– Ты нужен мне здесь, Франклин, – сказала она. – Я не могу одна со всем справиться. Я обучу тебя всему, что ты должен знать о фирме. Дедушка ведь завещал ее нам обоим, и теперь на нас лежит ответственность за нее.
Франклин любил сестру. Ее энергия и неистовая решимость показались ему следствием тяжелого горя. И он, всегда старавшийся держаться подальше от дел «Глобал Энтерпрайсиз», сказал «да».
Вплоть до смерти Саймона Толбота Франклин Джефферсон вел беззаботную жизнь. В свои девятнадцать лет он уже был высоким, стройным молодым человеком О походкой прирожденного спортсмена. Он с детства сохранил светлые, почти белые волосы, а его глаза все так же сверкали озорно и хитро. Франклин был такого склада, что никакие искушения и злоключения юности не наложили отпечаток на его жизнерадостную натуру. Глядя на мир, он видел лишь его красоту, ожидал от него чуда. А мир улыбался его невинности и простодушию и оберегал его.
Пока Роза вела свою личную войну на Нижнем Бродвее, Франклин окончил престижную частную школу и поступил в Йельский университет. Ему и его друзьям хватало средств на самые разнообразные увлечения – от поло до парусного спорта. Он усердно занимался и обнаружил наряду с интересом к гуманитарным наукам склонности к языкам. Ко второму курсу Франклин свободно говорил по-испански и по-французски. Все больше и больше его тянуло к этому пестрому калейдоскопу, имя которому – история Европы.
Франклин успел посетить Европу дважды до того, как там разразилась война. С каждым разом он все сильнее влюблялся в Старый Свет и в девушек, что совершали вместе с ним паломничество к великим соборам Франции, в итальянские музеи и на греческие развалины. Когда он возвращался в университет, его талантливые работы удивляли и восхищали преподавателей, которые помогали юноше оттачивать стиль, поощряли его исследования. По мнению профессоров, Франклин Джефферсон выказывал все признаки юного гения – этакого неотшлифованного алмаза.
Сам Франклин смутно представлял себе, чем он будет заниматься в будущем. Лишь бы только его жизнь не была связана с «Глобал Энтерпрайсиз». Он начал путешествовать в том возрасте, когда мир видится в поэтическом свете. Жизнь казалась ему долгим, полным открытий путешествием. Так много нужно узнать, что дорога была каждая минута. Однако ни с кем и никогда он не делился своими чувствами, опасаясь, что так или иначе о них узнает Роза.
Любя Розу и часто посещая ее, Франклин тем не менее старался быть в стороне от жизни обитателей Толбот-хауза. Ради самосохранения он не позволит себе слишком приблизиться к ним, иначе Роза начнет воспитывать его, готовить к будущему ответственному посту в компании. А это не входило в его жизненные планы.
Франклин знал, что в один прекрасный день ему придется сказать Розе, что никакого интереса к «Глобал Энтерпрайсиз» он не чувствует. Насколько ему было известно, она в любой момент могла получить в распоряжение его долю, стоило ей захотеть. Ему будет нелегко, понадобится больше решимости, чем сейчас, чтобы не поддаться ее убеждениям, не отступить перед ее досадой. Однако со смертью Саймона эта возможность исчезла. Обнимая сестру и чувствуя, как она дрожит всем телом, Франклин ужасно боялся, что подходящий для объяснения момент упущен, и, возможно, навсегда.
Было холодное, ясное февральское утро, когда Роза покинула наконец стены Толбот-хауза. Опираясь на руку Франклина и обняв сына, она прошла сквозь фалангу полицейских к своему лимузину модели «Серебряный призрак». Им предстояла поездка к собору Святого Патрика.
– Мама, а отец теперь с ангелами? – спросил Стивен тихо и серьезно.
Роза сжала его руку. Долгие дни Стивен окружал себя стеной молчания. Потом вдруг, словно по волшебству, начал разговаривать и очень скоро стал вести себя совершенно нормально. Роза была вне себя от радости, но врачи не теряли бдительности.
– Да, милый, он с ангелами, – сказала Роза. – Как ты себя чувствуешь? Хорошо?
Стивен кивнул.
– Ты ведь его любила, правда, мама? У Розы комок подступил к горлу.
– Конечно, милый, любила.
Стивен смотрел прямо перед собой. С тех пор как умер отец, он начал чувствовать в себе что-то новое. Он не мог бы ответить, как и почему это происходило, но что-то менялось в его душе. Сначала, когда доктора задавали ему свои дурацкие вопросы, он отказывался отвечать. Но, сообразив, что от этого они станут только настойчивее, он начал говорить и вскоре усвоил, что они хотят от него услышать. Стивен считал скучными вопросы врачей: любил ли он отца, что они вместе с ним делали, были ли счастливы его родители. Но он давал обстоятельные ответы, отметив, что чем больше он говорит, тем более довольными становятся доктора и все более редкими их посещения.
Так Стивен понял, насколько доверчивы взрослые. Каждый раз, когда он дурачил докторов или мать, он ощущал в себе гигантскую силу, с помощью которой, казалось ему, можно добиться всего. Сейчас Стивен должен был заставить мать поверить, что сказанное им тогда не было правдой. Она никогда не должна догадаться, как сильно он ее ненавидит.
– Ты правда хорошо себя чувствуешь, милый? – спросила Роза, когда автомобиль подъехал к собору.
Стивен посмотрел на нее и улыбнулся.
– Да, мама.
Роза облегченно вздохнула. Она так гордилась сыном. В своем новом костюмчике, с прямым пробором в черных волосах и устремленным вперед взглядом он был больше похож на маленького мужчину, чем на ребенка. Глядя на него, Роза была убеждена, что Стивен – это воплощение прошлого и будущего, Иосафата Джефферсона и того мужчины, которому она когда-нибудь оставит в наследство могущественную империю. Ее сын будет достоин всего, что она ради него совершила.
Поминальная служба была недолгой. Когда она закончилась, Роза приняла соболезнования от Четырехсот Семейств Нью-Йорка, финансистов и высших чинов правительства. Она выдержала давление молчаливой враждебности, исходящей от родственников Саймона, и вздохнула свободно, когда катафалк вместе со свитой конных экипажей наконец исчез из виду, проехав по Пятой авеню. В соответствии с заключенным между Розой и Толботами соглашением прах Саймона не должен был покоиться в Дьюнскрэге. Толботы увезли своего сына домой, на Юг.
– Роза, пора идти.
Роза подняла голову: над ней возвышалась фигура Монка Мак-Куина. Широкое лицо его было печальным. Она крепко сжала его руку и прошептала:
– Спасибо.
Ведя Стивена перед собой, Роза шла рядом с братом и Монком. У машины она обернулась к Франклину.
– Ты отвезешь Стивена домой?
– Конечно, но…
Роза положила руку ему на плечо.
– Мне нужно ехать в офис.
Франклин не мог скрыть удивления и уже готов был возразить, но поймал предупреждающий взгляд Монка.
– Я отвезу тебя на Бродвей, – сказал Мак-Куин.
Поскольку большинство служащих получили выходной, чтобы присутствовать на поминальной службе, офис «Глобал Энтерпрайсиз» был почти пуст. Но Хью О'Нил и Эрик Голлант, покинувшие собор раньше, были уже на месте. С ним был еще один человек – Исайя Фиппс, личный адвокат Саймона.
– Здравствуйте, Исайя, спасибо, что пришли, – сказала Роза.
Адвокат, седеющий человек в черной визитке, лишь холодно улыбнулся ей в ответ.
– Саймон был хорошим другом, – сказал он. – Мне будет не хватать его.
«Если он был таким хорошим другом, почему ты позволил ему рисковать делом всей его жизни?» Однако вместе этого Роза сказала:
– Можно ли быть уверенной, что больше не последует никаких неожиданностей?
– Завещание Саймона вполне однозначно. За исключением некоторых владений, переходящих к Стивену и другим наследникам, вам остается Толбот-хауз. Поскольку железные дороги для нас потеряны, больше не о чем и говорить.
– Не согласна с вами, Исайя. Есть еще претензия Пола Миллера на мои акции. Что нам с этим делать?
– Лично я ничего не могу предпринять, – ответил Фиппс. – Это было решено Саймоном и Полом Миллером.
– Вы хотите сказать, что позволили вашему клиенту – и другу – подписать залоговый контракт на пять миллионов долларов, даже не просмотрев документ? – спросил Хью О'Нил.
– Как вы сами отлично знаете, сэр, адвоката не всегда посвящают в дела клиента. А в данном случае я готов поклясться на нескольких Библиях, что ничего не знал об этом контракте.
– Позвольте мне в этом разобраться, – сказала Роза. – Мой муж отдал под залог акции, которые ему не принадлежали. Тем самым он нарушил условия договора с моим дедом. Теперь Саймона больше нет. То, что раньше было его собственностью, теперь принадлежит Вандербильту. У Миллера остается двадцать пять процентов акций моей фирмы, которые, как он сам говорит, он не отдаст без борьбы. Исайя, вы говорите мне, что я должна выкупить то, что и так мне принадлежит?
– Возможно, будет нелегко определить, можно ли применить эту «отравленную пилюлю» из завещания вашего деда, – задумчиво проговорил Фиппс. – Не исключено, что пройдут месяцы и даже годы, прежде чем судья или присяжные вынесут свое решение. Да и в конце концов, Саймон в то время нес ответственность за фирму. Он принес ей колоссальный доход и мог это сделать именно потому, что у него были развязаны руки. Признаться, даже ваши собственные сотрудники скажут вам, что «Глобал Энтерпрайсиз» своим процветанием обязана компании «Толбот Рейлроудз». Таким образом между обеими фирмами существовала определенная связь – и, как многие будут доказывать, очень тесная, – которая может свести на нет действие «отравленной пилюли».
Роза взглянула на Хью О'Нила.
– Такое может случиться, – нехотя проговорил ирландец. – Мы будем бороться и несомненно победим, но на это потребуется время.
«Которого у меня нет!»
– Исайя, я не могу понять одну вещь, – медленно произнесла Роза, надеясь, что в ее словах прозвучит неподдельная озадаченность. – Что собирается делать Миллер с двадцатью пятью процентами акций «Глобал Энтерпрайсиз»? Ведь он никак не связан с транспортом.
Фиппс снова холодно улыбнулся.
– Может быть, этот вопрос вам стоит задать ему самому.
– Это ваша профессиональная рекомендация, адвокат? Ведь Полу Миллеру случалось пользоваться вашими советами, не правда ли?
– Вообще-то приходилось.
– И, без сомнения, недавно.
Фиппс не обратил внимания на подозрительный тон Розы.
– Я взял на себя смелость попросить его к нам присоединиться – разумеется, с вашего разрешения. Сейчас он ожидает внизу. Пригласим его подняться?
Пока не появился Пол Миллер, Роза попросила Фиппса подождать вместе с О'Нилом в комнате для собраний. Она хотела предстать перед Миллером в одиночестве, вдовой, одетой в траур. Это даст ей хоть и слабое, но преимущество.
У Пола Миллера был подобающий случаю унылый вид. Нависнув над Розой, он разразился потоком соболезнований. При этом руку ее он задержал в своей чуть дольше, чем того требовали приличия. Роза с трудом высвободилась и скользнула за письменный стол Иосафата Джефферсона, принуждая тем самым Миллера сесть напротив нее, словно просителя.
– Думаю, будет лучше, если мы сразу расставим все точки над «и», – сказал он.
– Полностью с вами согласна, – отвечала Роза.
– Уверен, вы поймете, как я был поражен, когда узнал, что Саймон не имел права отдавать под залог акции «Глобал Энтерпрайсиз», – продолжал Миллер. – Тем не менее он это сделал.
– Пол, – прервала его Роза, – я понимаю, что Саймон занял у вас пять миллионов и что из-за того, что произошло с «Толбот Рейлроудз», вы не сможете получить ваши деньги с Вандербильта. Я намерена лично выплатить вам долг. Нам с вами нужно будет договориться о справедливой процентной ставке и каком-то графике выплат, который устраивал бы нас обоих, но это можно сделать.
Пол Миллер положил ногу на ногу и сделал вид, что внимательно рассматривает свои ухоженные ногти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124