десять минут. Потом он повернулся к ней, обнял и начал целовать.
Александра вздрогнула от неожиданности, потом с энтузиазмом ответила ему. Но на этот раз в их поцелуях не было обычного безумия и нетерпеливости.
Когда Дуглас убедился в том, что она заснула, он осторожно поцеловал ее в висок и тихонько сказал:
— Je t'aime aussi.
Семь часов спустя, за завтраком, Дуглас так стукнул кулаком по столу, что ломтик бекона на его тарелке подпрыгнул и упал на белоснежную скатерть.
— Я сказал — нет, Александра. Если Синджен попросила тебя принести ей книгу от Хукэма, тем хуже. У меня нет времени, чтобы сопровождать тебя, а без меня ты никуда не пойдешь. Ты поняла?
Она молчала.
— Скажи мне, что ты поняла.
— Поняла.
— Ладно. Надеюсь, ты проследишь за сборами. К сожалению, уехать сегодня утром не получится, так как у меня еще осталось одно дело. Я вернусь позже.
В дверях он на секунду остановился, услышав, как она сказала: “Merde!"
Он сделал вид, что ничего не слышал, и ушел. Александра смотрела на яйца и удивлялась, как она могла возомнить, что те высокие слова, которые он сказал ей ночью, могли означать больше, чем просто страстный порыв.
Все оставшееся утро она была очень занята, хотя миссис Гудгейм видела мало пользы от хозяйки, которая была рассеянна, и, похоже, ей было все равно, будут ли ее платья тщательно проложены оберточной бумагой или их просто покидают в чемодан.
К ленчу Дугласа все еще не было. Александра сходила с ума от тревоги и страха за него. Почему она не заставила его пообещать, что он никуда не пойдет без нее? Она попыталась заняться французским, но была так рассержена на него, что большую часть времени занималась тем, что искала в словаре различные ругательства.
— По-моему, вы засиделись в комнатах, — не выдержала наконец миссис Гудгейм, устав от ее беспорядочной суеты. — Почему бы вам не прокатиться в экипаже? Я прекрасно управлюсь одна, уверяю вас.
Так, значит, Дуглас ничего не сказал прислуге о том, что его жену нужно держать под замком. Она сжала губы. Она привезет Синджен ее роман, а Дуглас пусть идет к черту. Однако из соображений безопасности она сходила в библиотеку и вытащила из письменного стола Дугласа небольшой пистолет, который обнаружила ночью, когда занималась французским. Не имея представления, заряжен он или нет, она убрала его в ридикюль. На самом деле ей было страшно даже смотреть на него, и она молила Бога, чтобы в случае, если ей придется применить его, человек, на которого он будет направлен, также испугался бы одного его вида. Она попросила одного из лакеев сопровождать ее и отправила его на сиденье рядом с кучером. Дугласу этого должно быть достаточно. С ней едут двое слуг, а сама она вооружена пистолетом.
Боргесу было известно, что ее милость не должна покидать дома, но в тот момент, когда Александра прошмыгнула в дверь, прихватив лакея Джеймса, его не было на посту.
Их карета прокатилась по Пиккадилли и на углу Гайд-парка свернула на Сент-Эдвард-стрит. Кучер остался с, каретой, а Джеймс проследовал за Александрой в магазин к Хукэму. Магазин представлял собой довольно унылое помещение, все пространство от пола до потолка занимали полки, уставленные книгами. В воздухе пахло пылью, проходы между рядами полок были очень узкими; тем не менее приходить сюда считалось признаком хорошего тона, а потому недостатка в посетителях не было. По рядам ходили богато одетые джентльмены и леди, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть заинтересовавшую их книгу. Горничные И лакеи ожидали своих хозяев у дверей в магазин.
Александра тоже оставила Джеймса у дверей, предоставив ему возможность полюбоваться чьей-то хорошенькой горничной, а сама позволила назойливому служащему магазина проводить себя к полке, где лежал интересующий Синджен роман. Ах да, вон там, на третьей полке. Она потянулась за “Таинственным графом” и оцепенела, услышав мужской голос, зашептавший ей в правое ухо:
— Ах, маленькая голубка покинула свое гнездышко, да?
"Это не Хезерингтон, — подумала она. — Нет, тот бы выдал что-нибудь про пастуха и овечку”. Она вздохнула и, не оглядываясь, ответила:
— Ваше поведение мне неприятно, сэр. Ему не хватает оригинальности. Впрочем, как и любезности и шарма. А также ума. Вам следует поучиться хорошим манерам. Мне определенно нравится ваш французский акцент, но он как-то не вяжется с вашим отличным английским. Вы очень грамотно построили фразу. Это не приходило вам в голову?
— Черт вас возьми, в мои намерения не входило вам нравиться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Он удивился, услышав свои слова:
— Нет, я не люблю Мелисанду. Я никогда не любил ее, но хотел ее как женщину. Наверное, она была для меня мечтой о женской красоте, я воспринимал ее не как реальную живую женщину, а как некое прекрасное видение, которое сделает мои ночи не такими одинокими. Нет, я не люблю ее. Боюсь, Тони был прав, когда говорил мне об этом.
— Тони любит ее.
— Да, любит.
Ей отчаянно хотелось спросить его, сможет ли он когда-нибудь полюбить хоть немного ее. Но она промолчала.
— Я — такая, какая есть, Дуглас. И мне невыносима мысль, что тебе грозит опасность. Я не могу поверить, что тебе будет приятно, если я буду спокойно попивать чай, в то время как враг подбирается, чтобы вонзить нож тебе в спину.
— Если такое случится, ты можешь кричать во всю мощь своих легких и звать на помощь кого-нибудь из мужчин.
— Ну а если никого не окажется поблизости?
— Хватит пустых предположений, Александра. Я не хочу, чтобы ты совершала поступки, которых я не одобряю. Я хочу всегда знать, где ты находишься и что ты делаешь. Я не хочу, чтобы ты задавала мне вопросы о моих делах и тем более — вмешивалась в них.
— Тебе нужна бесчувственная жена.
— Бесчувственная? Ха! Я никогда не поверю в это, если только не перестану посещать твою спальню.
Он посмотрел на нее долгим взглядом. Она была так близко от него.
— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, в доме. Никуда не выходи. Проследи за приготовлениями к отъезду, мы уедем рано утром. Тебе хватит времени?
Она встала. Нет, он неисправим, подумалось ей. Скорее всего, он никогда не изменится. Она улыбнулась ему через силу, кивнула на прощание и вышла из комнаты.
Она подошла к широкой лестнице, ведущей наверх; услышав, как миссис Гудгейм позвала ее, она не обернулась. Прошла в свою спальню и заперла дверь. Она не знала, сколько времени простояла посреди комнаты, потом медленно опустилась на колени. Обхватила себя руками и заплакала.
Она так углубилась в свое горе, что не услышала, как тихо открылась дверь соседней спальни. Приказание, готовое вырваться у Дугласа, замерло у него на губах. Он смотрел на нее, ничего не понимая. Ведь он почти не бранил ее, не сказал ничего такого, что могло бы ввергнуть ее в такое состояние. Это было невыносимо. Он быстро подошел к ней, взял на руки и отнес на кровать. Потом лег рядом с ней, сцеловывая слезы с ее лица до тех пор, пока она не забыла о них, забыла об обиде, о боли, забыла все, кроме наслаждения, которое он дарил ей. Она изголодалась по нему и страстно отвечала на его поцелуи, доводя его до неистовства.
Потом, когда они, умиротворенные, лежали рядом, он приподнялся над ней и сказал:
— Больше никогда не плачь. Мне это не нравится. У тебя нет причин плакать. Ведь я пришел к тебе, так? Разве я не доставил тебе удовольствие?
— Да, — ответила она, — конечно. Он почувствовал, как желание нарастает в нем снова. Подходило время ленча. Кошмар: середина дня, а он не может от нее оторваться. С трудом он заставил себя встать.
— Больше не плачь, — повторил он и натянул штаны.
— Почему ты не можешь довериться мне, Дуглас?
— Ты говоришь чепуху.
— Помнишь, как я защищала тебя от Тони?
— Здесь ты ничем не поможешь.
Она села, подтянув к себе платье. Посмотрела на свои босые ноги, свисавшие с кровати, не доставая пола.
— Хорошо, Дуглас, я сделаю, как ты хочешь. Я больше не буду влезать в твои дела. Если с тобой что-то случится, мне будет очень жаль, но.., как говорится, ничего не попишешь. Ты этого хочешь?
Он нахмурился. Нет, он не хочет этого, но, кажется, именно так он сказал.
— Я хочу, чтобы ты привела себя в порядок. Я голоден. Скоро позовут на ленч.
Он ушел в свою спальню и закрыл за собой дверь. Она смотрела ему вслед.
— Merde. — сказала она.
Глава 21
Пробуждение было внезапным. Дуглас не знал, что его разбудило. Мгновение назад ему снилось тяжелое сражение под Пеной, французы подступали все ближе и ближе к его флангу — и вдруг он уже смотрит в темноту, сердце его гулко бьется. Он помотал головой и машинально похлопал рядом с собой рукой, ища Александру.
Рядом с ним было пусто. Он провел рукой по подушке, по простыням и наконец вскочил с кровати. Ее здесь нет. Она ушла. Его охватил панический ужас. О Боже, Джордж Кадоудэл похитил ее.
Нет, это абсурдно. Джордж не смог бы пробраться в его дом, сюда, в спальню, и схватить ее, не разбудив его. Нет, это невозможно.
Дуглас быстро спустился по ступенькам в холл, на ходу завязывая свой голубой бархатный халат; его босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру. Куда, черт побери, она могла уйти?
Он заглядывал в комнаты, попадавшиеся по пути, зашел в комнату для завтраков, потом в большую официальную столовую. Вернулся в центральный холл и задумался. Потом быстро пошел в сторону библиотеки. Он остановился, заметив полоску света под дверью.
Очень тихо он приоткрыл дверь и стал смотреть.
Александра сидела за столом, слева от нее стояла свеча, перед ней лежала книга. Она напряженно думала над чем-то, наморщив лоб.
Он уже хотел войти и спросить, что она здесь делает, как вдруг услышал ее тихий голос:
— Так вот что значит merde. Ну что ж, это вполне подходящее слово, Дуглас был прав. Оно дает выход гневу, и очень быстро.
Она повторила слово несколько раз, потом громко добавила:
— Конечно, от многократного повторения его воздействие не усиливается. Ну, давай, девочка, приступай.
Дуглас с усилием сдержал смех, стоя за дверью, потому что сейчас она начала громко повторять на очень плохом, но тем не менее узнаваемом французском:
— Я не уйду. Je ne vais pas. Он не уйдет. II пе va pas. Они не уйдут. Us ne vont pas.
Она смотрела перед собой. Что за черт?
Она пытается самостоятельно выучить французский. И все для того, чтобы помочь ему.
Дуглас стоял и смотрел на свою жену, медленно покачивая головой, пытаясь осмыслить то, что он увидел. Какая-то теплота и нежность разливались у него внутри — чувства, которых он раньше не испытывал. Это ощущение было новым для него и очень сильным, он и не подозревал о его существовании просто потому, что никогда не чувствовал ничего подобного и не догадывался, что ему чего-то не хватает.
Он продолжал смотреть на нее. Она сидела в своей девичьей белой рубашке, закрывающей ее от шеи до пят; рыжая коса была переброшена через правое плечо. Повторяя французские слова, она постукивала в такт руками. Свет от свечи отбрасывал тени на ее лицо, глаза ее светились, на волосах играли блики. Она повторяла одни и те же фразы снова и снова.
Он хорошо понимал по-французски, если хотел.
— Я помогаю ему. Je 1'aide. Ax, что это? Она замолчала, потом очень нежно произнесла:
— Я люблю его. Je 1'aime. Я люблю Дугласа. J'aime Douglas. Я люблю моего мужа. J'aime mon man.
Он продолжал стоять, потрясенный нахлынувшими на него чувствами. На губах его засветилась нежная улыбка, он чувствовал себя невероятно счастливым, счастливым оттого, что именно она — его жена, счастливым от осознания того, что она значит для него и будет значить всегда.
Очень тихо он закрыл дверь и в задумчивости вернулся в спальню. Там он долго лежал без сна, весь во власти нового для него чувства, и ждал ее.
Когда она проскользнула в комнату, примерно через час, и легла рядом с ним, он притворился спящим. Его хватило на десять минут. Потом он повернулся к ней, обнял и начал целовать.
Александра вздрогнула от неожиданности, потом с энтузиазмом ответила ему. Но на этот раз в их поцелуях не было обычного безумия и нетерпеливости.
Когда Дуглас убедился в том, что она заснула, он осторожно поцеловал ее в висок и тихонько сказал:
— Je t'aime aussi.
Семь часов спустя, за завтраком, Дуглас так стукнул кулаком по столу, что ломтик бекона на его тарелке подпрыгнул и упал на белоснежную скатерть.
— Я сказал — нет, Александра. Если Синджен попросила тебя принести ей книгу от Хукэма, тем хуже. У меня нет времени, чтобы сопровождать тебя, а без меня ты никуда не пойдешь. Ты поняла?
Она молчала.
— Скажи мне, что ты поняла.
— Поняла.
— Ладно. Надеюсь, ты проследишь за сборами. К сожалению, уехать сегодня утром не получится, так как у меня еще осталось одно дело. Я вернусь позже.
В дверях он на секунду остановился, услышав, как она сказала: “Merde!"
Он сделал вид, что ничего не слышал, и ушел. Александра смотрела на яйца и удивлялась, как она могла возомнить, что те высокие слова, которые он сказал ей ночью, могли означать больше, чем просто страстный порыв.
Все оставшееся утро она была очень занята, хотя миссис Гудгейм видела мало пользы от хозяйки, которая была рассеянна, и, похоже, ей было все равно, будут ли ее платья тщательно проложены оберточной бумагой или их просто покидают в чемодан.
К ленчу Дугласа все еще не было. Александра сходила с ума от тревоги и страха за него. Почему она не заставила его пообещать, что он никуда не пойдет без нее? Она попыталась заняться французским, но была так рассержена на него, что большую часть времени занималась тем, что искала в словаре различные ругательства.
— По-моему, вы засиделись в комнатах, — не выдержала наконец миссис Гудгейм, устав от ее беспорядочной суеты. — Почему бы вам не прокатиться в экипаже? Я прекрасно управлюсь одна, уверяю вас.
Так, значит, Дуглас ничего не сказал прислуге о том, что его жену нужно держать под замком. Она сжала губы. Она привезет Синджен ее роман, а Дуглас пусть идет к черту. Однако из соображений безопасности она сходила в библиотеку и вытащила из письменного стола Дугласа небольшой пистолет, который обнаружила ночью, когда занималась французским. Не имея представления, заряжен он или нет, она убрала его в ридикюль. На самом деле ей было страшно даже смотреть на него, и она молила Бога, чтобы в случае, если ей придется применить его, человек, на которого он будет направлен, также испугался бы одного его вида. Она попросила одного из лакеев сопровождать ее и отправила его на сиденье рядом с кучером. Дугласу этого должно быть достаточно. С ней едут двое слуг, а сама она вооружена пистолетом.
Боргесу было известно, что ее милость не должна покидать дома, но в тот момент, когда Александра прошмыгнула в дверь, прихватив лакея Джеймса, его не было на посту.
Их карета прокатилась по Пиккадилли и на углу Гайд-парка свернула на Сент-Эдвард-стрит. Кучер остался с, каретой, а Джеймс проследовал за Александрой в магазин к Хукэму. Магазин представлял собой довольно унылое помещение, все пространство от пола до потолка занимали полки, уставленные книгами. В воздухе пахло пылью, проходы между рядами полок были очень узкими; тем не менее приходить сюда считалось признаком хорошего тона, а потому недостатка в посетителях не было. По рядам ходили богато одетые джентльмены и леди, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть заинтересовавшую их книгу. Горничные И лакеи ожидали своих хозяев у дверей в магазин.
Александра тоже оставила Джеймса у дверей, предоставив ему возможность полюбоваться чьей-то хорошенькой горничной, а сама позволила назойливому служащему магазина проводить себя к полке, где лежал интересующий Синджен роман. Ах да, вон там, на третьей полке. Она потянулась за “Таинственным графом” и оцепенела, услышав мужской голос, зашептавший ей в правое ухо:
— Ах, маленькая голубка покинула свое гнездышко, да?
"Это не Хезерингтон, — подумала она. — Нет, тот бы выдал что-нибудь про пастуха и овечку”. Она вздохнула и, не оглядываясь, ответила:
— Ваше поведение мне неприятно, сэр. Ему не хватает оригинальности. Впрочем, как и любезности и шарма. А также ума. Вам следует поучиться хорошим манерам. Мне определенно нравится ваш французский акцент, но он как-то не вяжется с вашим отличным английским. Вы очень грамотно построили фразу. Это не приходило вам в голову?
— Черт вас возьми, в мои намерения не входило вам нравиться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51