Правда, за деньги. Правда, нет здесь ни зверствующих надзирателей, ни придурков-сокамерников. Да и заключение это носит непостоянный и в принципе ненасильственный характер: хочешь — сиди, не хочешь — никто тебя не держит, иди на все четыре стороны… Но это все равно — несвобода. Тюрьма. Заключение. Причем такое, что ты сам определяешь, сколько тебе еще сидеть и зачем.
До первой «зарплаты» герой рассказа так и не дотянул. Однажды он явился к своему хозяину, чтобы известить его о своем увольнении. И чтобы задать мучивший его вопрос: ради чего же он подвергал себя ежедневному тюремному заключению?
Тут выясняется, что миллионер поспорил с кем-то из своих приятелей на извечную философскую тему: является ли деятельность врожденным, как бы инстинктивным свойством человека — или же человек вполне может обойтись без этого, а значит, вполне в состоянии праздно провести свою жизнь? Для этого олигарх и решил поставить практический «эксперимент» на добровольцах — тем более что отбоя от желающих не было…
Концовка рассказа была автором как-то смазана и не запечатлелась в памяти Гарса. Не то уволившийся человек, помыкавшись некоторое время в безуспешных поисках работы, в конце концов возвращается к своему странному работодателю, умоляя его принять обратно. Не то он обретает должность клерка в какой-то захудалой конторке, где вынужден изо дня в день исполнять очень скучные, занудные, но весьма важные обязанности — однако вскоре с ужасом обнаруживает, что просто не в состоянии сосредоточиться на работе и его безудержно тянет откинуться на спинку кресла и часами тупо смотреть в стену перед собой.
И теперь, оказавшись по собственной воле пленником пещеры и Кнопки, Гарс то и дело вспоминал этот рассказ безвестного автора.
Теперь он мог сам испытать, как это тяжело — быть в плену у самого себя.
Он давно потерял счет времени, и порой ему казалось, что уже прошло, по крайней мере, несколько тысячелетий с того момента, как он предъявил воюющим свой безумный ультиматум. Если бы он мог видеть себя в зеркало, то ужаснулся бы, увидев там отражение исхудалого, с заросшим жесткой щетиной лицом существа, лишь отдаленно напоминающего человека. Но зеркал в пещере не было, а Кнопка, хоть и была блестящей, почему-то ничего не отражала своей поверхностью.
Он не знал, что сейчас происходит за стенами мрачного каменного мешка. Иногда ему приходило в голову, что никто и не собирался выполнять его требований и что на планете по-прежнему продолжается бессмысленная бойня. Временами, наоборот, ему казалось, что ультиматум все-таки возымел результат и что превенто-ры и экстроперы убрались с Земли, вот только предупредить его, Гарса, об этом забыли — в виде этакой изощренной мести за доставленное унижение. Но проверить ни то ни другое у него не было возможности. Так же, как не было возможности точно установить, действительно ли Когниция использовала его, как пешку, или только блефовала в тайной игре, исход которой зависел исключительно от его веры в свое предназначение.
Его окружали только тускло освещенные стены. Теперь это был его Горизонт, и уйти за него на этот раз было никак нельзя. Это был его последний бой, и он предпочел бы скорее умереть, нежели проклясть все и сдаться, отказавшись от своего решения.
Но чем больше времени проходило, тем все больше его душу разъедали сомнения. Он спрашивал самого себя, сможет ли нажать зловещую Кнопку в том случае, если потерпит поражение, и не мог найти в своей пронизанной болью душе ответа на этот вопрос. Если в самом начале, когда идея ультиматума только пришла ему в голову, он знал, что ни при каких обстоятельствах не расправится с миром так, как он этого, в сущности, заслуживает, то теперь он уже не был столь уверен в себе. Груз, который он на себя взвалил, оказался таким нечеловечески тяжелым, что какие-то невидимые стержни в нем хрустели и трещали, неумолимо надламываясь, и нельзя было поручиться, что однажды его воля и непреклонность не будут окончательно сломлены, и тогда…
Он старался не думать об этом, чтобы отогнать предательские, деморализующие волю мысли, но они все равно упрямо лезли ему в голову.
Порой он ловил себя на том, что и сам не верит, будто, нажав на Кнопку, сможет пустить весь этот мир в тартарары. Тогда его посещало неодолимое искушение проверить это самым простым способом, избавляющим и его,.и все человечество от ненужных мук, но, стиснув зубы, он перебарывал себя, потому что этот вариант означал бы позорное поражение, а ему ни в коем случае нельзя было проигрывать — ведь за его спиной стояли люди. Обычные люди. Слепые люди. Плохие и хорошие. Приятные и не очень. Много людей.
Чтобы отвлечься, он вспоминал. Однако этб не только не помогало держаться, но, напротив, лишь ускоряло приближение рокового конца. Воспоминания вызывали галлюцинации, под влиянием которых он беседовал с призраками давно погибших людей и слышал чьи-то далекие голоса. Эти голоса и призраки в чем-то убеждали его, они занудно зудили на тысячу ладов каждый о своем, они насмехались над ним, они умоляли его, они сердито проклинали его, и требовались неимоверные усилия, чтобы заставить себя не слышать их.
Это было тоже опасно. Чтобы выстоять возле Кнопки, нужно было забыть прошлое, вычеркнув его из своей памяти окончательно и бесповоротно.
Потом начались короткие периоды беспамятства, и он понял, что силы оставляют его. Взгляд его упал на бесполезную груду оружия, оставленную его бывшими соратниками на полу пещеры. «Что ж, — спокойно подумал он, — это мы оставим на крайний случай. Это будет довольно просто: установить переключатель пульсатора на полную мощность и длинной очередью обрушить стены так, чтобы тяжелые базальтовые плиты надежно завалили пещеру и входной туннель. Конечно, рано или поздно завал раскопают и путь к Кнопке будет открыт заново, но большего для мира я сделать не могу».
Но однажды, когда ему стало совсем худо, в окружающей его тишине наметился какой-то перелом, и, недоверчиво насторожившись, Гарс замер.
Это были чьи-то шаги. Они явно приближались. Кто-то шел к нему по туннелю, и, судя по поступи, это мог быть только человек.
Больше всего Гарс сейчас опасался, что эти шаги окажутся очередным наваждением, порожденным его измученным, как бы разбитым на тысячи осколков мозгом.
Когда шаги приблизились настолько, что стали отчетливо слышны и Гарс окончательно убедился, что не стал жертвой очередной иллюзии, то, напрягая свой слух так, что, казалось, еще немного, и из ушей хлынет кровь, — он постарался определить, кем является человек, который вот-вот войдет под каменный купол пещеры, как он настроен и какую весть несет из Большого Мира…
Но эти умственные усилий были явно напрасным занятием, и тогда Гарс перестал гадать и стал ждать появления пришельца.
Просто ждать — ничего другого все равно не оставалось.
г.Москва, май — ноябрь 1999 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
До первой «зарплаты» герой рассказа так и не дотянул. Однажды он явился к своему хозяину, чтобы известить его о своем увольнении. И чтобы задать мучивший его вопрос: ради чего же он подвергал себя ежедневному тюремному заключению?
Тут выясняется, что миллионер поспорил с кем-то из своих приятелей на извечную философскую тему: является ли деятельность врожденным, как бы инстинктивным свойством человека — или же человек вполне может обойтись без этого, а значит, вполне в состоянии праздно провести свою жизнь? Для этого олигарх и решил поставить практический «эксперимент» на добровольцах — тем более что отбоя от желающих не было…
Концовка рассказа была автором как-то смазана и не запечатлелась в памяти Гарса. Не то уволившийся человек, помыкавшись некоторое время в безуспешных поисках работы, в конце концов возвращается к своему странному работодателю, умоляя его принять обратно. Не то он обретает должность клерка в какой-то захудалой конторке, где вынужден изо дня в день исполнять очень скучные, занудные, но весьма важные обязанности — однако вскоре с ужасом обнаруживает, что просто не в состоянии сосредоточиться на работе и его безудержно тянет откинуться на спинку кресла и часами тупо смотреть в стену перед собой.
И теперь, оказавшись по собственной воле пленником пещеры и Кнопки, Гарс то и дело вспоминал этот рассказ безвестного автора.
Теперь он мог сам испытать, как это тяжело — быть в плену у самого себя.
Он давно потерял счет времени, и порой ему казалось, что уже прошло, по крайней мере, несколько тысячелетий с того момента, как он предъявил воюющим свой безумный ультиматум. Если бы он мог видеть себя в зеркало, то ужаснулся бы, увидев там отражение исхудалого, с заросшим жесткой щетиной лицом существа, лишь отдаленно напоминающего человека. Но зеркал в пещере не было, а Кнопка, хоть и была блестящей, почему-то ничего не отражала своей поверхностью.
Он не знал, что сейчас происходит за стенами мрачного каменного мешка. Иногда ему приходило в голову, что никто и не собирался выполнять его требований и что на планете по-прежнему продолжается бессмысленная бойня. Временами, наоборот, ему казалось, что ультиматум все-таки возымел результат и что превенто-ры и экстроперы убрались с Земли, вот только предупредить его, Гарса, об этом забыли — в виде этакой изощренной мести за доставленное унижение. Но проверить ни то ни другое у него не было возможности. Так же, как не было возможности точно установить, действительно ли Когниция использовала его, как пешку, или только блефовала в тайной игре, исход которой зависел исключительно от его веры в свое предназначение.
Его окружали только тускло освещенные стены. Теперь это был его Горизонт, и уйти за него на этот раз было никак нельзя. Это был его последний бой, и он предпочел бы скорее умереть, нежели проклясть все и сдаться, отказавшись от своего решения.
Но чем больше времени проходило, тем все больше его душу разъедали сомнения. Он спрашивал самого себя, сможет ли нажать зловещую Кнопку в том случае, если потерпит поражение, и не мог найти в своей пронизанной болью душе ответа на этот вопрос. Если в самом начале, когда идея ультиматума только пришла ему в голову, он знал, что ни при каких обстоятельствах не расправится с миром так, как он этого, в сущности, заслуживает, то теперь он уже не был столь уверен в себе. Груз, который он на себя взвалил, оказался таким нечеловечески тяжелым, что какие-то невидимые стержни в нем хрустели и трещали, неумолимо надламываясь, и нельзя было поручиться, что однажды его воля и непреклонность не будут окончательно сломлены, и тогда…
Он старался не думать об этом, чтобы отогнать предательские, деморализующие волю мысли, но они все равно упрямо лезли ему в голову.
Порой он ловил себя на том, что и сам не верит, будто, нажав на Кнопку, сможет пустить весь этот мир в тартарары. Тогда его посещало неодолимое искушение проверить это самым простым способом, избавляющим и его,.и все человечество от ненужных мук, но, стиснув зубы, он перебарывал себя, потому что этот вариант означал бы позорное поражение, а ему ни в коем случае нельзя было проигрывать — ведь за его спиной стояли люди. Обычные люди. Слепые люди. Плохие и хорошие. Приятные и не очень. Много людей.
Чтобы отвлечься, он вспоминал. Однако этб не только не помогало держаться, но, напротив, лишь ускоряло приближение рокового конца. Воспоминания вызывали галлюцинации, под влиянием которых он беседовал с призраками давно погибших людей и слышал чьи-то далекие голоса. Эти голоса и призраки в чем-то убеждали его, они занудно зудили на тысячу ладов каждый о своем, они насмехались над ним, они умоляли его, они сердито проклинали его, и требовались неимоверные усилия, чтобы заставить себя не слышать их.
Это было тоже опасно. Чтобы выстоять возле Кнопки, нужно было забыть прошлое, вычеркнув его из своей памяти окончательно и бесповоротно.
Потом начались короткие периоды беспамятства, и он понял, что силы оставляют его. Взгляд его упал на бесполезную груду оружия, оставленную его бывшими соратниками на полу пещеры. «Что ж, — спокойно подумал он, — это мы оставим на крайний случай. Это будет довольно просто: установить переключатель пульсатора на полную мощность и длинной очередью обрушить стены так, чтобы тяжелые базальтовые плиты надежно завалили пещеру и входной туннель. Конечно, рано или поздно завал раскопают и путь к Кнопке будет открыт заново, но большего для мира я сделать не могу».
Но однажды, когда ему стало совсем худо, в окружающей его тишине наметился какой-то перелом, и, недоверчиво насторожившись, Гарс замер.
Это были чьи-то шаги. Они явно приближались. Кто-то шел к нему по туннелю, и, судя по поступи, это мог быть только человек.
Больше всего Гарс сейчас опасался, что эти шаги окажутся очередным наваждением, порожденным его измученным, как бы разбитым на тысячи осколков мозгом.
Когда шаги приблизились настолько, что стали отчетливо слышны и Гарс окончательно убедился, что не стал жертвой очередной иллюзии, то, напрягая свой слух так, что, казалось, еще немного, и из ушей хлынет кровь, — он постарался определить, кем является человек, который вот-вот войдет под каменный купол пещеры, как он настроен и какую весть несет из Большого Мира…
Но эти умственные усилий были явно напрасным занятием, и тогда Гарс перестал гадать и стал ждать появления пришельца.
Просто ждать — ничего другого все равно не оставалось.
г.Москва, май — ноябрь 1999 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49