На что тот ответил: «Может, приедешь и арестуешь меня?» Да, тот еще персонаж, наш старина Руп!
* * *
Едва автомобиль с Тернером и Джексоном скрылся из вида, как мы с сестрой Элизабет уселись в мою машину и двинулись в сторону побережья, к Джерси, примерно в часе езды от Принстона. День выдался пасмурный и холодный. Часть дороги обледенела, над оврагами и полями, превратившимися в голые борозды коричневой промерзшей земли, дул пронизывающий ветер.
Он же вздымал с дюн тучи песка, когда мы наконец нашли деревянное бунгало Рупа Норвича. Штормы, соль и песок сделали свое дело — краска на стенах поблекла и осыпалась. Но сам домик и лужайку перед ним отличала та безупречная аккуратность, которой часто бывают отмечены жилища удалившихся на покой вояк и полицейских, которые не знают, чем себя занять. Норвичу было восемьдесят или около того, и он очень обрадовался гостям. Меня он знал еще с детства и страшно горевал из-за Вэл. Потом стал расспрашивать об отце. Он чувствовал себя едва ли не виноватым: Вэл погибла, отца хватил удар, а сам он еще бодр и полон сил.
— Я не то что твой папаша, не решаю судьбы Церкви и мира, — сказал он, засунув пальцы за подтяжки и провожая нас в гостиную, где было слишком много мебели и стояла удушающая жара. — Но без дела не сижу. Упражняю мозг. Компьютерные игры, — он указал на монитор и приставку, — они, знаешь ли, ключ к нашему времени. Черт, да с их помощью я летаю в космос, веду сражения с инопланетянами, играю в гольф, бейсбол, и все это не выходя из дома. Да, это вещь! Стараюсь идти в ногу со временем, слушаю музыку, всякие эти новые рок-группы, «хеви-метал». Кстати, этот парнишка Спингстин из «Бисти бойз», он нашенский, из Джерси. Ну и конечно, диски с записями Теда Уимса 78-го года, и песни Перри Комо. Вы видите перед собой восьмидесятидвухлетнего старика, который пытается убедить свою двадцативосьмилетнюю внучку, что знает, что происходит в мире. — Он болтал без умолку, видно, такая возможность выпадала ему нечасто. — Несколько лет назад ее мать заболела болезнью Альцгеймера и скончалась. А я торчу здесь, занимаюсь всей этой ерундой, старый болтливый дурак, сами видите, никак не могу заткнуться. Сэм Тернер сказал, будто вы интересуетесь молодым Винсентом Говерно. Бедняга...
Он уселся в кресло-качалку. Мы с Элизабет разместились на диване. Руп Норвич был высоким костлявым стариком в футболке и кроссовках «Рибок». Элизабет он одобрительно осмотрел с головы до пят и с сомнением вскинул бровь, когда я сказал, что она монахиня.
— Сэм говорил, у вас вроде бы сохранилось дело, — сказал я.
— Да, забрал его с собой, когда уходил пятнадцать лет назад. Не хотел, чтобы оно преследовало Сэма, как призрак из прошлого. А потом вдруг подумал: не хочу, чтобы и меня преследовало. Ну и сжег его. — Он громко расхохотался. — Уничтожил все доказательства.
— Какие доказательства? — спросила Элизабет.
— Доказательства того, что в наши дни называют «сокрытием». Так до сих пор с этим и не смирился. Так уж был воспитан, ничего не поделаешь. Хоть и учили меня уму-разуму. На свете полно куда более важных людей, чем какой-то коп из Принстона. Ценные то были уроки. Все учитывалось, все. — Он улыбнулся каким-то своим мыслям.
— И что же хотели скрыть?
— Видите ли, сестра, тут не только в этом дело. Важно, кто был заинтересован в сокрытии. Не думаю, Бен, что твой отец знал обо всех этих закулисных маневрах. Мне даже жаль его было, наверное, впервые в жизни он тогда оставался в неведении. Начальником моим был тогда Клинт О'Нил, и все это было спущено сверху и свалилось на Клинта. Крепкий был такой парень, коренастый, этот Клинт, и вот однажды он пропустил пару пива и проболтался. Сказал, что его едва не закопали заживо из-за этого дела Говерно. Но нужно было тянуть свою лямку, и потом, не станешь же спорить с губернатором, сенатором, архиепископом, всеми этими тяжеловесами политических игр и баталий...
— И весь этот сыр-бор поднялся из-за священника, который преподавал девочкам изобразительное искусство, а потом вдруг съехал с катушек и повесился? — недоверчиво спросил я.
— Видишь ли, сынок, проблема тут в том, что он вовсе себя не убивал. Ну, разве что изобрел весьма оригинальный способ самоубийства, сперва огреть себя молотком по затылку, а уж потом повеситься, мертвым. Потому что все случилось именно так. Это было самое настоящее убийство.
— И правда так и не выплыла наружу?
— Нет, никогда. — Он усмехнулся, провел ладонью по ежику коротко стриженных белых волос. — И никогда не всплывет. Дело так и осталось нерасследованным. Просто зарегистрировали как самоубийство. Твой отец наткнулся на труп в яблоневом саду, ну и пошли разговоры и сплетни, сам знаешь, как любят распускать языки люди, но что он мог тут поделать?
— Какие сплетни?
— Прошу прощения, сестра, это не для ваших нежных ушек. Но вы, думаю, понимаете...
— У нас в монастырях прячут беременных монахинь, — сказала Элизабет. — Итак, что за слухи?
— Да, да, конечно, — закивал Руп Норвич. — Люди, они везде люди, всегда ими остаются, не так ли?
— А вы не думали, что его могла убить монахиня?
— Нет, Бен. Люди говорили, будто от него забеременела одна из его учениц. И ваш отец убил за это Говерно. Но все это только разговоры. Оружия мы так и не нашли, черт, да что там, его даже и не искали. Короче говоря, самоубийство.
— Что ж, неудивительно, что отец отказывался об этом говорить. Наверное, его просто бесили эти слухи. Все же странно. Тогда почему Вэл вдруг стала задавать вопросы, и именно сейчас? — Вопрос был чисто риторический, но у Рупа Норвича нашелся на него ответ.
— Небось, думаете, она что-то узнала, да? — сказал он. — Или же у нее появилась версия, возможно, даже подозрение? Господи, да ведь с тех пор столько воды утекло! След давно остыл. — Он пожал угловатыми костлявыми плечами. — А для меня... словно вчера все это было. Бедняга парень. Не повезло ему. Мало того, что убили, так еще и убийцу никто не стал искать, а во всех бумагах записали «самоубийство». Чертовски не повезло. Вы согласны? К тому же он был священником.
* * *
Вернувшись домой, мы обнаружили, что у Маргарет Кордер все под контролем. Звонили друзья семьи, она обстоятельно поведала каждому о положении дел. Приготовления к похоронам шли полным ходом. Тело отдадут из морга завтра, сами похороны состоятся послезавтра. Заходил агент из похоронного бюро, хотел показать мне снимки гробов, на выбор. Я сказал Маргарет, что тут нужно что-то простое и респектабельное, и она обещала заняться этим. Маргарет организовывала похороны моей мамы. И знала в этих делах толк.
Звонил отец Данн из Нью-Йорка, обещал перезвонить позже. Звонил Персик. Пришли два послания из офиса кардинала Д'Амбрицци в Риме, оба предназначались мне. Был даже один звонок из канцелярии Папы, но там просто выразили соболезнования и перезванивать вроде не собираются.
— Вам не о чем беспокоиться, — сказала мне Маргарет. — Я включила автоответчик и перевела все звонки в свой офис в «Нассау Инн». Поеду туда попозже. Ваш отец под наблюдением врачей в палате интенсивной терапии, получает все необходимое. Ненадолго даже пришел в себя, но сознание еще замутнено. Сейчас спит. Они обещали позвонить, если будут какие перемены. Вот, собственно, и все.
— Вы просто чудо, Маргарет!
— Мне за это платят, Бен, — ответила она с холодной улыбкой. Эта женщина была свидетельницей войн между мной и отцом и всегда соблюдала нейтралитет. И всегда давала мне только хорошие советы. — Главное сейчас сохранять бодрость духа и постараться вытащить отца.
— И еще выяснить, кто убил мою сестру, — сказал я.
— Но в первую очередь надо позаботиться о живых, — парировала она и обернулась к сестре Элизабет. — Не желаете ли чашечку чая, сестра? Прислугу я отослала домой. От этой парочки слишком много шума и суеты. И бестолковщины. А она... так все время разражается рыданиями. Честно признаться, мне это показалось просто невыносимым. Пожалуй, тоже выпью чаю, это взбодрит.
— Чай — это замечательно, — сказала Элизабет, и они отправились на кухню. Элизабет в слаксах, смешных шлепанцах и толстом синем свитере все больше и больше напоминала мне Вэл. И это было и хорошо, и плохо одновременно.
Я поднялся наверх и не менее часа отмокал в ванне с горячей водой, размышляя о снимке, найденном в барабане, а также о сокрытии убийства священника в нашем саду. Интересно, совпадают ли во времени снимок и убийство? Почему на обратной стороне французские слова? Кто эти парни на снимке, ну, ладно, Д'Амбрицци вроде бы определили, а кто остальные? Что заставило Вэл позвонить Сэму Тернеру и расспрашивать о повесившемся священнике? Чем она хотела поделиться со мной? Кто мог знать, что убить ее недостаточно, надо еще похитить портфель?
Я спустился вниз и узнал, что Маргарет уехала в гостиницу, а Элизабет смотрит по телевизору выпуск вечерних новостей с Дэном Рейтером. Она подняла на меня глаза.
— Тебе звонили из канцелярии Папы? Не знаю, радоваться или ужасаться. Вэл никак не могла быть его любимицей.
— Да, но мой отец был. В каком-то смысле. Есть хочешь?
— Вопрос риторический. — Она поднялась, взяла чашки и сложила их в раковину. — Но сперва... Знаешь, они сняли пломбы с двери в часовню. Ты не против, если я загляну туда на несколько минут? Я ненадолго. Следует признать, мне сейчас нужна помощь... и смогу я ее получить только там.
— Понимаю. Хочешь, чтобы я пошел с тобой? Хотя бы проводил?
— Нет, не надо. Вернусь, и сразу сядем обедать.
Отец Данн приехал, когда Элизабет была еще в часовне.
— Я звонил, — сказал он, — но вас не было. Я так понимаю, У вас гостья. Замечательная девушка. И где ж вы были? — На улице было холодно, и он сел погреться перед камином в Длинной зале. И время от времени бросал вожделенные взгляды на столик с напитками. Я откупорил бутылку «Лэфройга». — Неплохая идея, — бросил он. — Мне можно прямо в стакан. Спасибо.
— Занимались одним небольшим расследованием, — сказал я.
— Связанным с жизнью и смертью отца Говерно?
— Только со смертью. — Я протянул ему виски, налил себе. — Копались, так сказать, в темном и давнишнем прошлом.
— А-ля ваша сестра?... И что? И что же? — Он так и впился в меня взором.
— Никакого самоубийства не было, — ответил я. — Помощник шерифа сказал, что имело место самое настоящее убийство. А потом дело закрыли. Велели им заткнуться. Все это исходило сверху. От губернатора, сенатора, епископа, далее по списку. Так что настоящего расследования не проводилось.
Данн смотрел на меня поверх ободка стакана. Потом поджал губы, отпил глоток.
— Да, черт побери, дело запутывается все больше и больше. Лично у меня складывается впечатление, будто кто-то снабжает нас какими-то отрывочными историями и наша задача сколотить из них сюжет. Я рассуждаю как писатель, вы не возражаете?... Любое писательство, конечно, игра, но поверьте, это тяжкий труд. Куда более тяжелый, чем может вообразить любитель. — Плоские серые его глаза так и застыли, не выражали ничего, точно он ждал чего-то или кого-то. — Я был в Нью-Йорке. Тоже никаких хороших новостей, хотя, что может означать в данном случае «хорошее», лично мне непонятно. Были у них поначалу сомнения, однако теперь не осталось. Короче, ваша сестра застрелена из того же оружия, что и Локхарт с Хеффернаном... — Он снова отпил глоток, улыбнулся, но выражение глаз не изменилось. — Не будь я таким храбрецом, тоже, наверное, почувствовал бы затылком горячее дыхание смерти.
— Что ж, рад, что вы у нас такой храбрец. Но, знаете ли, лично меня пугает такое совпадение. Нераскрытое убийство священника полвека тому назад и убийство сестры, имевшее место всего сорок восемь часов тому назад. Кстати, взгляните, это хоть что-то вам говорит? — И я достал из кармана рубашки снимок и протянул ему.
Он взял его, окинул беглым взглядом, потом поднялся, поднес к столу, к свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
* * *
Едва автомобиль с Тернером и Джексоном скрылся из вида, как мы с сестрой Элизабет уселись в мою машину и двинулись в сторону побережья, к Джерси, примерно в часе езды от Принстона. День выдался пасмурный и холодный. Часть дороги обледенела, над оврагами и полями, превратившимися в голые борозды коричневой промерзшей земли, дул пронизывающий ветер.
Он же вздымал с дюн тучи песка, когда мы наконец нашли деревянное бунгало Рупа Норвича. Штормы, соль и песок сделали свое дело — краска на стенах поблекла и осыпалась. Но сам домик и лужайку перед ним отличала та безупречная аккуратность, которой часто бывают отмечены жилища удалившихся на покой вояк и полицейских, которые не знают, чем себя занять. Норвичу было восемьдесят или около того, и он очень обрадовался гостям. Меня он знал еще с детства и страшно горевал из-за Вэл. Потом стал расспрашивать об отце. Он чувствовал себя едва ли не виноватым: Вэл погибла, отца хватил удар, а сам он еще бодр и полон сил.
— Я не то что твой папаша, не решаю судьбы Церкви и мира, — сказал он, засунув пальцы за подтяжки и провожая нас в гостиную, где было слишком много мебели и стояла удушающая жара. — Но без дела не сижу. Упражняю мозг. Компьютерные игры, — он указал на монитор и приставку, — они, знаешь ли, ключ к нашему времени. Черт, да с их помощью я летаю в космос, веду сражения с инопланетянами, играю в гольф, бейсбол, и все это не выходя из дома. Да, это вещь! Стараюсь идти в ногу со временем, слушаю музыку, всякие эти новые рок-группы, «хеви-метал». Кстати, этот парнишка Спингстин из «Бисти бойз», он нашенский, из Джерси. Ну и конечно, диски с записями Теда Уимса 78-го года, и песни Перри Комо. Вы видите перед собой восьмидесятидвухлетнего старика, который пытается убедить свою двадцативосьмилетнюю внучку, что знает, что происходит в мире. — Он болтал без умолку, видно, такая возможность выпадала ему нечасто. — Несколько лет назад ее мать заболела болезнью Альцгеймера и скончалась. А я торчу здесь, занимаюсь всей этой ерундой, старый болтливый дурак, сами видите, никак не могу заткнуться. Сэм Тернер сказал, будто вы интересуетесь молодым Винсентом Говерно. Бедняга...
Он уселся в кресло-качалку. Мы с Элизабет разместились на диване. Руп Норвич был высоким костлявым стариком в футболке и кроссовках «Рибок». Элизабет он одобрительно осмотрел с головы до пят и с сомнением вскинул бровь, когда я сказал, что она монахиня.
— Сэм говорил, у вас вроде бы сохранилось дело, — сказал я.
— Да, забрал его с собой, когда уходил пятнадцать лет назад. Не хотел, чтобы оно преследовало Сэма, как призрак из прошлого. А потом вдруг подумал: не хочу, чтобы и меня преследовало. Ну и сжег его. — Он громко расхохотался. — Уничтожил все доказательства.
— Какие доказательства? — спросила Элизабет.
— Доказательства того, что в наши дни называют «сокрытием». Так до сих пор с этим и не смирился. Так уж был воспитан, ничего не поделаешь. Хоть и учили меня уму-разуму. На свете полно куда более важных людей, чем какой-то коп из Принстона. Ценные то были уроки. Все учитывалось, все. — Он улыбнулся каким-то своим мыслям.
— И что же хотели скрыть?
— Видите ли, сестра, тут не только в этом дело. Важно, кто был заинтересован в сокрытии. Не думаю, Бен, что твой отец знал обо всех этих закулисных маневрах. Мне даже жаль его было, наверное, впервые в жизни он тогда оставался в неведении. Начальником моим был тогда Клинт О'Нил, и все это было спущено сверху и свалилось на Клинта. Крепкий был такой парень, коренастый, этот Клинт, и вот однажды он пропустил пару пива и проболтался. Сказал, что его едва не закопали заживо из-за этого дела Говерно. Но нужно было тянуть свою лямку, и потом, не станешь же спорить с губернатором, сенатором, архиепископом, всеми этими тяжеловесами политических игр и баталий...
— И весь этот сыр-бор поднялся из-за священника, который преподавал девочкам изобразительное искусство, а потом вдруг съехал с катушек и повесился? — недоверчиво спросил я.
— Видишь ли, сынок, проблема тут в том, что он вовсе себя не убивал. Ну, разве что изобрел весьма оригинальный способ самоубийства, сперва огреть себя молотком по затылку, а уж потом повеситься, мертвым. Потому что все случилось именно так. Это было самое настоящее убийство.
— И правда так и не выплыла наружу?
— Нет, никогда. — Он усмехнулся, провел ладонью по ежику коротко стриженных белых волос. — И никогда не всплывет. Дело так и осталось нерасследованным. Просто зарегистрировали как самоубийство. Твой отец наткнулся на труп в яблоневом саду, ну и пошли разговоры и сплетни, сам знаешь, как любят распускать языки люди, но что он мог тут поделать?
— Какие сплетни?
— Прошу прощения, сестра, это не для ваших нежных ушек. Но вы, думаю, понимаете...
— У нас в монастырях прячут беременных монахинь, — сказала Элизабет. — Итак, что за слухи?
— Да, да, конечно, — закивал Руп Норвич. — Люди, они везде люди, всегда ими остаются, не так ли?
— А вы не думали, что его могла убить монахиня?
— Нет, Бен. Люди говорили, будто от него забеременела одна из его учениц. И ваш отец убил за это Говерно. Но все это только разговоры. Оружия мы так и не нашли, черт, да что там, его даже и не искали. Короче говоря, самоубийство.
— Что ж, неудивительно, что отец отказывался об этом говорить. Наверное, его просто бесили эти слухи. Все же странно. Тогда почему Вэл вдруг стала задавать вопросы, и именно сейчас? — Вопрос был чисто риторический, но у Рупа Норвича нашелся на него ответ.
— Небось, думаете, она что-то узнала, да? — сказал он. — Или же у нее появилась версия, возможно, даже подозрение? Господи, да ведь с тех пор столько воды утекло! След давно остыл. — Он пожал угловатыми костлявыми плечами. — А для меня... словно вчера все это было. Бедняга парень. Не повезло ему. Мало того, что убили, так еще и убийцу никто не стал искать, а во всех бумагах записали «самоубийство». Чертовски не повезло. Вы согласны? К тому же он был священником.
* * *
Вернувшись домой, мы обнаружили, что у Маргарет Кордер все под контролем. Звонили друзья семьи, она обстоятельно поведала каждому о положении дел. Приготовления к похоронам шли полным ходом. Тело отдадут из морга завтра, сами похороны состоятся послезавтра. Заходил агент из похоронного бюро, хотел показать мне снимки гробов, на выбор. Я сказал Маргарет, что тут нужно что-то простое и респектабельное, и она обещала заняться этим. Маргарет организовывала похороны моей мамы. И знала в этих делах толк.
Звонил отец Данн из Нью-Йорка, обещал перезвонить позже. Звонил Персик. Пришли два послания из офиса кардинала Д'Амбрицци в Риме, оба предназначались мне. Был даже один звонок из канцелярии Папы, но там просто выразили соболезнования и перезванивать вроде не собираются.
— Вам не о чем беспокоиться, — сказала мне Маргарет. — Я включила автоответчик и перевела все звонки в свой офис в «Нассау Инн». Поеду туда попозже. Ваш отец под наблюдением врачей в палате интенсивной терапии, получает все необходимое. Ненадолго даже пришел в себя, но сознание еще замутнено. Сейчас спит. Они обещали позвонить, если будут какие перемены. Вот, собственно, и все.
— Вы просто чудо, Маргарет!
— Мне за это платят, Бен, — ответила она с холодной улыбкой. Эта женщина была свидетельницей войн между мной и отцом и всегда соблюдала нейтралитет. И всегда давала мне только хорошие советы. — Главное сейчас сохранять бодрость духа и постараться вытащить отца.
— И еще выяснить, кто убил мою сестру, — сказал я.
— Но в первую очередь надо позаботиться о живых, — парировала она и обернулась к сестре Элизабет. — Не желаете ли чашечку чая, сестра? Прислугу я отослала домой. От этой парочки слишком много шума и суеты. И бестолковщины. А она... так все время разражается рыданиями. Честно признаться, мне это показалось просто невыносимым. Пожалуй, тоже выпью чаю, это взбодрит.
— Чай — это замечательно, — сказала Элизабет, и они отправились на кухню. Элизабет в слаксах, смешных шлепанцах и толстом синем свитере все больше и больше напоминала мне Вэл. И это было и хорошо, и плохо одновременно.
Я поднялся наверх и не менее часа отмокал в ванне с горячей водой, размышляя о снимке, найденном в барабане, а также о сокрытии убийства священника в нашем саду. Интересно, совпадают ли во времени снимок и убийство? Почему на обратной стороне французские слова? Кто эти парни на снимке, ну, ладно, Д'Амбрицци вроде бы определили, а кто остальные? Что заставило Вэл позвонить Сэму Тернеру и расспрашивать о повесившемся священнике? Чем она хотела поделиться со мной? Кто мог знать, что убить ее недостаточно, надо еще похитить портфель?
Я спустился вниз и узнал, что Маргарет уехала в гостиницу, а Элизабет смотрит по телевизору выпуск вечерних новостей с Дэном Рейтером. Она подняла на меня глаза.
— Тебе звонили из канцелярии Папы? Не знаю, радоваться или ужасаться. Вэл никак не могла быть его любимицей.
— Да, но мой отец был. В каком-то смысле. Есть хочешь?
— Вопрос риторический. — Она поднялась, взяла чашки и сложила их в раковину. — Но сперва... Знаешь, они сняли пломбы с двери в часовню. Ты не против, если я загляну туда на несколько минут? Я ненадолго. Следует признать, мне сейчас нужна помощь... и смогу я ее получить только там.
— Понимаю. Хочешь, чтобы я пошел с тобой? Хотя бы проводил?
— Нет, не надо. Вернусь, и сразу сядем обедать.
Отец Данн приехал, когда Элизабет была еще в часовне.
— Я звонил, — сказал он, — но вас не было. Я так понимаю, У вас гостья. Замечательная девушка. И где ж вы были? — На улице было холодно, и он сел погреться перед камином в Длинной зале. И время от времени бросал вожделенные взгляды на столик с напитками. Я откупорил бутылку «Лэфройга». — Неплохая идея, — бросил он. — Мне можно прямо в стакан. Спасибо.
— Занимались одним небольшим расследованием, — сказал я.
— Связанным с жизнью и смертью отца Говерно?
— Только со смертью. — Я протянул ему виски, налил себе. — Копались, так сказать, в темном и давнишнем прошлом.
— А-ля ваша сестра?... И что? И что же? — Он так и впился в меня взором.
— Никакого самоубийства не было, — ответил я. — Помощник шерифа сказал, что имело место самое настоящее убийство. А потом дело закрыли. Велели им заткнуться. Все это исходило сверху. От губернатора, сенатора, епископа, далее по списку. Так что настоящего расследования не проводилось.
Данн смотрел на меня поверх ободка стакана. Потом поджал губы, отпил глоток.
— Да, черт побери, дело запутывается все больше и больше. Лично у меня складывается впечатление, будто кто-то снабжает нас какими-то отрывочными историями и наша задача сколотить из них сюжет. Я рассуждаю как писатель, вы не возражаете?... Любое писательство, конечно, игра, но поверьте, это тяжкий труд. Куда более тяжелый, чем может вообразить любитель. — Плоские серые его глаза так и застыли, не выражали ничего, точно он ждал чего-то или кого-то. — Я был в Нью-Йорке. Тоже никаких хороших новостей, хотя, что может означать в данном случае «хорошее», лично мне непонятно. Были у них поначалу сомнения, однако теперь не осталось. Короче, ваша сестра застрелена из того же оружия, что и Локхарт с Хеффернаном... — Он снова отпил глоток, улыбнулся, но выражение глаз не изменилось. — Не будь я таким храбрецом, тоже, наверное, почувствовал бы затылком горячее дыхание смерти.
— Что ж, рад, что вы у нас такой храбрец. Но, знаете ли, лично меня пугает такое совпадение. Нераскрытое убийство священника полвека тому назад и убийство сестры, имевшее место всего сорок восемь часов тому назад. Кстати, взгляните, это хоть что-то вам говорит? — И я достал из кармана рубашки снимок и протянул ему.
Он взял его, окинул беглым взглядом, потом поднялся, поднес к столу, к свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115