Я вышел из дому около двенадцати и тут же увидел Курнявко. Старший лейтенант шел куда-то быстрым шагом, и под мышкой у него была зажата кожаная папка. Как и следовало ожидать, на меня он не обратил ни малейшего внимания — в этой жизни он еще не посещал на дому тунеядца и разгильдяя Альмакора Ардалина, который через несколько месяцев воткнет ему кухонный нож ПОД ребро.
Тем не менее, сейчас участковый мог мне пригодиться.
— Добрый день, Игорь Васильевич, — сказал я, поравнявшись с Курнявко, и он недоуменно воззрился на меня. — Извините, может быть, вы мне поможете?
— У вас что-то срочное? — поинтересовался вяло он, бросив взгляд на часы. — А то приходите в участок. Я принимаю граждан с трех до шести по вторникам и четвергам...
— Ответьте, пожалуйста, только на один вопрос, — попросил я. — Умирал ли кто-нибудь в последнее время на вашем участке?
Старший лейтенант снял форменную фуражку и вытер платком вспотевшую плешь. Потом бросил на меня внимательный, царапающий кожу взгляд:
— А почему вас это интересует?
Что бы такое ему соврать поправдоподобнее?
«Да понимаете, у меня один родственник при смерти вот я и хотел посоветоваться с кем-нибудь, как действовать, когда он отдаст богу душу... А то ни разу не приходилось никого хоронить...» Бред.
«Я — ученый, знаете ли. Социолог. Пишу диссертацию по демографическим проблемам нашего района. Вот, собираю материал для обобщения...» Еще больший маразм.
— Я из Профилактики, — сказал наконец я. — Вот моё удостоверение. — И открыл свои служебные «корочки» так, чтобы Курнявко успел разобрать лишь слово «Профилактика», а не наименование подразделения, напечатанное мелким шрифтом ниже. — Время от времени мы проводим кое-какие статистические исследования... закрытого характера. Поверьте, для нас это очень важно...
Участковый опять надел фуражку, надвинув ее на лоб, и, подумав, сказал:
— Ну, так вот сразу трудно, конечно, припомнить... И потом, я в этом районе не очень давно работаю. Участок, в принципе, тихий и спокойный, убийств и катастроф здесь на моей памяти не было. А вот что касается естественных смертей — несколько раз мне приходилось видеть, как кого-то хоронили... По-моему, речь шла о лицах пенсионного возраста — старики, старухи, инвалиды...
— И когда это было? — с некоторым разочарованием спросил я.
— Один раз — зимой, это я помню точно, а вот второй раз — совсем недавно... Кажется, в десятом доме одна бабулька богу душу отдала... — Он опять взглянул на часы. — Извините, но я очень спешу по важному делу... Приходите все-таки в участок, хорошо? Тем более что у меня там хранится вся документация...
Я смотрел на него — живого, здорового и энергичного, и мне вдруг захотелось что-то сделать для него. Но что?
И тут меня осенило.
— И вот еще что, Игорь Васильевич, — сказал я. — Имеется одна информация по вашей части... Обратите внимание на одного молодого человека, который обычно крутится возле ночного бара «Фиалка» на углу Виноградной и Ключевой. Его кличка — Сушняк. Приметы: около 20 лет, дохлый такой, носит очки и дешевый спортивный костюм. Есть сведения, что он связан с наркодельцами и доставляет «товар» своим клиентам на дом. На теле у него есть особый пояс с кармашками, только будьте осторожнее, потому что при малейшем шух... подозрении юноша сбрасывает с себя пояс, и будет трудно доказать, что эта штука принадлежала ему. Так что советую заранее запастись понятыми.
Курнявко слушал меня, удивленно подняв брови, но когда он открыл рот, чтобы что-то спросить, я повернулся и пошел прочь.
Догонять меня он, конечно же, не стал. И окликать тоже. Оставалось надеяться, что мои слова не испарятся у него из памяти слишком быстро.

* * *
Морг меня разочаровал.
Подсознательно я все-таки надеялся увидеть его в запущенном виде — какое-нибудь обветшалое строение, не ремонтировавшееся последние полвека, с замшелой крышей и ржавыми решетками на окнах. Внутри должны были царить тишина и пустота, а персонал должен был состоять из бабульки преклонного возраста, вяжущей бесконечные носки, и полупьяных санитаров, режущихся в карты на патологоанатомических столах-каталках.
Однако снаружи последний приют для упокоившихся душ выглядел вполне пристойно и даже блистал кое-чем — например, пластиковыми входными дверями и домофонным устройством фирмы «Сони». Вообще, крыльцо, выложенное гранитной плиткой, и навес над входом, поддерживаемый колоннами античного типа, смахивали больше на атрибуты какого-нибудь современного офиса, нежели ритуального учреждения.
Я прикоснулся к кнопке вызова, породив внутри мелодичный сигнал, и через несколько секунд из динамика домофона приятный мужской голос осведомился:
— Вы к кому?
Вопрос, конечно, интересный. У меня возник сильный соблазн сострить, что я зашел проведать одного знакомого покойничка — давно, мол, не виделись. Но я устоял перед этим искушением и принялся много, а главное — нелогично и бессвязно говорить.
Сам Бог велел впустить меня внутрь, чтобы в личной беседе разобраться, чего же я все-таки хочу.
Невидимка, слушавший меня, так и поступил.
Щелкнул электронный замок, и я переступил порог, оказавшись в просторном вестибюле, устланном роскошным ковром. Человек, впустивший меня, оказался охранником, дежурившим за стандартным столиком с барьером и монитором, на который скрытая видеокамера транслировала изображение улицы.
— Слушаю вас, — сказал охранник, привставая со своего места.
В вестибюль выходили три двери из ценных пород дерева, одна из них была закрыта не до конца, но из-за нее доносились не характерные щелчки костяшек домино и не пьяные возгласы картежников, а деловитое жужжание, словно там кто-то пылесосил ковры.
Теперь финт насчет сбора статистических данных для Профилактики вряд ли прошел бы.
— Два дня назад мой отец погиб в автомобильной катастрофе, — с ходу принялся сочинять я, внимательно следя за реакцией человека за барьером. — В отделении дорожной инспекции мне сказали, что его тело направили сюда. Можно ли это как-то уточнить? И если... если мой папа здесь, то когда можно будет забрать его... то есть, его тело... для похорон?
Охранник — если это был, конечно, именно охранник — и глазом не моргнул, выслушав меня.
Он достал откуда-то из недр стола толстую канцелярскую книгу и деловито спросил:
— Как фамилия вашего отца?
— Арда... — начал было я, но вовремя спохватился. — Ардашев Семен Петрович.
— Через «А» или через «О»? — уточнил он.
— Через «А».
— Два дня назад у нас было восемнадцатое, так?
— Совершенно верно.
Палец охранника с аккуратно подстриженным ногтем вел по списку. Список был длинным. И вообще, книга была заполнена более чем наполовину.
— Нет, — с сочувствием сказал наконец он. — Ваш отец в нашем реестре не числится.
— А посмотрите под другими датами, — с готовностью подсказал я. — Может, дорожники что-то перепутали...
Он покосился на меня, словно хотел что-то сказать, но все же стал добросовестно листать книгу, ведя по списку пальцем.
— Работы, вижу, у вас хватает, — провокационно заметил я. — Что — мрет народ, как мухи?
Замечание мое охраннику явно не понравилось, но реагировать на него он не стал.
Он просто захлопнул книгу и сухо сообщил:
— Извините, но умерших по фамилии Ардашев у нас нет.
— А неопознанные тела есть? Видите ли, у него не было в момент смерти при себе документов, и его могли отнести к неизвестным умершим...
Тут приоткрытая дверь, ведущая в недра морга, распахнулась, и в вестибюль выглянула молодая и, я бы сказал, весьма хорошенькая женщина в зеленоватом одеянии, состоявшем из свободных штанишек до колен и блузки навыпуск. Поверх этого костюма был надет грубый клеенчатый фартук.
— Толя, — крикнула она моему собеседнику, — когда у нас по графику следующий покойник?
Тот покосился куда-то за барьер и ответил:
— В пятнадцать тридцать. А что?
— Хочу сходить в банк, заплатить за квартиру. Успею как ты думаешь?
Толя пожал плечами:
— Если только в банк — успеешь. А если, как в прошлый раз, зайдешь в супермаркет — то сомневаюсь...
— Ну ладно, я полетела. Если Елизавета будет спрашивать, скажешь ей, что я скоро вернусь, хорошо?
— Хорошо. Да, слушай, у нас неопознанные в хранилище есть? А то вот гражданин интересуется...
— В данный момент — нет, — ответила женщина. — Ты же знаешь, что мы их не храним. У нас и для обычных-то покойников места не хватает...
И она исчезла за дверью.
Охранник красноречиво развел руками.
— Стра-анно, — протянул, как бы в замешательстве, я. — И куда же его могли тогда девать? Папахена-то моего, а? — Он лишь пожал плечами с равнодушным лицом. — Послушайте, а вы весь город обслуживаете? Или есть еще какие-то морги?
— Конечно, есть, — сказал он. — Почти при каждой больнице... Но туда обычно помещают нормальных покойников.
— Что значит — нормальных? — вскинулся я.
— Извините, — вежливо сказал он. — Оговорился... Я имел в виду усопших естественным образом. От болезни или по старости... А мы занимаемся только погибшими и наложившими на себя руки.
Мне невольно вспомнилась классификация смертей по Ильфу и Петрову, но в бутылку лезть по этому поводу не было никакого смысла.
— Ладно, спасибо, — сказал я. — Придется снова обращаться в дорожную инспекцию.
— Всего доброго, — воспитанно откликнулся он.
Я вышел на крыльцо и стал закуривать.
Пока я возился с не желающей загораться зажигалкой, с улицы на дорожку, ведущую к моргу, свернул фургон с надписью «Агентство ритуальных услуг» и, обогнув здание, исчез за углом.
Я направился туда, чувствуя себя разведчиком, осмелившимся проникнуть в глубокий тыл врага.
Однако ничего особенного у заднего подъезда не происходило.
Из кабины спрыгнул человек в черном костюме с галстуком, сжимая в руках пачку каких-то бумаг, подошел к двери и позвонил.
Из морга вышли парни в рабочих комбинезонах, похожие на грузчиков мебельного магазина. После недолгого, но бурного диспута с черным костюмом они открыли заднюю дверцу фургона и принялись выгружать и таскать внутрь здания деревянные ящики, обитые красным и синим материалом характерных очертаний. Гробы — вот что это было такое. Крышки были плотно закрыты, и, судя по возгласам разгружавших, в гробах было что-то тяжелое.
Ящиков было много, и я не стал дожидаться окончания разгрузки.
Глава 4
После морга грех было не довести проверку до логического конца. Я купил в цветочном магазинчике букет любимых маминых роз и поехал на кладбище.
Последний раз мы с Алкой навещали родителей в прошлом месяце, но пространство в оградке возле могилы опять успело зарасти сорняками и травой, от цветов остались только сухие прутики, а конфеты и крошки печенья бесследно исчезли.
Я навел внутри оградки относительный порядок, повыдергав колючий осот и молочай с корнем, а траву — пучками, возложил розы к могильной плите, забил поглубже с помощью большого булыжника покосившиеся столбики и посидел на скамеечке, глядя в лица родителей.
Слез не было. Горе растворилось в тумане прошлого, и сейчас было бы нелепо пытаться вернуть те чувства, которые я испытывал почти двадцать лет назад, когда Алка впервые привела меня сюда. Да и помню ли я, что тогда ощущал? Удивление, страх, нежелание смиряться с жестокой правдой? Что-то в этом роде... И еще — детская нелепая обида на кого-то. Будто кто-то был виноват в том, что я лишился мамы и папы одновременно. Хотя, по большому счету, в таких случаях всегда кто-то виноват, и Алка мне потом рассказывала, что столкновение самолета и вертолета произошло из-за отказа системы аварийного оповещения, которую выпускала известная фирма. Но это же все равно, что никто не виноват. Железку бесполезно винить, а найти конкретного человека, изготовившего ее вряд ли возможно. Однако в детстве я верил, что в мире должно быть нечто, виновное в гибели родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73