— снова спросил Билл.
Блэар неуверенно поднялся сам. Билл набросился на него, оторвал от пола и грохнул об стену. Блэар был раздавлен, руки его оказались за спиной Билла. Он схватил Билла за волосы, дернул назад, ударил его головой и высвободился.
Шахтеры загородили выход тележкой. Блэар взглянул вверх, на кромку обрыва, где накануне он стоял с Шарлоттой; теперь там виднелся силуэт конюха. Чтобы звук, выйдя из-под обрыва, поднялся над загонами для скота и достиг ближайших домов, надо было бы не кричать, а выть сиреной.
Билл потряс головой и поводил плечами, на нем не было никаких повреждений, лишь покраснел от удара лоб.
— Ничего интересного не заметил? — спросил Смоллбоун Блэара.
— Чего именно?
— Мэйпоул тебя уже больше не интересует.
Билл приближался, почти танцуя на мысках клогов. Блэар же скользил куда-то вбок, пытаясь отступить. Билл сделал ложный выпад, как бы собираясь подсечь ту ногу Блэара, что была ближе; Блэар отклонился назад, и тогда Билл сделал второй, мощный выпад вперед и ударил Блэара по внутренней стороне бедра, продолжил движение по инерции и другим клогом ударил Блэара в копчик. Блэар сделал шаг вперед и ответил Биллу ударом в челюсть. Это произвело не больший эффект, нежели попытка действовать кулаком против вооруженного мечами человека. Билл ударил его в грудь, и Блэар покатился к стене.
«Коты уже урчат. Но они же не избивают друг друга, — подумал Блэар. — И не пытаются никого убить окованными медью деревянными ботинками». Блэар сам не заметил, как снова, опершись о стену, поднялся. Он был весь красен от налипшей крови, словно с него содрали кожу. Блэар присел, и удар Билла пробил дыру в белой штукатурке. Когда Блэар попытался провести захват, Билл отклонился в сторону, поставил ему подножку и нанес удар сбоку по голове. Но Блэар уже падал, иначе удар этот вышиб бы ему через ухо мозги.
— Хватит, Билл, — сказал один из шахтеров.
— Билл еще не кончил, — возразил Смоллбоун.
Клог Билла въехал Блэару в подбородок — не со всей силы, но достаточно крепко, так что один из зубов оказался у Блэара под языком. Сперва разлетелись пуговицы, теперь разлетаются зубы — с ним расправлялись, будто с тряпичной куклой. У Блэара все расплывалось перед глазами, Билл же прыгал и вертелся, как черт. Еще удар — и Блэар очутился у противоположной стены. Он снова поднялся. Похоже, его роль здесь только в том и заключалась, чтобы постоянно падать и подниматься. Удар под ребра отбросил его на середину пола, и он налетел на разделочный стол. «Нож мясника оказался бы сейчас кстати», — пронеслась у него в голове мысль. Цепляясь за стол, Блэар снова поднялся.
— Ты что, убить его хочешь? — спросил кто-то.
— Он же пока стоит, — ответил Билл.
«Ну, если дело только в этом, я готов упасть хоть сей миг», — подумал Блэар. Но прежде чем он успел это сделать, Билл в грациозном прыжке нанес ему удар такой силы, что Блэару показалось, будто по нему выстрелили из пушки. Он сложился. Билл сзади ударил его по ногам. «Ну, теперь я уже точно не встану», — подумал Блэар.
Но это уже не имело никакого значения. Пока он корчился на полу, Билл ударил его в бок, потом в руку, ногу. Так, непрерывно дубася, куют холодное железо. Блэар весь дрожал, но не от холода.
— Полицейский идет! — крикнул сверху конюх.
Но шел он слишком медленно. Билл рванул рюкзак Блэара.
— Только не это! — слабо простонал Блэар.
Билл развернул телескоп и со всего маху хряснул его об стену. Медная труба сломалась, разбитые стекла мелкими брызгами разлетелись во все стороны. Билл отбросил трубу и заехал Блэару ногой по голове.
Когда Блэар очнулся, ламп на крюках уже не было. Он полежал некоторое время, не шевелясь, чтобы убедиться, что здесь, в темноте, он один. Он еще не разобрался, что именно пострадало у него сильнее всего. Да и не особенно желал сейчас это знать. Часть тела совершенно потеряла чувствительность. Блэару очень бы хотелось, чтобы это произошло со всем телом.
Проще было бы столкнуть его с кромки провала. Он вспомнил, как тело его матери падало с корабля в море. Сейчас, ретроспективно, принявшие ее волны казались Блэару теплыми и нежными, и уж, конечно, куда более мягкими, чем пол живодерни.
Блэар внушил себе, что если сумеет добраться до ближайшей стены, то найдет и выход, а если найдет выход, то сможет выбраться на улицу. Но от попытки поднять голову все вокруг поплыло; последним усилием уходящего сознания Блэар постарался не проглотить зуб, все еще болтавшийся у него во рту.
Холодная струя привела его в чувство. Это вернулся конюх, притащив с собой лампу, ведро воды и простыни.
— Знаете, никакого полицейского не было, но иначе Билл бы вас всего наизнанку вывернул. Мне кажется, он и так это сделал.
«Неужели это мои руки, — подумал Блэар, — такие красные и распухшие?» Он ополоснул их остававшейся в ведре водой, потом залез пальцами в рот, нащупал дупло и сунул туда выбитый зуб.
Конюх обтирал его простынями:
— Можете обратиться в полицию, но ничего хорошего вам это не даст. Мы все будем за Билла, а он говорит, что вы путались с его девушкой.
— С Розой? — Блэар попытался говорить так, чтобы не двигать челюстью.
— А с кем же еще?
Даже самое легкое прикосновение воспринималось мучительно, словно его резали бритвой. Блэар выжидал, пытаясь разобраться, как отдаются его движения в разных частях тела, сломаны ли руки или ребра.
— У вас не голова, а сплошной кусок мяса.
Блэар застонал, выразив этим одновременно согласие с оценкой, отсутствие удивления и охватившую его тошноту.
— Я постарался вымыть угольную пыль из ран, чтобы вы не выглядели шахтером всю оставшуюся жизнь; но вам нужно наложить швы и как можно быстрее сесть на поезд. Пока вы здесь, Билл не успокоится. Я постарался привести в порядок вашу одежду, насколько смог; нашел ваши ботинки, шляпу и мешок. Сожалею, что так получилось с телескопом. Вы можете встать?
Блэар поднялся и потерял сознание.
Когда Блэар снова пришел в себя, он лежал в тележке. Он оказался одет, тележка куда-то катилась, и все это вместе уже было прогрессом. Блэар с трудом разомкнул веки: над головой его проплывали уличные фонари.
Конюх сам толкал тележку. Он заглянул внутрь и спросил:
— Что еще я могу для вас сделать, мистер Блэар? Достать что-нибудь?
— Макароны… — пробормотал Блэар.
— Мака… — А-а, пониманию. Макароны. Как в Африке. Мы уже почти добрались, мистер Блэар. Я вас прямо до комнаты доставлю, не беспокойтесь.
Конюх сделал из простыней подстилку на дне тележки, но тряска и толчки все равно создавали у Блэара ощущение, будто его катили прямо по булыжникам мостовой. Он попытался приподнять голову:
— Мэйпоул?..
— Никто не знает. Забудьте о нем. Вот что я вам скажу, мистер Блэар: вас мне будет не хватать сильнее.
Глава двадцать пятая
Он слышал чей-то голос, читавший
И часто, когда я лежу на диване
в праздном или печальном настроении,
они возникают перед тем мысленным взором,
какой дарит блаженство одиночества.
Тогда сердце мое наполняется радостью
И танцует вместе с нарциссами.
Это было все-таки лучше, чем отходная.
Глаза его не открывались, тело свое он чувствовал плохо и как бы издалека. Когда он пытался поднять голову, его охватывала тошнота, вызванная сотрясением мозга. Носом — который ломали не торопясь, а чинили в спешке — он свистел; и то впадал в глубокий сон, то не мог заснуть больше чем на минуту, поскольку внимание его отвлекалось на трудности дыхания или колющую боль в швах. Когда утром он услышал топот идущих на работу шахтеров, ему мгновенно привиделись клоги, и он сморщился, словно голова его была одним из булыжников мостовой.
В рот ему вливали чай и настойку опия, от которой в голове у него возникали всевозможные видения, раскрывались самые глубокие кладовые памяти. Он то сознавал, что лежит в постели в Уигане, то ему начинало, казаться, будто он прилег отдохнуть на склоне красного африканского холма, то в поисках безопасности он стремился зарыться, спрятаться как можно глубже под землю.
В шахтный ствол, где прятался Блэар, пролез одетый в униформу шахтер; сняв медный шлем, чтобы не повредить украшавшие его страусиные перья, он неуверенно потрогал стенки забоя.
— Вы меня слышите? Это Мун, начальник полиции. А вы шикарно живете, Блэар, просто шикарно. У меня такой комнаты никогда в жизни не было. Посмотрите, какие обои! Вы их только потрогайте! Мягкие, как задница девственницы. Я прав, Оливер? Правда, они мягкие, как задница девственницы? Горничная ничего не знает, Блэар. Вы и сами ничего не помните. — Он потер шлем рукавом, как бы полируя, каждое движение отдавалось дрожанием и раскачиванием перьев. — Просто несчастный случай, как я понимаю? На лестнице поскользнулись, да? Надеюсь, вы не симулируете: епископ вам платит, а вы тут бездельничаете в постели всего-навсего с пробитой головой и парой сломанных ребер. Достаточно того, что вы надоедаете честным труженикам, привязываетесь к женщинам и провоцируете мужчин. Но раз вы сами пристаете к местным девушкам, нечего потом клянчить защиты у закона. В здешних краях мужчины привыкли защищать то, что им принадлежит. — Говорящий наклонился к Блэару. — Знаете, мне даже не верится, что вы и в самом деле знаменитый первопроходец. Вот на «ниггера Блэара» вы сейчас похожи.
Каким-то внутренним взглядом Блэар увидел поляну нарциссов, по которой ходила, собирая букет, шахтерка. Она была на вершине холма, Блэар — внизу, у подножия, и солнце било ему в глаза, ослепляя его. Он звал девушку, пытался докричаться до нее, но та его не слышала.
В нору к нему заглянул Леверетт.
— Не знаю, слышите вы меня или нет, но хочу вам сказать, что Шарлотта сдалась и согласилась выйти замуж за Роуленда. Она дала согласие через день после того, как вас нашли в вашем… состоянии. Епископ весьма доволен, во многом благодаря вам, так что вы вольны уезжать, как только сами сможете это сделать. Я просил епископа выплатить вам дополнительное вознаграждение и дать гарантийное письмо, в котором епископ обязался бы оплатить ваше возвращение на Золотой Берег. Вы это заслужили. — Леверетт опустился на колени, прямо на угольный пол. — Хочу вам признаться. Когда вы только приехали, я знал, что епископа больше интересовала возможность выдать Шарлотту замуж, нежели поиски Джона Мэйпоула. Я, однако, надеялся, что вы его все же найдете. — Голос Леверетта дрогнул. — А вы спутались с женщиной. Как простой смертный. Я вам завидую, — добавил он.
Дотлел последний красный уголек. Блэару вспомнился вдруг коттедж Шарлотты, тот самый, где пряталась в темноте рыжеволосая девушка.
Темнота успокаивала. На этот раз он услышал, как по штольне шагал не Леверетт, а некто гораздо более знакомый… кто бы мог подумать, старый Блэар, в бобровой шубе и в облаке паров виски, он топал, спотыкаясь и то насвистывая, то напевая обрывки какой-то песни.
Maintes genz dient que en songes
N ' a se fables non et menconges …
Он плюхнулся в кресло, пальто распахнулось, под ним видны были черная сутана и стоячий воротничок священника. В одной руке он небрежно держал книгу в выцветшем красном переплете, в другой — лампу. Он прибавил света и поднял лампу над Блэаром.
— Почитаем стихи? Как твой старофранцузский, еще помнишь? Что, не очень хорошо? Скорее мертв, чем жив? Ну и ладно. Мне сказали, что тебе надо почитать вслух, чтобы не дать твоему мозгу умереть, если только он уже не умер. — Блэар-старший раскрыл книгу. — Запах чувствуешь?
«Роза», — подумал Блэар.
— Засушенная роза, — сказал Блэар-старший.
Пони падал в ствол шахты, его белый хвост и грива хлопали, как крылья, пересчитывая в падении кирпичи и деревянную крепь. За ним тянулся длинный лошадиный хвост.
Старый Блэар вернулся. Джонатан был рад не только видеть его снова, восставшим из мертвых, но и тому, что Блэар-старший принарядился, сменив свою изъеденную молью шубу на епископский плащ с красной подкладкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Блэар неуверенно поднялся сам. Билл набросился на него, оторвал от пола и грохнул об стену. Блэар был раздавлен, руки его оказались за спиной Билла. Он схватил Билла за волосы, дернул назад, ударил его головой и высвободился.
Шахтеры загородили выход тележкой. Блэар взглянул вверх, на кромку обрыва, где накануне он стоял с Шарлоттой; теперь там виднелся силуэт конюха. Чтобы звук, выйдя из-под обрыва, поднялся над загонами для скота и достиг ближайших домов, надо было бы не кричать, а выть сиреной.
Билл потряс головой и поводил плечами, на нем не было никаких повреждений, лишь покраснел от удара лоб.
— Ничего интересного не заметил? — спросил Смоллбоун Блэара.
— Чего именно?
— Мэйпоул тебя уже больше не интересует.
Билл приближался, почти танцуя на мысках клогов. Блэар же скользил куда-то вбок, пытаясь отступить. Билл сделал ложный выпад, как бы собираясь подсечь ту ногу Блэара, что была ближе; Блэар отклонился назад, и тогда Билл сделал второй, мощный выпад вперед и ударил Блэара по внутренней стороне бедра, продолжил движение по инерции и другим клогом ударил Блэара в копчик. Блэар сделал шаг вперед и ответил Биллу ударом в челюсть. Это произвело не больший эффект, нежели попытка действовать кулаком против вооруженного мечами человека. Билл ударил его в грудь, и Блэар покатился к стене.
«Коты уже урчат. Но они же не избивают друг друга, — подумал Блэар. — И не пытаются никого убить окованными медью деревянными ботинками». Блэар сам не заметил, как снова, опершись о стену, поднялся. Он был весь красен от налипшей крови, словно с него содрали кожу. Блэар присел, и удар Билла пробил дыру в белой штукатурке. Когда Блэар попытался провести захват, Билл отклонился в сторону, поставил ему подножку и нанес удар сбоку по голове. Но Блэар уже падал, иначе удар этот вышиб бы ему через ухо мозги.
— Хватит, Билл, — сказал один из шахтеров.
— Билл еще не кончил, — возразил Смоллбоун.
Клог Билла въехал Блэару в подбородок — не со всей силы, но достаточно крепко, так что один из зубов оказался у Блэара под языком. Сперва разлетелись пуговицы, теперь разлетаются зубы — с ним расправлялись, будто с тряпичной куклой. У Блэара все расплывалось перед глазами, Билл же прыгал и вертелся, как черт. Еще удар — и Блэар очутился у противоположной стены. Он снова поднялся. Похоже, его роль здесь только в том и заключалась, чтобы постоянно падать и подниматься. Удар под ребра отбросил его на середину пола, и он налетел на разделочный стол. «Нож мясника оказался бы сейчас кстати», — пронеслась у него в голове мысль. Цепляясь за стол, Блэар снова поднялся.
— Ты что, убить его хочешь? — спросил кто-то.
— Он же пока стоит, — ответил Билл.
«Ну, если дело только в этом, я готов упасть хоть сей миг», — подумал Блэар. Но прежде чем он успел это сделать, Билл в грациозном прыжке нанес ему удар такой силы, что Блэару показалось, будто по нему выстрелили из пушки. Он сложился. Билл сзади ударил его по ногам. «Ну, теперь я уже точно не встану», — подумал Блэар.
Но это уже не имело никакого значения. Пока он корчился на полу, Билл ударил его в бок, потом в руку, ногу. Так, непрерывно дубася, куют холодное железо. Блэар весь дрожал, но не от холода.
— Полицейский идет! — крикнул сверху конюх.
Но шел он слишком медленно. Билл рванул рюкзак Блэара.
— Только не это! — слабо простонал Блэар.
Билл развернул телескоп и со всего маху хряснул его об стену. Медная труба сломалась, разбитые стекла мелкими брызгами разлетелись во все стороны. Билл отбросил трубу и заехал Блэару ногой по голове.
Когда Блэар очнулся, ламп на крюках уже не было. Он полежал некоторое время, не шевелясь, чтобы убедиться, что здесь, в темноте, он один. Он еще не разобрался, что именно пострадало у него сильнее всего. Да и не особенно желал сейчас это знать. Часть тела совершенно потеряла чувствительность. Блэару очень бы хотелось, чтобы это произошло со всем телом.
Проще было бы столкнуть его с кромки провала. Он вспомнил, как тело его матери падало с корабля в море. Сейчас, ретроспективно, принявшие ее волны казались Блэару теплыми и нежными, и уж, конечно, куда более мягкими, чем пол живодерни.
Блэар внушил себе, что если сумеет добраться до ближайшей стены, то найдет и выход, а если найдет выход, то сможет выбраться на улицу. Но от попытки поднять голову все вокруг поплыло; последним усилием уходящего сознания Блэар постарался не проглотить зуб, все еще болтавшийся у него во рту.
Холодная струя привела его в чувство. Это вернулся конюх, притащив с собой лампу, ведро воды и простыни.
— Знаете, никакого полицейского не было, но иначе Билл бы вас всего наизнанку вывернул. Мне кажется, он и так это сделал.
«Неужели это мои руки, — подумал Блэар, — такие красные и распухшие?» Он ополоснул их остававшейся в ведре водой, потом залез пальцами в рот, нащупал дупло и сунул туда выбитый зуб.
Конюх обтирал его простынями:
— Можете обратиться в полицию, но ничего хорошего вам это не даст. Мы все будем за Билла, а он говорит, что вы путались с его девушкой.
— С Розой? — Блэар попытался говорить так, чтобы не двигать челюстью.
— А с кем же еще?
Даже самое легкое прикосновение воспринималось мучительно, словно его резали бритвой. Блэар выжидал, пытаясь разобраться, как отдаются его движения в разных частях тела, сломаны ли руки или ребра.
— У вас не голова, а сплошной кусок мяса.
Блэар застонал, выразив этим одновременно согласие с оценкой, отсутствие удивления и охватившую его тошноту.
— Я постарался вымыть угольную пыль из ран, чтобы вы не выглядели шахтером всю оставшуюся жизнь; но вам нужно наложить швы и как можно быстрее сесть на поезд. Пока вы здесь, Билл не успокоится. Я постарался привести в порядок вашу одежду, насколько смог; нашел ваши ботинки, шляпу и мешок. Сожалею, что так получилось с телескопом. Вы можете встать?
Блэар поднялся и потерял сознание.
Когда Блэар снова пришел в себя, он лежал в тележке. Он оказался одет, тележка куда-то катилась, и все это вместе уже было прогрессом. Блэар с трудом разомкнул веки: над головой его проплывали уличные фонари.
Конюх сам толкал тележку. Он заглянул внутрь и спросил:
— Что еще я могу для вас сделать, мистер Блэар? Достать что-нибудь?
— Макароны… — пробормотал Блэар.
— Мака… — А-а, пониманию. Макароны. Как в Африке. Мы уже почти добрались, мистер Блэар. Я вас прямо до комнаты доставлю, не беспокойтесь.
Конюх сделал из простыней подстилку на дне тележки, но тряска и толчки все равно создавали у Блэара ощущение, будто его катили прямо по булыжникам мостовой. Он попытался приподнять голову:
— Мэйпоул?..
— Никто не знает. Забудьте о нем. Вот что я вам скажу, мистер Блэар: вас мне будет не хватать сильнее.
Глава двадцать пятая
Он слышал чей-то голос, читавший
И часто, когда я лежу на диване
в праздном или печальном настроении,
они возникают перед тем мысленным взором,
какой дарит блаженство одиночества.
Тогда сердце мое наполняется радостью
И танцует вместе с нарциссами.
Это было все-таки лучше, чем отходная.
Глаза его не открывались, тело свое он чувствовал плохо и как бы издалека. Когда он пытался поднять голову, его охватывала тошнота, вызванная сотрясением мозга. Носом — который ломали не торопясь, а чинили в спешке — он свистел; и то впадал в глубокий сон, то не мог заснуть больше чем на минуту, поскольку внимание его отвлекалось на трудности дыхания или колющую боль в швах. Когда утром он услышал топот идущих на работу шахтеров, ему мгновенно привиделись клоги, и он сморщился, словно голова его была одним из булыжников мостовой.
В рот ему вливали чай и настойку опия, от которой в голове у него возникали всевозможные видения, раскрывались самые глубокие кладовые памяти. Он то сознавал, что лежит в постели в Уигане, то ему начинало, казаться, будто он прилег отдохнуть на склоне красного африканского холма, то в поисках безопасности он стремился зарыться, спрятаться как можно глубже под землю.
В шахтный ствол, где прятался Блэар, пролез одетый в униформу шахтер; сняв медный шлем, чтобы не повредить украшавшие его страусиные перья, он неуверенно потрогал стенки забоя.
— Вы меня слышите? Это Мун, начальник полиции. А вы шикарно живете, Блэар, просто шикарно. У меня такой комнаты никогда в жизни не было. Посмотрите, какие обои! Вы их только потрогайте! Мягкие, как задница девственницы. Я прав, Оливер? Правда, они мягкие, как задница девственницы? Горничная ничего не знает, Блэар. Вы и сами ничего не помните. — Он потер шлем рукавом, как бы полируя, каждое движение отдавалось дрожанием и раскачиванием перьев. — Просто несчастный случай, как я понимаю? На лестнице поскользнулись, да? Надеюсь, вы не симулируете: епископ вам платит, а вы тут бездельничаете в постели всего-навсего с пробитой головой и парой сломанных ребер. Достаточно того, что вы надоедаете честным труженикам, привязываетесь к женщинам и провоцируете мужчин. Но раз вы сами пристаете к местным девушкам, нечего потом клянчить защиты у закона. В здешних краях мужчины привыкли защищать то, что им принадлежит. — Говорящий наклонился к Блэару. — Знаете, мне даже не верится, что вы и в самом деле знаменитый первопроходец. Вот на «ниггера Блэара» вы сейчас похожи.
Каким-то внутренним взглядом Блэар увидел поляну нарциссов, по которой ходила, собирая букет, шахтерка. Она была на вершине холма, Блэар — внизу, у подножия, и солнце било ему в глаза, ослепляя его. Он звал девушку, пытался докричаться до нее, но та его не слышала.
В нору к нему заглянул Леверетт.
— Не знаю, слышите вы меня или нет, но хочу вам сказать, что Шарлотта сдалась и согласилась выйти замуж за Роуленда. Она дала согласие через день после того, как вас нашли в вашем… состоянии. Епископ весьма доволен, во многом благодаря вам, так что вы вольны уезжать, как только сами сможете это сделать. Я просил епископа выплатить вам дополнительное вознаграждение и дать гарантийное письмо, в котором епископ обязался бы оплатить ваше возвращение на Золотой Берег. Вы это заслужили. — Леверетт опустился на колени, прямо на угольный пол. — Хочу вам признаться. Когда вы только приехали, я знал, что епископа больше интересовала возможность выдать Шарлотту замуж, нежели поиски Джона Мэйпоула. Я, однако, надеялся, что вы его все же найдете. — Голос Леверетта дрогнул. — А вы спутались с женщиной. Как простой смертный. Я вам завидую, — добавил он.
Дотлел последний красный уголек. Блэару вспомнился вдруг коттедж Шарлотты, тот самый, где пряталась в темноте рыжеволосая девушка.
Темнота успокаивала. На этот раз он услышал, как по штольне шагал не Леверетт, а некто гораздо более знакомый… кто бы мог подумать, старый Блэар, в бобровой шубе и в облаке паров виски, он топал, спотыкаясь и то насвистывая, то напевая обрывки какой-то песни.
Maintes genz dient que en songes
N ' a se fables non et menconges …
Он плюхнулся в кресло, пальто распахнулось, под ним видны были черная сутана и стоячий воротничок священника. В одной руке он небрежно держал книгу в выцветшем красном переплете, в другой — лампу. Он прибавил света и поднял лампу над Блэаром.
— Почитаем стихи? Как твой старофранцузский, еще помнишь? Что, не очень хорошо? Скорее мертв, чем жив? Ну и ладно. Мне сказали, что тебе надо почитать вслух, чтобы не дать твоему мозгу умереть, если только он уже не умер. — Блэар-старший раскрыл книгу. — Запах чувствуешь?
«Роза», — подумал Блэар.
— Засушенная роза, — сказал Блэар-старший.
Пони падал в ствол шахты, его белый хвост и грива хлопали, как крылья, пересчитывая в падении кирпичи и деревянную крепь. За ним тянулся длинный лошадиный хвост.
Старый Блэар вернулся. Джонатан был рад не только видеть его снова, восставшим из мертвых, но и тому, что Блэар-старший принарядился, сменив свою изъеденную молью шубу на епископский плащ с красной подкладкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70