И, естественно, понадобится большая-большая взятка.
— Бакшиш, — кивнул Тургут. — Разумеется. Мы с Селимом Аксоем об этом подумали. У нас есть для вас двадцать тысяч лир. И хотя я не могу отправиться с вами, друзья мои, но сделаю для вас все, что в моих силах, как и мистер Аксой.
Теперь уже я пристально уставился на него и на Аксоя — они сидели напротив нас, забыв о кофе, очень подтянутые и серьезные. Что-то в их лицах — крупном румяном лице Тургута и в тонких чертах Аксоя, в их одинаково острых взглядах, прямых и почти яростно-настороженных, — показалось мне знакомым. Я не мог понять, что со мной происходит, но вопрос вертелся у меня на кончике языка, и спустя минуту я крепче сжал пальцы Элен — сильные, жесткие, уже любимые пальцы, и встретил темный взгляд Тургута.
— Кто вы? — спросил я.
Тургут и Селим переглянулись. Они явно понимали друг друга без слов. Потом Тургут негромко, но отчетливо проговорил:
— Мы служим султану».
ГЛАВА 51
«Мы с Элен разом отшатнулись. На миг нам представилось, что Селим и Тургут — в союзе с некой темной силой, и я с трудом подавил порыв схватить свой портфель и Элен и бежать из этого дома. Как могли эти люди, которых я считал уже верными друзьями, служить давно мертвому султану, если не посредством темного колдовства? Неважно, какого именно султана подразумевал Тургут, — все давно мертвы и не принадлежат больше нашему миру. И значит, все, что мы услышали от них, — ложь"?!
Голос Элен прорезал мое смятение. Она склонилась вперед, побледнев и расширив глаза, однако вопрос был задан спокойно и звучал обыденно — настолько обыденно, что его смысл не сразу дошел до меня.
— Профессор Бора, — раздельно проговорила она, — сколько вам лет?
Он улыбнулся:
— Ах, дражайшая мадам, если вы интересуетесь, не пятьсот ли мне лет, отвечу — к счастью, нет. Я служу Великому и Несравненному, Убежищу Мира, султану Мехмеду Второму, но никогда не имел великой чести видеть его.
— Так о чем же вы таком толкуете? — взорвался я. Тургут снова улыбнулся, а Селим добродушно кивнул мне.
— Я не собирался посвящать вас, — сказал Тургут. — Но вы почтили нас, друзья мои, таким доверием и задавали столь проницательные вопросы, что мы объясним. Я родился самым обыкновенным образом в 1911 году и надеюсь столь же обыкновенно скончаться в своей постели году этак в 1985-м. — Он усмехнулся. — Однако многие мои предки жили очень, очень долго, так что я приговорен сидеть на этом диване и тогда, когда стану до неприличия стар. — Он обнял за плечи миссис Бора. — И Селим тоже выглядит на свои настоящие годы. В нас нет ничего таинственного. Но то, о чем я собираюсь вам поведать, — глубочайшая тайна, которую я никому не должен доверять и которую вы должны сохранить во что бы то ни стало. Вот она: мы состоим в Страже Полумесяца при султане.
— Впервые слышу, — нахмурилась Элен.
— Разумеется, впервые, мадам профессор.
Тургут бросил взгляд на Селима, который терпеливо слушал, очевидно, стараясь вникнуть в суть разговора. Его зеленые глаза казались спокойными, как озера.
— Мы надеемся, что никто не слышал о нас, кроме членов стражи. Наша тайная гвардия была избрана среди лучших из лучших янычар.
Мне вспомнились окаменевшие юные лица, виденные на картине в Топкапи Сарай: плотный строй воинов перед троном султана, готовых броситься на любого подозрительного пришельца или, с такой же готовностью, на опального царедворца.
Тургут словно читал мои мысли. Он кивнул:
— Так, о янычарах вы слышали. Но, коллеги, в 1477 году Мехмед Великий и Преславный призвал к себе двадцать офицеров — самых верных и просвещенных из янычар — и втайне вручил им новый символ Стражи Полумесяца. Им поручалось одно деяние, исполнить которое они должны были даже ценой жизни. Цель их была: не допустить, чтобы Орден Дракона снова терзал великую империю, выслеживать и убивать его рыцарей, где бы те ни оказались.
Мы с Элен дружно набрали в грудь воздуха, но на сей раз я ее опередил.
— 1477-й? Год, когда монахи вступили в Стамбул! — Я думал вслух: — Но Орден Дракона был основан гораздо раньше — в 1400 году, императором Сигизмундом, верно? — Элен кивнула.
— Точнее, в 1408 году, друг мой. Разумеется. И до 1477 года султану хватало забот от непрестанной войны с Орденом. Но в 1477 году Преславный, убежище Мира, увидел, что в будущем Орден Дракона может представлять еще большую угрозу.
— Что вы имеете в виду? — Холодная рука Элен неподвижно лежала в моей руке.
— Даже в наших летописях об этом не говорится открыто, — признался Тургут. — Но не случайно султан основал Стражу всего через месяц после смерти Влада Цепеша.
Он молитвенно сложил руки — впрочем, напомнил я себе, его предки молились, простершись ниц.
— В хартии сказано, что Величайший основал Стражу Полумесяца, чтобы преследовать Орден Дракона, презреннейшего из врагов империи, сквозь время и пространство, на земле и на море и даже за порогом смерти.
Тургут склонился к нам, его глаза светились, а серебряная грива растрепалась.
— Я предполагаю, что Преславный догадывался или даже знал, какую угрозу представляет Влад Дракула для империи после его — Дракулы — смерти. — Он пригладил волосы. — Мы уже видели, что султан собирал также и документы, относящиеся к Ордену Дракона, — архив не был тайным, но втайне использовался и используется нашими Стражами. И теперь это чудесное письмо, обнаруженное Селимом, и ваша народная песня, мадам, — они снова подтверждают, что Преславный имел основательные причины для беспокойства.
Мне не терпелось спросить:
— Но как же вы и мистер Аксой оказались членами этой Стражи?
— Это наследство передается от отца к старшему сыну. Сыновья принимают… как сказать по-английски… — посвящение? — в возрасте девятнадцати лет. Если у отца нет сыновей или они недостойны, тайна умирает вместе с ним.
Тургут наконец вспомнил о забытой кофейной чашке, и миссис Бора поспешила наполнить ее.
— Тайна охранялась так тщательно, что даже янычары не знали, что среди них есть подобное общество. Возлюбленный Отец Правоверных скончался в 1481 году, но его Стража продолжала существовать. Иногда, при более слабых султанах, янычары становились могучей силой, но мы хранили тайну. Когда империя распалась, мы выжили, потому что никто о нас не знал. Отец Селима Аксоя сохранил наши хартии в первую великую войну, а сам Селим — во время последней. Он и теперь хранит их в завещанном нам тайнике.
Тургут шумно выдохнул и с удовольствием отхлебнул кофе.
— По-моему, — недоверчиво протянула Элен, — вы говорили, что ваш отец был итальянец? Как же он оказался в Страже Полумесяца?
— Верно, мадам, — кивнул Тургут. — Однако мой дед с материнской стороны был весьма активным членом Стражи и не хотел смириться с тем, что его род прервется на нем. У него была только дочь, но когда он понял, что при его жизни империи настанет конец…
— Ваша мать? — ахнула Элен.
— Да, моя дорогая… — Тургут сочувственно улыбнулся. — Не у вас одной замечательная мать. Помнится, я говорил вам уже, что для своего времени и своей страны она была необыкновенно образованной женщиной, — и мой дед не жалел сил, чтобы пополнить ее знания и поддержать честолюбие, чтобы подготовить ее к службе в Страже. Она заинтересовалась техникой, когда эта область знаний едва начинала развиваться, и после введения ее в Стражу дед отпустил ее учиться в Рим — у него были там друзья. Она освоила сложнейшие области высшей математики и читала на четырех языках, в том числе по-гречески и по-арабски.
Он на турецком пояснил что-то жене и Селиму, и оба одобрительно заулыбались.
— Она держалась в седле как лучший из всадников султана и — хотя мало кто знал об этом — стреляла не хуже.
Он подмигнул Элен, и я вспомнил ее пистолетик — хотел бы я знать, где она его прячет?
— Мой дед посвятил ее в науку о вампирах и научил, как защищать живущих от злых замыслов. Если вы хотите ее увидеть, вот ее портрет.
Он поднялся, взял со стоявшего в углу резного столика карточку и бережно вложил в руку Элен. Удивительный портрет с мягкой отчетливостью фотографических снимков, сделанных в начале века. Дама, терпеливо позировавшая для долгой выдержки в стамбульской фотостудии, выглядела спокойной и собранной, но фотографу, скрывавшемуся под черным полотном, удалось сохранить насмешливую искорку в ее глазах. Отретушированная кожа над черным платьем была безупречно гладкой. Лицо напоминало черты Тургута, хотя нос был тоньше и линия подбородка мягче. Подобное хрупкому цветку на стебле стройной шеи — лицо персидской княжны. Встретив ее улыбающийся взгляд, я вдруг пожалел, что нас разделяют годы.
Тургут снова любовно коснулся рамки портрета.
— Дед проявил мудрость, когда нарушил традицию и сделал ее членом Стражи. Это она собрала разрозненные клочки архива по разным библиотекам и вернула их в первоначальное собрание. Мне было пять лет, когда она убила волка, — мы выехали тогда на лето из города. А когда мне исполнилось одиннадцать, она научила меня стрелять и ездить верхом. Отец горячо любил мать, хотя она пугала его своим бесстрашием: он всегда говорил, что уехал за ней из Рима в Турцию, чтобы хоть как-то оберечь отчаянную девушку. Мой отец, как и достойные доверия жены членов Стражи, все знал о ней и постоянно тревожился за жену. Вот он… — Тургут указал на писанный маслом портрет, висевший рядом с окном.
На нем был изображен солидный, надежный, добродушный мужчина в черном костюме, черноглазый и черноволосый, с мягким выражением лица. Тургут говорил, что отец изучал историю итальянского Ренессанса, но я легко представлял этого человека играющим в камушки с маленьким сыном, между тем как жена заботилась о более серьезном образовании мальчика.
Элен шевельнулась, украдкой вытянула ноги.
— Вы сказали, что дед ваш был активным членом Стражи Полумесяца. Что это значит? Чем вы занимаетесь?
Тургут с сожалением покачал головой.
— Этого, коллеги, я не могу рассказать вам в подробностях. Есть вещи, которым следует оставаться тайной. Мы рассказали вам то, что рассказали, потому что вы спросили… почти угадали — и чтобы вы верили, что можете полностью рассчитывать на нашу помощь. Для Стражи чрезвычайно важно, чтобы вы отправились в Болгарию — и как можно скорее. Нас осталось очень мало, — он вздохнул, — и у меня, увы, нет сына или дочери, кому я мог бы передать свою миссию, хотя Селим воспитывает племянника в наших традициях. Но вы можете рассчитывать, что мы поддержим вас, где бы вы ни были, со всей силой оттоманской решимости.
Я сдержал стон. Можно было спорить с Элен, но спорить с тайной мощью Оттоманской империи мне не по силам. Тургут поднял палец:
— Я должен предупредить вас, друзья мои, и очень серьезно предупредить. Мы отдали в ваши руки тайну, которая заботливо — и успешно, как мы полагаем, — охранялась пятьсот лет. У нас нет оснований думать, что она известна нашему старинному врагу, хотя он, бесспорно, ненавидит наш город и боится его, как ненавидел и боялся при жизни. В хартии нашей Стражи Завоеватель низвергает его власть. Всякого, кто выдаст тайну Стражи нашим врагам, постигнет немедленная казнь. Насколько мне известно, такого никогда еще не случалось. Но я прошу вас быть осторожней как ради вас самих, так и ради нас.
В его голосе не было ни намека на злобу или угрозу, только глубокая озабоченность. Я услышал в нем неколебимую верность, позволившую султану завоевать великий город — несокрушимую доселе твердыню заносчивой Византии. Говоря: «Мы служим султану», он имел в виду именно то, что сказал, хотя сам родился спустя полтысячелетия после смерти Мехмеда. Солнце за оконным стеклом спустилось ниже, и розовый луч тронул крупное лицо Тургута, подчеркнув скрытое благородство его черт. Я подумал вдруг, с каким восторгом смотрел бы на Тургута Росси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Бакшиш, — кивнул Тургут. — Разумеется. Мы с Селимом Аксоем об этом подумали. У нас есть для вас двадцать тысяч лир. И хотя я не могу отправиться с вами, друзья мои, но сделаю для вас все, что в моих силах, как и мистер Аксой.
Теперь уже я пристально уставился на него и на Аксоя — они сидели напротив нас, забыв о кофе, очень подтянутые и серьезные. Что-то в их лицах — крупном румяном лице Тургута и в тонких чертах Аксоя, в их одинаково острых взглядах, прямых и почти яростно-настороженных, — показалось мне знакомым. Я не мог понять, что со мной происходит, но вопрос вертелся у меня на кончике языка, и спустя минуту я крепче сжал пальцы Элен — сильные, жесткие, уже любимые пальцы, и встретил темный взгляд Тургута.
— Кто вы? — спросил я.
Тургут и Селим переглянулись. Они явно понимали друг друга без слов. Потом Тургут негромко, но отчетливо проговорил:
— Мы служим султану».
ГЛАВА 51
«Мы с Элен разом отшатнулись. На миг нам представилось, что Селим и Тургут — в союзе с некой темной силой, и я с трудом подавил порыв схватить свой портфель и Элен и бежать из этого дома. Как могли эти люди, которых я считал уже верными друзьями, служить давно мертвому султану, если не посредством темного колдовства? Неважно, какого именно султана подразумевал Тургут, — все давно мертвы и не принадлежат больше нашему миру. И значит, все, что мы услышали от них, — ложь"?!
Голос Элен прорезал мое смятение. Она склонилась вперед, побледнев и расширив глаза, однако вопрос был задан спокойно и звучал обыденно — настолько обыденно, что его смысл не сразу дошел до меня.
— Профессор Бора, — раздельно проговорила она, — сколько вам лет?
Он улыбнулся:
— Ах, дражайшая мадам, если вы интересуетесь, не пятьсот ли мне лет, отвечу — к счастью, нет. Я служу Великому и Несравненному, Убежищу Мира, султану Мехмеду Второму, но никогда не имел великой чести видеть его.
— Так о чем же вы таком толкуете? — взорвался я. Тургут снова улыбнулся, а Селим добродушно кивнул мне.
— Я не собирался посвящать вас, — сказал Тургут. — Но вы почтили нас, друзья мои, таким доверием и задавали столь проницательные вопросы, что мы объясним. Я родился самым обыкновенным образом в 1911 году и надеюсь столь же обыкновенно скончаться в своей постели году этак в 1985-м. — Он усмехнулся. — Однако многие мои предки жили очень, очень долго, так что я приговорен сидеть на этом диване и тогда, когда стану до неприличия стар. — Он обнял за плечи миссис Бора. — И Селим тоже выглядит на свои настоящие годы. В нас нет ничего таинственного. Но то, о чем я собираюсь вам поведать, — глубочайшая тайна, которую я никому не должен доверять и которую вы должны сохранить во что бы то ни стало. Вот она: мы состоим в Страже Полумесяца при султане.
— Впервые слышу, — нахмурилась Элен.
— Разумеется, впервые, мадам профессор.
Тургут бросил взгляд на Селима, который терпеливо слушал, очевидно, стараясь вникнуть в суть разговора. Его зеленые глаза казались спокойными, как озера.
— Мы надеемся, что никто не слышал о нас, кроме членов стражи. Наша тайная гвардия была избрана среди лучших из лучших янычар.
Мне вспомнились окаменевшие юные лица, виденные на картине в Топкапи Сарай: плотный строй воинов перед троном султана, готовых броситься на любого подозрительного пришельца или, с такой же готовностью, на опального царедворца.
Тургут словно читал мои мысли. Он кивнул:
— Так, о янычарах вы слышали. Но, коллеги, в 1477 году Мехмед Великий и Преславный призвал к себе двадцать офицеров — самых верных и просвещенных из янычар — и втайне вручил им новый символ Стражи Полумесяца. Им поручалось одно деяние, исполнить которое они должны были даже ценой жизни. Цель их была: не допустить, чтобы Орден Дракона снова терзал великую империю, выслеживать и убивать его рыцарей, где бы те ни оказались.
Мы с Элен дружно набрали в грудь воздуха, но на сей раз я ее опередил.
— 1477-й? Год, когда монахи вступили в Стамбул! — Я думал вслух: — Но Орден Дракона был основан гораздо раньше — в 1400 году, императором Сигизмундом, верно? — Элен кивнула.
— Точнее, в 1408 году, друг мой. Разумеется. И до 1477 года султану хватало забот от непрестанной войны с Орденом. Но в 1477 году Преславный, убежище Мира, увидел, что в будущем Орден Дракона может представлять еще большую угрозу.
— Что вы имеете в виду? — Холодная рука Элен неподвижно лежала в моей руке.
— Даже в наших летописях об этом не говорится открыто, — признался Тургут. — Но не случайно султан основал Стражу всего через месяц после смерти Влада Цепеша.
Он молитвенно сложил руки — впрочем, напомнил я себе, его предки молились, простершись ниц.
— В хартии сказано, что Величайший основал Стражу Полумесяца, чтобы преследовать Орден Дракона, презреннейшего из врагов империи, сквозь время и пространство, на земле и на море и даже за порогом смерти.
Тургут склонился к нам, его глаза светились, а серебряная грива растрепалась.
— Я предполагаю, что Преславный догадывался или даже знал, какую угрозу представляет Влад Дракула для империи после его — Дракулы — смерти. — Он пригладил волосы. — Мы уже видели, что султан собирал также и документы, относящиеся к Ордену Дракона, — архив не был тайным, но втайне использовался и используется нашими Стражами. И теперь это чудесное письмо, обнаруженное Селимом, и ваша народная песня, мадам, — они снова подтверждают, что Преславный имел основательные причины для беспокойства.
Мне не терпелось спросить:
— Но как же вы и мистер Аксой оказались членами этой Стражи?
— Это наследство передается от отца к старшему сыну. Сыновья принимают… как сказать по-английски… — посвящение? — в возрасте девятнадцати лет. Если у отца нет сыновей или они недостойны, тайна умирает вместе с ним.
Тургут наконец вспомнил о забытой кофейной чашке, и миссис Бора поспешила наполнить ее.
— Тайна охранялась так тщательно, что даже янычары не знали, что среди них есть подобное общество. Возлюбленный Отец Правоверных скончался в 1481 году, но его Стража продолжала существовать. Иногда, при более слабых султанах, янычары становились могучей силой, но мы хранили тайну. Когда империя распалась, мы выжили, потому что никто о нас не знал. Отец Селима Аксоя сохранил наши хартии в первую великую войну, а сам Селим — во время последней. Он и теперь хранит их в завещанном нам тайнике.
Тургут шумно выдохнул и с удовольствием отхлебнул кофе.
— По-моему, — недоверчиво протянула Элен, — вы говорили, что ваш отец был итальянец? Как же он оказался в Страже Полумесяца?
— Верно, мадам, — кивнул Тургут. — Однако мой дед с материнской стороны был весьма активным членом Стражи и не хотел смириться с тем, что его род прервется на нем. У него была только дочь, но когда он понял, что при его жизни империи настанет конец…
— Ваша мать? — ахнула Элен.
— Да, моя дорогая… — Тургут сочувственно улыбнулся. — Не у вас одной замечательная мать. Помнится, я говорил вам уже, что для своего времени и своей страны она была необыкновенно образованной женщиной, — и мой дед не жалел сил, чтобы пополнить ее знания и поддержать честолюбие, чтобы подготовить ее к службе в Страже. Она заинтересовалась техникой, когда эта область знаний едва начинала развиваться, и после введения ее в Стражу дед отпустил ее учиться в Рим — у него были там друзья. Она освоила сложнейшие области высшей математики и читала на четырех языках, в том числе по-гречески и по-арабски.
Он на турецком пояснил что-то жене и Селиму, и оба одобрительно заулыбались.
— Она держалась в седле как лучший из всадников султана и — хотя мало кто знал об этом — стреляла не хуже.
Он подмигнул Элен, и я вспомнил ее пистолетик — хотел бы я знать, где она его прячет?
— Мой дед посвятил ее в науку о вампирах и научил, как защищать живущих от злых замыслов. Если вы хотите ее увидеть, вот ее портрет.
Он поднялся, взял со стоявшего в углу резного столика карточку и бережно вложил в руку Элен. Удивительный портрет с мягкой отчетливостью фотографических снимков, сделанных в начале века. Дама, терпеливо позировавшая для долгой выдержки в стамбульской фотостудии, выглядела спокойной и собранной, но фотографу, скрывавшемуся под черным полотном, удалось сохранить насмешливую искорку в ее глазах. Отретушированная кожа над черным платьем была безупречно гладкой. Лицо напоминало черты Тургута, хотя нос был тоньше и линия подбородка мягче. Подобное хрупкому цветку на стебле стройной шеи — лицо персидской княжны. Встретив ее улыбающийся взгляд, я вдруг пожалел, что нас разделяют годы.
Тургут снова любовно коснулся рамки портрета.
— Дед проявил мудрость, когда нарушил традицию и сделал ее членом Стражи. Это она собрала разрозненные клочки архива по разным библиотекам и вернула их в первоначальное собрание. Мне было пять лет, когда она убила волка, — мы выехали тогда на лето из города. А когда мне исполнилось одиннадцать, она научила меня стрелять и ездить верхом. Отец горячо любил мать, хотя она пугала его своим бесстрашием: он всегда говорил, что уехал за ней из Рима в Турцию, чтобы хоть как-то оберечь отчаянную девушку. Мой отец, как и достойные доверия жены членов Стражи, все знал о ней и постоянно тревожился за жену. Вот он… — Тургут указал на писанный маслом портрет, висевший рядом с окном.
На нем был изображен солидный, надежный, добродушный мужчина в черном костюме, черноглазый и черноволосый, с мягким выражением лица. Тургут говорил, что отец изучал историю итальянского Ренессанса, но я легко представлял этого человека играющим в камушки с маленьким сыном, между тем как жена заботилась о более серьезном образовании мальчика.
Элен шевельнулась, украдкой вытянула ноги.
— Вы сказали, что дед ваш был активным членом Стражи Полумесяца. Что это значит? Чем вы занимаетесь?
Тургут с сожалением покачал головой.
— Этого, коллеги, я не могу рассказать вам в подробностях. Есть вещи, которым следует оставаться тайной. Мы рассказали вам то, что рассказали, потому что вы спросили… почти угадали — и чтобы вы верили, что можете полностью рассчитывать на нашу помощь. Для Стражи чрезвычайно важно, чтобы вы отправились в Болгарию — и как можно скорее. Нас осталось очень мало, — он вздохнул, — и у меня, увы, нет сына или дочери, кому я мог бы передать свою миссию, хотя Селим воспитывает племянника в наших традициях. Но вы можете рассчитывать, что мы поддержим вас, где бы вы ни были, со всей силой оттоманской решимости.
Я сдержал стон. Можно было спорить с Элен, но спорить с тайной мощью Оттоманской империи мне не по силам. Тургут поднял палец:
— Я должен предупредить вас, друзья мои, и очень серьезно предупредить. Мы отдали в ваши руки тайну, которая заботливо — и успешно, как мы полагаем, — охранялась пятьсот лет. У нас нет оснований думать, что она известна нашему старинному врагу, хотя он, бесспорно, ненавидит наш город и боится его, как ненавидел и боялся при жизни. В хартии нашей Стражи Завоеватель низвергает его власть. Всякого, кто выдаст тайну Стражи нашим врагам, постигнет немедленная казнь. Насколько мне известно, такого никогда еще не случалось. Но я прошу вас быть осторожней как ради вас самих, так и ради нас.
В его голосе не было ни намека на злобу или угрозу, только глубокая озабоченность. Я услышал в нем неколебимую верность, позволившую султану завоевать великий город — несокрушимую доселе твердыню заносчивой Византии. Говоря: «Мы служим султану», он имел в виду именно то, что сказал, хотя сам родился спустя полтысячелетия после смерти Мехмеда. Солнце за оконным стеклом спустилось ниже, и розовый луч тронул крупное лицо Тургута, подчеркнув скрытое благородство его черт. Я подумал вдруг, с каким восторгом смотрел бы на Тургута Росси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108