Мне кажется, что город этот был окутан какой-то мрачной тайной. И я, не ведая, а возможно, лишь едва догадываясь, оказалась причастна к ней. Знающих эту тайну — немного. И среди них, конечно, господин Тегишев. Вы…
Я прошу вас потому, что дни мои сочтены и я не собираюсь раскрывать никому ваши секреты. Но вы знаете: волю умирающего исполнять принято. Объясните…
Я хочу понять. Что же случилось со мной?"
Монолог-шпаргалка, записанный Фокиной, был несколько, на Анин взгляд, высокопарен, но, наверное, это вполне объяснимо: иначе и не бывает, когда человек оказывается перед лицом болезни и близкой смерти. Ведь в смерти нет ничего прозаического.
— Вот и я тоже хочу найти объяснения случившемуся, — сказала Светлова. — И предлагаю вам попробовать сделать это вместе. Пока — без Тегишева.
— Хорошо, — кивнула голова под капюшоном.
— Начните с самого начала… Попробуйте вспомнить…
* * *
Але-Алику снилось, что ей примеривают чужое лицо.
Утром Аля-Алик подошла к зеркалу. Окна были еще зашторены, но даже в полумраке зеркальная поверхность отразила что-то странное.
И у нее уже ноги подкашивались от дурного предчувствия. Казалось, кожа на лице натянулась так, что готова была лопнуть.., натянулась и болела. Она отодвинула шторы. Взглянула в зеркало и отшатнулась, не узнав самой себя.
С зеркальной поверхности на нее смотрел урод.
Монстр. Чудовище.
Но что же это ? Что за болезнь ?
Врач в поликлинике сомневалась недолго: «Аллергия на ароматизированную сигарету…»
Потом Фокина, добыв — за подарок медсестре — свою карту, прочитала удивительный диагноз.
Начались бесконечные хождения по врачам. Но не помогали ни эскулапы, ни лекарства.
Фокина устала, измучилась, страдала и уже хотела только одного.
Пусть так.., пусть она изуродована… Но что с ней происходит? Что за болезнь? И главное — за что?!
* * *
Аня слушала Фокину и восстанавливала по мере сил картину случившегося.
Так вот в чем дело! Вот откуда взялась эта белая, странная, похожая на балахон, бесформенная куртка с капюшоном! Вот как появилась на свет Женщина в белом!
Всегда белый капюшон означал лишь то, что обезображенное лицо с незаживающими язвами требовало соблюдения максимальной чистоплотности.
А белое всегда означало чистоту.
* * *
Они вместе вернулись из городского сада в дом Фокиной.
— Проходите. — Фокина отворила перед Светловой дверь. — Я сейчас приготовлю чай. Разрешите вам помочь?
Фокина приняла из Аниных рук куртку.
Аня никак не могла уместить в своей бедной замороченной голове, что эта женщина на самом деле — мужчина. И знаки внимания, характерные для элементарного мужского воспитания, такие как «Пожалуйста, только после вас… Разрешите вам помочь…», буквально ставили Светлову в тупик.
— Аля, вы расскажете мне про Октябрьский-27?
— Ну, не так много я и знаю. Понимаете, все было, конечно, строго засекречено. И, в общем, весь процесс от начала до конца наверняка был понятен немногим. Возможно, в его тайну были посвящены только на уровне самого высокого начальства.
— Тегишев?
— Вряд ли. Он тогда имел не слишком-то высокий чин. Полагаю, и осведомлен был только о том, что происходило в той части работы, которую он курировал.
— А вы?
— Я тоже, как и остальные, была в курсе того, что касалось непосредственно моего участка: я была лаборанткой. Но не знала, понятия не имела, что этот вирус болезнетворный. А количество людей, с которыми имела рабочие контакты, было строго ограничено.
— А Гец?
— Геннадий Гец был моим непосредственным начальством. Он и давал мне задания.
— А Семенова?
— Семенова была уборщицей. Кроме того, я знала некоторых солдат, охранявших наше помещение.
— Осип Николаев был среди них?
— Да… Он как раз и заступил на пост в ту ночь.
— В какую ночь?
— Сейчас все расскажу.
— А Тегишев-то чем все-таки конкретно занимался, если задания давал Гец?
— Ну, он был более высоким начальством, чем Геннадий Николаевич. Но, разумеется, не самым высоким в те времена. Если Гец как представитель медицины занимался самим процессом, то Тегишев курировал.
— Осуществлял общее руководство?
— Вроде того. Ну, знаете, как это полагалось… идейное и политическое руководство, чтобы «был результат», работа с кадрами, присмотр… Соблюдение секретности.
— А в городке хоть догадывались, что происходило в ваших «помещениях»?
— Нет, конечно. Ведь те же Тоня Семенова и Осип Николаев, конечно, по долгу службы понятия не имели, что на самом деле творится в этих пробирках.
Уж если я этого не знала… Мы знали одно: всегда должны быть соблюдены герметичность, стерильность, секретность. Должны строго следовать инструкции.
— Значит, городок был не в курсе?
— Ну, очевидно, кто-то знал, что в наших помещениях лаборатории. Ну, а раз лаборатория, значит, спирт.
— Понятно.
— Сначала, когда все это случилось, Тегишев, конечно, решил, что это диверсия. Виноваты шпионы…
— А на самом деле — нет?
— Нет! Видите ли, как только я вошла в лабораторию… По сути дела, это была отдельная маленькая комната, в которой одна я и работала… И увидела, что там… Это было, понятное дело, утром, в начале рабочего дня… Так получилось, что ему первому, Тегишеву, я доложила о том, что там произошло.
— И что же произошло?
— Тегишев, в соответствии с инструкцией, сразу влез в спецодежду — и осматривать!
— У вас были специальные герметичные костюмы?
— Да… Но так все складывалось, что воспользоваться им, по-видимому, смог один Игорь Багримович. В общем, он вошел в мою лабораторию — и тут же в крик: «Диверсия!»
Потом осмотрелся повнимательнее: окно разбито, все перевернуто, опрокинуто, стеклянные пробирки — вдребезги, а пропала только бутыль со спиртом.
Ну тогда стало ясно. Какие уж там диверсанты?!
В любом городке, поселке всегда есть компания подростков, у которых так и бурлит активность и желание выплеснуть энергию, покуролесить. В Октябрьском, как и везде, такая компания была.
— Наверное, кого-то из них вызывали, допрашивали? А они от всего отказывались?
— Мне кажется, нет. Раздувать дело Тегишеву, очевидно, было нельзя, так что докапываться он не стал. Прежде всего секретность.
Конечно, помещение сразу обработали.
Но прежде чем провели дезактивацию, в нем побывало немало народу.
Поздно вечером зашла, как всегда с коляской, делать уборку Тоня. Заглянула, увидела разгром, беспорядок, поудивлялась — и ушла, никому не сказав ни слова. Да и кому ночью докладывать? Хотела на следующий день узнать, что случилось…
Ну, Осип Николаев, например, вошел в лабораторию вместе со мной. Ночью он, как следовало из его объяснений, не слышал, что там творилось. Не видел, чтобы кто-то спускался по трубе и убегал…
Может быть, он просто все проспал. А возможно, и отлучился со своего поста. Например, Тоня Семенова его не видела вечером, когда заходила. Знаете, все эти посты и бдения часовых в Октябрьском, поскольку никто не принимал опасности всерьез, были, по сути, сущей формальностью.
Конечно, Николаев не знал о содержимом наших пробирок. Но когда увидел, что творится в лаборатории, то испугался. Однако Тегишев его успокоил.
— Каким образом?
— Осипу ввели вакцину.
— Осип Николаев недавно умер.
— Да? Я не знала.
— Вскоре после вашего отъезда из деревни Ковда. Вы ведь были у него?
— Да, была.
— Кстати, вы переполошили своим визитом всю Ковду! Там теперь просто возрождается язычество!
Вера предков. Колдуны, маги — все это достигло наивысшего расцвета.
— Но Осипу тогда точно сделали инъекцию. Он мне сам рассказывал об этом, когда я приезжала к нему в Ковду. Рассказывал, что с ним тогда в Октябрьском-27 говорил Тегишев и уверял, что ничего страшного случиться не может.
— А Семенова?
— Семеновой, скорее всего, ничего не сказали, чтобы не разносила сплетни.
— Но почему?! Это же преступление! Ах, ну да!..
— Вот именно… Причину мы с вами уже знаем…
Я уже потом, когда это со мной произошло, — Фокина осторожно притронулась к своему лицу, — стала думать об этом… Подопытные животные в лабораториях, на которых испытывали вакцину, были все мужского пола. Это был, как мы с вами уже говорили, избирательный вирус и должен был «выбирать» только мужчин. А Семенову это не касалось. Так же, как, на взгляд Тегишева, и меня. Меня он ведь тоже не счел нужным просветить насчет того, насколько опасно то, что случилось. Собственно, именно поэтому мне и хотелось теперь посмотреть ему в глаза.
— А Гецу вы в глаза, насколько я знаю, посмотрели?
— Да…
— И Гец спохватился — конечно, слишком поздно! И внес в список Семенову — из-за ее сына! Очевидно, он составил список затем, чтобы принять какие-то меры, предупредить тех, кого тогда не предупредили, чтобы можно было еще помочь… Но не успел. Его собственное заболевание развивалось слишком стремительно.
— Да, наверное, все так и было.
— А при чем тут оказался Полоцухин?
— Ну, он же был из органов. Гэбэшник. Присматривал за всеми нами.
— А он-то как?
— Знаете, ведь вирусы всепроникающие. Думаю, и ему Тегишев ничего не сказал о том, что случи" лось. В противном случае Полоцухин поставил бы на Тегишеве и его карьере крест. И Игорь Багримович побоялся, скрыл. Скорее всего, в ту ночь, когда вирус выбрался из разбитой мальчишками-хулиганами пробирки, Полоцухин побывал где-то рядом с лабораторией. Ведь достаточно было просто пройти мимо…
— А Гец, предполагая такую возможность, поскольку знал о «специфике» работы Полоцухина и его обязанности рыскать всюду, где можно и нельзя, внес его в список?
— Возможно. Во всяком случае, когда я приехала и рассказала о том, что происходит со мной, Полоцухин страшно испугался. Для него это было как гром среди ясного неба. Он просто, что называется, вошел в состояние ступора. Он все время повторял:
«Проклятая ясновидящая… Значит, все правда!»
— Значит, Полоцухин все-таки побывал той ночью в помещении?
— Думаю, да. Они ведь все досматривали. Обыскивали регулярно… Эти бойцы невидимого фронта.
— Да, возможно, Полоцухин все это и проделал, как обычно, тайно ото всех… Поскольку такова специфика его работы. Он вам в чем-то признался?
— Нет. Я поняла это, когда позвонила позже, уже вернувшись домой, и узнала, что Полоцухин умер.
Смерть его — это и есть признание… Самое искреннее. Честней не бывает!
— Он стал еще одной жертвой.
— Да.
— Кто же еще?
— Собственно, и все. Больше никто доступа в наше помещение не имел.
— А что же те подростки, которые забрались за спиртом в лабораторию?
— Их так и не вычислили. Кто бы они ни были, но если они мужского пола, то тоже на данный момент носители вируса. И если они до сих пор живут в Октябрьском, то там сейчас…
— Но это при условии, если участниками компании были мальчишки.
— Скорее всего. Это сейчас девчонки не отстают в хулиганстве, а тогда такие буйные компании были в основном мальчишескими.
* * *
Аня ничего не сказала Фокиной про смерть младенца Женечки Семенова: к тому тяжелому чувству вины, которое она испытывала, Светловой не хотелось добавлять еще большего груза.
* * *
— Послушайте… Но если Тегишев вскоре после этого пошел на повышение, то, стало быть.., его непосредственное начальство вряд ли было в курсе того, что случилось?
— Мне тоже так кажется. Думаю, он поспешил все замять. Вставили новое стекло взамен разбитого. Кстати, на тех окнах даже решеток не было ,.
Навели порядок в помещении. И все. Тегишеву грозило крушение карьеры, а она у него оказалась блестящей.
— А каково было участие во всей этой истории Крамаровой?
— Тегишев и Маша Крамарова? Да, конечно, помню. Вряд ли их можно забыть. Они не афишировали свою связь, и если связь действительно была между ними, то, пожалуй, они были самой красивой парой, которую мне доводилось видеть в своей жизни. Женщина и мужчина, безусловно подходящие друг другу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я прошу вас потому, что дни мои сочтены и я не собираюсь раскрывать никому ваши секреты. Но вы знаете: волю умирающего исполнять принято. Объясните…
Я хочу понять. Что же случилось со мной?"
Монолог-шпаргалка, записанный Фокиной, был несколько, на Анин взгляд, высокопарен, но, наверное, это вполне объяснимо: иначе и не бывает, когда человек оказывается перед лицом болезни и близкой смерти. Ведь в смерти нет ничего прозаического.
— Вот и я тоже хочу найти объяснения случившемуся, — сказала Светлова. — И предлагаю вам попробовать сделать это вместе. Пока — без Тегишева.
— Хорошо, — кивнула голова под капюшоном.
— Начните с самого начала… Попробуйте вспомнить…
* * *
Але-Алику снилось, что ей примеривают чужое лицо.
Утром Аля-Алик подошла к зеркалу. Окна были еще зашторены, но даже в полумраке зеркальная поверхность отразила что-то странное.
И у нее уже ноги подкашивались от дурного предчувствия. Казалось, кожа на лице натянулась так, что готова была лопнуть.., натянулась и болела. Она отодвинула шторы. Взглянула в зеркало и отшатнулась, не узнав самой себя.
С зеркальной поверхности на нее смотрел урод.
Монстр. Чудовище.
Но что же это ? Что за болезнь ?
Врач в поликлинике сомневалась недолго: «Аллергия на ароматизированную сигарету…»
Потом Фокина, добыв — за подарок медсестре — свою карту, прочитала удивительный диагноз.
Начались бесконечные хождения по врачам. Но не помогали ни эскулапы, ни лекарства.
Фокина устала, измучилась, страдала и уже хотела только одного.
Пусть так.., пусть она изуродована… Но что с ней происходит? Что за болезнь? И главное — за что?!
* * *
Аня слушала Фокину и восстанавливала по мере сил картину случившегося.
Так вот в чем дело! Вот откуда взялась эта белая, странная, похожая на балахон, бесформенная куртка с капюшоном! Вот как появилась на свет Женщина в белом!
Всегда белый капюшон означал лишь то, что обезображенное лицо с незаживающими язвами требовало соблюдения максимальной чистоплотности.
А белое всегда означало чистоту.
* * *
Они вместе вернулись из городского сада в дом Фокиной.
— Проходите. — Фокина отворила перед Светловой дверь. — Я сейчас приготовлю чай. Разрешите вам помочь?
Фокина приняла из Аниных рук куртку.
Аня никак не могла уместить в своей бедной замороченной голове, что эта женщина на самом деле — мужчина. И знаки внимания, характерные для элементарного мужского воспитания, такие как «Пожалуйста, только после вас… Разрешите вам помочь…», буквально ставили Светлову в тупик.
— Аля, вы расскажете мне про Октябрьский-27?
— Ну, не так много я и знаю. Понимаете, все было, конечно, строго засекречено. И, в общем, весь процесс от начала до конца наверняка был понятен немногим. Возможно, в его тайну были посвящены только на уровне самого высокого начальства.
— Тегишев?
— Вряд ли. Он тогда имел не слишком-то высокий чин. Полагаю, и осведомлен был только о том, что происходило в той части работы, которую он курировал.
— А вы?
— Я тоже, как и остальные, была в курсе того, что касалось непосредственно моего участка: я была лаборанткой. Но не знала, понятия не имела, что этот вирус болезнетворный. А количество людей, с которыми имела рабочие контакты, было строго ограничено.
— А Гец?
— Геннадий Гец был моим непосредственным начальством. Он и давал мне задания.
— А Семенова?
— Семенова была уборщицей. Кроме того, я знала некоторых солдат, охранявших наше помещение.
— Осип Николаев был среди них?
— Да… Он как раз и заступил на пост в ту ночь.
— В какую ночь?
— Сейчас все расскажу.
— А Тегишев-то чем все-таки конкретно занимался, если задания давал Гец?
— Ну, он был более высоким начальством, чем Геннадий Николаевич. Но, разумеется, не самым высоким в те времена. Если Гец как представитель медицины занимался самим процессом, то Тегишев курировал.
— Осуществлял общее руководство?
— Вроде того. Ну, знаете, как это полагалось… идейное и политическое руководство, чтобы «был результат», работа с кадрами, присмотр… Соблюдение секретности.
— А в городке хоть догадывались, что происходило в ваших «помещениях»?
— Нет, конечно. Ведь те же Тоня Семенова и Осип Николаев, конечно, по долгу службы понятия не имели, что на самом деле творится в этих пробирках.
Уж если я этого не знала… Мы знали одно: всегда должны быть соблюдены герметичность, стерильность, секретность. Должны строго следовать инструкции.
— Значит, городок был не в курсе?
— Ну, очевидно, кто-то знал, что в наших помещениях лаборатории. Ну, а раз лаборатория, значит, спирт.
— Понятно.
— Сначала, когда все это случилось, Тегишев, конечно, решил, что это диверсия. Виноваты шпионы…
— А на самом деле — нет?
— Нет! Видите ли, как только я вошла в лабораторию… По сути дела, это была отдельная маленькая комната, в которой одна я и работала… И увидела, что там… Это было, понятное дело, утром, в начале рабочего дня… Так получилось, что ему первому, Тегишеву, я доложила о том, что там произошло.
— И что же произошло?
— Тегишев, в соответствии с инструкцией, сразу влез в спецодежду — и осматривать!
— У вас были специальные герметичные костюмы?
— Да… Но так все складывалось, что воспользоваться им, по-видимому, смог один Игорь Багримович. В общем, он вошел в мою лабораторию — и тут же в крик: «Диверсия!»
Потом осмотрелся повнимательнее: окно разбито, все перевернуто, опрокинуто, стеклянные пробирки — вдребезги, а пропала только бутыль со спиртом.
Ну тогда стало ясно. Какие уж там диверсанты?!
В любом городке, поселке всегда есть компания подростков, у которых так и бурлит активность и желание выплеснуть энергию, покуролесить. В Октябрьском, как и везде, такая компания была.
— Наверное, кого-то из них вызывали, допрашивали? А они от всего отказывались?
— Мне кажется, нет. Раздувать дело Тегишеву, очевидно, было нельзя, так что докапываться он не стал. Прежде всего секретность.
Конечно, помещение сразу обработали.
Но прежде чем провели дезактивацию, в нем побывало немало народу.
Поздно вечером зашла, как всегда с коляской, делать уборку Тоня. Заглянула, увидела разгром, беспорядок, поудивлялась — и ушла, никому не сказав ни слова. Да и кому ночью докладывать? Хотела на следующий день узнать, что случилось…
Ну, Осип Николаев, например, вошел в лабораторию вместе со мной. Ночью он, как следовало из его объяснений, не слышал, что там творилось. Не видел, чтобы кто-то спускался по трубе и убегал…
Может быть, он просто все проспал. А возможно, и отлучился со своего поста. Например, Тоня Семенова его не видела вечером, когда заходила. Знаете, все эти посты и бдения часовых в Октябрьском, поскольку никто не принимал опасности всерьез, были, по сути, сущей формальностью.
Конечно, Николаев не знал о содержимом наших пробирок. Но когда увидел, что творится в лаборатории, то испугался. Однако Тегишев его успокоил.
— Каким образом?
— Осипу ввели вакцину.
— Осип Николаев недавно умер.
— Да? Я не знала.
— Вскоре после вашего отъезда из деревни Ковда. Вы ведь были у него?
— Да, была.
— Кстати, вы переполошили своим визитом всю Ковду! Там теперь просто возрождается язычество!
Вера предков. Колдуны, маги — все это достигло наивысшего расцвета.
— Но Осипу тогда точно сделали инъекцию. Он мне сам рассказывал об этом, когда я приезжала к нему в Ковду. Рассказывал, что с ним тогда в Октябрьском-27 говорил Тегишев и уверял, что ничего страшного случиться не может.
— А Семенова?
— Семеновой, скорее всего, ничего не сказали, чтобы не разносила сплетни.
— Но почему?! Это же преступление! Ах, ну да!..
— Вот именно… Причину мы с вами уже знаем…
Я уже потом, когда это со мной произошло, — Фокина осторожно притронулась к своему лицу, — стала думать об этом… Подопытные животные в лабораториях, на которых испытывали вакцину, были все мужского пола. Это был, как мы с вами уже говорили, избирательный вирус и должен был «выбирать» только мужчин. А Семенову это не касалось. Так же, как, на взгляд Тегишева, и меня. Меня он ведь тоже не счел нужным просветить насчет того, насколько опасно то, что случилось. Собственно, именно поэтому мне и хотелось теперь посмотреть ему в глаза.
— А Гецу вы в глаза, насколько я знаю, посмотрели?
— Да…
— И Гец спохватился — конечно, слишком поздно! И внес в список Семенову — из-за ее сына! Очевидно, он составил список затем, чтобы принять какие-то меры, предупредить тех, кого тогда не предупредили, чтобы можно было еще помочь… Но не успел. Его собственное заболевание развивалось слишком стремительно.
— Да, наверное, все так и было.
— А при чем тут оказался Полоцухин?
— Ну, он же был из органов. Гэбэшник. Присматривал за всеми нами.
— А он-то как?
— Знаете, ведь вирусы всепроникающие. Думаю, и ему Тегишев ничего не сказал о том, что случи" лось. В противном случае Полоцухин поставил бы на Тегишеве и его карьере крест. И Игорь Багримович побоялся, скрыл. Скорее всего, в ту ночь, когда вирус выбрался из разбитой мальчишками-хулиганами пробирки, Полоцухин побывал где-то рядом с лабораторией. Ведь достаточно было просто пройти мимо…
— А Гец, предполагая такую возможность, поскольку знал о «специфике» работы Полоцухина и его обязанности рыскать всюду, где можно и нельзя, внес его в список?
— Возможно. Во всяком случае, когда я приехала и рассказала о том, что происходит со мной, Полоцухин страшно испугался. Для него это было как гром среди ясного неба. Он просто, что называется, вошел в состояние ступора. Он все время повторял:
«Проклятая ясновидящая… Значит, все правда!»
— Значит, Полоцухин все-таки побывал той ночью в помещении?
— Думаю, да. Они ведь все досматривали. Обыскивали регулярно… Эти бойцы невидимого фронта.
— Да, возможно, Полоцухин все это и проделал, как обычно, тайно ото всех… Поскольку такова специфика его работы. Он вам в чем-то признался?
— Нет. Я поняла это, когда позвонила позже, уже вернувшись домой, и узнала, что Полоцухин умер.
Смерть его — это и есть признание… Самое искреннее. Честней не бывает!
— Он стал еще одной жертвой.
— Да.
— Кто же еще?
— Собственно, и все. Больше никто доступа в наше помещение не имел.
— А что же те подростки, которые забрались за спиртом в лабораторию?
— Их так и не вычислили. Кто бы они ни были, но если они мужского пола, то тоже на данный момент носители вируса. И если они до сих пор живут в Октябрьском, то там сейчас…
— Но это при условии, если участниками компании были мальчишки.
— Скорее всего. Это сейчас девчонки не отстают в хулиганстве, а тогда такие буйные компании были в основном мальчишескими.
* * *
Аня ничего не сказала Фокиной про смерть младенца Женечки Семенова: к тому тяжелому чувству вины, которое она испытывала, Светловой не хотелось добавлять еще большего груза.
* * *
— Послушайте… Но если Тегишев вскоре после этого пошел на повышение, то, стало быть.., его непосредственное начальство вряд ли было в курсе того, что случилось?
— Мне тоже так кажется. Думаю, он поспешил все замять. Вставили новое стекло взамен разбитого. Кстати, на тех окнах даже решеток не было ,.
Навели порядок в помещении. И все. Тегишеву грозило крушение карьеры, а она у него оказалась блестящей.
— А каково было участие во всей этой истории Крамаровой?
— Тегишев и Маша Крамарова? Да, конечно, помню. Вряд ли их можно забыть. Они не афишировали свою связь, и если связь действительно была между ними, то, пожалуй, они были самой красивой парой, которую мне доводилось видеть в своей жизни. Женщина и мужчина, безусловно подходящие друг другу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41