А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Но ведь это было ее делом — тормошить, расспрашивать.
Но и «гусенок» был по-шпионски неболтлив. То ли осторожен — «в папу», — то ли просто эта тема была ей неинтересна.
— Так… — Девочка зевнула. — Дело как дело…
Ничего особенного.
* * *
Тегишева Анна так и не дождалась. Ушла, что называется, не солоно хлебавши. Если, конечно, имела право так сказать после столь вкусного обеда.
* * *
«Один неглупый англичанин в прошлом веке утверждал, что по пристрастию к той или иной пище можно судить о характере человека не хуже, чем по чертам лица», — рассуждала про себя несколько отяжелевшая после еды Светлова.
По сути, ей в одиночестве пришлось уплести целого цыпленка — но ведь так было вкусно! А девочка даже не дотронулась до еды.
И это удивительно.
Так вот, например, тот англичанин уверял, что инстинктивно избегает тех, кто любит рубленую телятину.
А его друг, поэт Кольридж, и вовсе был уверен, что, например, «человек с чистой душой неспособен отказаться от пончиков с яблоками»!
— Отличный шоколад!
Юлсу дотронулась губами до края чашки и сделала судорожный глоток…
Они долго бродили, не чуя ног, как и полагается влюбленным, пока ее Эмерику вдруг не захотелось шоколада.
Его аппетитный густой запах витал над столиком кафе «Ладо», смешиваясь с пьянящим запахом весеннего парижского воздуха и бензина.
«Милый, милый, милый… Милый человек!»
Ради Эмерика она бы согласилась даже на шестиразовое принудительное питание да еще плюс питательный коктейль в промежутках между приемами пищи… Именно такой прописали недавно одной ее знакомой девочке.
Отхлебнуть шоколад она, однако, заставить себя не смогла. Ее замутило от одного только запаха густого сладкого варева.
А Эмерик с удовольствием поглощал фруктовое мороженое.
— Ты не будешь?
— Нет.
— И напрасно.
Он принялся теперь и за ее пирожное.
— Ты совсем ничего не ешь… Так нельзя!
Вокруг переливались огни, и стоял тот удивительный гул веселых, довольных жизнью голосов — шум безмятежного веселья, легкости и счастья, который бывает только в Париже и только в двенадцать ночи, весной, на Елисейских Полях.
Рядом, за столиками соседнего кафе, послышались аплодисменты, громкие веселые крики.
Они с Эмериком оглянулись.
Компания девушек устроила представление: одна из них, одетая в подвенечное платье, с длинной фатой — и на лыжах! — громко стучала лыжными палками по асфальту.
Какой-то японец, смеясь, фотографировался рядом с «невестой», а все кругом тоже смеялись и аплодировали.
— Смешная! — заметил Эмерик.
Но она даже не улыбнулась: почему-то эта ряженая невеста вдруг неприятно ее поразила.
Шутка веселых девушек показалась не смешной.
Вдруг и она станет такой же «невестой» ? Смешной и нелепой?! Как эта девушка, в фате и на лыжах, когда вокруг нет ни одной снежинки ?
Какая участь ожидает ее, Юлсу?
Она испуганно взглянула на Эмерика, рассеянно наблюдающего за импровизированным представлением.
Глава 7
— Ладушкин, нам предстоит грандиозная слежка! — провозгласила Светлова, засучив рукава и, как это делают домохозяйки, объявляя великую стирку или тотальную суперуборку. — Будем следить.
— И долго?
— Долго.
— Как долго?
— До упора. Пока не обнаружим хоть что-то, хоть какой-то краешек, хоть пятнышко, хоть клочок чего-то — неизвестно пока чего! — за который можно зацепиться.
— О'кей! — кивнул Ладушкин с видом знатока. — В нашем агентстве «Неверные супруги» я это отлично освоил. Тоже все так и начинается… Посмотришь на какую-нибудь.., какой-нибудь объект слежки…
Ну, ангел! Чисто ангел непорочный!
— Не чисто ангел, а чистый ангел! — поправила своего сотрудника Светлова. — Так, во всяком случае, раньше произносили это словосочетание.
— Ну, неважно.., пусть чистый ангел. Как будто без единого изъяна женщина. Носки штопает, капусту солит, блины печет, пылинки с мужа сдувает Спросишь, «где была?» — расскажет весь свой день, как вахтенный матрос, по минутам. Словно в судовом журнале записи ведет: у маникюрши была во столько-то, потом солярий во столько-то… А как сядешь на хвост этой мадам непорочной, елы-палы1 В борделе отдыхают — по сравнению с этим-то «ангелом»!
— Гоша! — Аня укоризненно посмотрела на увлекшегося описанием изнанки жизни Ладушкина. — Оставьте вы эти свои.., темы. Это уводит нас в сторону.
— Ну, так уж и уводит! — буркнул недовольно Ладушкин, остановленный «на скаку».
— Да, уводит. Поскольку мы не собираемся изобличать Тегишева в супружеской неверности, поскольку у него вообще нет жены.
— А где же она?
— Ну, это мы еще выясним. А пока… Будем следить попеременно, по очереди.
* * *
Два дня ничего не дали.
На третий «на хвосте» сидела Светлова — Тегишев выехал из города.
К загородному особняку, очевидно ему и принадлежащему, они добрались уже затемно.
К недвижимости Тегишева примыкал кусок леса. И это сыщику оказалось на руку: темнота и деревья. Иначе в этой безлюдной дачной местности Светлова просто вынуждена была бы бросить слежку — уж слишком все на виду.
А так она, оставив машину в лесочке, пешком дошла до дачи Тегишева. И увидела, что Игорь Багримович, выйдя из машины, открыл ворота, возле которых его, подпрыгивая на холоде, поджидал какой-то молодой человек. Они оживленно начали о чем-то говорить. Точнее, оживлен был молодой человек, а Тегишев, как всегда, немногословен, величественен и непроницаем. Наконец он вошел в дом, а тот, кто его встречал, юркнул за ним.
Светлова огляделась.
Собак на участке не было и забора как такового тоже. Ибо забором в России декоративное легкое ограждение, подчеркивающее красоту дома и символически обозначающее границу собственности, не считается. Несерьезно это все. Забор — это глухая, как минимум метра три в высоту непреодолимая преграда. Чтобы снаружи обитателей не видно было и не слышно.
Так же, как и затемненные стекла, эти забором были приметой нынешней России.
Любопытно, что у Игоря Багримовича такого забора не было. Вокруг его участка шло как раз именно декоративное легкое ограждение, подчеркивающее красоту дома и символически обозначающее границу собственности, однако не нарушающее общий архитектурный замысел.
* * *
Кроме луны, тегишевский дом освещал фонарь над крыльцом. Было прозрачно-холодно и звездно.
Такая погодка хороша тем, что не дает заснуть.
И все равно Светлова чуть не задремала прямо стоя, как лошадка, в темноте за деревьями.
Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда дверь дома с грохотом отворилась и на пороге, в прямоугольнике освещенного проема, возник мужской силуэт.
Человек пятился задом с поднятыми руками.
Это был тот самый, давешний, молодой человек, поджидавший Тегишева часом ранее у ворот.
— Прощелыга! Букашка! Гнус! — гремел с крыльца баритон хозяина.
Гость Тегишева попытался, продолжая пятиться задом, перешагнуть порог, но споткнулся.
И в это время раздался выстрел. Молодой человек с завыванием скатился с высоких ступеней в траву.
Прямо под ноги Светловой.
Однако вместо предсмертных хрипов перевернулся, словно игрушка «ванька-встанька», и довольно шустро встал на четвереньки.
Дверь дома с грохотом захлопнулась.
— Вам не больно? — поинтересовалась Аня.
— Больно! — захныкал пострадавший. — Мне больно, больно, больно!
— Сочувствую.
— Он меня убил, убил, убил!
— Вы уверены?
— Убил! Мне больно.
— Одно другое исключает. Не плачьте. До свадьбы все заживет.
— Да о чем вы говорите? Не будет никакой свадьбы! Вы что, не видите, куда он мне попал?
— И правда! — подивилась Светлова, глядя на простреленные штаны своего собеседника.
— Покалечил, покалечил, покалечил!
— Но мне кажется, что это… Это не огнестрельное ранение. Иначе вы выглядели бы сейчас гораздо хуже.
— Не огнестрельное, говорите? Да вы не представляете, какое у них, этих военных, может быть разработано сверхсекретное оружие! Может быть, я только сейчас, поначалу, так неплохо выгляжу, а потом умру в страшных мучениях…
— Да что вы!
— Они ведь, знаете, как умеют заметать следы?
Выстрелят сейчас, а человек прощается с жизнью через долгое время. Чтобы не возникло никаких подозрений!
— Долгое.., насколько? — уточнила Аня.
— Ну… Генералу Тегишеву виднее!
— Генералу? — Аню не на шутку заинтересовали слова собеседника.
— Разумеется.
— Игорь Багримович — генерал?
— А я вам о чем? Генерал, правда, в отставке, а ныне бизнесмен. Ушел из армии в бизнес, благо стартовый капитал для этого бизнеса генералу ЗГВ найти было несложно.
— Прощелыга! Букашка! Гнус! — снова вдруг загремел с крыльца баритон Тегишева.
Очевидно, выкинув гостя и выпив после этого еще, генерал решил, что еще не все высказал ему до конца…
— Я тебе покажу Гринпис! Я тебе такой «пис» покажу! Да тебе, прощелыга, весь мир, весь «пис» покажется не зеленым, а малиновым в крапинку!
Аня оглянулась.
Тегишев, не сходя с порога, картинно опирался на ружье; фоном ему служил освещенный дверной проем.
— Я тебе покажу, как меня преследовать! Да я тебя собакам скормлю на псарне!
— Орлов-Задунайский. Местное отделение Гринпис, — торопливо представился Ане пострадавший.
«Хорошо, что не Потемкин-Таврический, — хмыкнула про себя Светлова. — Интересно, почему у всех защитников окружающей среды фамилии почти как у фаворитов Екатерины Второй?»
— По-моему, нам нужно отсюда как можно скоре выбираться, — заторопился подстреленный представитель Гринпис. — Иначе этот зверь…
— Да, кажется, генерал немного подшофе.
— Немного? — не согласился Орлов-Задунайский. — Да это форменное пьяное чудовище, и к тому же у него оружие.
— Ну что ж, я вам, пожалуй, помогу, — согласилась Светлова. — Но в обмен на откровенную беседу.
— Видите ли, вся информация нашей организации сугубо конфиденциальна.
— Ну, тогда.., извините! — Аня повернулась, чтобы уйти.
— Нет, нет! Я согласен! — Увидев, что Светлова готова раствориться во тьме подмосковной ночи, защитник окружающей среды резко изменил свое мнение. — К тому же вы не можете меня бросить здесь одного.., раненого. — — Могу.
Видно было, что своим лаконичным ответом Светлова сильно разочаровала собеседника.
— И хватит вам! — Аня поморщилась. — Пищать!
— Да, я пищу! — гордо вскинул голову Орлов-Задунайский. — Да, я пищу, когда мне больно. Скажу больше: да, я боюсь! Боюсь! Но это не значит, что ради принципов нашей организации я не готов приковать себя к…
— К чему?
— К воротам усадьбы Тегишева!
— Учитывая приближение зимы, лучше приковаться где-нибудь поближе к камину. — Аня зябко повела плечами. — Потому что ждать покаяния от Игоря Багримовича вам придется ох как долго. Не такие генералы люди, чтобы каяться перед букашками!
— Я готов и к воротам! — героически не сдавался Анин собеседник.
— А что вы, собственно, от него хотите?
Глаза Орлова-Задунайского подернулись легким туманом. Такое лицо, знала Аня, бывает у людей, приготовившихся к вдохновенному вранью.
Светлова, кажется, уже поняла, кто перед ней. Вариант Репетилова. Хлестаковско-репетиловская разновидность российского мужчины, необычайно распространенная на бескрайних просторах родины.
— Видите ли, генерал, возможно, причастен к разработкам сверхсекретного оружия, создание которого нарушает гуманистические принципы…
— Откуда вы знаете? — поинтересовалась Светлова. — Ведь оно, как вы говорите, не просто секретное, а сверхсекретное? Как же вам-то стало это известно?
— Видите ли, с нашей организацией сотрудничают самые информированные и осведомленные люди… В том числе и такие, кто немало проработал в определенных ведомствах. — Орлов-Задунайский многозначительно посмотрел куда-то вверх. — Тегишев, безусловно, причастен к разработкам сверхсекретного оружия, создание которого нарушает гуманистические принципы…
— Уж не к тому ли самому оружию, которым он вас так безжалостно поразил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41