— Какого черта! — воскликнул Лот. — Я обещал Мерчэнту предоставить списки в его полное распоряжение. Эта операция идет без ведома «фирмы» только по линии «Паутины». Мы уже договорились о цене. Слушайте, Тео, я вам очень настоятельно советую переменить руку. Я сильнее Мерчэнта, Тео…
— У меня очень кружится голова, — проговорил Тео. — Поймите, я старый человек…
В это время колесо остановилось. Программа, оплаченная тридцатью копейками, окончилась.
— Пошли обедать, — сказал Лот и крепко взял дядю Тео под локоток.
Они заняли столик на открытой веранде ресторана, повисшей над подернутой желтой ряской водой. Здесь дядя Тео заметно повеселел, порозовел и вдохновенно занялся предательством. Делал он это так легко, оживленно и споро, что сразу было видно — это ему не впервой.
За ближайшим к ним столиком обедало безобидное семейство с двумя детьми. Родители вели себя строго, чопорно, дети же шалили и получали изредка по рукам. Семейство не обращало внимания на двух дружески беседующих иностранцев, прямое подслушивание откуда бы то ни было было исключено, но на всякий случай Лот и дядя Тео вели беседу на трех языках, то и дело переходя с английского на немецкий или французский. Миниатюрный серебристый транзистор Лота лежал на углу стола. В случае, если на них с противоположной стороны пруда или с проплывающих лодок будет нацелен направленный микрофон, в аппаратике возникнет тревожное пощелкивание.
— …Мерчэнт и некоторые другие люди из руководства «Паутины» не доверяют вам, мистер Лот, — говорил Тео. — Вы им очень нужны, но они боятся, как бы вы не подмяли их под себя.
— Правильно боятся, — усмехнулся Лот. Он сидел развалившись, прихлебывая холодное терпкое «мукузани».
— Борьба за вас и против вас началась еще в августе 1962 года, — продолжал Тео. — Вы, конечно, помните это время, убийство старика Гринева, песчаный карьер Спрингдейла, таинственная деятельность Красной маски, ипподром Лорел, вилла Гранта… Убежден, что вы все это должны прекрасно помнить, мистер Лот.
— Бросьте, Тео, эти намеки, — снисходительно улыбнулся Лот. — Вы сейчас в другой роли.
— Нет, нет, я это так, просто для полноты картины, — заторопился дядя Тео. — Итак, в то время мы хотели прежде всего заполучить в свои руки Джина Грина. Именно он должен был добыть для нас списки и, кроме того… — дядя Тео замялся.
— Ну-ну, — ободрил его Лот.
— И кроме того, в руководстве существовало мнение, что мы сможем получить с его помощью некие компрометирующие вас документы…
— Вздор! — весело сказал Лот.
— Конечно, конечно, — закивал дядя Тео. — Лично я всегда считал, что ваша репутация безупречна, но..
— Дальше, — оборвал его Лот.
— Дальше я письмом Чарли Врангеля навел Грина на квартиру Лешакова-Краузе. Мы надеялись, что Грин, поддавшись вполне понятному чувству мести, применит по отношению к его семье… дочери и…
— Понятно, добрый дядюшка, — хохотнул Лот. — Дальше.
— Однако этого не произошло, а дальше вы спутали нам все карты, спрятав Джина под крылышком «фирмы» и дяди Сэма. Правда, и там у нас были свои люди…
— Тупая свинья Чак Битюк, — сказал Лот.
— Да, Чаку многого недоставало, но он был добрым и честным малым. Мир его праху! — Дядя Тео закручинился, потом оживился, словно что-то случайно припомнил. — Кстати, о Чаке, мистер Лот. После встречи с известным лицом из Аргентины руководство считало, что вы прекратите свою двойную игру, но спустя некоторое время во Вьетнаме Джин Грин ликвидировал Чака и сорвал одну из самых важных наших операций по стимуляции эскалации. Кроме того, руководство узнало о ваших самостоятельных действиях по торговле сильнодействующими лекарственными средствами, некоторые подробности из жизни китайца Чжоу и Чарли Чинка, но это уже мелочи.
— Все-таки вы неплохо работаете, — одобрил Лот.
— Спасибо, — потупился дядя Тео. — После нашей великой акции, думаю, трудно упрекнуть…
— Об этой акции не вам судить, — строго оборвал его Лот. — Вернемся к нашим делам.
Дядя Тео кашлянул.
— Итак, вы понимаете, мистер Лот, почему у руководства не было к вам абсолютного доверия?
— И они доверили вам… — улыбнулся Лот.
— Да, я должен был проконтролировать ваши действия в России и при возможности принять меры к сплочению нашего союза…
— Все понятно. Хватит! — оборвал Лот, осушил бокал и чуть пригнулся к дяде Тео. — Я записал нашу беседу, старая перечница.
— О! — слабо воскликнул дядя Тео и побагровел. — Поверьте, мистер Лот, это уже излишне. Если уж я…
— Если уж вы продаетесь, то продаетесь навсегда? Это вы хотели сказать? — ласково улыбнулся Лот. — Я и не сомневался в этом, майн либер гроссфатер. Это сделано только для закрепления нашей дружбы. Теперь слушайте. У нас с Джином здесь важное задание «фирмы». Но сначала Джин выполнит мое, понимаете, лично мое, задание. Через семь-десять дней мы будем в Лондоне. У вас обратный билет в каком направлении?
— Монреаль через Копенгаген, — сказал дядя Тео.
— Вам придется переменить его. Мы с Джином должны вас увидеть в Лондоне.
— Но почему с Джином? — удивился дядя Тео. — Разве он вам будет нужен после выполнения задания?
Лот потрепал дядю Тео по коленке.
— У вас есть друзья в Лондоне?
— Истинные патриоты есть везде, — пробормотал дядя Тео.
— Прекрасно, — сказал Лот. — Я считаю, что наш обед удался. Знаете, я приятно удивлен русской кухней.
Он поднял палец, подзывая официанта, получил счет и углубился в его изучение.
— Та-а-ак. Итого — двадцать один рубль семьдесят четыре копейки.
Он передал счет дяде Тео и сказал:
— Платите. Не забудьте дать официанту копеек двадцать на чай.
— Позвольте! — ошарашенно воскликнул дядя Тео. — Вам кажется, что я должен оплатить этот обед?
— Вы меня удивляете, дедушка, — вяло пробормотал Лот.
— Это совершенно неприемлемый вариант, — возмущенно заговорил дядя Тео. — Я решительно отказываюсь.
— Прекратите болтовню, вынимайте денежки и платите, — жестко сказал Лот и кивнул на официанта: — Видите, человек ждет. Еще подумает, что вы жадина.
Дядя Тео лихорадочно вытер салфеткой лоб, заерзал на стуле, пискнул.
— Может быть, на паритетных началах?
— Исключено, — ответил Лот.
— Но это невозможно, это немыслимо. Двадцать один рубль семьдесят четыре копейки! — Дядя Тео выхватил из внутреннего кармана пиджака валютную линейку — мечту бережливого путешественника, мгновенно проверил расчет. Глаза его полезли на лоб. — Двадцать четыре доллара девяносто пять центов, и еще двадцать копеек сверх счета! Мистер Лот, вы втянули меня в западню!
Он чуть не плакал. Официант, молодой чернявый парень, с интересом наблюдал за этой сценой.
— Зачем мы брали икру? — взвизгнул дядя Тео. — Это же дикая, бессмысленная роскошь!
Лот повеселел, поняв, что Тео сдается.
— Вы же сами слопали почти всю эту роскошь, — с мягким укором сказал он потрясенному до глубины души негоцианту.
— Но зато вы выпили всю водку и две трети вина, — задрожал на него челюстью дядя Тео.
— Не будем мелочными, — махнул рукой Лот.
— Дайте хотя бы немного, — простонал дядя Тео. — Хоть пять рублей, хоть три…
— Ни копейки! — рявкнул Лот.
— Но с какой стати? — пискнул дядя Тео.
— Я решил быть экономным, — пробурчал Лот. Дядя Тео неверными пальцами отслюнявил семь трешек, из специального круглого кошелька отсчитал семьдесят четыре копейки, быстро взглянул на официанта и добавил десять копеек.
— Еще десть, — сказал Лот, зорко присматривавший за этой операцией.
Дядя Тео выложил гривенник, встал и, уничтоженный, с головой, почти до макушки ушедшей в «контейнер», пошел к выходу.
Поездка в Москву была отравлена окончательно. После этого обеда дядя Тео не спал пять ночей и сократил свои расходы в Москве до минимума.

Вечером проходил прием в честь закрытия Выставки медоборудования. Джин, явившийся сюда для того чтобы все-таки соблюсти какой-то «декорум», стоял в слабо колыхающейся толпе дипломатов, легкомысленно одетых дам, маститых ученых. У всех на лицах были вежливые, слегка вымученные улыбки, и Джин точно с такой же улыбкой попивал «хайболл», выжидая момент, когда можно было бы пристойно «испариться».
Неожиданно за спиной его прозвучал милый женский голос:
— Хай, Джин! Вот так встреча!
Он обернулся и увидел красавицу Лиз Сазерленд, которая только что вошла в зал в сопровождении двух поджарых журналистов, мальчиков лет сорока.
Приход «звезды» привлек общее внимание, на нее устремились десятки взглядов, и Джин почувствовал себя не очень-то уютно.
— Хэлло, Лиз! Я слышал, что у вас здесь бешеный успех, — сказал он, улыбаясь, тоном усталого светского бездельника.
— Что вас занесло в Москву, Джин? — спросила Лиз.
Она смотрела на него мягко, почти нежно. Этот взгляд напомнил ему Ширли, и он вдруг почувствовал тоску, неприкаянность, смутное чувство какой-то вины Кисси, Ширли, Тран Ле Чин, Тоня… Во всех его любовных историях была безысходность. Неужели он не имеет права на обыкновенное счастье?
— Да вот решил прокатиться ради разнообразия, — протянул он. — Я работаю на выставке. А как вам здесь, Лиз? Нравится?
— Очень, — сказала Лиз. — Здесь очень весело.
— Это и я заметил, — сказал Джин. — Swiming Moscow. Почти Лондон. Жаль только, что все веселые местечки закрываются так рано. С такой же проблемой я столкнулся в Цюрихе.
— Вам не кажется странным, Джин, что я вас сразу узнала после той единственной встречи в «Желтом кресте»? — сощурила глаза Лиз.
— Действительно, немного странно, — промямлил Джин.
— Я много раз видела ваш портрет на столе одной моей близкой подруги. Надеюсь, вы ее помните?
— А, да, да, конечно, помню, — Джин устало вздохнул. — Где она сейчас?
— В Биаррице, — сказала Лиз. — Что с вами, Джин? Вы какой-то кислый…
— К вам направляются какие-то шишки, — сказал Джин, — и поэтому я испаряюсь.
— Позвоните мне вечером в «Метрополь», номер сорок пять, — сказала Лиз. — Я хотела бы спросить вас о том вашем друге, с которым…
— У меня нет друзей, — пробормотал Джин. — О том парне я ничего не знаю. Не видел его уже года два.
— А Ширли когда вы видели последний раз? — с неожиданной сухостью спросила Лиз.
— Да уж, пожалуй, годик прошел, — бессмысленно хихикнул Джин. — Пока, Лиз. Обязательно позвоню вам. Красота ваша уже достигла фантастических высот.
— Не надо, не звоните, — сухо сказала Лиз и отвернулась от него.
Он замешался в толпе, поковырял вилкой в блюде с закусками — «о да, мадам, жаркое лето, безумно жаркое лето, мадам, да, сэр, полезные контракты, чрезвычайно полезные контракты, сэр», — опрокинул рюмку водки и боком-боком пробрался к выходу.

Расставшись с дядей Тео, Лот некоторое время бесцельно блуждал по Парку культуры, забрел в «Комнату смеха», посмотрел на свое отражение в вогнутом зеркале — страшный бочкообразный толстяк с бритой головой, на свое отражение в выпуклом зеркале — дистрофический имбецил с чудовищной челюстью, подмигнул этим двум уродам, вышел из павильона и сел на скамейку возле цирка Шапито. Здесь он сидел довольно долго, читая журнал «Дер Шпигель» и лишь изредка взглядывая на желтые фургоны, в которых жили цирковые артисты.
Эта труппа, называвшаяся «Цирком Великого княжества Лихтенштейн», была составлена из европейских артистов самых разных национальностей. Из фургонов доносились немецкие, испанские, французские слова, хохот, разноязыкие песенки. По проходу между фургонами провели двух лошадей с качающимися султанами, проехал на гигантском старинном велосипеде гимнаст с белым шутовским лицом, пробежали, щебеча, две соблазнительные немочки в сверкающих трико и, наконец, появился человек, которого Лот хотел увидеть.
Это был высокий, спортивного склада человек с седыми висками и загорелым лицом, в белой рубашке с галстуком. Он подошел к служебному входу в цирк, отдал какие-то приказания униформистам, повернулся, вынул пачку сигарет, закурил, посмотрел на часы, потом посмотрел вокруг, скользнул взглядом по Лоту, выбросил спичку и скрылся в цирке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101