Не отвержи мене от Лица Твоего и Духа Твоего святаго не отыми от мене…»
Наутро следующего дня Томин входит в здание МВД на Житной улице. Сколько он здесь ни бывал, всегда заново удивляется необъятному холлу, чуть не на весь этаж. Гулкость замкнутого пространства, мрамор, звуконепроницаемые двери. Внушительное сооружение. И все же прежние корпуса министерства на Огарева как-то повыше рангом. А Петровка Томину до сих пор кажется красивейшим полицейским зданием в мире.
Он идет по коридору, прочитывая таблички. Сколько имен-то незнакомых, мать честная! И люди все попадаются навстречу неведомые. Бывало, через одного здоровались, ну, через двух.
Наконец нужная дверь: «Знаменский П.П.» Глазам приятно. Так вот где ныне старый друг обретается.
Томин первым делом обследует кабинет: и диван пощупал, и вид из окна оценил, и проверил, работает ли телевизор. Подытожил удовлетворенно:
– Очень достойный кабинет. В штаб-квартире Интерпола примерно такой у моего шефа… Даже компьютер приличный. А это что? – спрашивает о нескольких небольших экранах на стене.
– Чтоб видеть допросы, не бегая ногами.
– То есть чужие допросы, – понял Томин, – в других кабинетах. Там скрытые камеры – здесь экраны. Но тогда возникает вопрос…
– Возникает вопрос, в каком качестве ты просиживаешь тут кресло? Я нашел минутку с тобой познакомиться.
– Создана, Саша, смешанная оперативно-следственная группа. Из угрозыска люди. Из Следственного комитета. Из ФСБ и прокуратуры. Такой проводится эксперимент.
– Ты возглавляешь?
– Естественно!
– Полковник-полковник, а должность генеральская. И в группе нет конфликтов? – сомневается Томин.
Нет, не сомневается, неизбежны конфликты, разные ведомства вечно между собой что-нибудь делят, поделить не могут.
– Пресекаем, – тон у Знаменского вдруг с холодком.
– Похоже, ты стал пожестче, – одобрительно замечает Томин. – А в чем смысл эксперимента?
– Отпадают проблемы межведомственного согласования. То, с чем мы всегда бились. На любое дело в группе есть человек с соответствующими полномочиями.
– Так-так… Замечательно… – Томин вздыхает: – Зинаиды не хватает.
– Еще как!.. – Пал Палыч с трудом пересиливает возникшую скорбную паузу. – Мне дали понять, что тебя интересует убийство одного иностранца. Московское бюро Интерпола запрашивало фотографии с места обнаружения. На что тебе покойный Нуриев?
– Нуриев мне даром не нужен, ни живой, ни мертвый. Но он ведет к человеку, за которым Интерпол охотится. Это некто Ландышев.
Знаменский быстренько «листает» память. Александр Нуриев – иностранец советского происхождения – обнаружен убитым с неделю назад возле отеля «Советский», где он был постояльцем. В кармане его плаща найдена записка с московским адресом. По этому адресу расположен офис страховой компании, каковую возглавляет… да, именно Ландышев.
– И на него имеет виды Интерпол? – переспрашивает Пал Палыч.
– Еще как имеет! Он, между прочим, не Ландышев, а Крысин. Среди уголовных дружков носил кличку Крыса ученая, – Томин кладет на стол фотографию лысоватого человека с острыми чертами лица.
– Такой умный? Или образованный? – спрашивает Пал Палыч.
– Он, знаешь, был доцентом. По марксизму. Оч-чень процветал. Брошюрки издавал: «Коммунизм – это молодость мира», «Экономика социализма при переходе к коммунизму». А когда эта… наука пошла кошке под хвост, жутко обозлился. И тут из лагеря вышел его одногодок, дворовый бог по кличке Мокрый. Вот он, – на стол ложится вторая фотография: матерый блатной «лоб». Опекал Крысина почти с пеленок. А тот даже слал ему посылки в зону. Через третьи руки, естественно.
– И воскресла старая дружба?
– Ну да. Эта парочка тут потренировалась и прибыла в Европу. Там у доцента открылось второе дыхание, нашел себя. В поле зрения Интерпола оба попали после нескольких налетов: однотипные грабежи ювелиров.
– А куда сбывали? – удивляется Знаменский, – На сбыте драгоценностей засыпаться проще простого.
– Они брали только наличные. Думаю, ювелирам предлагали какой-нибудь супербриллиант, вывезенный из России. Те, кто клевал, готовили деньги. А вместо бриллианта получали пулю в затылок. Но вдруг…
Некстати звонит один из телефонов.
– Знаменский… Наконец-то… Оружие нашли?.. И когда?.. Минутку, – закрыв ладонью микрофон, спрашивает Томина: – Ты вечером у меня?
Тот пожимает плечами, дескать, о чем речь. И Знаменский говорит в трубку:
– Нет, сегодня задерживаться не буду. Пусть поторопятся. Пока, – дает отбой. – Но вдруг?
– Вдруг, Паша, доцент Крысин прервал свою деятельность и лег на дно. То ли почуял внимание полиции, то ли по родине соскучился, но всплыл уже в России. С новыми документами, конечно. Теперь он бывший счетовод Ландышев. И раскручивает краденые деньги.
Опять звонят. Потом входит секретарша с многостраничным документом в руке.
– Пал Палыч, генерал просил завизировать.
Листая бумаги, Знаменский спрашивает Томина:
– А при чем убитый Нуриев?
– Это вторая часть истории. При дележе добычи наш Ландышев – тогда еще Крысин – Мокрого обидел. Тот его года два искал по Европе, потом нащупал здесь. И позвонил из Австрии, что направляет своего человека объясниться. На старопиратском языке – послал с черной меткой.
Секретарша уносит свои бумаги, кто-то еще суется в дверь, но Знаменский машет, чтоб не мешали.
– Это и был Нуриев?
– Ну да. Через пять дней наше бюро в Москве увидело в вашей сводке…
Знаменский прерывает:
– Наше бюро в вашей Москве?
– Нет, Паша, конечно, ихнее бюро в нашей Москве.
– То-то же. А Ландышев и Крысин наверняка одно лицо?
– Наверняка.
– Тогда почему «ихнему бюро» его не забрать? И заодно Мокрого?
– Понимаешь, все, что я рассказываю, – сущая правда. Но с доказательствами слабовато. Было еще два участника грабежей, из немцев, – их наши деятели убрали. Прямых свидетелей нет. Агентурные же донесения в дело не вставишь.
– Что-то твой Интерпол слабо выглядит.
– Ихний, ихний. Он, Паша, довольно глазастый и уши длинные, а вот руки часто коротковаты. Потому меня и командировали – очень, я считаю, удачно. На пару мы как-нибудь расколем бывшего марксиста!
Ну вот и прошла легкая стесненность, что ощущалась при первой встрече. Они снова на одной ноге. Они хорошо слышат друг друга.
Живой Ландышев изрядно отличается от фотографии. Там он мелкотравчатый какой-то, только глаза смышленые. В натуре же Ландышев держится с апломбом, с некоторым даже шиком. От него деньгами пахнет. Только в движениях проскальзывает порой стремление оглянуться и поберечь спину.
К зданию под вывеской «Транспортбанк» Ландышев подъезжает со свитой. С ним, кроме шофера, телохранитель и еще Руслан – его начальник службы безопасности.
Пока шофер припарковывается, поблизости тормозит Авдеев. О нем банкир рассказывал Ковалю на вокзале.
Противники смотрятся рядом контрастно. Авдеев – крупный спокойный блондин, лет сорока трех. Ландышев – подвижный, лысоватый, невысокий, лет на пять старше.
Они сухо здороваются, входят в банк. И пока идут по зданию, где внутренняя охрана, пропуская их, отпирает и запирает двери в коридорах, пока поднимаются в лифте, шагают по этажу начальства, где пол застлан дорогим ковром, продолжают вести не сегодня начавшийся спор:
– Твой случай не страховой, – фыркает Ландышев. – Тут, как говорят немцы, данке шён.
– Перестань, Ландышев. Даже братки тебе скажут: это не по понятиям.
– Какие сейчас понятия?! Сколько поднял – столько и уноси. А после обвала и подавно: если кто тонет, рви в сторону, чтобы не хватался. Скажешь, не прав?
– Скажу, не прав. Без каких-то договоренностей жить нельзя. Иначе сгинем, всех завалит дерьмом.
Ландышев и Авдеев входят к секретарше директора. Охрана банка, понятно, сообщила ей, кто и куда направляется.
– Здравствуйте, господа. Я доложила о вас. Присядьте пока, – она указывает на холл.
Собеседники усаживаются там и продолжают препираться.
Авдеев догадывается, что Ландышеву было бы проще и естественней разобраться с ним на «стрелке». При возникновении спора вопрос этот встал почти ребром. Но, видно, что-то все же стронулось в мире российского бизнеса – Ландышев скрепя сердце согласился на третейский суд. Правда, внутренне он ему противился по-прежнему, и потому Авдеев стремился убедить оппонента. Доводы казались ему такими бесспорными:
– Пора кончать беспредел, Ландышев. Хватит! Правила необходимы в любом случае. Даже если у тебя в багажнике расчлененный труп, ты не должен ехать на красный свет.
– Это, шеф, правила дорожного движения, – кольнул Ландышев бывшего шофера. – А жизнь есть игра.
– В любой игре тоже правила. Хоть футбол. Допустим, ты взял «калашника», положил вратаря и забил в ворота десять голов. Что с тобой стадион сделает?
– Что ты мне глупости растолковываешь? Взялся философствовать, а выходит детский лепет. Я уже сказал: где нету, там нету.
– Посмотрим, что третейский судья скажет, – миролюбиво говорит Авдеев.
– Присудит в мою пользу.
– Пускай решит, чей ущерб, и будем выполнять. Не выполнить его решение, сам знаешь, – волчий билет в деловом мире.
Нехорошо это звучит: «волчий билет в деловом мире». По-своему Авдеев прав, думает Ландышев. Только если говорить о «деловом мире». Это пока что не про Россию, шеф.
Спор прерывается появлением Коваля и банкира. Банкир представляет всех друг другу. Рукопожатия, испытующие ознакомительные взгляды.
Коваль, Ландышев и Авдеев устраиваются в креслах вокруг журнального стола. Секретарша придвигает к ним тележку с напитками. Коваль берет на себя функции хозяина:
– Что будете пить? Минеральная, сок, коньяк, джин, мартини?
– Коньяк так коньяк, – соглашается Ландышев.
Коваль наливает, приговаривая:
– Итак, господин Авдеев – транспортная фирма. И господин Ландышев – страховая компания. Есть требование уплатить деньги. И есть отказ. Начнем с господина Авдеева. Правду, всю правду и только правду, – он слегка подсмеивается над своей судейской ролью.
Авдеев заученно излагает фабулу:
– Моя фирма доставляла груз, застрахованный y Ландышева в компании «Спокойствие». Груз из-за несчастного случая так попорчен, что практически погиб. Вот страховой договор, – передает он Ковалю. – Порча груза входит в перечень страховых случаев – первый лист внизу…
– Ты выражайся точнее, – вмешивается Ландышев. – Не несчастный случай, а собственная глупость.
– У вас будет время, господин Ландышев, – мягко останавливает его Коваль и обращается к Авдееву: – Какой груз, какой несчастный случай?
– Два трейлера везли из-за рубежа компьютеры и видеотехнику. Почти на три миллиона долларов. Магистральная трасса оказалась внезапно перекрыта: вышли бастующие, которым не дают зарплату, и заняли мост. И мои машины пошли по местному шоссе, чтобы объехать другим путем.
– Поухаживайте за собой, – предлагает Коваль Ландышеву, видя, что его рюмка опустела. – Переждать нельзя было? – спрашивает у Авдеева.
– Говорили, что перекрыто на неделю, до приезда депутатов. А у нас обязательство по срокам перед грузополучателем. Большие штрафные санкции.
– Обстоятельства порчи груза?
– Местное шоссе, естественно, тоже пересекает реку. Там старый мост. Как раз под моими трейлерами он обвалился. Вся техника в воде.
Коваль вежливо смотрит то на Ландышева, то на Авдеева. Оба в общем-то безразличны Ковалю. Но Авдеева рекомендовал банкир, а кроме того, все же Авдеев вызывает больше доверия, он приятней. И Ландышев интуитивно чувствует это и беспокоится:
– Господин Янов, Максим Алексеевич! Я прошу вас обратить внимание, что я согласия на изменение маршрута не давал!
– M-м… Не вижу в договоре пункта о маршруте.
– Но вы же европейский человек, герр Янов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Наутро следующего дня Томин входит в здание МВД на Житной улице. Сколько он здесь ни бывал, всегда заново удивляется необъятному холлу, чуть не на весь этаж. Гулкость замкнутого пространства, мрамор, звуконепроницаемые двери. Внушительное сооружение. И все же прежние корпуса министерства на Огарева как-то повыше рангом. А Петровка Томину до сих пор кажется красивейшим полицейским зданием в мире.
Он идет по коридору, прочитывая таблички. Сколько имен-то незнакомых, мать честная! И люди все попадаются навстречу неведомые. Бывало, через одного здоровались, ну, через двух.
Наконец нужная дверь: «Знаменский П.П.» Глазам приятно. Так вот где ныне старый друг обретается.
Томин первым делом обследует кабинет: и диван пощупал, и вид из окна оценил, и проверил, работает ли телевизор. Подытожил удовлетворенно:
– Очень достойный кабинет. В штаб-квартире Интерпола примерно такой у моего шефа… Даже компьютер приличный. А это что? – спрашивает о нескольких небольших экранах на стене.
– Чтоб видеть допросы, не бегая ногами.
– То есть чужие допросы, – понял Томин, – в других кабинетах. Там скрытые камеры – здесь экраны. Но тогда возникает вопрос…
– Возникает вопрос, в каком качестве ты просиживаешь тут кресло? Я нашел минутку с тобой познакомиться.
– Создана, Саша, смешанная оперативно-следственная группа. Из угрозыска люди. Из Следственного комитета. Из ФСБ и прокуратуры. Такой проводится эксперимент.
– Ты возглавляешь?
– Естественно!
– Полковник-полковник, а должность генеральская. И в группе нет конфликтов? – сомневается Томин.
Нет, не сомневается, неизбежны конфликты, разные ведомства вечно между собой что-нибудь делят, поделить не могут.
– Пресекаем, – тон у Знаменского вдруг с холодком.
– Похоже, ты стал пожестче, – одобрительно замечает Томин. – А в чем смысл эксперимента?
– Отпадают проблемы межведомственного согласования. То, с чем мы всегда бились. На любое дело в группе есть человек с соответствующими полномочиями.
– Так-так… Замечательно… – Томин вздыхает: – Зинаиды не хватает.
– Еще как!.. – Пал Палыч с трудом пересиливает возникшую скорбную паузу. – Мне дали понять, что тебя интересует убийство одного иностранца. Московское бюро Интерпола запрашивало фотографии с места обнаружения. На что тебе покойный Нуриев?
– Нуриев мне даром не нужен, ни живой, ни мертвый. Но он ведет к человеку, за которым Интерпол охотится. Это некто Ландышев.
Знаменский быстренько «листает» память. Александр Нуриев – иностранец советского происхождения – обнаружен убитым с неделю назад возле отеля «Советский», где он был постояльцем. В кармане его плаща найдена записка с московским адресом. По этому адресу расположен офис страховой компании, каковую возглавляет… да, именно Ландышев.
– И на него имеет виды Интерпол? – переспрашивает Пал Палыч.
– Еще как имеет! Он, между прочим, не Ландышев, а Крысин. Среди уголовных дружков носил кличку Крыса ученая, – Томин кладет на стол фотографию лысоватого человека с острыми чертами лица.
– Такой умный? Или образованный? – спрашивает Пал Палыч.
– Он, знаешь, был доцентом. По марксизму. Оч-чень процветал. Брошюрки издавал: «Коммунизм – это молодость мира», «Экономика социализма при переходе к коммунизму». А когда эта… наука пошла кошке под хвост, жутко обозлился. И тут из лагеря вышел его одногодок, дворовый бог по кличке Мокрый. Вот он, – на стол ложится вторая фотография: матерый блатной «лоб». Опекал Крысина почти с пеленок. А тот даже слал ему посылки в зону. Через третьи руки, естественно.
– И воскресла старая дружба?
– Ну да. Эта парочка тут потренировалась и прибыла в Европу. Там у доцента открылось второе дыхание, нашел себя. В поле зрения Интерпола оба попали после нескольких налетов: однотипные грабежи ювелиров.
– А куда сбывали? – удивляется Знаменский, – На сбыте драгоценностей засыпаться проще простого.
– Они брали только наличные. Думаю, ювелирам предлагали какой-нибудь супербриллиант, вывезенный из России. Те, кто клевал, готовили деньги. А вместо бриллианта получали пулю в затылок. Но вдруг…
Некстати звонит один из телефонов.
– Знаменский… Наконец-то… Оружие нашли?.. И когда?.. Минутку, – закрыв ладонью микрофон, спрашивает Томина: – Ты вечером у меня?
Тот пожимает плечами, дескать, о чем речь. И Знаменский говорит в трубку:
– Нет, сегодня задерживаться не буду. Пусть поторопятся. Пока, – дает отбой. – Но вдруг?
– Вдруг, Паша, доцент Крысин прервал свою деятельность и лег на дно. То ли почуял внимание полиции, то ли по родине соскучился, но всплыл уже в России. С новыми документами, конечно. Теперь он бывший счетовод Ландышев. И раскручивает краденые деньги.
Опять звонят. Потом входит секретарша с многостраничным документом в руке.
– Пал Палыч, генерал просил завизировать.
Листая бумаги, Знаменский спрашивает Томина:
– А при чем убитый Нуриев?
– Это вторая часть истории. При дележе добычи наш Ландышев – тогда еще Крысин – Мокрого обидел. Тот его года два искал по Европе, потом нащупал здесь. И позвонил из Австрии, что направляет своего человека объясниться. На старопиратском языке – послал с черной меткой.
Секретарша уносит свои бумаги, кто-то еще суется в дверь, но Знаменский машет, чтоб не мешали.
– Это и был Нуриев?
– Ну да. Через пять дней наше бюро в Москве увидело в вашей сводке…
Знаменский прерывает:
– Наше бюро в вашей Москве?
– Нет, Паша, конечно, ихнее бюро в нашей Москве.
– То-то же. А Ландышев и Крысин наверняка одно лицо?
– Наверняка.
– Тогда почему «ихнему бюро» его не забрать? И заодно Мокрого?
– Понимаешь, все, что я рассказываю, – сущая правда. Но с доказательствами слабовато. Было еще два участника грабежей, из немцев, – их наши деятели убрали. Прямых свидетелей нет. Агентурные же донесения в дело не вставишь.
– Что-то твой Интерпол слабо выглядит.
– Ихний, ихний. Он, Паша, довольно глазастый и уши длинные, а вот руки часто коротковаты. Потому меня и командировали – очень, я считаю, удачно. На пару мы как-нибудь расколем бывшего марксиста!
Ну вот и прошла легкая стесненность, что ощущалась при первой встрече. Они снова на одной ноге. Они хорошо слышат друг друга.
Живой Ландышев изрядно отличается от фотографии. Там он мелкотравчатый какой-то, только глаза смышленые. В натуре же Ландышев держится с апломбом, с некоторым даже шиком. От него деньгами пахнет. Только в движениях проскальзывает порой стремление оглянуться и поберечь спину.
К зданию под вывеской «Транспортбанк» Ландышев подъезжает со свитой. С ним, кроме шофера, телохранитель и еще Руслан – его начальник службы безопасности.
Пока шофер припарковывается, поблизости тормозит Авдеев. О нем банкир рассказывал Ковалю на вокзале.
Противники смотрятся рядом контрастно. Авдеев – крупный спокойный блондин, лет сорока трех. Ландышев – подвижный, лысоватый, невысокий, лет на пять старше.
Они сухо здороваются, входят в банк. И пока идут по зданию, где внутренняя охрана, пропуская их, отпирает и запирает двери в коридорах, пока поднимаются в лифте, шагают по этажу начальства, где пол застлан дорогим ковром, продолжают вести не сегодня начавшийся спор:
– Твой случай не страховой, – фыркает Ландышев. – Тут, как говорят немцы, данке шён.
– Перестань, Ландышев. Даже братки тебе скажут: это не по понятиям.
– Какие сейчас понятия?! Сколько поднял – столько и уноси. А после обвала и подавно: если кто тонет, рви в сторону, чтобы не хватался. Скажешь, не прав?
– Скажу, не прав. Без каких-то договоренностей жить нельзя. Иначе сгинем, всех завалит дерьмом.
Ландышев и Авдеев входят к секретарше директора. Охрана банка, понятно, сообщила ей, кто и куда направляется.
– Здравствуйте, господа. Я доложила о вас. Присядьте пока, – она указывает на холл.
Собеседники усаживаются там и продолжают препираться.
Авдеев догадывается, что Ландышеву было бы проще и естественней разобраться с ним на «стрелке». При возникновении спора вопрос этот встал почти ребром. Но, видно, что-то все же стронулось в мире российского бизнеса – Ландышев скрепя сердце согласился на третейский суд. Правда, внутренне он ему противился по-прежнему, и потому Авдеев стремился убедить оппонента. Доводы казались ему такими бесспорными:
– Пора кончать беспредел, Ландышев. Хватит! Правила необходимы в любом случае. Даже если у тебя в багажнике расчлененный труп, ты не должен ехать на красный свет.
– Это, шеф, правила дорожного движения, – кольнул Ландышев бывшего шофера. – А жизнь есть игра.
– В любой игре тоже правила. Хоть футбол. Допустим, ты взял «калашника», положил вратаря и забил в ворота десять голов. Что с тобой стадион сделает?
– Что ты мне глупости растолковываешь? Взялся философствовать, а выходит детский лепет. Я уже сказал: где нету, там нету.
– Посмотрим, что третейский судья скажет, – миролюбиво говорит Авдеев.
– Присудит в мою пользу.
– Пускай решит, чей ущерб, и будем выполнять. Не выполнить его решение, сам знаешь, – волчий билет в деловом мире.
Нехорошо это звучит: «волчий билет в деловом мире». По-своему Авдеев прав, думает Ландышев. Только если говорить о «деловом мире». Это пока что не про Россию, шеф.
Спор прерывается появлением Коваля и банкира. Банкир представляет всех друг другу. Рукопожатия, испытующие ознакомительные взгляды.
Коваль, Ландышев и Авдеев устраиваются в креслах вокруг журнального стола. Секретарша придвигает к ним тележку с напитками. Коваль берет на себя функции хозяина:
– Что будете пить? Минеральная, сок, коньяк, джин, мартини?
– Коньяк так коньяк, – соглашается Ландышев.
Коваль наливает, приговаривая:
– Итак, господин Авдеев – транспортная фирма. И господин Ландышев – страховая компания. Есть требование уплатить деньги. И есть отказ. Начнем с господина Авдеева. Правду, всю правду и только правду, – он слегка подсмеивается над своей судейской ролью.
Авдеев заученно излагает фабулу:
– Моя фирма доставляла груз, застрахованный y Ландышева в компании «Спокойствие». Груз из-за несчастного случая так попорчен, что практически погиб. Вот страховой договор, – передает он Ковалю. – Порча груза входит в перечень страховых случаев – первый лист внизу…
– Ты выражайся точнее, – вмешивается Ландышев. – Не несчастный случай, а собственная глупость.
– У вас будет время, господин Ландышев, – мягко останавливает его Коваль и обращается к Авдееву: – Какой груз, какой несчастный случай?
– Два трейлера везли из-за рубежа компьютеры и видеотехнику. Почти на три миллиона долларов. Магистральная трасса оказалась внезапно перекрыта: вышли бастующие, которым не дают зарплату, и заняли мост. И мои машины пошли по местному шоссе, чтобы объехать другим путем.
– Поухаживайте за собой, – предлагает Коваль Ландышеву, видя, что его рюмка опустела. – Переждать нельзя было? – спрашивает у Авдеева.
– Говорили, что перекрыто на неделю, до приезда депутатов. А у нас обязательство по срокам перед грузополучателем. Большие штрафные санкции.
– Обстоятельства порчи груза?
– Местное шоссе, естественно, тоже пересекает реку. Там старый мост. Как раз под моими трейлерами он обвалился. Вся техника в воде.
Коваль вежливо смотрит то на Ландышева, то на Авдеева. Оба в общем-то безразличны Ковалю. Но Авдеева рекомендовал банкир, а кроме того, все же Авдеев вызывает больше доверия, он приятней. И Ландышев интуитивно чувствует это и беспокоится:
– Господин Янов, Максим Алексеевич! Я прошу вас обратить внимание, что я согласия на изменение маршрута не давал!
– M-м… Не вижу в договоре пункта о маршруте.
– Но вы же европейский человек, герр Янов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15