* * *
Мягко ступая по траве, чудовище лесом уходило от поселка. Оно то появлялось в пятнах лунного света, то снова исчезало в ночном мраке. Лес безмолвно расступался перед ним – чудовище стремительно пересекало лесные прогалины, ловко огибало неподвижно стоящие деревья, не задевая веток.
Оно скользило в ночном сумраке подобно зловещей бестелесной тени, подобно адскому призраку, рожденному для бесконечной череды убийств, являющихся смыслом его существования. В стремительном беззвучном движении чудовища не было и признака мысли – монстра вел по лесу инстинкт, заложенный в него чужим Разумом; вела жажда убийства – неутоленная пока что жажда, которую он мог утолить, только лишив жизни живое существо.
Человека.
Но пустынный ночной лес не мог принести ему избавления от снедающей его жажды убийства. Из-за этого жуткое существо иногда останавливалось, задирало вверх длинную морду со сверкающими красными глазами и издавало негромкое низкое ворчание, словно жалуясь безмолвному равнодушному небу.
Луна невозмутимой свидетельницей висела над лесом, чуть в стороне от монстра, пробирающегося незаметными тропинками туда, куда вел его безошибочный инстинкт.
Неутоленная мучительная жажда крови достигла своего апогея – и как раз в этот момент чудовище вышло из ночного леса к Марьину озеру. Тихий ритмичный плеск, донесшийся до его ушей, мгновенно привлек внимание монстра: он замер, вглядываясь в струящийся над водой белесый туман. На середине озера виднелся черный силуэт лодки и в ней согнувшаяся, ритмично взмахивающая веслами фигура: лодка довольно быстро пересекала озеро по диагонали, направляясь к правому берегу, к укромной бухточке, прячущейся в нависающих над водой ветвях старых деревьев.
Пригнувшееся в кустах чудовище не сводило с человека в лодке горящего злобой взгляда. В измененном мозгу монстра короткими вспышками проявилось смутное воспоминание: что-то похожее уже было недавно, что-то похожее он уже здесь видел, и это похожее в лодке посреди озера помешало ему убить – и даже чуть не уничтожило его самого. Это воспоминание мгновенно вызвало неодолимую ярость и желание немедленно действовать. Чудовище издало короткий, тихий рык и сорвалось с места. Не выпуская из виду плоскодонку, тварь бесшумно побежала вдоль берега, поросшего кустарником и камышом, к бухточке, куда направлялась лодка.
С оскаленной пасти чудовища свисали тонкие нити тягучей слюны, ноздри раздувались, жадно впитывая едва уловимый запах человека, доносящийся с озера.
Этот запах буквально сводил его с ума и заставлял все ускорять и ускорять бег.
* * *
Уверенно загнав плоскодонку в свою бухточку, к тому самому месту, где он спрятал рюкзак, Семенчук бросил весла и перешел на нос, едва лодка ткнулась в берег. Спрыгнув на траву, он стал подтягивать ее повыше на песчаный берег. Дно лодки сплошным золотистым ковром покрывали выловленные караси. Они шевелились, похлопывая хвостами. Семенчук удовлетворенно хмыкнул. Достал из рюкзака мешок, встряхнул его, расправляя. Быстро нарвал лопухов, побросал их на дно мешка и, нагнувшись, стал широким черпаком выгребать карасей из лодки и вываливать в мешок. При этом он негромко и весело напевал себе под нос – без слов, одну мелодию.
Ночной туман, уже набравший силу, сгустившийся до молочной белизны и плотности, надвинулся с озера и шлейфом накрыл и плоскодонку, и склонившуюся фигуру Семенчука, и прибрежные кусты.
Вокруг было тихо. Только слышалось, как шкрябает по дну лодки черпак, как шлепаются в мешок караси да довольно сопит Семенчук.
Где-то далеко крикнула выпь. И опять над озером воцарилась тишина. Семенчук на минуту решил оторваться от своего увлекательного занятия и выпрямился, потирая поясницу. Он стоял лицом к озеру и не мог видеть, как за его спиной в молоке тумана бесшумно выросла громадная фигура с уродливой головой и вздернутыми вверх лапами: на них, словно отточенные ножи, тускло светились длинные кривые когти.
И в ту же секунду чудовище бросилось на Семенчука.
В ватной туманной тишине сначала послышалось странное шипенье – словно выходил воздух из проколотой камеры. Затем – захлебывающееся бульканье, затем еще несколько коротких непонятных звуков. Раздался негромкий металлический стук и сразу же – сильный всплеск: словно пудовый сом ударил хвостом на мелководье возле берега. По воде кругами пошли волны. Некоторое время ничего не было слышно и видно. Потом, появившись из тумана, медленно проплыло по воде весло. А за ним, влекомая слабым течением, из белесой пелены, покачиваясь, выплыла плоскодонка: двигаясь по инерции от берега, лодка неслышно растаяла в тумане.
Она была пуста.
Глава 8. БУТУРЛИН
Проснулся я, словно меня кто толкнул.
Нет, ну надо же: все-таки не выдержал, уснул! Проспал ночь, сидя в кресле с заряженным ружьем, и остался жив?..
Я с трудом пошевелился. Мышцы, затекшие от неудобной позы и долгой неподвижности, казалось, даже постанывали от боли. Судя по звонким птичьим голосам, доносившимся даже сквозь закрытые окна и шторы, давно наступило утро. А когда я ночью последний раз смотрел на часы, была половина третьего утра. Я повернул голову. Да, так оно и было: стрелки часов показывали начало восьмого. Мало того, что я уснул самым бессовестным образом, так еще и проспал все на свете! Плакала сегодня моя пробежка. Никуда не годится.
Я разрядил ружье и морщась поднялся с кресла, растирая онемевшую спину и чувствуя в ногах мучительное покалывание сотен иголок. Подошел к окну. Раздвинув шторы, дернул за шпингалет и потянул на себя створки окна. Свежий прохладный воздух хлынул в кабинет, и я жадно, с наслаждением его вдохнул.
Сад стоял чистый, умытый и светлый – ни следа, ни малейшего намека на ночного гостя. Но проверить все равно следовало. И поэтому прежде, чем идти в душ, я отпер входную дверь и вышел в сад. Внимательно вглядываясь в траву, я осторожно прошелся среди деревьев там, где, как мне показалось ночью, мелькнула смутная загадочная тень, – я надеялся обнаружить хоть какой-нибудь след.
И обнаружил.
Но не в саду, а на огороде, ближе к дому. Когда я, уже оставив бесполезные поиски, наклонился возле той грядки, что была расположена на краю сада, нарвать редиски для салата, вот тогда я и увидел отпечаток ноги. Точнее – звериной лапы.
На влажной от росы земле след был виден особенно отчетливо – те же клинообразные когти, тот же размер: копия следа, на который я натолкнулся в лесу вчера днем. Значит, он действительно ночью здесь побывал. Это была плохая новость. Хорошая же – что этот тип действительно существует и след в лесу – не шутка, не игра моего воображения.
Дело принимало совсем серьезный оборот.
Я приставил руку козырьком ко лбу и огляделся. И увидел еще одно доказательство ночного посещения: грабли, поставленные мной – я помнил точно – вчера днем к стене сарайчика, валялись поперек грядки с петрушкой. Я внимательно осмотрел землю вокруг них. Но других следов не нашел – все-таки он был осторожен. Тогда я вернулся к найденному отпечатку лапы, прикрыл его куском полиэтилена и, собрав овощи, вернулся в дом.
* * *
В это утро я действительно не стал делать обычную пробежку: после бессонной ночи слегка подскочило давление. Не стоило рисковать, особенно учитывая два микроинфаркта. К тому же на улице становилось все жарче: видимо, сегодня снова нахлынет зной. Об освежающем дожде можно только мечтать – на небе не было ни единого облачка. Поэтому я залез под ледяной душ, а потом стал готовить завтрак: сегодня у Анечки был выходной, она приходит ко мне через день. Я резал на кухне овощи для салата, когда услышал стук: это негромко хлопнула входная дверь.
– Станислава, ты? – крикнул я, удивляясь: совершенно не похоже на мою внучку – подняться в такую рань.
Но ответа не последовало.
Зато я услышал, как явственно скрипнули половицы в коридоре. Кто-то осторожно двигался от входа по направлению к кухне.
Он шел ко мне.
Неужели он решился напасть днем?! Я невольно отпрянул к столу, не сводя глаз с закрытой двери в коридор. Кухонный нож я инстинктивно выставил перед собой. Мелькнула запоздалая мысль о том, что ружье осталось в кабинете, а нож… Коротковата кольчужка, ох, коротковата, как говорил незадачливый ратник, герой знаменитого довоенного фильма…
Шаги приближались. Я поднял руку с ножом. Дверь резко распахнулась.
– Здравствуйте, Николай Сергеич!
На пороге кухни стоял высокий, загорелый мужчина лет тридцати. В руках он держал большой, туго набитый рюкзак. Мужчина весело улыбнулся, скинул рюкзак на пол и шагнул ко мне, раскрывая руки для объятий.
Это был тот, кому я вчера звонил, тот, кого я ждал. Кирилл Лебедев – старший из двойняшек.
– Как же ты меня напугал, Кирюша!.. Так ведь и до инфаркта довести можно! – воскликнул я, опуская враз обессилевшую руку.
Я с облегчением бросил нож на стол и обнял Кирилла. Здоровый парень. А со времени нашей последней встречи – пять лет прошло – он еще больше раздался в плечах, заматерел. Я отодвинул Кирилла от себя, посмотрел в лицо. Нет, внешне он почти не изменился – прежние смеющиеся серые глаза, короткая стрижка, широкая улыбка. Только у глаз чуть прибавилось легких морщинок.
– Напугал? Вас, Николай Сергеич? Вас напугаешь, как же, – сказал он, крепко держа меня за плечи. – А вот вы меня по телефону изрядно испугали! Что же у вас здесь такое происходит?..
Скажу честно: с появлением Кирилла у меня словно гора с плеч свалилась. Я слегка устал от давления обстоятельств. Устал от неизвестности.
– Потом, потом все расскажу, – сказал я Кириллу. – Сначала за стол. Ты когда прилетел?
– В четыре утра. Сразу на электричку – и сюда, к вам. Но вы не ответили…
– Значит, с дороги, голодный, – перебил я его. – Давай-ка, быстро за стол. Я сейчас салат доделаю. Все свое, только что с огорода. Залезай в холодильник, тащи все, что там найдешь, – сегодня я один.
Но Кирилл, хитро улыбаясь, остановил меня:
– Э-э-э, нет. Так, однако, дело не пойдет, хозяин. – В голосе его внезапно прорезалось нарочитое северное оканье. – Я за три тысячи километров не поленился харчей привезти. А вы – салат, салат.
Он потянулся к своему рюкзаку и подчеркнуто неторопливо стал извлекать из него пакеты и банки, комментируя по ходу дела:
– Это, хозяин, копченое мясо. Сам делал. Попробуйте угадать чье? К вашему салату будет в самый раз. Балык, естественно, горбуша. Естественно, своего засола. А это – кедровый орех. Правда, с прошлого года. Но сам в урмане шишку бил, и сохранился он отменно… Маринованные грибы, белые. Знаю, что у вас своих полно, но… – Кирилл извлек из глубины рюкзака двухлитровую банку, – не мог не привезти. Все же северный гриб – он другой. Черемша… Ну а тут – брусника, клюква, черника… Сало с чесноком… Тоже своего посола.
– Сам солил? – спросил я его.
– Сам.
– Значит, все еще не женился? – сказал я.
– Не женился, Николай Сергеич. На что жениться, коли рожа не годится? – засмеялся Кирилл, показывая в улыбке на зависть ровные, белоснежные зубы.
– Не наговаривай на себя, северянин.
– Да нет, честно. Кто ж за меня, лесного человека, пойдет? Разве что сумасшедшая какая.
Он перестал выкладывать свои северные гостинцы на стол и посмотрел на меня.
– Вот. Вроде все.
– Тогда помогай оттащить все это в сад.
– Будем завтракать в беседке? Как всегда? – улыбнулся Кирилл.
– Как всегда, – ответно улыбнулся я.
Глава 9. КИРИЛЛ
Все, что мне он рассказал за завтраком, больше всего походило на страшную сказку. Я думал об этом, глядя, как Николай Сергеевич молча наливает мне кофе. Потом я придвинул к себе сахарницу и сказал:
– Даже трудно поверить… Какие-то страсти-мордасти: служебные собаки боятся взять след, которого нет. Милицейские майоры всех подряд подозревают, в тихом поселке убийство за убийством… Все могу понять, во все могу поверить, но чтобы переодетые маньяки или, того веселей, оборотни бегали по мирному дачному поселку и обывателям головы отрывали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67