Уважают старика. Даже машину хотели прислать, да отказался я. Зачем? Если вы, Петя, все равно едете.
— В общем, все как всегда… — заметила Стелла Леонидовна, когда они удалились. — Мужчины ушли на охоту, женщины остались у очага. Впрочем, какой там очаг! Солнце жарит так, что лень пошевельнуться. И это еще только утро. Уж какое тут может быть абрикосовое варенье — даже страшно подумать.
Солнце, и вправду, жарило, как сумасшедшее.
«Да, сравнение „как сумасшедшее“, — подумала Светлова, — было бы здесь более чем уместно».
Последнее время все вокруг только и говорили, что о солнечной активности. Но активность — это слишком интеллигентное определение… Какая там активность! Солнце будто и правда сошло с ума. От него невозможно скрыться. Оно казалось настигающим, злым и опасным. Хотелось обзавестись, как в старину, зонтиком-парасолькой, таким маленьким, изящным, с рюшечками и кружевами, чтобы только пройти от калитки до крыльца…
— Ань, кто-то идет! — громко возвестила Стелла Леонидовна.
— К вам? Ко мне? К нам?
— Мне незнакома эта дама. Может, к тебе?
— Вряд ли.
— Встретишь?
— Встречу. — Аня вышла из беседки. Интересно, кто это отважился в такую жару?
— Здравствуй, Аня!
— Здравствуйте…
— Вы меня не узнаете? — поинтересовалась гостья.
— Нет, — честно призналась Светлова.
— Ну как же, Светлова! «Опять ловите норой на уроке?»
— Ох! — Аня всплеснула руками. — Инна Петровна!
Меньше всего Аня рассчитывала увидеть в разгар лета на даче свою давно и благополучно забытую учительницу Инну Петровну Гец.
Во времена Аниной учебы в школе Инна была у них самой молодой и продвинутой среди учителей.
В общем, что называется, не самый худший вариант. Но и только. Светлова никогда не любила школу и не страдала ностальгией по ней. И просветленных нежных чувств к своим педагогам тоже не испытывала. «Школа — тюрьма народов!» — в этом убеждении ее было не поколебать.
— А мне, Аня, рассказали, как вас найти, наши общие знакомые, — поспешила объяснить свое появление гостья.
— Но, ведь вы… Инна Петровна… — Аня достала минеральную воду и усадила Гец в тень. — Вы же как будто…
— Да именно так! Мы уехали в Германию восемь лет назад.
— Я помню! Вся школа это обсуждала…
— Даже так?
— И.., вы приехали проведать родину? — Аня ожидала, что услышит сейчас что-то вроде старой шутки: «Хотела побывать в России, испытывала ностальгию…» — «А почему обратно возвращаетесь?» — «Побывала. Хочу испытывать ностальгию!»
Но вместо этого Инна Гец очень ровным и спокойным голосом сказала:
— Нет, не проведать. Я приехала хоронить мужа.
Геннадий Олегович пожелал, чтобы его прах вернулся на родину.
— Мне очень жаль…
Наступила тягостная пауза.
— Я принимаю ваши соболезнования, Аня… Но к вам я, собственно, по делу.
— Вот как?
— Да.
— Я слушаю.
— Видите ли, смерть Геннадия была довольно странной.
У Светловой екнуло сердце. Неужели? Кажется, она снова попала в переплет. Неужели это уже накатанная колея? Когда колеса крутятся и вертятся сами собой и тянут тележку помимо воли сидящего в ней пассажира. Два расследованных преступления и некоторая сомнительная, связанная с этим известность, кажется, сделали свое дело.
— Неужели?
— Да, Аня, и я бы хотела просить вас о помощи…
— Но…
— Я хочу заказать вам расследование.
— Заказать?
— Почему нет?
— Да, действительно, почему…
Аня задумалась.
— Я могу продолжать? — поинтересовалась вежливо, но очень настойчиво Инна Гец.
— Пожалуйста, да… — так ни до чего и не додумавшись, кивнула Светлова.
— Вы только сначала меня выслушайте. Я могла бы, например, сделать вам приглашение в Германию. Но это долго и ни к чему. Ненужная морока. Я предлагаю другой вариант.
Вы берете тур в Германию — за мой счет, разумеется — и вылетаете с группой. Это быстро и, в общем, без проблем. А я приезжаю за вами в Берлин, и Через час мы с вами в нашем Линибурге. Вы посмотрите все на месте… — Инна Петровна неловко замолчала. — На месте преступления…. А потом я вас отвезу обратно. Вы присоединитесь к своей группе: посмотрите достопримечательности, попьете пива, съедите сосиску и вернетесь в Москву…. Никаких обязательств. Если вы скажете «нет», значит, нет.
Светлова отрицательно качала головой, а сама смотрела на зеленые листики, обвивающие беседку, и думала: как же она уже обалдела от этой дачи!
Стоит только появиться человеку, даже вот с таким сверхсомнительным предложением, и сердце ее забилось. Живешь и не понимаешь, насколько все скучно, когда сидишь без дела. И только когда отворяют дверцу клетки и говорят: ну давай, лети отсюда! — сердце екает. И нет никаких сил, чтобы удержаться и не воспользоваться предоставившейся возможностью свободы.
Только-только потянуло сладким воздухом Европы, перспективой побродить по ее городам, раствориться в безопасности, комфорте и прелестях высококультурной цивилизации, чуточку передохнуть от совковости, побывать в мире, который не держит тебя в вечной готовности к обороне, — и уже, пожалуйста. Конечно, если бы она захотела, она бы и сама могла собраться и поехать. Но у них с Петром не такие возможности, чтобы разъезжать то и дело. Весь их отдых и вылазки строго запланированы. И вроде бы их вполне достаточно, но Европы много не бывает. А тут еще на халяву…
А почему, собственно, на халяву?! Если она, Светлова, что-то и умеет, если всякий труд обязательно должен чего-то стоить.., иначе, в противном случае, начинается «дикий социализм»… То почему бы и нет?
И впервые в Анютиной душе проклюнулся профессионал.
А, действительно, почему бы и нет?
Взяться за это расследование. Скатать в Европу.
Заработать денег — собственных денег — в конце концов! Почему бы и нет?
— Я, Аня, хочу сказать о серьезности моих сомнений. Я, например, даже оставила все в комнате мужа как было, — продолжала между тем Инна Гец. — Ничего не трогала! Даже ни разу не разводила огонь в камине.., после…
— И в эту комнату никто не заходил?
— Последним, кто там побывал, был сам Геннадий.
— А полиция?
— Нет. Ведь его смерть признана несчастным случаем.
— Ну, вот видите!
— Но я уверена, что это не так.
— Почему же?
— Понимаете, обстоятельства стремительного заболевания мужа и столь же скоротечной смерти настолько странны, что… В общем, в таких сомнениях можно признаться только, что называется, в разговоре по душам. А отнюдь не говорить о них, заявляя в полицию или во время визита в официальную инстанцию.
— А что за несчастный случай?
— Да, в общем, случай редчайший. Понимаете, Аня, у нас жила чудная крыска… Белое ласковое и умнейшее существо, Микки. Знаете, сейчас многие держат таких вместо кошки или собаки.
— Крыс?!
— Ну да! Милые, симпатичные и ручные. Они, понимаете ли, очень умные.
— Понимаю. И что же?
— Так вот, врачи утверждают, что заболевание Геннадия было вызвано укусом грызуна.
— И вы в это не верите?
— Не верю.
— А.., может быть, так оно и есть? И вам просто не хочется в это верить?
— Если бы это было так, я бы к вам не обратилась за помощью… Понимаете, Микки в шутку покусывал, конечно. Да, он делал это и раньше. Меня, например, неоднократно…. Но ведь, видите, со мной ничего не случилось! Крыска была такая чистенькая, здоровенькая, умненькая и ласковая…
— А что, кстати, стало с Микки? — Аня, не дослушав, прервала поток дифирамбов. К тому же Светлова не очень верила, что крысы могут кусать «в шутку»…
— Ее пришлось после смерти Геннадия усыпить.
— Ну вот, видите.
— Вы хотите сказать, что я любила Микки больше, чем мужа?!
— Да нет…
Светлова попыталась возражать, но делала это как-то вяло и неубедительно.
Про себя же Анна подумала, что случаи, когда домашних питомцев любят больше, чем супругов, не так уж редки, как может на первый взгляд показаться. Ей, во всяком случае, такие известны. «Милейшее существо Микки. Души не чаю», «Рикки — славная собачка…», «На все готова… Пукки — чудесная кошечка…» И так далее, и тому подобное…
Разумеется, Светловой не хотелось ни в чем подозревать свою учительницу Инну Петровну. Хотя, ради справедливости, следовало признать: педагоги, особенно почему-то начальных классов, — не такой уж редкий персонаж в криминальных сводках. Как ни откроешь криминальную колонку в газете, так непременно какая-нибудь бытовуха с их участием… Одна замочила пару-тройку сотрапезников сковородкой. Другая бегала по улице с кухонным ножом… Ну и все в том же роде. Загадочная все-таки профессия! Что-то в ней есть такое, почему человек ищет возможности раскрыться, реализоваться таким вот нетрадиционным способом…
— Поверьте, Анечка, я не сумасшедшая…
Инна Гец вдруг наклонилась и закрыла лицо ладонями.
Когда Инна Петровна отняла их наконец от лица, на ресницах ее блестели слезы.
— Да-да, конечно! Помилуйте! Разве я ..
«Хотелось бы, чтобы это было так на самом деле…» — вздохнула про себя Светлова…
Последние две «истории», в которых Анне пришлось принимать участие, так или иначе были связаны именно с такими персонажами… И Светлова дала себе клятву, что больше никогда она и близко не подступится к чему-то подобному…
Но Инна Гец производила впечатление разумной, здравомыслящей и очень спокойной дамы, разве что только слишком грустной…
И это было главным, отчего Светлова согласилась.
Но согласилась только попробовать, не без цинизма, правда, подумав: никогда не следует забывать, что в случае смерти одного из супругов первым подозреваемым оказывается оставшийся в живых. Хотя, впрочем, следовало признать, что затея Инны Гец насчет собственного расследования никоим образом с таким подозрением не увязывалась…
Скорее всего, врачи правы и никакого преступления за смертью Геннадия Геца не скрывается…
Просто Инна Гец после смерти мужа, по-видимому, находилась в состоянии стресса и была не совсем адекватна…. И одно из проявлений этого состояния — подсознательное желание добиться «посмертного оправдания» милейшего и умнейшего Микки. Доказать, по мере возможности, непричастность любимца-крыски к гибели супруга.
Все-таки бедная женщина потеряла сразу двоих…
За собой же Светлова оставила право в любой момент отказаться от расследования этого дела.
* * *
Анины спутники и сотоварищи по туристической группе уехали, увозя с собой тот привычный гам, шум и бурное размахивание руками, которые всегда сопровождают российских туристов, если они собираются группой больше двух. Нет, даже одного.
И хотя кругом жил своей жизнью большой город, Ане показалось, что наступила блаженная тишина.
Светлова — наконец-то! — осталась одна.
Она нашла недалеко от Рейхстага кафе, в котором они договорились встретиться с Гец, и поскольку Инна Петровна еще не появилась, выбрала на улице столик поуютнее, уселась… С абсолютным ощущением счастья и покоя заказала свой любимый томатный суп.
Счастье — это плетеный стул, ветерок со Шпрее, плошечка с томатным супчиком и косая солнечная августовская полоса на столе, поперек салфетки и плетеной корзиночки с хлебом.
В Рейхстаг стояла очередь, не меньше той, что вереницей тянется в Мавзолей.
Светлова тоже была не прочь полюбоваться на архитектурное чудо… Новый отреставрированный Рейхстаг со стеклянным куполом освещался системой зеркал, которыми управляли компьютеры. Зеркала все время поворачивались, улавливая свет…
Но — некогда!
Аня уплела дивный густой ароматный супчик и блаженно вздохнула. Вдох получился глубоким!
Говорили, будто берлинцы последнее время больше испытывают тягу жить за городом. Им, помешанным на экологии, электронное табло в городе постоянно выдает показатели загрязненности воздуха, как москвичам показывает температуру градусник на Тверской. И берлинцы этими показателями недовольны! Но Ане показалось, что, в сравнении с летней Москвой, воздух здесь, в Берлине, как на курорте, несмотря на то, что это — тоже большой город и лето в нем тоже очень и очень жаркое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— В общем, все как всегда… — заметила Стелла Леонидовна, когда они удалились. — Мужчины ушли на охоту, женщины остались у очага. Впрочем, какой там очаг! Солнце жарит так, что лень пошевельнуться. И это еще только утро. Уж какое тут может быть абрикосовое варенье — даже страшно подумать.
Солнце, и вправду, жарило, как сумасшедшее.
«Да, сравнение „как сумасшедшее“, — подумала Светлова, — было бы здесь более чем уместно».
Последнее время все вокруг только и говорили, что о солнечной активности. Но активность — это слишком интеллигентное определение… Какая там активность! Солнце будто и правда сошло с ума. От него невозможно скрыться. Оно казалось настигающим, злым и опасным. Хотелось обзавестись, как в старину, зонтиком-парасолькой, таким маленьким, изящным, с рюшечками и кружевами, чтобы только пройти от калитки до крыльца…
— Ань, кто-то идет! — громко возвестила Стелла Леонидовна.
— К вам? Ко мне? К нам?
— Мне незнакома эта дама. Может, к тебе?
— Вряд ли.
— Встретишь?
— Встречу. — Аня вышла из беседки. Интересно, кто это отважился в такую жару?
— Здравствуй, Аня!
— Здравствуйте…
— Вы меня не узнаете? — поинтересовалась гостья.
— Нет, — честно призналась Светлова.
— Ну как же, Светлова! «Опять ловите норой на уроке?»
— Ох! — Аня всплеснула руками. — Инна Петровна!
Меньше всего Аня рассчитывала увидеть в разгар лета на даче свою давно и благополучно забытую учительницу Инну Петровну Гец.
Во времена Аниной учебы в школе Инна была у них самой молодой и продвинутой среди учителей.
В общем, что называется, не самый худший вариант. Но и только. Светлова никогда не любила школу и не страдала ностальгией по ней. И просветленных нежных чувств к своим педагогам тоже не испытывала. «Школа — тюрьма народов!» — в этом убеждении ее было не поколебать.
— А мне, Аня, рассказали, как вас найти, наши общие знакомые, — поспешила объяснить свое появление гостья.
— Но, ведь вы… Инна Петровна… — Аня достала минеральную воду и усадила Гец в тень. — Вы же как будто…
— Да именно так! Мы уехали в Германию восемь лет назад.
— Я помню! Вся школа это обсуждала…
— Даже так?
— И.., вы приехали проведать родину? — Аня ожидала, что услышит сейчас что-то вроде старой шутки: «Хотела побывать в России, испытывала ностальгию…» — «А почему обратно возвращаетесь?» — «Побывала. Хочу испытывать ностальгию!»
Но вместо этого Инна Гец очень ровным и спокойным голосом сказала:
— Нет, не проведать. Я приехала хоронить мужа.
Геннадий Олегович пожелал, чтобы его прах вернулся на родину.
— Мне очень жаль…
Наступила тягостная пауза.
— Я принимаю ваши соболезнования, Аня… Но к вам я, собственно, по делу.
— Вот как?
— Да.
— Я слушаю.
— Видите ли, смерть Геннадия была довольно странной.
У Светловой екнуло сердце. Неужели? Кажется, она снова попала в переплет. Неужели это уже накатанная колея? Когда колеса крутятся и вертятся сами собой и тянут тележку помимо воли сидящего в ней пассажира. Два расследованных преступления и некоторая сомнительная, связанная с этим известность, кажется, сделали свое дело.
— Неужели?
— Да, Аня, и я бы хотела просить вас о помощи…
— Но…
— Я хочу заказать вам расследование.
— Заказать?
— Почему нет?
— Да, действительно, почему…
Аня задумалась.
— Я могу продолжать? — поинтересовалась вежливо, но очень настойчиво Инна Гец.
— Пожалуйста, да… — так ни до чего и не додумавшись, кивнула Светлова.
— Вы только сначала меня выслушайте. Я могла бы, например, сделать вам приглашение в Германию. Но это долго и ни к чему. Ненужная морока. Я предлагаю другой вариант.
Вы берете тур в Германию — за мой счет, разумеется — и вылетаете с группой. Это быстро и, в общем, без проблем. А я приезжаю за вами в Берлин, и Через час мы с вами в нашем Линибурге. Вы посмотрите все на месте… — Инна Петровна неловко замолчала. — На месте преступления…. А потом я вас отвезу обратно. Вы присоединитесь к своей группе: посмотрите достопримечательности, попьете пива, съедите сосиску и вернетесь в Москву…. Никаких обязательств. Если вы скажете «нет», значит, нет.
Светлова отрицательно качала головой, а сама смотрела на зеленые листики, обвивающие беседку, и думала: как же она уже обалдела от этой дачи!
Стоит только появиться человеку, даже вот с таким сверхсомнительным предложением, и сердце ее забилось. Живешь и не понимаешь, насколько все скучно, когда сидишь без дела. И только когда отворяют дверцу клетки и говорят: ну давай, лети отсюда! — сердце екает. И нет никаких сил, чтобы удержаться и не воспользоваться предоставившейся возможностью свободы.
Только-только потянуло сладким воздухом Европы, перспективой побродить по ее городам, раствориться в безопасности, комфорте и прелестях высококультурной цивилизации, чуточку передохнуть от совковости, побывать в мире, который не держит тебя в вечной готовности к обороне, — и уже, пожалуйста. Конечно, если бы она захотела, она бы и сама могла собраться и поехать. Но у них с Петром не такие возможности, чтобы разъезжать то и дело. Весь их отдых и вылазки строго запланированы. И вроде бы их вполне достаточно, но Европы много не бывает. А тут еще на халяву…
А почему, собственно, на халяву?! Если она, Светлова, что-то и умеет, если всякий труд обязательно должен чего-то стоить.., иначе, в противном случае, начинается «дикий социализм»… То почему бы и нет?
И впервые в Анютиной душе проклюнулся профессионал.
А, действительно, почему бы и нет?
Взяться за это расследование. Скатать в Европу.
Заработать денег — собственных денег — в конце концов! Почему бы и нет?
— Я, Аня, хочу сказать о серьезности моих сомнений. Я, например, даже оставила все в комнате мужа как было, — продолжала между тем Инна Гец. — Ничего не трогала! Даже ни разу не разводила огонь в камине.., после…
— И в эту комнату никто не заходил?
— Последним, кто там побывал, был сам Геннадий.
— А полиция?
— Нет. Ведь его смерть признана несчастным случаем.
— Ну, вот видите!
— Но я уверена, что это не так.
— Почему же?
— Понимаете, обстоятельства стремительного заболевания мужа и столь же скоротечной смерти настолько странны, что… В общем, в таких сомнениях можно признаться только, что называется, в разговоре по душам. А отнюдь не говорить о них, заявляя в полицию или во время визита в официальную инстанцию.
— А что за несчастный случай?
— Да, в общем, случай редчайший. Понимаете, Аня, у нас жила чудная крыска… Белое ласковое и умнейшее существо, Микки. Знаете, сейчас многие держат таких вместо кошки или собаки.
— Крыс?!
— Ну да! Милые, симпатичные и ручные. Они, понимаете ли, очень умные.
— Понимаю. И что же?
— Так вот, врачи утверждают, что заболевание Геннадия было вызвано укусом грызуна.
— И вы в это не верите?
— Не верю.
— А.., может быть, так оно и есть? И вам просто не хочется в это верить?
— Если бы это было так, я бы к вам не обратилась за помощью… Понимаете, Микки в шутку покусывал, конечно. Да, он делал это и раньше. Меня, например, неоднократно…. Но ведь, видите, со мной ничего не случилось! Крыска была такая чистенькая, здоровенькая, умненькая и ласковая…
— А что, кстати, стало с Микки? — Аня, не дослушав, прервала поток дифирамбов. К тому же Светлова не очень верила, что крысы могут кусать «в шутку»…
— Ее пришлось после смерти Геннадия усыпить.
— Ну вот, видите.
— Вы хотите сказать, что я любила Микки больше, чем мужа?!
— Да нет…
Светлова попыталась возражать, но делала это как-то вяло и неубедительно.
Про себя же Анна подумала, что случаи, когда домашних питомцев любят больше, чем супругов, не так уж редки, как может на первый взгляд показаться. Ей, во всяком случае, такие известны. «Милейшее существо Микки. Души не чаю», «Рикки — славная собачка…», «На все готова… Пукки — чудесная кошечка…» И так далее, и тому подобное…
Разумеется, Светловой не хотелось ни в чем подозревать свою учительницу Инну Петровну. Хотя, ради справедливости, следовало признать: педагоги, особенно почему-то начальных классов, — не такой уж редкий персонаж в криминальных сводках. Как ни откроешь криминальную колонку в газете, так непременно какая-нибудь бытовуха с их участием… Одна замочила пару-тройку сотрапезников сковородкой. Другая бегала по улице с кухонным ножом… Ну и все в том же роде. Загадочная все-таки профессия! Что-то в ней есть такое, почему человек ищет возможности раскрыться, реализоваться таким вот нетрадиционным способом…
— Поверьте, Анечка, я не сумасшедшая…
Инна Гец вдруг наклонилась и закрыла лицо ладонями.
Когда Инна Петровна отняла их наконец от лица, на ресницах ее блестели слезы.
— Да-да, конечно! Помилуйте! Разве я ..
«Хотелось бы, чтобы это было так на самом деле…» — вздохнула про себя Светлова…
Последние две «истории», в которых Анне пришлось принимать участие, так или иначе были связаны именно с такими персонажами… И Светлова дала себе клятву, что больше никогда она и близко не подступится к чему-то подобному…
Но Инна Гец производила впечатление разумной, здравомыслящей и очень спокойной дамы, разве что только слишком грустной…
И это было главным, отчего Светлова согласилась.
Но согласилась только попробовать, не без цинизма, правда, подумав: никогда не следует забывать, что в случае смерти одного из супругов первым подозреваемым оказывается оставшийся в живых. Хотя, впрочем, следовало признать, что затея Инны Гец насчет собственного расследования никоим образом с таким подозрением не увязывалась…
Скорее всего, врачи правы и никакого преступления за смертью Геннадия Геца не скрывается…
Просто Инна Гец после смерти мужа, по-видимому, находилась в состоянии стресса и была не совсем адекватна…. И одно из проявлений этого состояния — подсознательное желание добиться «посмертного оправдания» милейшего и умнейшего Микки. Доказать, по мере возможности, непричастность любимца-крыски к гибели супруга.
Все-таки бедная женщина потеряла сразу двоих…
За собой же Светлова оставила право в любой момент отказаться от расследования этого дела.
* * *
Анины спутники и сотоварищи по туристической группе уехали, увозя с собой тот привычный гам, шум и бурное размахивание руками, которые всегда сопровождают российских туристов, если они собираются группой больше двух. Нет, даже одного.
И хотя кругом жил своей жизнью большой город, Ане показалось, что наступила блаженная тишина.
Светлова — наконец-то! — осталась одна.
Она нашла недалеко от Рейхстага кафе, в котором они договорились встретиться с Гец, и поскольку Инна Петровна еще не появилась, выбрала на улице столик поуютнее, уселась… С абсолютным ощущением счастья и покоя заказала свой любимый томатный суп.
Счастье — это плетеный стул, ветерок со Шпрее, плошечка с томатным супчиком и косая солнечная августовская полоса на столе, поперек салфетки и плетеной корзиночки с хлебом.
В Рейхстаг стояла очередь, не меньше той, что вереницей тянется в Мавзолей.
Светлова тоже была не прочь полюбоваться на архитектурное чудо… Новый отреставрированный Рейхстаг со стеклянным куполом освещался системой зеркал, которыми управляли компьютеры. Зеркала все время поворачивались, улавливая свет…
Но — некогда!
Аня уплела дивный густой ароматный супчик и блаженно вздохнула. Вдох получился глубоким!
Говорили, будто берлинцы последнее время больше испытывают тягу жить за городом. Им, помешанным на экологии, электронное табло в городе постоянно выдает показатели загрязненности воздуха, как москвичам показывает температуру градусник на Тверской. И берлинцы этими показателями недовольны! Но Ане показалось, что, в сравнении с летней Москвой, воздух здесь, в Берлине, как на курорте, несмотря на то, что это — тоже большой город и лето в нем тоже очень и очень жаркое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41