Мишель поежилась от холода, прижалась к Франклину.
– Ты выглядишь восхитительно.
Этот комплимент заставил Мишель зардеться от стыда, но она должна была признать, что часы, потраченные на подготовку этого рождественского вечера, стоили того. Мишель была одета в желто-зеленое платье с алмазного цвета бретельками, расшитыми парчой. Это одеяние облегало каждый изгиб ее тела, обнажая голые молочного цвета руки и слишком веснушчатую, как думала Мишель, грудь. Ее распущенные золотисто-рыжие волосы, пряди локонов и кудряшки вызывали желание прикоснуться к ним. Крошечные изумруды сверкали в ее ушах, алмазное ожерелье с крупным желто-зеленым алмазом посередине красовалось на ее шее.
– Мне кажется, что в любой момент я могу проснуться, что все это может оказаться сном, – сказала Мишель, поигрывая ожерельем.
– Чепуха, – успокоил ее Франклин, скользнув пальцами по волосам своей жены. – Теперь все это твое.
Он посмотрел на часы.
– Нам не пора?
– Ты уверен, что там не будет много гостей? – спросила Мишель нервно.
Они прошли на первый этаж через холл, украшенный пейзажами Барбизона, написанными Диазом де Ла Пенья, и мавританскими видами, выполненными Мариано Карбо, двумя наиболее популярными художниками у четырехсот самых богатых семейств Америки.
– Кое-кто из друзей семьи, – подбодрил ее Франклин.
Мишель подумала: «Если это так, то для кого были эти горы еды и море вина?»
В течение последней недели Мишель видела, как торговцы и разносчики продуктов сновали в доме. Целая армия уборщиков нагрянула в Толбот-хауз и под пристальным взглядом Олбани навела в нем блеск снизу доверху. Горничные-ирландки, сидя за торжественным обеденным столом, усердно чистили тяжелое столовое серебро и судачили о подарках к Рождеству. Во Фламандском зале, называвшемся так потому, что все его убранство было привезено из Бельгии, из Гента, лакеи заканчивали наряжать елку, уже обвисшую под тяжестью весело сверкающих лампочек, свечей, серпантина, домашней выпечки.
Мишель подумала, что всем наготовленным можно накормить и развеселить по крайней мере шестьдесят человек. Когда она с Франклином спустилась по большой резной лестнице в основной холл, то оцепенела, увидев по меньшей мере в два раза большее количество гостей.
– Роза, что ты затеяла? – спросил Франклин, едва касаясь щеки сестры. – Ты пообещала мне и Мишель спокойное Рождество. Несколько друзей, сказала ты, будет приглашено.
– Ох, Франклин, не будь придирчивым, – ответила Роза, при этом ее улыбка сменилась недовольной гримасой. – Они наши друзья. Кроме того, все хотят увидеть невесту.
Роза, на которой было серое платье в блестках, прошитое серебряного цвета нитками, и алмазная диадема, покоившаяся в ее завитых, уложенных наверх волосах, отступила, оценивающе глядя на Мишель.
– Ты выглядишь просто потрясающе, моя дорогая, – приглушенно сказала она. – Я же говорила, что зеленый – твой цвет.
Мишель нервно улыбнулась. Роза настояла на том, чтобы они пошли выбирать платье на Рождество. Они отправились к кирпичному зданию на Мэдисон-авеню, в котором располагался самый лучший в Нью-Йорке салон мадам Бушар. Мишель спокойно сидела, пока Роза и другие женщины обсуждали наиболее подходящие цвета и выделку ткани. Затем они обратили внимание на покрой платья, после чего перешли к его примерке. Когда же наконец этот шедевр был в руках у Мишель, она осмелилась спросить цену.
– Конечно, вы припозднились со своим заказом, – пропела мадам Бушар монотонно.
Мишель казалось странным, что француженка никогда не говорила на родном языке и даже со своей соотечественницей решила говорить на ломаном английском.
– Обычно я не принимаю заказов менее чем за три месяца.
– Три месяца назад я была на войне, – глухо ответила Мишель.
– Что вы такое говорите? – подозрительно спросила мадам.
Мишель тряхнула головой.
– Я просто сказала, как вы были любезны, найдя время…
– Время – деньги, – произнесла мадам Бушар, очень напоминая Мишель бретонскую крестьянку.
– Вы понимаете, что вам придется заплатить больше.
– Конечно, – быстро согласилась Мишель.
– Но, – прервала ее мадам Бушар, – даже семьсот долларов ничто в сравнении с тем, как вы будете выглядеть.
Мишель чуть не лишилась чувств. «Семьсот долларов!..»
– Конечно же, я запишу это на счет мадмуазель Розы. Я это понимаю.
Когда Мишель сообщила Розе о неприемлемой цене за платье, ее золовка только рассмеялась.
– Считай это моим свадебным подарком тебе.
– Сюда, мои дорогие, – услышала Мишель голос Розы, ставшей между ней и Франклином и взявшей их за руки, – настало время показать вас.
В течение следующего часа Мишель была представлена элите нью-йоркского общества. Каждый представляемый мужчина казался ей богаче и влиятельнее предыдущего; их жены и дочери соперничали по красоте и великолепию нарядов. Мишель не могла не заметить, что очень скоро Франклин стал центром всеобщего внимания. Молодые женщины оставили своих кавалеров и потянулись через комнату поближе к нему, образуя зачарованный кружок веселья и обожания. Стоя одна, Мишель думала, должна ли она заявить о своем присутствии похитителям ее мужа.
– Как поживаете?
Вздрогнув, Мишель обернулась и увидела Монка Мак-Куина, который был очень изящен в строгом белом галстуке и фраке.
– У меня все прекрасно! – воскликнула Мишель. Она указала на группу женщин постарше, которые расселись вдоль стен и, как вороны, глазели на празднество.
– Кто они?
– Ах, те, – воскликнул Монк. – Это вдовы бывших высокопоставленных чинов. Они были баснословно богаты до замужества, да и теперь владеют имуществом мужей. Если бы они сговорились, они могли бы купить и продать половину собравшихся здесь.
Мысль об этом напугала Мишель.
– Послушайте, если вам что-нибудь нужно, – сказал Монк, – помните, что я хочу непременно вас видеть у себя и пообедать вместе.
Мишель не поняла, почему в глазах Монка промелькнула озабоченность. До того, как она успела что-нибудь ответить, эта озабоченность пропала. Появился Франклин.
– Ты была настоящим гвоздем программы, – сказал он с ухмылкой. – Люди говорят, что я самый удачливый здесь человек.
Мишель не смогла сдержаться. Она обхватила шею мужа и страстно его поцеловала. Через плечо Франклина Мишель увидела несколько молодых женщин, стоявших рядом. Некоторые из них пялились на Франклина с нескрываемым интересом, другие посматривали на нее и внезапно начали хихикать.
– Я думаю, что настало время для ужина, не так ли? – вкрадчиво произнесла Роза. – Мишель, я посажу вас на особое место среди моих лучших друзей.
Рождественский ужин в Толбот-хаузе был словно из сказки. Когда они вошли в банкетный зал, галантно одетые официанты показали их места. На каждом месте среди серебряной посуды и китайского фарфора имелась карточка с надписанным на ней именем гостя. Карточки укреплялись на подставке. Мишель посадили между банкиром, который, вежливо представившись ей, повернулся к женщине средних лет с убранными наверх в форме купола волосами, и более молодым человеком, всецело занятым напудренной престарелой дамой, лицо которой напоминало Мишель морду голштинской коровы.
Сначала Мишель испугалась, а затем она почувствовала себя подавленной от увиденного количества съестного. Трапеза началась с вареных устриц, поданных с божественным, очень редким белым вином «Барсаз». После этого последовали консоме по-британски, рагу из гусиной печенки и что-то ярко-красное, запеченное в тесте.
– Сколько же еще будет? – подумала Мишель, тщетно пытаясь покончить с вновь подаваемыми блюдами. Потом она заметила, что женщины, сидящие за столом, едва прикасались к пище. Ощущая на себе их любопытные, а дважды явно неодобрительные взгляды, Мишель отложила нож и вилку. Однако она не могла справиться с чувством сожаления, что пропадает столько продуктов.
Мишель едва притронулась к куропатке, но потеряла счет тому, сколько раз официант наполнял ее темно-красный бокал. К концу ужина ее щеки приятно разгорелись. Все вокруг искрилось пляшущими разноцветными огоньками, а свечи, казалось, горели еще ярче. Она посмотрела вдоль стола и увидела Франклина, который развлекал женщин, сидевших по обе стороны от него, веселыми историями. Ей хотелось подойти к нему и крепко-крепко поцеловать.
После ужина Франклин повел мужчин в бильярдную на кофе, бренди и сигары, а женщины увязались за Розой, чтобы ретироваться в музыкальную гостиную, где будет подано шампанское, кофе и бисквиты. Выходя из бильярдной, Франклин подошел к Мишель и едва прикоснулся губами к ее щеке.
– Тебе нравится?
– Мне так хорошо! – воскликнула Мишель.
Она не заметила, что ее голос громко прозвучал и несколько голов повернулись к ней.
Франклин положил свою руку на ее.
– Ты всем нравишься.
До того, как Мишель смогла что-либо ответить, Роза увела ее в музыкальную гостиную, усадив между двумя дамами, которые сидели ближе всего к ней за столом.
– Меня зовут Амелия Ричардсон, – сказало вульгарное рыжеволосое создание, стиснув руку Мишель. – Я знаю, что мы станем закадычными подругами!
Мишель изумленно смотрела, как Амелия Ричардсон вставляла сигарету в желто-зеленого цвета мундштук.
– Вы курите?
– Нет… То есть я никогда не пробовала. Это вредно. Молодая женщина холодной красоты, давясь от смеха, жеманно произнесла:
– Такие терзания! Моя дорогая, наша Амелия не позволяет никому говорить ей, что плохо и что хорошо, что она должна делать и что не должна. Зачем, ведь она первая женщина, начавшая курить в гостинице «Плаза»? Когда глупый управляющий подошел к ней и попросил выбросить сигарету, Амелия сказала: «Меня приучили думать, что это свободная страна, и я ничего не предприму, чтобы изменить этот статус». Разве этого не достаточно, чтобы повергнуть вас?
Мишель окончательно растерялась. О чем говорила ей эта болезненно худая, белокожая девушка? Неужели о том, что американские женщины будут сражаться до последних дней своих за право курить в гостиницах?
– У вас, конечно, очень хороший аппетит, моя дорогая, – сказала Амелия Ричардсон. – Вы, я надеюсь, не за двоих едите?
Вконец смутившись, Мишель забылась и ответила по-французски:
– Пардон?
Амелия хитро прищурилась.
– А вы случайно не беременны?
– Нет, что вы! – все так же по-французски воскликнула Мишель, заливаясь краской от ярости.
Она покраснела еще гуще, когда поняла, что все на нее смотрят.
– Скажите мне, – спросила другая молодая женщина, – как вы встретили Франклина?
– Я работала медсестрой в Сент-Эстасе, – ответила Мишель и начала объяснять подробности.
– Как благородно! – съязвила Амелия.
– Да, да, – вмешалась преклонного возраста дама со смахивающим на коровью морду лицом, – откуда, вы сказали, ваши родители?
– Мои родители?
– Да, ваши родители, – нетерпеливо выпалила старуха, – откуда они?
– Обратите внимание на Констанцию, – зашептала Амелия Мишель, – она глуха, как скала.
– Из деревни Сент-Эстас, мадам, – ответила громче Мишель.
– Не кричите на меня, девочка! Она принадлежит им?
– Принадлежит?
– Вы что, не понимаете по-английски? Да, принадлежит ли деревня им?
– Тетушка хочет знать, – сказала холодная красавица, – владеют ли ваши родители землей?
– Да, у моего отца своя ферма, – начала было Мишель.
– Ферма?
– Да, она досталась ему от прадедушки и дедушки, – терпеливо объясняла Мишель.
– Сколько людей работает на него?
– Он сам со всем управляется.
– О, да, он настоящий фермер, – все так же язвительно произнесла красавица. – Как эксцентрично! Это там, в Сент-Эстасе Франклин женился на вас?
– Нет, мы были повенчаны мэром Сен-Михиеля. Женщина безучастно посмотрела на Мишель.
– Как забавно, – затем она добавила, – это так похоже на Франклина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Ты выглядишь восхитительно.
Этот комплимент заставил Мишель зардеться от стыда, но она должна была признать, что часы, потраченные на подготовку этого рождественского вечера, стоили того. Мишель была одета в желто-зеленое платье с алмазного цвета бретельками, расшитыми парчой. Это одеяние облегало каждый изгиб ее тела, обнажая голые молочного цвета руки и слишком веснушчатую, как думала Мишель, грудь. Ее распущенные золотисто-рыжие волосы, пряди локонов и кудряшки вызывали желание прикоснуться к ним. Крошечные изумруды сверкали в ее ушах, алмазное ожерелье с крупным желто-зеленым алмазом посередине красовалось на ее шее.
– Мне кажется, что в любой момент я могу проснуться, что все это может оказаться сном, – сказала Мишель, поигрывая ожерельем.
– Чепуха, – успокоил ее Франклин, скользнув пальцами по волосам своей жены. – Теперь все это твое.
Он посмотрел на часы.
– Нам не пора?
– Ты уверен, что там не будет много гостей? – спросила Мишель нервно.
Они прошли на первый этаж через холл, украшенный пейзажами Барбизона, написанными Диазом де Ла Пенья, и мавританскими видами, выполненными Мариано Карбо, двумя наиболее популярными художниками у четырехсот самых богатых семейств Америки.
– Кое-кто из друзей семьи, – подбодрил ее Франклин.
Мишель подумала: «Если это так, то для кого были эти горы еды и море вина?»
В течение последней недели Мишель видела, как торговцы и разносчики продуктов сновали в доме. Целая армия уборщиков нагрянула в Толбот-хауз и под пристальным взглядом Олбани навела в нем блеск снизу доверху. Горничные-ирландки, сидя за торжественным обеденным столом, усердно чистили тяжелое столовое серебро и судачили о подарках к Рождеству. Во Фламандском зале, называвшемся так потому, что все его убранство было привезено из Бельгии, из Гента, лакеи заканчивали наряжать елку, уже обвисшую под тяжестью весело сверкающих лампочек, свечей, серпантина, домашней выпечки.
Мишель подумала, что всем наготовленным можно накормить и развеселить по крайней мере шестьдесят человек. Когда она с Франклином спустилась по большой резной лестнице в основной холл, то оцепенела, увидев по меньшей мере в два раза большее количество гостей.
– Роза, что ты затеяла? – спросил Франклин, едва касаясь щеки сестры. – Ты пообещала мне и Мишель спокойное Рождество. Несколько друзей, сказала ты, будет приглашено.
– Ох, Франклин, не будь придирчивым, – ответила Роза, при этом ее улыбка сменилась недовольной гримасой. – Они наши друзья. Кроме того, все хотят увидеть невесту.
Роза, на которой было серое платье в блестках, прошитое серебряного цвета нитками, и алмазная диадема, покоившаяся в ее завитых, уложенных наверх волосах, отступила, оценивающе глядя на Мишель.
– Ты выглядишь просто потрясающе, моя дорогая, – приглушенно сказала она. – Я же говорила, что зеленый – твой цвет.
Мишель нервно улыбнулась. Роза настояла на том, чтобы они пошли выбирать платье на Рождество. Они отправились к кирпичному зданию на Мэдисон-авеню, в котором располагался самый лучший в Нью-Йорке салон мадам Бушар. Мишель спокойно сидела, пока Роза и другие женщины обсуждали наиболее подходящие цвета и выделку ткани. Затем они обратили внимание на покрой платья, после чего перешли к его примерке. Когда же наконец этот шедевр был в руках у Мишель, она осмелилась спросить цену.
– Конечно, вы припозднились со своим заказом, – пропела мадам Бушар монотонно.
Мишель казалось странным, что француженка никогда не говорила на родном языке и даже со своей соотечественницей решила говорить на ломаном английском.
– Обычно я не принимаю заказов менее чем за три месяца.
– Три месяца назад я была на войне, – глухо ответила Мишель.
– Что вы такое говорите? – подозрительно спросила мадам.
Мишель тряхнула головой.
– Я просто сказала, как вы были любезны, найдя время…
– Время – деньги, – произнесла мадам Бушар, очень напоминая Мишель бретонскую крестьянку.
– Вы понимаете, что вам придется заплатить больше.
– Конечно, – быстро согласилась Мишель.
– Но, – прервала ее мадам Бушар, – даже семьсот долларов ничто в сравнении с тем, как вы будете выглядеть.
Мишель чуть не лишилась чувств. «Семьсот долларов!..»
– Конечно же, я запишу это на счет мадмуазель Розы. Я это понимаю.
Когда Мишель сообщила Розе о неприемлемой цене за платье, ее золовка только рассмеялась.
– Считай это моим свадебным подарком тебе.
– Сюда, мои дорогие, – услышала Мишель голос Розы, ставшей между ней и Франклином и взявшей их за руки, – настало время показать вас.
В течение следующего часа Мишель была представлена элите нью-йоркского общества. Каждый представляемый мужчина казался ей богаче и влиятельнее предыдущего; их жены и дочери соперничали по красоте и великолепию нарядов. Мишель не могла не заметить, что очень скоро Франклин стал центром всеобщего внимания. Молодые женщины оставили своих кавалеров и потянулись через комнату поближе к нему, образуя зачарованный кружок веселья и обожания. Стоя одна, Мишель думала, должна ли она заявить о своем присутствии похитителям ее мужа.
– Как поживаете?
Вздрогнув, Мишель обернулась и увидела Монка Мак-Куина, который был очень изящен в строгом белом галстуке и фраке.
– У меня все прекрасно! – воскликнула Мишель. Она указала на группу женщин постарше, которые расселись вдоль стен и, как вороны, глазели на празднество.
– Кто они?
– Ах, те, – воскликнул Монк. – Это вдовы бывших высокопоставленных чинов. Они были баснословно богаты до замужества, да и теперь владеют имуществом мужей. Если бы они сговорились, они могли бы купить и продать половину собравшихся здесь.
Мысль об этом напугала Мишель.
– Послушайте, если вам что-нибудь нужно, – сказал Монк, – помните, что я хочу непременно вас видеть у себя и пообедать вместе.
Мишель не поняла, почему в глазах Монка промелькнула озабоченность. До того, как она успела что-нибудь ответить, эта озабоченность пропала. Появился Франклин.
– Ты была настоящим гвоздем программы, – сказал он с ухмылкой. – Люди говорят, что я самый удачливый здесь человек.
Мишель не смогла сдержаться. Она обхватила шею мужа и страстно его поцеловала. Через плечо Франклина Мишель увидела несколько молодых женщин, стоявших рядом. Некоторые из них пялились на Франклина с нескрываемым интересом, другие посматривали на нее и внезапно начали хихикать.
– Я думаю, что настало время для ужина, не так ли? – вкрадчиво произнесла Роза. – Мишель, я посажу вас на особое место среди моих лучших друзей.
Рождественский ужин в Толбот-хаузе был словно из сказки. Когда они вошли в банкетный зал, галантно одетые официанты показали их места. На каждом месте среди серебряной посуды и китайского фарфора имелась карточка с надписанным на ней именем гостя. Карточки укреплялись на подставке. Мишель посадили между банкиром, который, вежливо представившись ей, повернулся к женщине средних лет с убранными наверх в форме купола волосами, и более молодым человеком, всецело занятым напудренной престарелой дамой, лицо которой напоминало Мишель морду голштинской коровы.
Сначала Мишель испугалась, а затем она почувствовала себя подавленной от увиденного количества съестного. Трапеза началась с вареных устриц, поданных с божественным, очень редким белым вином «Барсаз». После этого последовали консоме по-британски, рагу из гусиной печенки и что-то ярко-красное, запеченное в тесте.
– Сколько же еще будет? – подумала Мишель, тщетно пытаясь покончить с вновь подаваемыми блюдами. Потом она заметила, что женщины, сидящие за столом, едва прикасались к пище. Ощущая на себе их любопытные, а дважды явно неодобрительные взгляды, Мишель отложила нож и вилку. Однако она не могла справиться с чувством сожаления, что пропадает столько продуктов.
Мишель едва притронулась к куропатке, но потеряла счет тому, сколько раз официант наполнял ее темно-красный бокал. К концу ужина ее щеки приятно разгорелись. Все вокруг искрилось пляшущими разноцветными огоньками, а свечи, казалось, горели еще ярче. Она посмотрела вдоль стола и увидела Франклина, который развлекал женщин, сидевших по обе стороны от него, веселыми историями. Ей хотелось подойти к нему и крепко-крепко поцеловать.
После ужина Франклин повел мужчин в бильярдную на кофе, бренди и сигары, а женщины увязались за Розой, чтобы ретироваться в музыкальную гостиную, где будет подано шампанское, кофе и бисквиты. Выходя из бильярдной, Франклин подошел к Мишель и едва прикоснулся губами к ее щеке.
– Тебе нравится?
– Мне так хорошо! – воскликнула Мишель.
Она не заметила, что ее голос громко прозвучал и несколько голов повернулись к ней.
Франклин положил свою руку на ее.
– Ты всем нравишься.
До того, как Мишель смогла что-либо ответить, Роза увела ее в музыкальную гостиную, усадив между двумя дамами, которые сидели ближе всего к ней за столом.
– Меня зовут Амелия Ричардсон, – сказало вульгарное рыжеволосое создание, стиснув руку Мишель. – Я знаю, что мы станем закадычными подругами!
Мишель изумленно смотрела, как Амелия Ричардсон вставляла сигарету в желто-зеленого цвета мундштук.
– Вы курите?
– Нет… То есть я никогда не пробовала. Это вредно. Молодая женщина холодной красоты, давясь от смеха, жеманно произнесла:
– Такие терзания! Моя дорогая, наша Амелия не позволяет никому говорить ей, что плохо и что хорошо, что она должна делать и что не должна. Зачем, ведь она первая женщина, начавшая курить в гостинице «Плаза»? Когда глупый управляющий подошел к ней и попросил выбросить сигарету, Амелия сказала: «Меня приучили думать, что это свободная страна, и я ничего не предприму, чтобы изменить этот статус». Разве этого не достаточно, чтобы повергнуть вас?
Мишель окончательно растерялась. О чем говорила ей эта болезненно худая, белокожая девушка? Неужели о том, что американские женщины будут сражаться до последних дней своих за право курить в гостиницах?
– У вас, конечно, очень хороший аппетит, моя дорогая, – сказала Амелия Ричардсон. – Вы, я надеюсь, не за двоих едите?
Вконец смутившись, Мишель забылась и ответила по-французски:
– Пардон?
Амелия хитро прищурилась.
– А вы случайно не беременны?
– Нет, что вы! – все так же по-французски воскликнула Мишель, заливаясь краской от ярости.
Она покраснела еще гуще, когда поняла, что все на нее смотрят.
– Скажите мне, – спросила другая молодая женщина, – как вы встретили Франклина?
– Я работала медсестрой в Сент-Эстасе, – ответила Мишель и начала объяснять подробности.
– Как благородно! – съязвила Амелия.
– Да, да, – вмешалась преклонного возраста дама со смахивающим на коровью морду лицом, – откуда, вы сказали, ваши родители?
– Мои родители?
– Да, ваши родители, – нетерпеливо выпалила старуха, – откуда они?
– Обратите внимание на Констанцию, – зашептала Амелия Мишель, – она глуха, как скала.
– Из деревни Сент-Эстас, мадам, – ответила громче Мишель.
– Не кричите на меня, девочка! Она принадлежит им?
– Принадлежит?
– Вы что, не понимаете по-английски? Да, принадлежит ли деревня им?
– Тетушка хочет знать, – сказала холодная красавица, – владеют ли ваши родители землей?
– Да, у моего отца своя ферма, – начала было Мишель.
– Ферма?
– Да, она досталась ему от прадедушки и дедушки, – терпеливо объясняла Мишель.
– Сколько людей работает на него?
– Он сам со всем управляется.
– О, да, он настоящий фермер, – все так же язвительно произнесла красавица. – Как эксцентрично! Это там, в Сент-Эстасе Франклин женился на вас?
– Нет, мы были повенчаны мэром Сен-Михиеля. Женщина безучастно посмотрела на Мишель.
– Как забавно, – затем она добавила, – это так похоже на Франклина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124