– Должно же быть что-то особенное, что заставило вас обвинить их в смерти дочери.
Суиту никак не удавалось облечь свою мысль в слова. Для него связь преждевременной смерти Миллисент с ее работой в «Пел-Эбштейн» была неоспоримым фактом, не требовавшим доказательств. Он вновь потупился и наконец, словно оторвавшись от запылившегося архива, страницы которого все это время перелистывал в памяти, произнес:
– Когда она приехала домой после пожара, то была страшно напугана. Тогда она сказала, что умрет.
– Когда это произошло, мистер Суит?
– Около двух лет назад.
– Какого рода работу она выполняла в «Пел-Эбштейн»?
– Исследования. – Последнее слово он произнес с налетом гордости, даже слегка приосанившись.
Это было уже кое-что, и Айзенменгер заинтересовался:
– Вы не знаете, что это были за исследования?
Этого отец Милли не знал. Исследования, и все.
– Милли не упоминала о Протее?
Нет, слова «Протей» Рэймонд Суит от дочери не слышал.
Айзенменгер сдался, и Елена, оторвавшись от записей, которые она вела на протяжении всего разговора, спросила:
– Вы не знаете, в какой лаборатории она работала?
– Она работала на острове в Шотландии.
Но на каком именно острове, в какой лаборатории, Рэймонд Суит не знал – либо Миллисент не говорила об этом отцу, либо название просто выпало у него из памяти.
– Что она рассказывала вам о пожаре?
– Ничего особенного. Был сильный пожар, большинство помещений сгорело. Почти все, кроме этого…
– Ваша дочь пострадала?
– Нет.
Услышав это, Айзенменгер встрепенулся:
– Почему же тогда ее отправили домой?
Рэймонд Суит, как заметил доктор, сильно потел, как будто старался что-то скрыть, однако и Айзенменгер, и Елена понимали, что это было вызвано горем и воспоминаниями, которые они сейчас старались в нем воскресить.
– Потому что они закрыли лабораторию.
Елена решила, что сейчас Айзенменгер начнет развивать эту тему, но доктор сосредоточенно думал.
– Судя по всему, пожар был очень сильный, – заметила она.
Суит только передернул плечами. Глядя на убитого горем клиента, Елена решила, что спрашивать его больше не о чем, – они с доктором выбрали из этой золотоносной жилы все до последней крупинки. Тем не менее она уточнила:
– Но именно с того времени ваша дочь уверилась, что скоро умрет?
– Вот именно. Едва приехала домой, сразу сказала, что боится умереть. Я спросил ее почему, но она ничего не ответила.
– Она что-нибудь предпринимала? Консультировалась с врачами? Сдавала анализы?
– Ей не нужно было этим заниматься. Все анализы проводил «ПЭФ».
Услышав это, Айзенменгер вскинул голову.
– В самом деле? – спросил он.
– Ну да. Это ее и успокоило. На работе ей сказали, что результаты всех анализов отрицательные.
Эта информация заинтересовала уже Елену. Она, как несколько секунд назад доктор, вскинула голову и сказала:
– Но теперь вы не верите в это.
Ее слова прозвучали как утверждение.
Рэймонд Суит фыркнул:
– В то время мы оба думали, что беспокоиться не о ем. Но теперь-то я знаю, что это было совсем не так. Они все врали. – Он снова заплакал, опустив голову, его плечи затряслись. – Они все врали, – еще раз прошептал он.
Больше у Елены и Айзенменгера вопросов не было, но и того, что успел сказать Суит, было достаточно, чтобы заставить их серьезно задуматься. Когда Елена уже провожала его к выходу, он вдруг спросил:
– Вы не думаете, что мне следует связаться с Карлосом? Предупредить его?
– Карлос? Кто это?
– Друг Милли. Он работал в той же лаборатории.
После ухода Рэймонда Суита Елена отправилась варить кофе, а Айзенменгер, чтобы как-то скоротать время, принялся рассматривать вид, открывавшийся из окна ее офиса. Видимо, дела адвоката Флеминг шли в гору: район, где они сейчас находились, был куда более фешенебельным, чем тот, где располагался ее прежний офис. Когда Айзенменгер только познакомился с Еленой, ее контора ютилась в какой-то боковой улочке на окраине города, теперь же окна выходили на широкий, хотя и немноголюдный, проспект. Район показался доктору спокойным, даже аристократическим, лишенным той грязи и чувства безысходности, что обычно царят в жилых городских кварталах. Отсюда было значительно ближе до правительственных учреждений. Елена выбрала достойное место для своей конторы и неплохо обустроилась здесь, подумал он.
Да и сам новый офис выглядел куда представительнее и комфортабельнее, и порядка в нем стало больше. Все вокруг наводило на мысль, что Елена обрела здесь не только большие возможности для бизнеса, но и большую уверенность в себе. Вся мебель была новой, нигде не было ни пылинки, все находилось на своих местах. Даже цветы в горшках выглядели счастливыми, словно внушая посетителю надежду на скорейшее разрешение его проблем.
Елена вернулась с двумя дымившимися чашками на подносе. Поставив кофе на стол, она произнесла:
– Ну и…
– Вот потому-то я и бросил медицинскую практику. Страшно раздражают пациенты. Как бы подробно ты их ни расспрашивал, какие бы наводящие вопросы ни задавал, они почти всегда утаивают что-нибудь важное. Можно подумать, что им просто нравится водить лечащего врача за нос.
– Мои клиенты ведут себя точно так же. Иногда нарочно, но чаще всего это обычная людская привычка действовать друг другу на нервы. – Елена налила сливки в кофе и подала Айзенменгеру одну из чашек. – Теперь главное, чтобы он смог найти фамилию и адрес.
– Даже если ему это не удастся, мы теперь знаем, с какого конца начинать.
– Значит, поможешь?
Он улыбнулся:
– Скажем так, я достаточно заинтригован, чтобы разобраться, что же там действительно произошло.
Елена ответила улыбкой, и на этот раз то была искренняя улыбка облегчения и – по крайней мере, так осмелился оценить ее Айзенменгер – не менее искренней радости.
– Хорошо, – сказала Елена, – я тотчас напишу в медицинскую школу относительно твоего запроса. Пусть знают, что ты приедешь в качестве официального лица.
– Отлично.
Но, оказывается, и без Айзенменгера Елена времени даром не теряла.
– Я также написала в «Пел-Эбштейн», – сказала она.
Доктор удивленно взглянул на нее:
– Ну? С какой стати?
– Узнать, чем именно занималась у них Миллисент Суит.
– Так ты и впрямь думаешь, что «ПЭФ» имеет какое-то отношение к ее смерти?
Она пожала плечами:
– Так считает мой клиент, а для адвоката это единственное, что имеет значение. Он ждет, что я задам такой вопрос.
Айзенменгер грустно улыбнулся:
– Даю голову на отсечение, это тупиковый путь. Не говоря уж о том, что они могут сослаться на коммерческую тайну, они в любом случае будут молчать как рыбы, едва почуют, что ты пытаешься вывести их на чистую воду.
– Может быть, и так. – К удивлению Айзенменгера, Елена не стала с ним спорить.
С мгновение он молча смотрел на нее, потом с подозрением спросил:
– У тебя есть еще какая-то информация?
Вместо ответа Елена достала из папки письмо и подала его Айзенменгеру.
– Ответ пришел сегодня утром. Они хотят встретиться, – пояснила она.
Слова Елены заставили его вновь испытующе взглянуть на нее. На лице адвоката Флеминг появилась столь широкая улыбка, что ее можно было сравнить со стадионным табло, на котором четкими цифрами запечатлелась ее маленькая победа.
Письмо было подписано Бенджамином Старлингом, директором отдела биологических исследований компании «Пел-Эбштейн», который приглашал мисс Флеминг в свой офис семнадцатого числа этого месяца.
– Иногда прямой подход тоже срабатывает, – заметила Елена.
Айзенменгер вздохнул, с покорностью приняв поражение:
– Твоя взяла.
– Без тебя мне там не обойтись. Сможешь поехать со мной?
Можно было подумать, что на этот день у него запланирован миллион встреч. Не дожидаясь ответа; Елена вышла снять для Айзенменгера копию с письма. Когда она вернулась, он поинтересовался:
– Какой у тебя договор с мистером Суитом? Я имею в виду гонорар. По нему не скажешь, чтобы он зарабатывал больше десяти фунтов, и, уж конечно, у него недостаточно ни образования, ни мозгов, чтобы обеспечить себе больший доход.
– Думаю, миссис Суит была намного умнее мужа. По крайней мере, она додумалась застраховать жизнь – свою и его. После ее смерти Рэймонд Суит с дочерью получили весьма солидную сумму.
– И, полагаю, она завещала деньги дочери.
– Очевидно.
Остатки кофе они допили, не обменявшись ни единым словом. Пауза затягивалась и постепенно становилась неловкой, как будто оба хотели что-то сказать, но почему-то не решались. Наконец Елена спросила:
– Что с твоими ночными кошмарами? Все еще мучают?
Айзенменгер пожал плечами:
– Бывает.
Это была только половина правды. Сны одолевали его по три раза за ночь и с каждым разом были все ужаснее. Мари приходила к нему каждую ночь и сжигала себя у него на глазах. Но задолго до того, как Мари обратила огонь в адское пламя, а свою жизнь в пепел, сознание Айзенменгера неотвратимо преследовал другой образ – маленькая Тамсин, сожженная собственной безумной матерью, девочка, умершая когда-то у него на руках и ставшая для доктора олицетворением чего-то очень важного, хотя трудновыразимого словами. Самоубийство Мари вытеснило Тамсин из его снов, стерев самый ее образ, но оставив в его сознании незаживающий шрам. Почему Мари является так часто? Не потому ли, что он из последних сил вновь пробивается к жизни, к работе, к расследованию преступлений, или потому, что он вновь вспомнил, насколько красива Елена и насколько сильно он желает обладать ею?
– Думаю, если ты согласишься… – начал он и осекся, поймав на себе взгляд Елены.
Она смотрела на него поверх чашки, будто знала наперед все, что он скажет. Он видел над краем чашки только ее большие зеленые глаза, но и этого оказалось достаточно, чтобы сбить его с мысли. Возникла неловкая пауза, и только он собрался пригласить ее на ужин, как она произнесла:
– Оформить соглашение? Ты совершенно прав. По крайней мере, на этот раз следует заранее оговорить все финансовые условия.
Момент был упущен.
Елена не относилась к числу людей, которые получают удовольствие от хождения по магазинам. Для нее это было не удовольствием, а не слишком приятной необходимостью, вроде визитов к парикмахеру или врачу. Все это отвлекало от дел, уводило из мира, который она создала вокруг себя, в другой, вызывавший у нее отвращение. Не то чтобы Елена не знала толк в кулинарии – она любила вкусно поесть, однако хождение по магазинам выставляло, раскрывало ее (по крайней мере так ей самой казалось) перед людьми не близкими, а следовательно, теми, кому она не могла доверять. Поэтому она всегда старалась как можно быстрее совершить все необходимые покупки и сразу покинуть супермаркет.
И вот теперь, выруливая задним ходом с автостоянки, она сбила человека.
Удар, как признался потом сам пострадавший, был не сильным, тем не менее, многократно усиленный резким криком то ли боли, то ли гнева, он прозвучал для Елены пугающим громом. Она моментально отпустила педаль сцепления, выругавшись про себя, выскочила из машины и стремглав бросилась к багажнику, боясь даже подумать, что там увидит.
Совсем недавно она вела дело, где ее клиент требовал возмещения ущерба после точно такого же происшествия. Он получил перелом бедра, оказавшись сбит выезжавшим со стоянки автомобилем. По иронии судьбы, за рулем того автомобиля тоже находилась женщина. В случившемся сейчас Елена усмотрела акт космической мести. Но, к счастью, ее взору предстала не столь уж страшная картина – последствия удара могли быть куда серьезнее. Пострадавший уже поднимался с земли; по-видимому, никаких серьезных повреждений он не получил и, казалось, был даже не слишком рассержен.
– Мистер, с вами все в порядке? – с беспокойством спросила Елена. – Я страшно извиняюсь…
Она больше ничего не сказала, так как, будучи юристом, знала, сколь опасны поспешные заявления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Суиту никак не удавалось облечь свою мысль в слова. Для него связь преждевременной смерти Миллисент с ее работой в «Пел-Эбштейн» была неоспоримым фактом, не требовавшим доказательств. Он вновь потупился и наконец, словно оторвавшись от запылившегося архива, страницы которого все это время перелистывал в памяти, произнес:
– Когда она приехала домой после пожара, то была страшно напугана. Тогда она сказала, что умрет.
– Когда это произошло, мистер Суит?
– Около двух лет назад.
– Какого рода работу она выполняла в «Пел-Эбштейн»?
– Исследования. – Последнее слово он произнес с налетом гордости, даже слегка приосанившись.
Это было уже кое-что, и Айзенменгер заинтересовался:
– Вы не знаете, что это были за исследования?
Этого отец Милли не знал. Исследования, и все.
– Милли не упоминала о Протее?
Нет, слова «Протей» Рэймонд Суит от дочери не слышал.
Айзенменгер сдался, и Елена, оторвавшись от записей, которые она вела на протяжении всего разговора, спросила:
– Вы не знаете, в какой лаборатории она работала?
– Она работала на острове в Шотландии.
Но на каком именно острове, в какой лаборатории, Рэймонд Суит не знал – либо Миллисент не говорила об этом отцу, либо название просто выпало у него из памяти.
– Что она рассказывала вам о пожаре?
– Ничего особенного. Был сильный пожар, большинство помещений сгорело. Почти все, кроме этого…
– Ваша дочь пострадала?
– Нет.
Услышав это, Айзенменгер встрепенулся:
– Почему же тогда ее отправили домой?
Рэймонд Суит, как заметил доктор, сильно потел, как будто старался что-то скрыть, однако и Айзенменгер, и Елена понимали, что это было вызвано горем и воспоминаниями, которые они сейчас старались в нем воскресить.
– Потому что они закрыли лабораторию.
Елена решила, что сейчас Айзенменгер начнет развивать эту тему, но доктор сосредоточенно думал.
– Судя по всему, пожар был очень сильный, – заметила она.
Суит только передернул плечами. Глядя на убитого горем клиента, Елена решила, что спрашивать его больше не о чем, – они с доктором выбрали из этой золотоносной жилы все до последней крупинки. Тем не менее она уточнила:
– Но именно с того времени ваша дочь уверилась, что скоро умрет?
– Вот именно. Едва приехала домой, сразу сказала, что боится умереть. Я спросил ее почему, но она ничего не ответила.
– Она что-нибудь предпринимала? Консультировалась с врачами? Сдавала анализы?
– Ей не нужно было этим заниматься. Все анализы проводил «ПЭФ».
Услышав это, Айзенменгер вскинул голову.
– В самом деле? – спросил он.
– Ну да. Это ее и успокоило. На работе ей сказали, что результаты всех анализов отрицательные.
Эта информация заинтересовала уже Елену. Она, как несколько секунд назад доктор, вскинула голову и сказала:
– Но теперь вы не верите в это.
Ее слова прозвучали как утверждение.
Рэймонд Суит фыркнул:
– В то время мы оба думали, что беспокоиться не о ем. Но теперь-то я знаю, что это было совсем не так. Они все врали. – Он снова заплакал, опустив голову, его плечи затряслись. – Они все врали, – еще раз прошептал он.
Больше у Елены и Айзенменгера вопросов не было, но и того, что успел сказать Суит, было достаточно, чтобы заставить их серьезно задуматься. Когда Елена уже провожала его к выходу, он вдруг спросил:
– Вы не думаете, что мне следует связаться с Карлосом? Предупредить его?
– Карлос? Кто это?
– Друг Милли. Он работал в той же лаборатории.
После ухода Рэймонда Суита Елена отправилась варить кофе, а Айзенменгер, чтобы как-то скоротать время, принялся рассматривать вид, открывавшийся из окна ее офиса. Видимо, дела адвоката Флеминг шли в гору: район, где они сейчас находились, был куда более фешенебельным, чем тот, где располагался ее прежний офис. Когда Айзенменгер только познакомился с Еленой, ее контора ютилась в какой-то боковой улочке на окраине города, теперь же окна выходили на широкий, хотя и немноголюдный, проспект. Район показался доктору спокойным, даже аристократическим, лишенным той грязи и чувства безысходности, что обычно царят в жилых городских кварталах. Отсюда было значительно ближе до правительственных учреждений. Елена выбрала достойное место для своей конторы и неплохо обустроилась здесь, подумал он.
Да и сам новый офис выглядел куда представительнее и комфортабельнее, и порядка в нем стало больше. Все вокруг наводило на мысль, что Елена обрела здесь не только большие возможности для бизнеса, но и большую уверенность в себе. Вся мебель была новой, нигде не было ни пылинки, все находилось на своих местах. Даже цветы в горшках выглядели счастливыми, словно внушая посетителю надежду на скорейшее разрешение его проблем.
Елена вернулась с двумя дымившимися чашками на подносе. Поставив кофе на стол, она произнесла:
– Ну и…
– Вот потому-то я и бросил медицинскую практику. Страшно раздражают пациенты. Как бы подробно ты их ни расспрашивал, какие бы наводящие вопросы ни задавал, они почти всегда утаивают что-нибудь важное. Можно подумать, что им просто нравится водить лечащего врача за нос.
– Мои клиенты ведут себя точно так же. Иногда нарочно, но чаще всего это обычная людская привычка действовать друг другу на нервы. – Елена налила сливки в кофе и подала Айзенменгеру одну из чашек. – Теперь главное, чтобы он смог найти фамилию и адрес.
– Даже если ему это не удастся, мы теперь знаем, с какого конца начинать.
– Значит, поможешь?
Он улыбнулся:
– Скажем так, я достаточно заинтригован, чтобы разобраться, что же там действительно произошло.
Елена ответила улыбкой, и на этот раз то была искренняя улыбка облегчения и – по крайней мере, так осмелился оценить ее Айзенменгер – не менее искренней радости.
– Хорошо, – сказала Елена, – я тотчас напишу в медицинскую школу относительно твоего запроса. Пусть знают, что ты приедешь в качестве официального лица.
– Отлично.
Но, оказывается, и без Айзенменгера Елена времени даром не теряла.
– Я также написала в «Пел-Эбштейн», – сказала она.
Доктор удивленно взглянул на нее:
– Ну? С какой стати?
– Узнать, чем именно занималась у них Миллисент Суит.
– Так ты и впрямь думаешь, что «ПЭФ» имеет какое-то отношение к ее смерти?
Она пожала плечами:
– Так считает мой клиент, а для адвоката это единственное, что имеет значение. Он ждет, что я задам такой вопрос.
Айзенменгер грустно улыбнулся:
– Даю голову на отсечение, это тупиковый путь. Не говоря уж о том, что они могут сослаться на коммерческую тайну, они в любом случае будут молчать как рыбы, едва почуют, что ты пытаешься вывести их на чистую воду.
– Может быть, и так. – К удивлению Айзенменгера, Елена не стала с ним спорить.
С мгновение он молча смотрел на нее, потом с подозрением спросил:
– У тебя есть еще какая-то информация?
Вместо ответа Елена достала из папки письмо и подала его Айзенменгеру.
– Ответ пришел сегодня утром. Они хотят встретиться, – пояснила она.
Слова Елены заставили его вновь испытующе взглянуть на нее. На лице адвоката Флеминг появилась столь широкая улыбка, что ее можно было сравнить со стадионным табло, на котором четкими цифрами запечатлелась ее маленькая победа.
Письмо было подписано Бенджамином Старлингом, директором отдела биологических исследований компании «Пел-Эбштейн», который приглашал мисс Флеминг в свой офис семнадцатого числа этого месяца.
– Иногда прямой подход тоже срабатывает, – заметила Елена.
Айзенменгер вздохнул, с покорностью приняв поражение:
– Твоя взяла.
– Без тебя мне там не обойтись. Сможешь поехать со мной?
Можно было подумать, что на этот день у него запланирован миллион встреч. Не дожидаясь ответа; Елена вышла снять для Айзенменгера копию с письма. Когда она вернулась, он поинтересовался:
– Какой у тебя договор с мистером Суитом? Я имею в виду гонорар. По нему не скажешь, чтобы он зарабатывал больше десяти фунтов, и, уж конечно, у него недостаточно ни образования, ни мозгов, чтобы обеспечить себе больший доход.
– Думаю, миссис Суит была намного умнее мужа. По крайней мере, она додумалась застраховать жизнь – свою и его. После ее смерти Рэймонд Суит с дочерью получили весьма солидную сумму.
– И, полагаю, она завещала деньги дочери.
– Очевидно.
Остатки кофе они допили, не обменявшись ни единым словом. Пауза затягивалась и постепенно становилась неловкой, как будто оба хотели что-то сказать, но почему-то не решались. Наконец Елена спросила:
– Что с твоими ночными кошмарами? Все еще мучают?
Айзенменгер пожал плечами:
– Бывает.
Это была только половина правды. Сны одолевали его по три раза за ночь и с каждым разом были все ужаснее. Мари приходила к нему каждую ночь и сжигала себя у него на глазах. Но задолго до того, как Мари обратила огонь в адское пламя, а свою жизнь в пепел, сознание Айзенменгера неотвратимо преследовал другой образ – маленькая Тамсин, сожженная собственной безумной матерью, девочка, умершая когда-то у него на руках и ставшая для доктора олицетворением чего-то очень важного, хотя трудновыразимого словами. Самоубийство Мари вытеснило Тамсин из его снов, стерев самый ее образ, но оставив в его сознании незаживающий шрам. Почему Мари является так часто? Не потому ли, что он из последних сил вновь пробивается к жизни, к работе, к расследованию преступлений, или потому, что он вновь вспомнил, насколько красива Елена и насколько сильно он желает обладать ею?
– Думаю, если ты согласишься… – начал он и осекся, поймав на себе взгляд Елены.
Она смотрела на него поверх чашки, будто знала наперед все, что он скажет. Он видел над краем чашки только ее большие зеленые глаза, но и этого оказалось достаточно, чтобы сбить его с мысли. Возникла неловкая пауза, и только он собрался пригласить ее на ужин, как она произнесла:
– Оформить соглашение? Ты совершенно прав. По крайней мере, на этот раз следует заранее оговорить все финансовые условия.
Момент был упущен.
Елена не относилась к числу людей, которые получают удовольствие от хождения по магазинам. Для нее это было не удовольствием, а не слишком приятной необходимостью, вроде визитов к парикмахеру или врачу. Все это отвлекало от дел, уводило из мира, который она создала вокруг себя, в другой, вызывавший у нее отвращение. Не то чтобы Елена не знала толк в кулинарии – она любила вкусно поесть, однако хождение по магазинам выставляло, раскрывало ее (по крайней мере так ей самой казалось) перед людьми не близкими, а следовательно, теми, кому она не могла доверять. Поэтому она всегда старалась как можно быстрее совершить все необходимые покупки и сразу покинуть супермаркет.
И вот теперь, выруливая задним ходом с автостоянки, она сбила человека.
Удар, как признался потом сам пострадавший, был не сильным, тем не менее, многократно усиленный резким криком то ли боли, то ли гнева, он прозвучал для Елены пугающим громом. Она моментально отпустила педаль сцепления, выругавшись про себя, выскочила из машины и стремглав бросилась к багажнику, боясь даже подумать, что там увидит.
Совсем недавно она вела дело, где ее клиент требовал возмещения ущерба после точно такого же происшествия. Он получил перелом бедра, оказавшись сбит выезжавшим со стоянки автомобилем. По иронии судьбы, за рулем того автомобиля тоже находилась женщина. В случившемся сейчас Елена усмотрела акт космической мести. Но, к счастью, ее взору предстала не столь уж страшная картина – последствия удара могли быть куда серьезнее. Пострадавший уже поднимался с земли; по-видимому, никаких серьезных повреждений он не получил и, казалось, был даже не слишком рассержен.
– Мистер, с вами все в порядке? – с беспокойством спросила Елена. – Я страшно извиняюсь…
Она больше ничего не сказала, так как, будучи юристом, знала, сколь опасны поспешные заявления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66