Ведь на протяжении последних столетий это с ним неоднократно происходило. Мы должны измениться вместе с миром, чтобы занять в нем достойное место… Прогресс, — говорили они, — остановить невозможно, это даже преступно, а тех, кто все-таки пытается ставить подножки человечеству, надо решительно уничтожать деак взбесившихся псов!..» Так Союз Меча трансформировался в движение Экстропии, условно противопоставленной вселенскому хаосу, а бывшие «меченосцы» переименовали себя в «экстроперов»…
Нетрудно догадаться, что произошло потом, — с грустью продолжал Тарраф. — Противостояние не могло не перейти в хотя и тайные, но весьма крупномасштабные боевые действия. И с той и с другой стороны активно применялись те самые артефакты, которые стали предметом раздоров. Началась настоящая война, только человечество заметило ее не сразу. А когда все-таки заметило и ужаснулось, то было уже поздно. Сражающиеся стороны успели набрать такую мощь, что никто не мог бы встать у них на пути. Между тем поверхность планеты все больше становилась непригодной для проживания, а жертвами сокрушительных ударов все чаще становились ни в чем не повинные люди.
Видимо, первыми это поняли бывшие хардеры, сумевшие сохранить остатки заботы о человечестве. Скорее всего они и создали то, что мы называем хомоценозами, — замкнутые биосферы, в которых имеются все необходимые условия для существования людей.
А вне этих биосфер война продолжается до сих пор, и трудно сказать, кто из противников сейчас сильнее.
Это сражение богов, Гарс, куда простым смертным вроде нас с вами лучше не вмешиваться…
— А вы — кто? — спросил Гарс, которого пока мало интересовали полумифологические воины.
— Мы — это особая организация, — улыбнулся когнитор. — Мы соблюдаем нейтралитет в этой войне. Мы лишь наблюдаем за ходом боевых действий, но не вмешиваемся. Мы не хотим помогать ни превенторам, ни экстроперам. И у нас иные идеалы и иные цели.
— Какие же?
— Мы стремимся познать окружающий мир и возможности человека, — снова улыбнулся Тарраф. — Вечное познание — вот что является нашим императивом. Именно поэтому наша организация называется Когницией, а мы — когниторами… Мы не обладаем военным потенциалом, и достижение всемирного господства нас не интересует.
— А люди? — выкрикнул Гарс, подавшись вперед. — Люди вас интересуют?
— Конечно, — невозмутимо подтвердил Тарраф. — Но если вы имеете в виду обитателей хомоценозов и прежде всего своих односельчан, то, видите ли, тут мы сталкиваемся с определенными трудностями. Ведь специфика современного человечества заключается в том, что оно живет в искусственно созданных для него Оазисах, отгороженных от всего остального мира силовыми полями.
— Куполами, — перебил его Гарс. — А внутри мы называем эти Купола Горизонтами.
— Мне это известно, — улыбнулся Тарраф. — Мы ведь здесь тоже имеем доступ в Сеть. Но суть не в этом. Даже если бы мы и хотели помочь им… то есть вам… то были бы бессильны что-то сделать. Поля в виде Куполов настолько мощны, что выдерживают, например, прямое попадание вакуумной бомбы. Даже нам, с нашими возможностями, не пробиться через этот барьер. Максимум, что мы можем, — это принять таких вот беглецов, как вы, дать им приют, знания и интересную работу. Сожалею, но и это не всегда нам удается.
В Мертвой зоне люди погибают слишком быстро, вы и сами были тому свидетелем.
Гарс слушал, не веря своим ушам. Двенадцать человек, шедших с ним, за каких-то несколько часов отправились на тот свет, а этот спокойный, доброжелательный человек уверяет, что ничего нельзя было сделать?! И все, на что он способен, — так это выразить свое сожаление?!
— По-вашему, выходит, что нас никто не хотел убивать, — стараясь взять себя в руки, сказал он. — И что мои товарищи погибли как бы в результате стечения обстоятельств. Ладно, допустим. Но неужели мне во время первого выхода за Горизонт привиделась пригодная для жизни равнина? Кто, по-вашему, создал эти декорации?
Когнитор снисходительно улыбнулся.
— Нет, — сказал он. — Это вам вовсе не Привиделось, Гарс, и в этом-то и заключается проблема. Город на самом деле был, только не город вовсе, а подвижный наземный боевой модуль. Я не знаю, кому из воюющих сторон он принадлежал: может быть, превенторам, а может, и экстроперам — это не играет роли. Такие модули способны разворачиваться, изготавливаясь к нанесению очередного удара, или сворачиваться для перемещений по поверхности Земли в считанные часы. И комплекс, который вы приняли за город, так и поступил — вследствие чего его потом не оказалось на месте. — Когнитор поколебался, и Гарсу показалось, что он вновь употребит свое ненавистное «к сожалению». — И вот еще что, о чем вы не могли знать. В этой войне стороны применяют, как я уже говорил, самые фантастические технологии. Любое новшество рассматривается ими прежде всего с точки зрения возможной пригодности для достижения успеха в боевых действиях. И те и другие имеют в своем распоряжении чудеса науки и техники. Поэтому я не удивлюсь, если в районе вашего Купола какая-то из противоборствующих сторон применила так называемый темпоускоритель — это устройство позволяет ускорить во много раз течение реального времени. Однако его действие не распространяется на хомоценозы, укрытые Куполами, и именно этим может объясняться тот факт, что в вашем восприятии равнина так быстро превратилась в Мертвую зону. Вы полагали, Гарс, что прошло всего несколько часов — и так оно и было внутри Купола, — а снаружи мог пройти целый год, и за это время цветущая долина вполне могла превратиться в выжженную пустыню!
— Так вот почему код, который мне сообщил тот тип перед смертью, перестал действовать! — вскричал Гарс, ударив кулаком одной руки по ладони другой. — Если за Куполом действительно прошло много времени, он мог измениться! Скажите, Тарраф, а как вы объясняете тот факт, что Горизонт вокруг Оазисов — односторонний? Не проще ли было закупорить нас внутри наглухо? Так, чтобы мы не могли выходить из-под Куполов, а?
— Ну, над этим и мы до сих пор ломаем голову, — сказал Тарраф. — Что касается невозможности возвращения в хомоценоз, то тут все понятно — ни превенторы, ни экстроперы не хотят, чтобы человечество знало о войне между ними, иначе неизвестно, как тогда поведут себя люди и кого поддержат. Кстати говоря, и Сеть по этой же причине они контролируют очень внимательно. Но вот в отношении выхода… Есть предположения, что за счет тех, кто решился выйти за Горизонт, создатели хомоценозов пополняют свои ряды, компенсируя потери в живой силе. В таком случае, вы, «горизонтщики», нужны им как тривиальное пушечное мясо. Если, конечно, сумеете остаться в живых.
— А вы? Вы отсиживаетесь под землей, как кроты?
— Нет. Мы не отсиживаемся, как вы изволили выразиться. Мы наблюдаем. Согласитесь, в данных условиях есть за чем понаблюдать. Ведь в мире сейчас на каждом шагу складывается уникальное сочетание факторов, которые невозможно создать с помощью экспериментов. Одна модель сменяет другую, и это дает нам возможность не только глубже проникнуть в тайны мироздания, но и лучше изучить закономерности развития разумных систем.
— А вы не боитесь, что в один прекрасный день вам некого будет изучать? Вам не приходило в голову, что когда-нибудь на планете не останется ни одного объекта для изучения и наблюдения? Что все живое либо будет уничтожено, либо вымрет само собой?
— Нет, не боимся. Кое-что мы все-таки предпринимаем, чтобы не допустить этого, поверьте мне. Популяции, подобные вашему поселку, разбросаны по всему миру. И хотя в настоящее время численность населения планеты несколько сократилась по сравнению с данными пятидесятилетней давности, но тем не менее держится на уровне пятидесяти — пятидесяти восьми процентов. Это не так уж мало, Гарс.
— Вы сказали, что у вас есть доступ в Сеть… А почему же вы не даете знать о себе? Лично я не встречал никакой информации о вашей организации!..
— Доступ у нас есть, но он односторонний. В том плане, что мы не можем разместить свою информацию в вашей Сети. Когниция вынуждена находиться в своеобразной блокаде… Это слишком долго объяснять. Надеюсь, что в ходе базового курса вам удастся расширить свой кругозор, Гарс. Вы же останетесь с нами?
Гарс помедлил, а потом спросил:
— Скажите, Тарраф, неужели все сбежавшие из Оазисов, попадая к вам, соглашались остаться? Когнитор пожал плечами.
— А что им оставалось делать? У них не было другого выбора. Так же, как нет его у вас. Нет, чисто теоретически мы, конечно, можем отпустить вас в Мертвую зону. Но это будет верной гибелью, поверьте. А если вы останетесь, то будете жить и работать наравне со всеми. Вы только представьте, какой уникальный шанс вам представился, Гарс: ведь за короткий срок вы обретете почти весь объем знаний, которые накопило человечество за тысячелетия своего развития. Поверьте: уж что-что, а учить быстро и эффективно мы умеем. Вы ведь этого хотите, не правда ли?
— Нет, — честно ответил Гарс, почти не раздумывая.
— Нет? — удивился когнитор. — Но чем объяснить ваше стремление попасть за Горизонт — кстати, весьма абсурдное, с научной точки зрения, — если не прирожденной любознательностью? Вы — наш человек, Гарс, хотя, возможно, и не подозреваете об этом. Из вас может выйти хороший когнитор.
Гарс хотел было возразить, заявив, что не собирается становиться бесстрастным исследователем, для которого «популяции» людей — всего-навсего «модели» и «объекты» для наблюдения, и что он хотел идти за Горизонт вовсе не для этого, но вовремя прикусил язык.
Чтобы разговаривать на равных с этими могущественными, но бездушными людьми, следовало набраться знаний и, если повезет, запастись кое-какими штуковинами из арсенала когниторов. Это могло бы пригодиться в дальнейшем. Для чего и как — Гарс пока и сам не знал. Он знал одно: нынешнее устройство мира неправильно и в корне порочно, и его надо как можно быстрее изменить. А как и каким способом — будущее покажет.
Глава 2
— Ну что за хреновина?! — в сердцах воскликнул Лапорт, швыряя на стол перчатку-пульт. — Опять этот хренов сканер не фурычит!.. Кто-нибудь скажет мне, есть у нас в группе лаборанты или нет?
— Конечно, есть, Груний Маркович, — отозвался рассеянно Гарс, не отрываясь от экрана.
— А если они есть, то какого хрена они в рабочее время не занимаются своими прямыми функциональными обязанностями, а по-садистски гоняют до короткого замыкания интеллектуальное имущество? — вопросил Лапорт.
Гарс с неохотой щелкнул по маркеру «Выход» на псевдоэкране инта и взглянул на своего непосредственного начальника, дабы уяснить степень его возмущения. Частое упоминание одной и той же огородной культуры еще ничего не значило. Судя по обычному цвету ушей и губ, Лапорт был пока еще не слишком грозен. Грозен он становился, когда уши его пунцовели, а губы, наоборот, белели. Впрочем, таким его можно было увидеть нечасто. Например, Гарс видел шефа вышедшим из себя только один раз: на том злополучном заседании Ученого совета, когда обсуждался вопрос о распределении энергоресурсов на ближайший квартал и их группе выделили на сколько-то там мегаватт меньше, чем сектору бионики. Надо было видеть, какими багровыми тогда были уши Лапорта и сколько раз он употребил любимое — правда, единственное в его лексиконе — ругательное словечко!..
— Вообще-то лаборантов в группе целых три штатных единицы, Груний Маркович, — громко сказал Гарс, не глядя в угол лаборатории, где с самого утра ломала голову над тестами, предназначенными для определения интеллектуального коэффициента по формуле Клебана, вторая штатная лаборантская единица, которую звали Герт Адамцев. — Из коих в настоящий момент в наличии два…
— И что из этого вытекает, юноша?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Нетрудно догадаться, что произошло потом, — с грустью продолжал Тарраф. — Противостояние не могло не перейти в хотя и тайные, но весьма крупномасштабные боевые действия. И с той и с другой стороны активно применялись те самые артефакты, которые стали предметом раздоров. Началась настоящая война, только человечество заметило ее не сразу. А когда все-таки заметило и ужаснулось, то было уже поздно. Сражающиеся стороны успели набрать такую мощь, что никто не мог бы встать у них на пути. Между тем поверхность планеты все больше становилась непригодной для проживания, а жертвами сокрушительных ударов все чаще становились ни в чем не повинные люди.
Видимо, первыми это поняли бывшие хардеры, сумевшие сохранить остатки заботы о человечестве. Скорее всего они и создали то, что мы называем хомоценозами, — замкнутые биосферы, в которых имеются все необходимые условия для существования людей.
А вне этих биосфер война продолжается до сих пор, и трудно сказать, кто из противников сейчас сильнее.
Это сражение богов, Гарс, куда простым смертным вроде нас с вами лучше не вмешиваться…
— А вы — кто? — спросил Гарс, которого пока мало интересовали полумифологические воины.
— Мы — это особая организация, — улыбнулся когнитор. — Мы соблюдаем нейтралитет в этой войне. Мы лишь наблюдаем за ходом боевых действий, но не вмешиваемся. Мы не хотим помогать ни превенторам, ни экстроперам. И у нас иные идеалы и иные цели.
— Какие же?
— Мы стремимся познать окружающий мир и возможности человека, — снова улыбнулся Тарраф. — Вечное познание — вот что является нашим императивом. Именно поэтому наша организация называется Когницией, а мы — когниторами… Мы не обладаем военным потенциалом, и достижение всемирного господства нас не интересует.
— А люди? — выкрикнул Гарс, подавшись вперед. — Люди вас интересуют?
— Конечно, — невозмутимо подтвердил Тарраф. — Но если вы имеете в виду обитателей хомоценозов и прежде всего своих односельчан, то, видите ли, тут мы сталкиваемся с определенными трудностями. Ведь специфика современного человечества заключается в том, что оно живет в искусственно созданных для него Оазисах, отгороженных от всего остального мира силовыми полями.
— Куполами, — перебил его Гарс. — А внутри мы называем эти Купола Горизонтами.
— Мне это известно, — улыбнулся Тарраф. — Мы ведь здесь тоже имеем доступ в Сеть. Но суть не в этом. Даже если бы мы и хотели помочь им… то есть вам… то были бы бессильны что-то сделать. Поля в виде Куполов настолько мощны, что выдерживают, например, прямое попадание вакуумной бомбы. Даже нам, с нашими возможностями, не пробиться через этот барьер. Максимум, что мы можем, — это принять таких вот беглецов, как вы, дать им приют, знания и интересную работу. Сожалею, но и это не всегда нам удается.
В Мертвой зоне люди погибают слишком быстро, вы и сами были тому свидетелем.
Гарс слушал, не веря своим ушам. Двенадцать человек, шедших с ним, за каких-то несколько часов отправились на тот свет, а этот спокойный, доброжелательный человек уверяет, что ничего нельзя было сделать?! И все, на что он способен, — так это выразить свое сожаление?!
— По-вашему, выходит, что нас никто не хотел убивать, — стараясь взять себя в руки, сказал он. — И что мои товарищи погибли как бы в результате стечения обстоятельств. Ладно, допустим. Но неужели мне во время первого выхода за Горизонт привиделась пригодная для жизни равнина? Кто, по-вашему, создал эти декорации?
Когнитор снисходительно улыбнулся.
— Нет, — сказал он. — Это вам вовсе не Привиделось, Гарс, и в этом-то и заключается проблема. Город на самом деле был, только не город вовсе, а подвижный наземный боевой модуль. Я не знаю, кому из воюющих сторон он принадлежал: может быть, превенторам, а может, и экстроперам — это не играет роли. Такие модули способны разворачиваться, изготавливаясь к нанесению очередного удара, или сворачиваться для перемещений по поверхности Земли в считанные часы. И комплекс, который вы приняли за город, так и поступил — вследствие чего его потом не оказалось на месте. — Когнитор поколебался, и Гарсу показалось, что он вновь употребит свое ненавистное «к сожалению». — И вот еще что, о чем вы не могли знать. В этой войне стороны применяют, как я уже говорил, самые фантастические технологии. Любое новшество рассматривается ими прежде всего с точки зрения возможной пригодности для достижения успеха в боевых действиях. И те и другие имеют в своем распоряжении чудеса науки и техники. Поэтому я не удивлюсь, если в районе вашего Купола какая-то из противоборствующих сторон применила так называемый темпоускоритель — это устройство позволяет ускорить во много раз течение реального времени. Однако его действие не распространяется на хомоценозы, укрытые Куполами, и именно этим может объясняться тот факт, что в вашем восприятии равнина так быстро превратилась в Мертвую зону. Вы полагали, Гарс, что прошло всего несколько часов — и так оно и было внутри Купола, — а снаружи мог пройти целый год, и за это время цветущая долина вполне могла превратиться в выжженную пустыню!
— Так вот почему код, который мне сообщил тот тип перед смертью, перестал действовать! — вскричал Гарс, ударив кулаком одной руки по ладони другой. — Если за Куполом действительно прошло много времени, он мог измениться! Скажите, Тарраф, а как вы объясняете тот факт, что Горизонт вокруг Оазисов — односторонний? Не проще ли было закупорить нас внутри наглухо? Так, чтобы мы не могли выходить из-под Куполов, а?
— Ну, над этим и мы до сих пор ломаем голову, — сказал Тарраф. — Что касается невозможности возвращения в хомоценоз, то тут все понятно — ни превенторы, ни экстроперы не хотят, чтобы человечество знало о войне между ними, иначе неизвестно, как тогда поведут себя люди и кого поддержат. Кстати говоря, и Сеть по этой же причине они контролируют очень внимательно. Но вот в отношении выхода… Есть предположения, что за счет тех, кто решился выйти за Горизонт, создатели хомоценозов пополняют свои ряды, компенсируя потери в живой силе. В таком случае, вы, «горизонтщики», нужны им как тривиальное пушечное мясо. Если, конечно, сумеете остаться в живых.
— А вы? Вы отсиживаетесь под землей, как кроты?
— Нет. Мы не отсиживаемся, как вы изволили выразиться. Мы наблюдаем. Согласитесь, в данных условиях есть за чем понаблюдать. Ведь в мире сейчас на каждом шагу складывается уникальное сочетание факторов, которые невозможно создать с помощью экспериментов. Одна модель сменяет другую, и это дает нам возможность не только глубже проникнуть в тайны мироздания, но и лучше изучить закономерности развития разумных систем.
— А вы не боитесь, что в один прекрасный день вам некого будет изучать? Вам не приходило в голову, что когда-нибудь на планете не останется ни одного объекта для изучения и наблюдения? Что все живое либо будет уничтожено, либо вымрет само собой?
— Нет, не боимся. Кое-что мы все-таки предпринимаем, чтобы не допустить этого, поверьте мне. Популяции, подобные вашему поселку, разбросаны по всему миру. И хотя в настоящее время численность населения планеты несколько сократилась по сравнению с данными пятидесятилетней давности, но тем не менее держится на уровне пятидесяти — пятидесяти восьми процентов. Это не так уж мало, Гарс.
— Вы сказали, что у вас есть доступ в Сеть… А почему же вы не даете знать о себе? Лично я не встречал никакой информации о вашей организации!..
— Доступ у нас есть, но он односторонний. В том плане, что мы не можем разместить свою информацию в вашей Сети. Когниция вынуждена находиться в своеобразной блокаде… Это слишком долго объяснять. Надеюсь, что в ходе базового курса вам удастся расширить свой кругозор, Гарс. Вы же останетесь с нами?
Гарс помедлил, а потом спросил:
— Скажите, Тарраф, неужели все сбежавшие из Оазисов, попадая к вам, соглашались остаться? Когнитор пожал плечами.
— А что им оставалось делать? У них не было другого выбора. Так же, как нет его у вас. Нет, чисто теоретически мы, конечно, можем отпустить вас в Мертвую зону. Но это будет верной гибелью, поверьте. А если вы останетесь, то будете жить и работать наравне со всеми. Вы только представьте, какой уникальный шанс вам представился, Гарс: ведь за короткий срок вы обретете почти весь объем знаний, которые накопило человечество за тысячелетия своего развития. Поверьте: уж что-что, а учить быстро и эффективно мы умеем. Вы ведь этого хотите, не правда ли?
— Нет, — честно ответил Гарс, почти не раздумывая.
— Нет? — удивился когнитор. — Но чем объяснить ваше стремление попасть за Горизонт — кстати, весьма абсурдное, с научной точки зрения, — если не прирожденной любознательностью? Вы — наш человек, Гарс, хотя, возможно, и не подозреваете об этом. Из вас может выйти хороший когнитор.
Гарс хотел было возразить, заявив, что не собирается становиться бесстрастным исследователем, для которого «популяции» людей — всего-навсего «модели» и «объекты» для наблюдения, и что он хотел идти за Горизонт вовсе не для этого, но вовремя прикусил язык.
Чтобы разговаривать на равных с этими могущественными, но бездушными людьми, следовало набраться знаний и, если повезет, запастись кое-какими штуковинами из арсенала когниторов. Это могло бы пригодиться в дальнейшем. Для чего и как — Гарс пока и сам не знал. Он знал одно: нынешнее устройство мира неправильно и в корне порочно, и его надо как можно быстрее изменить. А как и каким способом — будущее покажет.
Глава 2
— Ну что за хреновина?! — в сердцах воскликнул Лапорт, швыряя на стол перчатку-пульт. — Опять этот хренов сканер не фурычит!.. Кто-нибудь скажет мне, есть у нас в группе лаборанты или нет?
— Конечно, есть, Груний Маркович, — отозвался рассеянно Гарс, не отрываясь от экрана.
— А если они есть, то какого хрена они в рабочее время не занимаются своими прямыми функциональными обязанностями, а по-садистски гоняют до короткого замыкания интеллектуальное имущество? — вопросил Лапорт.
Гарс с неохотой щелкнул по маркеру «Выход» на псевдоэкране инта и взглянул на своего непосредственного начальника, дабы уяснить степень его возмущения. Частое упоминание одной и той же огородной культуры еще ничего не значило. Судя по обычному цвету ушей и губ, Лапорт был пока еще не слишком грозен. Грозен он становился, когда уши его пунцовели, а губы, наоборот, белели. Впрочем, таким его можно было увидеть нечасто. Например, Гарс видел шефа вышедшим из себя только один раз: на том злополучном заседании Ученого совета, когда обсуждался вопрос о распределении энергоресурсов на ближайший квартал и их группе выделили на сколько-то там мегаватт меньше, чем сектору бионики. Надо было видеть, какими багровыми тогда были уши Лапорта и сколько раз он употребил любимое — правда, единственное в его лексиконе — ругательное словечко!..
— Вообще-то лаборантов в группе целых три штатных единицы, Груний Маркович, — громко сказал Гарс, не глядя в угол лаборатории, где с самого утра ломала голову над тестами, предназначенными для определения интеллектуального коэффициента по формуле Клебана, вторая штатная лаборантская единица, которую звали Герт Адамцев. — Из коих в настоящий момент в наличии два…
— И что из этого вытекает, юноша?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49