На том отрезке, где они падали с наибольшей быстротой, скорость была такая и клеть шла настолько ровно и гладко, что человек начинал ощущать себя как бы плавающим в невесомости. При спуске в шахту именно эта часть пути была одновременно и самой приятной, но и самой опасной. Блэар подумал, что какому-нибудь стороннему наблюдателю, например червяку — только представить себе, как он был бы поражен! — летящая клеть со сгрудившимися в ней шахтерами, у каждого из которых была в руках зажженная лампа, могла показаться горящим метеором.
Брюнель, известный специалист-железнодорожник, утверждал, что машинисты паровозов должны набираться из неграмотных: только такие люди обращают самое серьезное внимание на все происходящее вокруг них. «Шахтеры тоже из числа тех людей, что привыкли обращать на все внимание», — подумал Блэар. Лица всех находящихся в клети были куда более сосредоточенными, чем в свое время у учеников в академии Платона: шахтеры внимательно вслушивались в гул разматывающегося стального троса, следили за малейшими подрагиваниями клети, стремились оценить ощущавшееся ими нарастающее давление собственных тел на деревянные подошвы клогов.
Падение клети стало замедляться. Через две минуты по часам Блэара — при средней скорости порядка тридцати миль в час это означало, что они спустились на глубину около мили, — клеть добралась до освещенной нижней части колодца и остановилась. В тот же миг шахтеры устремились к выходу из нее, вслед за ними вышли Блэар и Леверетт; последний пребывал в состоянии полной растерянности.
И для того были все основания. Возле ствола сходилось несколько подземных дорог, движение по которым было весьма интенсивным: со всех сторон к стволу устремлялись пони в крепкой упряжи, ведомые облаченными в кепки и куртки мальчишками; и дети и животные казались еще меньше в тусклом свете ламп, висящих на вбитых в деревянную крепь крючьях. Каждый пони тащил за собой по рельсам несколько нагруженных вагонеток.
От длинного ряда стойл для пони тянуло конюшней. Стойла под землей всегда располагались поблизости от нижней части шахтного ствола, и под ними устраивался настил из толстых досок, но все равно они никогда до конца не просыхали; наоборот, едкий запах лошадиных испражнений казался под землей одновременно и особенно застарелым, и еще более сильным и резким, чем наверху.
Вниз по стволу с силой штормового ветра врывался свежий воздух, уже тут, внизу, смешивающийся с «ароматом» конюшни.
В шахте стояла жара, какой никогда не бывает в обычно влажных пещерах. Жара удушающая, густо замешанная на запахах пота, навоза, насыщенная угольной пылью. Жара эта напоминала о том, что Земля — живой организм, внутреннее ядро которого находится в расплавленном состоянии.
Вонь, пыль, жара — все это были явные и очевидные стороны подземного бытия, которые каждый, кто впервые попадал в шахту, немедленно замечал, как-то осмысливал и делал для себя какие-то выводы. Чтобы осознать, что прилегающее к шахтному стволу пространство нижнего двора шахты имеет в поперечнике не меньше сотни ярдов, человеку требовалось не больше минуты. Но тот же самый человек оказывался вынужден попросту игнорировать иные, не столь очевидные факты и мысли, подсказанные ему собственными ощущениями: что над ним больше мили породы и в случае чего выбраться отсюда будет очень непросто. Тем не менее Блэар на всякий случай сверился со своим компасом.
Если наверху располагалась контора шахты во главе с ее управляющим, то внизу, под землей, было устроено помещение для смотрителя работ — небольшая квадратная комнатка, огражденная кирпичными стенами. Звали смотрителя Бэтти; это был жизнерадостный энергичный человек в рубашке с короткими рукавами, поверх которой видны были брючные подтяжки, и в баулере.
Бэтти ждал их появления; он расчистил свой стол от бумаг и разложил на нем карту, придавив ее по углам шахтерскими лампами. В северной части карты видны были центральный шахтный ствол с клетью и вентиляционные стволы. Южная часть являла собой перекрестье, образованное частой сеткой больших и малых туннелей-штолен, каждый из которых заканчивался тупиком; их оконечности обозначали причудливое очертание границ шахты.
Бэтти отметил взглядом то, как по-разному были одеты пришедшие, ничем не выказав при этом собственного отношения.
— Мистер Блэар, мистер Леверетт, выверните, пожалуйста, ваши карманы.
Блэар извлек часы, компас, носовой платок, перочинный нож и несколько мелких монет; у Леверетта содержимое карманов оказалось побогаче: часы, кошелек, бумажник, медальон, расческа, несколько визитных карточек, вересковая курительная трубка, табак и спички. Три последних предмета Бэтти отобрал и запер к себе в стол.
— Здесь не курят, мистер Леверетт. Даже думать об этом позабудьте.
Карта была датирована тем днем, когда на шахте произошел взрыв; на ней были нанесены кружки, внутри которых стояли номера, насчитывающие от одной до трех цифр. Номера шахтерских ламп, догадался Блэар. Тогда во время пожара погибли семьдесят шесть человек; именно столько номеров и насчитал сейчас Блэар на карте. Пересчитать их оказалось нетрудно: большая часть номеров сосредоточилась в центральной штольне, а остальные были равномерно распределены по забоям. Один номер, однако, стоял на карте прямо рядом с комнатой смотрителя.
— А тут что произошло? — спросил Блэар.
— Клеть была наверху. Сам шахтный ствол, как вы, наверное, заметили, продолжается еще ниже. К стволу вышел один из погонщиков со своим пони и с несколькими вагонетками. Когда дым дошел до ствола, пони попятился и свалился через край в ствол. Мальчик попытался спасти его. А в результате упали в ствол все — и пони, и вагонетки, и сам мальчик. — Бэтти замолчал. Он снял с углов лампы, карта свернулась, и Бэтти убрал ее в кожаную сумку вместе с лежавшим на столе журналом. Потом плотно надвинул на лоб баулер. Но уже через мгновение душевное равновесие Бэтти восстановилось, а лицо его обрело такое выражение, будто смотритель собрался прогуляться по парку. — Ну что ж, джентльмены, мне нужно идти на обход. Если у вас не пропало желание, присоединяйтесь, но путь нам предстоит долгий.
— Можете подождать нас здесь или подняться в клети наверх, — предложил Блэар Леверетту.
— Нет, я с вами, — ответил тот.
— Вперед, «Христово воинство» ? — пошутил Блэар.
— Я не отстану, — пообещал Леверетт.
Помахивая кожаной сумкой, Бэтти двинулся вперед, показывая дорогу. Он обошел ствол и свернул в одну из тех штолен, что шли вправо.
— Мы называем эти штольни «улицами», — бросил он через плечо. — Такие широкие, как эта, называются «главной улицей».
Впрочем, главной она оказалась только по названию, и едва они вошли в штольню, как у Леверетта начались трудности. Единственным источником света были пожаробезопасные лампы, но металлические сетки на них настолько ограничивали пламя, что даже три лампы едва высвечивали лежавшие под ногами рельсы и деревянную крепь кровли, поэтому, когда Леверетт пытался не споткнуться о рельсы, то натыкался на крепь, и наоборот; ему никак не удавалось сообразить, когда надо переступать, а когда — пригибаться.
Бэтти немного замедлил шаг, но останавливаться не стал.
— Если захотите повернуть назад, мистер Леверетт, идите по знакам, на которых написано «Выход». Если таких знаков не будет, идите так, чтобы ветер дул вам все время в лицо. Если он дует вам в спину, значит, вы удаляетесь от шахтного ствола, а не приближаетесь к нему. А вам, мистер Блэар, как я вижу, уже приходилось бывать в шахтах.
Блэар сам не заметил, когда и как перешел на походку шахтера: полупригнувшись, подняв голову и отмеряя шаги таким образом, чтобы нога ступала между шпал рельсового пути.
— А когда мы дойдем до угля? — спросил Леверетт.
— Он вокруг. Мы сейчас в самом центре того, что называется здесь «пластом Хэнни». Это один из богатейших пластов во всей Англии, — ответил Бэтти. — Именно на нем и держится кровля.
«Черные боковые стены. И кровля тоже черная: деревянная крепь гораздо лучше держит уголь, нежели каменистую породу», — подумал Блэар. Его глаза уже привыкли к темноте, зрачки расширились, и теперь то, что раньше казалось мраком, стало представляться лишь тенью, а то, что прежде было тенью, обрело четкие формы. Впереди, перед Бэтти, из темноты возник расплывчатый силуэт, а следом показалась движущаяся навстречу им лампа.
— Пони, — предупредил Бэтти и отступил в выемку в боковой стене, которую не сразу заметил даже Блэар. Тот последовал за смотрителем работ, и вместе они затащили туда же испуганного и ничего не понимающего Леверетта буквально за мгновение до того, как мимо них прошел черный, как сажа, шотландский пони, которого вел мальчик с лампой в руках; пони тащил четыре доверху заполненных вагонетки. Странно, но Леверетт стал как будто меньше ростом.
— Что, шляпу потеряли? — спросил его Блэар.
— Да. — Леверетт проводил грустным взглядом проехавшие мимо вагонетки.
— А вы сразу же можете распознать, приходилось человеку бывать раньше в шахте или нет, даже независимо от того, как он одет? — спросил Блэар у Бэтти.
— С первого же его шага. И сразу вижу, пьян человек или нет. Пьяных отправляю наверх. Безопасность всей шахты определяется самым последним из находящихся в ней дураков.
— А почему шахтеры носят клоги? — спросил Леверетт, просто чтобы поддержать разговор. — Конечно, в Уигане все их носят; но мне кажется, что здесь, в шахте, они несколько тяжеловаты.
— Из-за камней, сэр, — ответил Бэтти. — Когда обрушивается кровля, острые камни не калечат деревянные клоги так, как они калечили бы подметки кожаной обуви. А потом, если вас завалило породой, легче вытянуть из-под камней ногу, когда она в клогах.
Пораженный, Леверетт замолчал.
Ходьба под землей именовалась «перемещением». Они перемещались минут двадцать, и за все это время навстречу им попадались только тянувшие вагонетки пони. Штольня постепенно сужалась, становилась все ниже и начинала понемногу уходить вниз, а шум поездов казался все глуше из-за сильного ветра и давления горной породы на деревянные конструкции крепи. Бэтти периодически останавливался, поднимая лампу, и внимательно осматривал те места, где из сухой стены выступали камни или где деревянная крепь подпирала кровлю.
— Когда выбирают уголь, то выделяется рудничный газ. Забавное слово, джентльмены, правда?
— Действительно занятное, — согласился Леверетт.
— Такое впечатление, будто этот газ тушит пожары. — Бэтти заглянул в очередную нишу.
— А на самом деле?
— Это от немецкого «Dampf» — пар. То есть «взрывающаяся влага».
— А-а, — проговорил Леверетт.
— Метан. Любит скапливаться в трещинах и под самой кровлей. Смысл безопасной лампы в том, что металлическая сетка частично рассеивает тепло, рудничный газ от такой лампы не воспламеняется. Но все-таки лучший способ обнаружить его скопления — это с помощью пламени. — Бэтти остановился возле похожей на колонну глыбы камня, поднял лампу над головой и посмотрел, как ведет себя скрытое за сеткой пламя. — Видите, оно немного вытянулось и стало голубоватым? Это метан горит.
— Что, надо уводить людей из шахты? — спросил Леверетт.
Бэтти снял с себя жилетку и помахал ею, разгоняя скопившийся газ; пламя высветило его усмешку. Он вышел назад в штольню и через минуту вернулся, неся сложенную деревянную раму с натянутым на нее куском материи; развернул ее и поставил — это оказался экран, направивший поток воздуха в сторону камня.
— Если мы будем закрывать шахту всякий раз, как почувствуем дуновение метана, мистер Леверетт, Англия вымерзнет. — Бэтти достал из сумки журнал и записал время, место и примерный объем обнаруженного газа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70