..
И тут «главный идеолог» потеряла свое лицо, как выражаются китайцы.
— Это у вас — пустая болтовня! — вскричала она, налившись румянцем праведного гнева. — Бог все равно есть, и Он вас покарает за ересь!.. Покайтесь же, пока не поздно, ибо близок конец нашего мира, и будет жестоким, но справедливым Его суд над такими безбожниками и сатанистами, как вы!.. Да-да, вы — сатанист, молодой человек! И вашими устами говорит не кто иной, как сам Дьявол!..
— Ну вот, — с притворным сожалением развел руками я. — А ведь наш диспут так мирно начинался...
— Пойдемте, сестра моя, — поспешно предложила молодая миссионерша, цепляя свою напарницу за локоток и увлекая ее в направлении лестницы. — Пусть этот заблудший раскается, когда придет его черед гореть в огне... Не будем тратить нашего драгоценного времени напрасно...
И дамы стремительно исчезли из поля моего зрения.
«Аминь», — сказал я им вслед и захлопнул дверь.
Глава 6
Кризис наступил в конце зимы.
Это самое мерзкое время года, когда солнце беспощадно сдирает с земли снежную корку, обнажая горы мусора и нечистот, которые скрывал снег. По-моему, это похоже на судебный процесс над внешне приличным, хорошо воспитанным человеком, когда обвинитель доказывает, что под маской нормального и даже привлекательного гражданина скрывается звериная сущность преступника.
Соответственно, мое настроение падало с каждым днем, и, чтобы удержать его выше нулевой отметки, я все чащe прибегал к антидепрессантам перорального применения. К тому времени я уже употреблял не только самодельное пиво, но и более горячительные напитки.
В результате, мои финансы все громче пели романсы, процентов с вклада уже не хватало, а расходы все чаще превышали доходы.
Я стал ловить себя на том, что меня перестало интересовать даже то немногое, что я ранее мог себе позволить. Комп целыми днями простаивал вхолостую, телевизор вызывал стойкое отвращение при одном взгляде на него, книги все больше покрывались пылью на полках.
И почему-то я стал невероятно слезливым и сентиментальным. Часами мог рассматривать старые семейные фотографии, когда нас, Ардалиных, был еще полный комплект, а жизнь казалась чьим-то многообещающим подарком, завернутым в яркую цветную бумагу и для надежности перевязанным красивой розовой ленточкой с завитушками на концах.
Кто бы знал тогда, что с каждым снятым слоем упаковки это впечатление будет все больше тускнеть, что в самом конце под нарядным оформлением окажется скверно склеенная коробка из грязного картона, в которой обнаружатся лишь пыль, пустота и фантики от давным-давно съеденных конфет!..
И еще меня, словно магнитом, постоянно тянуло к окнам.
Как заключенный пожизненно, припав лбом к холодному стеклу, я подолгу смотрел без всяких мыслей на мир, хотя ничего особенного там не было, да и оба окна мои выходили не во двор, а на огромный неопрятный пустырь, который тянулся до самой Кольцевой дороги, по которой мчались едва заметные без бинокля черточки машин. По ночам свет автомобильных фар сливался в одно размытое тире. То самое тире между датами рождения и смерти.
И уж совсем непонятно, зачем реанимировал я свое юношеское увлечение и стал складывать слова в неуклюже рифмованные строчки. Кому это теперь нужно, кому? Тем более что ты — даже не талант, а серая, протухшая в собственном соку посредственность. И вряд ли даже после того, как тебя не станет, кто-то восхитится такими опусами, как, например, вот этот:
«Мои часы остановились ночью, и утром комната хранила тьму. Не каждый умирает в одиночку — не выжить в одиночку никому... И что-то на меня опять глядело из самого далекого угла. Душа моя, что я с тобою сделал, коль ты скоропостижно умерла?»...
Нет, вы видали другого такого идиота, как этот заросший бородатый тип, посчитавший, что ему все позволено? И вообще, назвался пофигистом — сиди и не рыпайся! Мир без тебя прекрасно обошелся. Он даже не чихнул по поводу твоего отсутствия. А вот ты без него почему-то не можешь. Успел прирасти к нему, присохнуть, как болячка к телу, а он еще немного выждет, пока ты окончательно не превратишься в сухую коросту — и отдерет тебя от своей кожи без крови и без каких бы то ни было переживаний...
Вот, кстати, еще одна привычка возникла — разговаривать с самим собой, за неимением других собеседников. Причем сначала мысленно, а теперь все больше — вслух, в виде бурчания себе под нос. До разговора с предметами мебели ты еще, конечно, не докатился, как это описано у классика, но ничего, все еще впереди, будешь и ты разговаривать со шкафом или с холодильником...
Выручил меня случай.
Однажды стылым вечером, когда за окном разгулялась весенняя непогода и мокрый, тающий на лету снег лупил с силой в окно, а ветер свистел в обледеневших ветвях деревьев, полез я зачем-то в кладовку и наткнулся там на большую коробку, кое-как перевязанную грубыми веревками. Самое странное, что я никак не мог вспомнить, что же может храниться в этом картонном ящике: сломавшийся пылесос? Фотоувеличитель, оставшийся от отца? Старая дырявая обувь? Видимо, коробку эту я собственноручно засунул подальше в недра кладовки после переезда и впоследствии так завалил всяким барахлом, что и сам забыл о ней на долгие годы.
А ну-ка, посмотрим...
Я вскрыл коробку, которая под веревками оказалась заклеенной широким скотчем, и оторопел.
Господи, это же мой Айбо! И как только я мог забыть о нем и не вспоминать все эти годы?!
Когда я был еще маленьким, японцы приступили к созданию игрушек-роботов, которые поначалу пользовались большой популярностью. В основном это были модели домашних животных: собак, кошек, даже птиц... Компания «Сони», которая выпустила первого робопса, быстро совершенствовала свои создания, наделяла их псевдоискусственным интеллектом, различными функциями и цифровыми камерами.
По словам Алки, в детстве я очень хотел иметь щенка и донимал родителей просьбами подарить мне четвероногого друга. Однако мама была против этого (видимо, уже тогда она подозревала, что я окажусь неспособен на долгие увлечения). Проблема была разрешена с помощью Айбо ESR-7, киберпса третьего поколения.
Если не ошибаюсь, родители подарили мне его на пятый день рождения.
Вначале я был несколько разочарован: ну что это за собака, которая лишь отдаленно напоминает свой живой прототип?! Ни шерсти, ни милой мордашки с черной пуговкой носа, ни мохнатого хвостика крендельком! Какая-то механическая образина в металлической оболочке!..
Однако потом, когда Айбо включили и задействовали Программу самообучения, я с удивлением обнаружил, что эта собакоподобная «железяка» умеет делать многое не хуже настоящего пса! Она послушно выполняла около двухсот разных команд, она довольно шустро бегала, почти взаправду лаяла и узнавала хозяина — то есть меня! И при этом Айбо не болел, его не надо было купать, выводить на прогулку два раза в день и ломать голову над проблемами кормежки.
Целый год я почти не расставался со своим «питомцем» — даже спал с ним.
А потом — как отрезало!..
Не то у пса обнаружилась какая-то неполадка, не то просто-напросто сели аккумуляторы, а новых в тот момент не оказалось в продаже — сейчас не помню. Но в итоге я охладел к этой игрушке, и потом, уже после гибели родителей, включал ее всего пару раз, пока сестра не упаковала Айбо в эту коробку на длительное хранение.
Интересно, работает ли он сейчас?
Я нащупал на «брюшке» робопса кнопку включения и нажал ее.
В ту же секунду послышалось знакомое тихое жужжание, «глаза»-индикаторы мигнули красными огоньками и после нескольких секунд загрузки функциональных программ исправно засветились желтым цветом.
Пес пошевелил всеми четырьмя конечностями, словно пробуждаясь от спячки, потом «уселся» на задние лапы и повертел головой, осматриваясь. Когда в его поле зрения попал я, он озадаченно «тявкнул». Все правильно, система идентификации не могла опознать меня как своего хозяина, потому что вместо маленького мальчика с короткой стрижкой теперь перед ней был двадцатипятилетний старик с длинными волосами, нездоровым цветом лица и густой бородой.
— Айбо, внимание, — сказал я. — Запомни: я — твой новый хозяин.
В глубине «зрачков» пса замигал огонек — аудио— и визуальная информация записывалась процессором в оперативную память.
Несмело, словно опасаясь, что пес может укусить меня, я протянул руку к Айбо и погладил его по голове.
Пес взвизгнул от радости, лег на брюхо и, забавно виляя своим псевдохвостом, подполз ко мне вплотную и потерся о мои ноги.
— Ну вот мы и опять вместе, малыш, — сказал я невольно дрогнувшим голосом. — Хороший песик, хороший!.. Идем, я накормлю тебя, а то ты, наверное, проголодался за столько лет!
Впрочем, даже этого от меня не требовалось. Я совсем забыл, что Айбо может заряжать свои аккумуляторы сам, без посторонней помощи. Он выбежал за мной в коридор, локализовал своими датчиками ближайшую электрическую розетку, выдвинул шарнирный хвост-токоприемник на нужную длину и подсоединился к электричеству. При этом он, не переставая, довольно урчал, как настоящая собака, которой дали аппетитную косточку.
С этого дня жить стало легче, жить стало веселее, как выражался когда-то с трибуны «отец народов».
Правда, Айбо не был оснащен синтезатором речи, как последующие поколения игрушечных роботов, но я не очень-то жалел об этом. Собака и не должна говорить. Она должна понимать своего хозяина и быть ему верной.
Айбо спасал меня от тоски и одиночества целых два месяца.
Бедный пес, он делал все, что было заложено в него функциональными программами, чтобы угодить мне. Но он и не подозревал, какая я скотина.
Иначе не объяснишь, почему я вначале умилялся каждому движению своего механического друга, ласкал его, учил выполнять новые команды, разговаривал с ним, но потом, как и в детстве, что-то случилось со мной опять, и я всё чаще стал ловить себя на том, что Айбо начинает надоедать мне, а потом и все больше раздражать. Мне стало не нравиться именно то, для чего пес был изначально предназначен. Он был слишком послушен, и от него нельзя было ожидать каких-нибудь шалостей, которые присущи настоящим щенкам. Он не путался под ногами, не грыз втихомолку обивку дивана и не способен был наделать лужу посреди ковра. Он не надоедал мне бестолковым лаем по ночам и не требовал кормить его в тот момент, когда я уже засыпал.
Я попытался разобраться в себе, чтобы понять, почему это происходит, и сделал неожиданный и безжалостный вывод, что дело во мне самом.
Просто я не умею любить по-настоящему, вот и все. Никого — ни людей, ни животных, ни роботов. Мне слишком быстро надоедают все, и Любляне повезло, что она не осталась в нашей стране из-за меня, а уехала вместе со своими родителями. Все равно ничего хорошего из нашего влечения друг к другу не вышло бы. Наверняка в конце концов мне надоела бы и она, и тогда я превратил бы ее жизнь в одну сплошную муку. Я бы возненавидел ее и изводил бы желчными придирками, а она, по своей душевной мягкости, терпела бы меня молча, с виновато-прощающей улыбкой, и только ночью позволяла бы дать волю слезам, уткнувшись в подушку, пока я сплю...
И тогда мне стало страшно, и я впервые в жизни сорвался в многодневный запой.
Трудно сказать, сколько именно он длился — три дня, неделю, месяц? — но однажды я с трудом пришел в себя и не смог выудить из своей памяти ничего, кроме каких-то бессвязных обрывков, не дающих представления о том, как я провел все это время.
В одном из таких фрагментов я сидел на кухне за столом, и передо мной стояла невесть откуда взявшаяся бутылка водки, то ли наполовину пустая, то ли наполовину полная, а за окном была кромешная тьма и вокруг было тихо (следовательно, дело было ночью), если не считать включенного на полную громкость телевизора в моей комнате да стука по трубам отопления, который доносился откуда-то снизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73