– А говорили, борешься с мафией на Лазурном берегу.
– Ее кровавые следы привели меня в здешний ре­гион.
– И как тебе там? «Свобода, равенство, братство»?
– Свобода – пожалуй. Остального не заметно.
– Все такой же. Заходи.
«А что мне к тебе заходить? – думает Томин. – Если по стакану, то лучше с кем-нибудь другим».
По-свойски, не стучась, отворяет дверь к Знаменско­му. Тот сидит за столом, заваленным толстыми папками, и завершает телефонный разговор.
– Тут много дел или одно такое? – спрашивает То­мин, обводя рукой завал.
– Одно, и конца ему нет, – Знаменский поднимает­ся и начинает складывать папки в сейф, Томин помога­ет. – Банковские махинации. Фиктивные фирмы, на которые списывали миллиарды и миллиарды… Сегодня с утра телефон изводит, надо убираться. У моего следо­вателя сидит оперативник, который занимается убий­ством Нуриева. Пошли к ним. Я туда же эксперта вызову. Зиночка сосватала как раз перед своим отпуском. Дес­кать, будет тебе пока другая «Ки» вместо меня. Она Китаева.
Знаменский звонит, слышит знакомый приятный голос:
– Капитан Китаева… Да, Пал Палыч, в морге я уже была… Да-да, приду, я неподалеку.
Она действительно неподалеку: лежит в чем мать ро­дила, загорает в солярии. В рабочие, между прочим, часы. Посмотрел бы Пал Палыч – устроил бы ей прочистку мозгов. А может быть, и не устроил: красота штука убедительная.
…Знаменский опечатывает сейф, запирает дверь. В кабинете следователя он знакомит:
– Александр Николаевич Томин – Юрий Денисович Юрьев.
Юрьеву за сорок. Суховатая внешность, суховатые манеры. Въедливый и педантичный. К Знаменскому попал из прокуратуры. Там он блистательно размотал большое дело, которое год с места не двигалось, и в своих кругах прославился. На совещаниях и отчетах имя Юрьева сопровождалось хвалебными прилагательными в превосходной степени.
И непосредственный начальник этого не перенес – возненавидел следователя свирепо и стал ежедневно доставать. И когда Пал Палыч позвал к себе, Юрьев рванул, будто из прифронтовой полосы.
По пути в его кабинет Знаменский характеризует его вкратце, и Томин пожимает протянутую руку с уважением.
Оперативника Знаменский представляет просто как Андрея, ему лет двадцать пять. Здороваясь с Томиным, он подкупающе улыбается:
– Я вас помню. Я когда в области начинал, вы к нам приезжали на убийство.
– Да?
– Один псих мать задушил, сестру и собаку.
– А-а! – улыбается Томин. Казалось бы, мрачные воспоминания, а обоим приятно.
– Введите Александра Николаевича в курс относи­тельно Нуриева, – говорит Знаменский.
– Труп обнаружен четырнадцатого сего месяца в де­вять часов утра, – чеканит Юрьев. – Время смерти определено, как трое суток до обнаружения, то есть одиннадцатого числа. Поза трупа неестественно согнутая, почти наверняка тело эти дни лежало в багажнике.
Звонит телефон, Юрьев отвечает:
– Да… Да, здесь, – протягивает трубку Знаменскому.
– Отловили! – досадует Пал Палыч. – Слушаю… Хо­рошо, иду. – От двери оборачивается: – Я скоро.
– Я набросал схему, – показывает Юрьев. – Вот ме­сто обнаружения – сквер напротив гостиницы. Кусты. Газон. Ограда. Труп доставили, очевидно, на машине в темное время суток или на рассвете.
– Какие-нибудь следы борьбы?
– Ни малейших. Деньги не тронуты. Документы тоже. Так что сразу установили гостиницу. Нуриев поселился седьмого. Восьмого и девятого вызывал такси, но позже отменял заказ. Вероятно, назначалась какая-то встреча и срывалась.
– Еще не приготовились его замочить, – комменти­рует оперативник.
– Одиннадцатого в шестнадцать часов Нуриев снова вызвал машину, вышел – и исчез.
– Шофера нашли?
– Конечно. Он показывает следующее. Пассажир бро­сил на заднее сиденье плащ. Собирался сесть к водителю. Тут его окликнули, он сделал шаг в сторону. Потом чья-то спина его заслонила – и все. Через полчаса водитель сдал плащ швейцару. В кармане нашли записку с адре­сом. – Следователь передает Томину клочок бумаги в целлофане; его прерывает телефонный звонок.
Юрьеву что-то диктуют, и он записывает, а оператив­нику делает знак продолжать.
Тот с удовольствием подключается к рассказу:
– В этом адресе офис страховой компании. Фотку отретушировали под живого, и я предъяву сделал всем сотрудникам.
– Как среагировал хозяин – Ландышев?
Андрей коротко задумывается.
– Я сам ему предъявлял… ничего четкого не заметил. Лично у него алиби. И все остальные поют – не знаем, не видели. Так что по трупешнику нам от них ничего не катит. Пустой базар. Однако «быки» там вооруженные водятся. Те еще отморозки.
– То есть? – не понимает Томин: жаргонные словечки докатываются до Франции с опозданием.
– Отморозки… – затрудняется Андрей. – Ну это… Как такого увидите, сразу поймете.
Томин удовлетворяется объяснением.
– Адрес написан рукой Нуриева?
– Да, Китаева экспертизу делала. С этой запиской небольшая заморочка: адрес-то простейший, чего записывать?
Вмешивается Юрьев, кончивший телефонный разговор:
– Нет, Андрей, я тут поскрипел мозгами, догадался. Нуриев ведь заграничный русский. Это мы привыкли, что стала Мещанская, Пречистенка, Тверская. Ему в новинку.
– Верно, – одобряет Томин, Юрьев ему нравится. – Скажите, Нуриева окликнули – как?
– По имени-отчеству. Я об этом думал. В связи с этим Андрей ищет его прежних друзей.
Томин вопросительно оборачивается к оперативнику, тот разводит руками: дескать, пока пусто, но взамен предлагает другую информацию.
– Мы откатали покойнику пальчики и запросили о судимости. До отъезда за бугор Нуриев тянул срок.
– Знаю, два года за хранение оружия.
Прошлое Нуриева уже не важно, важны нынешние связи в Москве.
Знаменский возвращается в сопровождении молодой, красивой, ярко одетой женщины.
– Здравствуйте, господа офицеры, – говорит она.
– Татьяна Александровна Китаева, по прозвищу Пре­красная Татьяна – Александр Николаевич Томин, – зна­комит Знаменский.
– Легендарный Томин! – восхищается Катаева.
Томин делает недоуменный жест.
– Со слов Зинаиды Яновны, – поясняет она. – Я, можно сказать, ее ученица.
– А-а.
Китаева держится слишком уверенно, слишком по­бедительно. Ишь какая! Томин слегка сбивает с нее гонор:
– Простите, у меня еще вопрос к Юрьеву. Юрий Денисович, как Нуриев вел себя в гостинице?
– Говорят, в основном сидел в баре. С сотовым теле­фоном в кармане. Но одиннадцатого – что характерно – оставил его в номере.
– То есть все время ждал звонка, – заключает Зна­менский, – а одиннадцатого уже не ждал, уже поехал на условленную встречу.
– А чем нас порадует Татьяна Александровна? – об­ращается к ней Томин, этак вполоборота.
– Можно просто Татьяна. Да вы небось знаете больше меня, – кокетничает Китаева.
– Возможно. Но все-таки попробуйте.
– На теле имеются два пулевых ранения – в область сердца и в затылок. Оба почти в упор. Оба смертельные. Выстрел в голову – контрольный. Киллерский, по при­вычке. Убийство явно заказное.
– И раскрытию не подлежит, – как бы заканчивает ее мысль Томин.
– Скорее всего, так. Есть, правда, новая деталь… – адресуется она к Пал Палычу.
– Давайте, Татьяна, давайте, – понукает Знамен­ский.
– Помните, я говорила про непонятную ранку на ягодице? Словно от укола. Так вот сегодня дали результат химического анализа. В тканях тела в глубине ранки найдены следы усыпляющего вещества. Причем мгновенного действия. Так стреляют ампулой в зверя, когда хотят обезвредить.
– Вот так, в натуре, его и увели! – восклицает Андрей. – Под ручки и в сторону: дескать, Вася-друг, где ж ты так надрался? А он уже не мур-мур.
– Я согласен, что убийство заказное, – говорит Юрьев. – Но оно к тому же демонстративное. Труп подбросили на виду, к гостинице. Как бы с угрозой кому-то: не лезь к нам!
– Совершенно верный вывод, – подтверждает Томин.
– Но почему тело три дня выдерживали? Уже признаки разложения… – говорит Китаева.
– На языке мафии это может означать: «заберите свою падаль».
Вернувшись к Знаменскому, друзья обмениваются впечатлениями:
– Юрьев толково роет.
– Как тебе Китаева?
– Действительно, стоящий эксперт?
– Даже талантлива. Но с ленцой.
– Паша, ей бы лучше в конкурсах красоты участвовать. Твои мужики из-за нее передерутся.
Знаменский усмехается: Саша прав, вокруг Прекрасной Татьяны наблюдаются завихрения. Но она не дура, чтобы устраивать на работе цирк. Все утрясется.
– Слушай, забыл! – спохватывается Знаменский. – Я тут похлопотал за тебя в неких сферах. Управление по экономическим преступлениям имеет в компании Ландышева агента. Решено пока уступить его тебе. Точнее – ее. Держи. Зовут Римма Анатольевна.
С фотографии смотрит пышноволосая блондинка средних лет. Не Мата Хари, скажем прямо. Но все-таки что-то.
Томин встречается с ней в тот же день.
Женщина поджидает его в уличном кафе. В руках ее журнал в броской обложке – это ее опознавательный знак.
Томин появляется среди пешеходов и сначала издали приглядывается к агенту: на фотографии Римма Анатоль­евна была без очков. Правила конспирации почти шпион­ские. Разговор начинается с пароля:
– Извините, здесь не пробегала беленькая собачка?
– Нет, только рыжая, – отзывается женщина и иро­низирует: – Шкаф продан, осталась тумбочка.
– Здравствуйте, Римма Анатольевна, – подсаживает­ся Томин к столику.
– Здравствуйте. Как вас теперь называть?
– Как и моего предшественника, Иван Ивано­вич. – Он смотрит в ее замкнутое лицо и пускается на простенькую хитрость, чтобы разбить лед: – Мне по­казали ваше фото – на редкость неудачное. В жизни вы моложе и красивей. Узнал только по журналу, честное слово.
Римма Анатольевна пытается скрыть, что компли­мент пришелся ей по сердцу.
– Для наших отношений внешность роли не игра­ет, – произносит она «великосветским» тоном.
– Ну что вы! Всегда приятно иметь дело с хорошень­кой женщиной.
Римма Анатольевна наконец улыбается. Приближает­ся официант, принесший для нее кофе. Принимает заказ у Томина.
– Мне говорили, что вы отлично справляетесь с зада­нием, – говорит Томин, дав ему отойти.
– Это несложно. Столько финансовых нарушений.
– Я переключу ваше внимание на другое. На контакты Ландышева с людьми из-за рубежа.
Римма Анатольевна сосредоточивается, обревизовывая свои воспоминания и впечатления, и после пожимает плечами. Иностранцами в конторе не пахнет.
– Недели полторы назад никаких не было признаков, намеков? – настаивает Томин.
Женщина отрицательно качает головой.
– А вы бы знали?
– Думаю, да. Секретарша босса – моя приятельница и большая болтушка. Во всяком случае, я уточню.
– Только осторожно, на мягких лапах.
Официант собрался с силами и подал Томину кофе. Пить его нельзя – бурда. Но можно помешивать ложечкой.
– Скажите, Римма Анатольевна, поведение Ландышева не менялось в последнее время?
– А верно, он заблажил, – оживляется Римма Анатольевна. – Дерганый какой-то, мнительный. На главном своем телефоне какую-то штуку поставил, чтоб видеть, если линия прослушивается… Крыша у него едет или есть причина?
– Появились люди, которые имеют на вашего хозяина зуб. Надо их срочно обнаружить.
– Если вы собираетесь его защищать, я вам не помощница!
– Личные счеты?
– Не будем об этом, – закусывает она губу.
– Что-то интимное? – Томин весь – сочувствие.
– Н-нет… Просто есть вещи, которых я ему не прошу. Никогда!
– А он знает?
Женщина язвительно усмехается:
– Он же хам. Наплевал и забыл.
– Знали бы вы, какой хам! – подогревает ее Томин. – Как-нибудь расскажу… Теперь о нашей связи. Пря­мой звонок мне нежелателен, сейчас не поймешь, кто кого слушает. Но на экстренный случай запомните мой мобильный, – передает листок. – А по этому телефону можно звонить даже с рабочего места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15