Ничего не усложнилось. Разве ты никогда не слышал: сделать аборт проще, чем вылечить насморк. — Она обошла вокруг машины и подошла с другой стороны к дверце со спущенным стеклом. — Ты уверен, что не хочешь заскочить ко мне? — спросила она, теребя его искусственный ус. — Мы не можем трахнуться, но мне не запрещается поцеловать тебя взасос туда, где ты любишь. Доктор разрешил, да. А ты же всегда говорил, что у меня самые лучшие, самые жадные губы в нашем затраханном городе.
— Ну... это... я думаю, что смог бы через полчасика после встречи с агентом заскочить... Агент не станет возражать... — и он чуть порозовел.
Она рассмеялась, сорвала усики с его верхней губы и прилепила их ему на лоб — в самой серединке.
— Ох, Джордж, и почему ты такое дерьмо? — добавила она и вошла в дом.
Заперев за собой дверь, она прислонилась к ней спиной и заплакала так, что по щекам струйками потекли слезы... Господи, да что же это такое в ней, что она всегда привлекает к себе всякое дерьмо?
Ведь не всегда же было так! Уолтер не был дерьмом. Ну, не совсем. Он просто был слабым, да. Ему вечно требовались со стороны поддержка и одобрение, даже больше, чем ей.
Она прошла через все комнаты прямо в спальню и упала на кровать, не снимая одежды. Уставилась в потолок. Глаза ее высохли. Она лежала, не шевелясь.
Зазвонил телефон, но Джери-Ли не обратила на него никакого внимания.
После трех звонков включился автоматический секретарь и взял на себя труд ответить за нее.
Она протянула руку, достала из ночной тумбочки коробку сигарет, выбрала с косячком, медленно раскурила и глубоко вдохнула. Сладкое успокоение вместе со вдохом вошло через легкие в ее кровь и растеклось по всему телу. Она нажала кнопку магнитофона, и мягкие звуки музыки заполнили комнату. Она сделала еще две глубокие затяжки, положила сигарету на пепельницу, перевернулась на живот и зарылась лицом в ладони...
И снова перед глазами возникла маленькая девочка, плачущая на верхней ступеньке внутренней лестницы в их старом доме. Возникла и — исчезла. Она села на кровати — нет, она уже не та маленькая девочка... Давным-давно не маленькая девочка. С того самого дня, когда они обвенчались с Уолтером и он увез ее в Нью-Йорк и там, по эскалатору — выше, выше — в апартаменты на самом верхнем этаже здания, откуда открывался вид на весь этот огромный город.

ЧАСТЬ II
БОЛЬШОЙ ГОРОД
Глава 1
В тот день в Нью-Йорке уже царила весна. Молодая зелень листочков на деревьях в Центральном парке, трепещущих на легком ласковом ветру, переливалась под лучами теплого майского солнца.
Мы прошли мимо скамеек, заполненных бездельниками, наслаждающимися теплом. Мы не говорили, не смотрели друг на друга — мы были вместе и, одновременно, порознь, занятые своими глухими и не слышными другому мыслями.
Он так и не заговорил, пока мы не вышли к переходу на Пятьдесят девятую стрит, что напротив нашего дома. Мы остановились под светофором, ожидая зеленого. Улицы, как всегда, были переполнены машинами...
И тут он, наконец, сказал:
— Ты можешь не торопиться с переездом. Я улетаю десятичасовым самолетом в Лондон и не вернусь раньше, чем через месяц.
— О'кей. Мне сказали, что моя квартира будет готова. Он схватил меня за руку и потянул, потому что грузовик слишком близко проехал у тротуара, и сразу же отпустил, как только мы отступили, — Просто я хотел тебе сообщить, что буду через месяц, и ты можешь оставаться в этой квартире.
— Спасибо, Уолтер, но я уезжаю домой на уик-энд. А к понедельнику, надеюсь, все будет в порядке.
Швейцар, открывший нам дверь, посмотрел на нас как-то странно.
— Мистер Торнтон, — сказал он, — миссис Торнтон! Конечно, он уже знал. Я уверена, что знал. К этому времени весь свет должен был бы уже знать. В газетах, в разделе светской хроники, писали об этом бесконечно — ну как же, Торнтоны разводятся!
Мы молча подошли к лифту, вошли, поднялись наверх, вышли в коридор, подошли к бывшим нашим апартаментам.
— У меня есть ключ, — сказал Уолтер. Его чемоданы были уже уложены и закрыты и стояли в прихожей. Он затворил за нами дверь и какое-то время стоял молча. Затем сказал:
— Думаю, что неплохо было бы выпить.
— Сейчас налью, — сказала я и привычно пошла к бару в гостиной.
— Я сам, — сказал он.
— Мне нетрудно. Не возражаешь, если я и себе налью?
Я бросила несколько кубиков льда в два бокала, налила немного шотландского. И мы с бокалами в руках поглядели друг на друга.
— Будь! — сказал он.
— Будь, — повторила я.
Он сделал большой глоток, а я пригубила.
— Шесть лет, — произнес он. — Даже не верится. Я не ответила.
— Как они промчались... И куда исчезли, куда ушли?
— Не знаю.
— Ты помнишь тот день, когда я впервые привел тебя сюда? Темнело, шел снег, и парк белел в сумерках за окном.
— Я была совсем ребенком тогда... девочкой. Но эта девочка жила в теле женщины.
В его глазах мелькнуло удивление.
— Я так и не заметил, когда же ты выросла, Джери-Ли.
— Такие вещи происходят постепенно, день за днем, капля за каплей.
— Увы, я не замечал.
— Знаю, — сказала я грустно. В том-то и все дело. Во всяком случае, больше, чем все остальное, приведшее к разводу, мне кажется, было именно то, что для него я всегда оставалась девочкой-невестой.
Он допил виски и поставил пустой бокал на крышку бара.
— Поднимусь наверх и попробую вздремнуть. Никогда не могу заснуть в этих ночных перелетах.
— О'кей.
— Машина придет за мной в восемь тридцать. Ты еще будешь здесь, когда я спущусь?
— Да, буду.
— Мне бы не хотелось уезжать, не сказав тебе «до свидания».
— И мне бы не хотелось, — сказала я, и тут словно прорвало плотину, и мои глаза наполнились слезами. — Прости, Уолтер...
На короткое мгновение его рука коснулась моей.
— Все образуется, — сказал он торопливо. — Все образуется. И я понимаю.
— Я любила тебя, Уолтер, ты же знаешь!
— Знаю.
Вот, — и больше не о чем говорить.
Он вышел из комнаты. Я услышала его шаги на лестнице и в спальне.
Затем донесся звук закрываемой двери и отозвался эхом в опустевших комнатах. Я вытерла глаза салфеткой «клинекс», подошла к окну и стала смотреть на парк.
Листья зеленели, дети весело и шумно играли, солнце сияло.
Торжествовала весна.
Будь оно все проклято!
Если и вправду пришла весна, почему я дрожу от холрда?
После его отъезда комнаты казались мне совершенно пустыми...
Телефон зазвонил, когда я шла из спальни на кухню, чтобы перехватить хоть что-нибудь. Какого черта! Кто еще?
Оказалось, Гай.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Ничего. Собралась приготовить себе какой-никакой обед.
— Уолтер уехал?
— Да.
— Тебе не следует сегодня оставаться в одиночестве, — сказал он деловито. — Пойдем куда-нибудь по-обедаем вместе.
— Очень мило с твоей стороны, — сказала я и действительно так подумала.
Гай за эти годы стал нашим общим другом. Он поставил первую пьесу, написанную Уолтером после встречи со мной. В ней я исполняла главную роль.
Он много возился со мной, когда я работала над ролью.
— А может, спектакль лучше отменить из-за дождливой погоды? У меня нет настроения выходить.
— Тебе станет легче.
— И все же — нет. Спасибо.
— Тогда позволь мне принести тебе сандвичи. Я тут остановился недалеко, — добавил он быстро, опасаясь, что я возражу.
Я колебалась.
— И кроме того, у меня появились кое-какие соображения, касающиеся переработки твоей пьесы, — добавил он. — Мы могли бы заодно обговорить.
— О'кей.
— Так-то лучше. Я захвачу бутылочку вина и травку. У нас будет милый, спокойный, уютный вечер. Через полчаса, идет?
— Хорошо.
Я положила телефонную трубку и пошла в спальню. Открыла шкаф, чтобы достать пару джинсов, и тут зазвонил междугородний.
Я метнулась к телефону. Это была мать.
— Джери-Ли? — спросила она.
— Да, мать.
— Когда ты вернулась?
— Сегодня днем.
— Ты бы могла позвонить мне, — заявила она раздраженно.
— У меня не было ни минутки свободной, мать. Прямо из аэропорта я поехала к своему адвокату — нам с Уолтером нужно было подписать еще какие-то там бумаги.
— Значит, развод состоялся окончательно и бесповоротно, — сказала она с явным неодобрением. — Я не предполагала, что мексиканский развод имеет юридическую силу в Нью-Йорке.
— Имеет.
— Ты все равно должна была позвонить мне. Я твоя мать. Я имею право знать, что происходит.
— Ты знаешь отлично, что происходит. Перед тем как улететь в Хуарес, я все тебе подробно объяснила. Кроме того, я приеду к тебе на уикэнд и перескажу во всех восхитительных подробностях...
— Ты вовсе не обязана рассказывать мне подробности, если у тебя нет такого желания, — заявила она с обидой в голосе.
Я изо всех сил старалась держать себя в руках. Не знаю, как, но она всегда умудряется ставить меня в ; такое положение, когда я вынуждена оправдываться. Даже больше — обороняться. Я поискала взглядом сигарету, но поблизости не было ни одной пачки.
— Проклятье, — пробормотала я.
— Что ты сказала?
— Не могу найти проклятые сигареты.
— Но это вовсе не причина, чтобы выражаться, — тут же сказала мать.
— И потом, мне кажется, что ты куришь слишком много.
— Да, мать... — я наконец нашла сигарету и закурила.
— Когда ты рассчитываешь приехать ко мне?
— Утром. Скорее всего после завтрака.
— Я приготовлю ленч. Для тебя. Так что не ешь слишком много за завтраком.
— Да, мать, — я решила сменить тему разговора. — Отец дома?
— Да. Ты хотела бы поговорить с ним?
— Пожалуйста.
Его голос даже по телефону прозвучал тепло и заботливо.
— Как там себя чувствует моя маленькая девочка? И это меня доконало: я почувствовала, как слезы опять потекли из глаз.
— Большой и избитой, — выдавила я. Вся нежность мира уместилась в одно-единственное слово:
— Тошно?
— Угу...
— Выше голову. У тебя есть мы.
— Я знаю.
— Все наладится. Потерпи. Со временем все обычно проходит.
Наконец, мне удалось взять себя в руки.
— Поговорим завтра, па. Я просто не могу дождаться, когда, наконец, смогу повидаться с тобой.
— И я.
Я положила трубку — времени оставалось в обрез, чтобы заскочить в душ и одеться До прихода Гая.
Он остановился в дверях с глупой улыбкой на лице и большим пакетом в одной руке и еще большим букетом в другой. Сунул цветы мне в руки и поцеловал в щеку. И я сразу же почувствовала, что он уже основательно приложился.
— Счастья! Счастья! — сказал он.
— Ты ненормальный, — сказала я. — Цветы-то зачем?
— Отмечать, — невозмутимо сказал он. — Не каждый день разводится лучший друг!
— Не уверена, что это смешно.
— А что бы ты хотела, чтобы я рыдал? Я не ответила.
— Я рыдал на вашей свадьбе, несмотря на все успехи, какие принес мне ваш брак, — парировал он. — А теперь вы развелись и вы оба счастливы. И это надо отметить!
— Ты все делаешь задом наперед.
— Какого черта — что так, что этак — все хорошо! Он прошел в гостиную и достал бутылку шампанского из пакета.
— Принеси бокалы. Добрый старый «периньои» — для нас самое лучшее сейчас! o— и он выстрелил пробкой.
Поднимая бокал, он сказал:
— Пьем за лучшие времена!
Я пригубила, и в нос ударил газ.
— До дна!
Я допила, и он снова наполнил мой бокал.
— Ты хочешь напоить меня?
— Обязательно, — заявил он. — Тебе не повредит. Ни-никоим образом.
Шампанское пилось так, как и должно было питься отличное шампанское.
Я почувствовала себя бодрее.
— Ты действительно ненормальный, — заявила я громко.
И тут я поймала на себе внимательный взгляд его блекло-голубых глаз и поняла, что он вовсе не так уж и пьян, как мне показалось в первый момент.
— Полегчало? — спросил он.
— Да.
— Вот и чудесно. Теперь мы будем есть. Лично я умираю с голоду.
И он принялся опорожнять содержимое пакета. Не прошло и нескольких минут, как в комнате стали витать соблазнительные запахи окорока, бастурмы, зелени и маринадов. Я проглотила слюну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72