И удушили бельевой веревкой... Расследование виновного не выявило, и дело так и висит до сих пор... А Олег от потрясения в одночасье дара речи лишился. Первое время бабка его к врачам водила, но они только руками развели — со временем, говорят, может пройти. А может — и нет... Психологический шок, сказали... А в том году Олег как раз школу закончил с грехом пополам. Работать идти никуда не захотел. Однако ж жить на что-то надо, одной бабкиной пенсии маловато на двоих. Вот он и устроился коров пасти — те, у кого в поселке скотина есть, сбрасываются каждый месяц да платят ему. Небось он и сейчас в поле со скотом гуляет...
— Далеко это отсюда? — спросил я.
— Да нет. — Участковый взмахнул рукой. — Вот сейчас до конца улицы пройдете, свернете налево, и так все прямо идите и идите. Перейдете по мостику через речку, там будет большое поле с прудами... раньше это карьеры были, потом их водой заполнили... Вот на этом поле и увидите Олега со стадом.
— Что ж, спасибо.
— Если не секрет, зачем Олег вам понадобился? Натворил что-нибудь?
— Ага, — сказал я с каменным лицом. — Еще как натворил!
— Может, тогда мне с вами сходить? — предложил участковый.
— Спасибо, не надо, — сказал я. — Я с ним просто побеседую.
Однако, перейдя через речушку, протекавшую за поселком, по хлипкому дощатому мостику, я, сам не зная зачем, достал из подмышечной кобуры пистолет, снял его с предохранителя, взвел курок и переложил в боковой карман куртки. Пистолетом снабдил меня Ивлиев. «Может, пригодится», — предположил он, и тогда мне стало смешно: если мне удастся найти Всемогущего, то угрожать ему пистолетом — все равно что пугать взрослого человека игрушечным ружьем.
Дорога выделывала замысловатые кружева на широком поле. Тут пахло свежескошенной травой и пылью. Я тащился под жарким солнцем, обливаясь потом, и думал об Олеге Богданове.
Собственно, в тот момент меня занимали только два вопроса: действительно ли этот пастух — тот, кто мне нужен, и как узнать, обладает ли он паранормальными способностями? Потом всплыл и третий вопрос: раз этот парень — немой, то как мы с ним будем общаться — письменно, что ли? Хорошо, если у него есть чем писать и на чем писать, потому что у меня в карманах не завалялось ни клочка бумаги, если не считать удостоверения профилакта.
Может быть, лучше отложить этот разговор на потом, а пока попросить Тютёва установить за Богдановым тайное наблюдение?..
Тут до меня донеслось мычание, и я увидел, что поворачивать уже поздно.
Справа от дороги начинался небольшой перелесок, и на его опушке паслись коровы. Стадо было небольшим — десятка полтора голов, не больше. Пастух сидел в тени высокой березы и внимательно смотрел на меня.
Он был худым и сильно загоревшим. Однако одет был не так, как я представлял себе деревенских пастухов. На нем было не одеяние, состоящее из предметов воинского обмундирования, а чистая белая рубашка и вполне приличные брюки (по-моему, даже с наглаженными стрелками). На ногах — не болотные или кирзовые сапоги, а крутейшие кроссовки «Рибок», правда, успевшие почернеть от дорожной пыли.
Словом — обычный городской парень.
Только подойдя ближе, я осознал наличие двух несоответствий.
Во-первых, у Олега (в том, что это был он, я уже не сомневался) не было с собой кнута, этого непременного пастушеского атрибута, и я спросил себя, как он управляет стадом, если не в состоянии прикрикнуть на какую-нибудь капризную буренку.
А во-вторых — глаза Богданова. Я не мог определить точно, что мне в них показалось странным, но у обычных людей таких глаз не бывает. Они были словно взяты с портрета работы девятнадцатого века, когда живописцы старались добиться эффекта «живого персонажа». Взгляд их был одновременно и пронзительным, и в то же время заторможенным, а поэтому пугающим.
И еще одна деталь: опершись спиной на ствол дерева, мальчишка сидел и читал какую-то толстую книгу. Обложки и корешка ее не было видно, но по пожелтевшим страницам и ветхому переплету можно было сделать вывод, что книга — очень древняя и явно не художественная, потому что текст в ней шел сплошняком, длинными абзацами, без вкраплений прямой речи героев.
— Здравствуй, Олег, — сказал я, подойдя к парню вплотную. — Я хотел бы с тобой поговорить. Не возражаешь?
Он взглянул на меня, не мигая и не шевелясь. Во взгляде его почему-то не было ни удивления, ни интереса ко мне.
— Извини, — продолжал я, — я знаю, что ты... что ты не можешь говорить, но если тебе не на чем писать, можешь отвечать мне с помощью жестов — я постараюсь понять...
Олег долго и безучастно разглядывал меня, а потом неожиданно открыл рот, и я оторопело услышал, как он произносит, тщательно выговаривая слова, словно взвешивая их на незримых весах:
— А кто ты?
Вот тебе и немой! Если верна моя версия насчет того, что ржевский волшебник прибегал к открыткам, чтобы выразить свои пожелания, потому что не мог изъясняться иным способом, то этот притворщик может не иметь никакого отношения к моей миссии.
— У-у, — вслух протянул я, — кажется, я ошибся. Ты действительно Олег Богданов?
— Я первым спросил, — немного по-детски возразил пастух. — И я хочу, чтобы ты назвал себя и сказал, зачем я тебе нужен.
И вот тут произошла первая странность.
Дело было даже не в том, что он обращался ко мне, как к равному, хотя мог бы быть вежливее с незнакомцем, который старше его лет на десять.
Я вовсе не собирался открывать все карты этому любознательному пастушку. Пока я шествовал по полям да лугам, у меня созрела вполне приличная легенда насчет того, что я — новый следователь прокуратуры, который расследует убийство сестры Олега, и потому имею право задавать любые вопросы, в том числе и такие, которые показались бы не относящимися к этому делу.
Однако не успел я и глазом моргнуть, как губы мои зашевелились сами собой и принялись выдавать все подробности моей секретной миссии. Я попытался вернуть себе власть над «врагом своим», но мышцы лица словно свело судорогой, и язык продолжал выбалтывать сокровенные тайны Профилактики, и все это смахивало на гипноз без предварительного усыпления.
С внутренним ужасом я слышал, как рассказываю этому коровьему вожаку и про наши поиски Всемогущего, и про анонимные письма, и про мои подозрения на его счет.
Теперь-то я понял, почему парню был не нужен кнут, чтобы управлять стадом. Да у него коровы, наверное, ходили по струнке, как роботы! И не только коровы...
И мне стало страшно. Теперь я уже не сомневался, что этот любитель старинных книжек действительно — Всемогущий. И достаточно ему произнести одно-единственное слово, как невидимая сила сотрет меня в порошок, не оставив и следа. Или я напрочь забуду, зачем приезжал в Ржев. Я был в полной власти пастуха, и не допрашивать его уже было надо — разве марионетка вправе допрашивать своего хозяина? — а лишь просить его открыть мне правду.
Вопрос лишь в том, захочет ли он быть со мной откровенным.
Когда я закончил, то почувствовал, как меня сразу отпустило. И, спеша воспользоваться этим, спросил:
— Ты ведь обладаешь этими способностями, верно?
Олег усмехнулся, но с каким-то оттенком горечи.
Потом сказал:
— Присядь, а то солнце бьет мне в лицо, когда я смотрю на тебя.
Я опустился на траву у его ног — на этот раз сам, без его воздействия. Значит, мелькнуло у меня в голове, не все волеизъявления юного мага выполняются автоматически. Должно быть какое-то условие для этого, но какое?..
Олег закрыл книгу, однако оставил ее у себя на коленях, и теперь я видел, что это был за фолиант. Евангелие — вот что это было такое. Причем бог весть какого издания. Эпохи великого раскола, не иначе...
О нет, подумал я. Верующего в Бога волшебника нам только не хватало!..
— Что ж, — сказал Богданов, по-прежнему четко произнося слова. — Давай поговорим, Альмакор Павлович. Раз уж ты проделал такой путь, не стоит отпускать тебя неудовлетворенным. Все равно скоро мир станет другим. Знаешь, я не хочу от людей ни славы, ни поклонения. Именно поэтому я до сих пор действовал тайно. Но когда случится то, что я задумал, весь мир узнает обо мне, и тогда каждый сможет обратиться ко мне...
Ого, да этот пастушок отсутствием скромности явно не страдает!
— Тебя наверняка волнует, — продолжал Богданов, — как я стал таким. Если честно, иногда мне хочется вернуться в прошлое и никогда не знать, на что я способен. Но мне этого не дано...
— Значит, ты не такой уж и Всемогущий? — перебил я его.
Он пожал плечами:
— Не знаю. Я ведь еще не до конца освоил свои возможности. Понимаешь, чтобы творить чудеса, надо соблюдать определенные правила. А вообще, если это тебе так интересно, — вдруг оживился он, — давай я тебе расскажу все по порядку...
До десятого класса Олег жил, как все мальчишки его возраста. Если не считать того, что у него не было отца. Ссорился с бабкой, часто ругался со своей старшей сестрой, которая постоянно пыталась его «воспитывать». Если он и обладал с рождения какими-то суперспособностями, то не подозревал об этом. Будущее свое он представлял смутно. Учился неважно, ни один школьный предмет его не привлекал. Друзья у него были, но не такие близкие, чтобы с ними можно было делиться мыслями и переживаниями.
В десятом классе Олег полез на чердак своего дома, где хранилось всякое барахло, и там, в мешке со старыми книгами, нашел Евангелие дореволюционного издания. Книга неплохо сохранилась, и Олег из любопытства перелистал ее на досуге. О Боге и прочих религиозных штучках он никогда не задумывался, да и бабушка его Нина Ивановна, в отличие от своих сверстниц, не была набожной — скорее, наоборот. В молодости она жила в монастыре монашкой и на всю жизнь сохранила стойкое отвращение к служителям церкви, потому что своими глазами видела, как те, кто должен был служить образцом добродетели, не останавливаются перед любыми грехами в поисках личной выгоды.
Сначала книга не заинтересовала Олега. Он с трудом продирался сквозь старославянский язык, с усмешкой читал описания различных чудес и жития святых.
Но однажды случилось нечто такое, что перевернуло все представления мальчика о мироздании.
Как-то утром сестра принялась пилить Олега за то, что тот ничего не делает по дому, а только лежит целыми днями да почитывает всякую муть. А они с бабкой, мол, должны его обслуживать, как рабыни. Ну, и так далее, в том же духе... Олег вспылил и ответил сестре грубостью. Разговор между ними происходил наедине, свидетелей не было, иначе потом все поняли бы, что именно Олег стал причиной смерти своей сестры. Потому что в пылу ссоры он крикнул: «Хочу, чтоб тебя придушил кто-нибудь под забором, потаскуха!» Сестра, естественно, отомстила ему хлесткой пощечиной, заорала, что он больше для нее не существует, и, хлопнув дверью, ушла на работу. А вечером пожелание Олега сбылось в полном соответствии с его словами.
И тогда Олег впервые заподозрил, что его пожелания могут сбываться. Он принялся экспериментировать. Первые же опыты показали, что реализуются не все пожелания, а только те, которые связаны с другими людьми. Все, что относилось к самому Олегу, каким-то образом блокировалось. Кроме того, объект пожелания должен был воспринять его: услышать или прочитать. А максимальный эффект воздействия на окружающих достигался лишь тогда, когда в руках Олега находилось Евангелие — и с тех пор он не расставался с книгой.
Гибель сестры «от заклинания» потрясла Олега. И он поклялся не произносить больше ни одного слова, способного причинить вред людям. Именно поэтому он стал «немым». К тому же, по его мнению, это было своеобразным искуплением его греха. И еще Олег дал себе клятву использовать свой дар на благо людям. Так у него возникла идея «открыток с пожеланиями», которые он тайно подбрасывал в почтовые ящики соседям по поселку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73