И все думали, что так и надо — дети балуются.
Но Балуев не баловался. Он озверел. И оказался сильнее девчонки, а главное — трезвее. Он уволок ее от костра за деревья, стукнул головой о пенек и разложил, как лягушку на уроке анатомии.
Но вот беда — дурную шутку сыграли с ним возраст, алкоголь и развлечения с профессионалкой. В самый ответственный момент, когда Дарья окончательно прекратила сопротивление и приготовилась расслабиться и получить удовольствие, организм забастовал.
Еще какое-то время директор возился на девушке со спущенными штанами, но тут его оставили последние силы, и Балуев уснул прямо на распластанном теле с выдающимся бюстом.
Самое смешное, что девчонка тоже то ли уснула, то ли впала в забытье от удара головой о пенек, и первое, что она спросила, пробудившись, было:
— Ты не мог бы храпеть потише?
— М-м-мог бы, — ответил Балуев, не просыпаясь.
Тогда девушка попыталась встать, но это оказалось не так просто, потому что директор храпел непосредственно на ней.
Даша сопоставила этот факт со спущенными штанами, покопалась в памяти и, не докопавшись ни до чего конкретного, сказала без злобы и обиды:
— Ну, теперь вешайся. Саша тебе даст.
— Какая Саша? — спросил Балуев, по-прежнему не просыпаясь и оттого неправильно интерпретируя слово «даст».
— Не какая, а какой, — поправила Дарья. — Мой Саша.
— А что он мне даст? — поинтересовался Сергей Валентинович уже более осмысленно.
— Убьет он тебя, — сообщила Дарья с неподдельным сочувствием.
И ушла, оставив директора в тягостных раздумьях. Дело в том, что он тоже не помнил, чем у них все закончилось. Было бы очень обидно погибнуть ни за что от руки мстителя. А если даже что-то и было, то все равно обидно — потому что в памяти ничего не осталось. А это значит — все равно как ничего и не было.
Но уже через час весь лагерь знал, что оно все-таки было, и кто-то бородатый у костра (одного из многих, горевших в эту ночь) посоветовал Даше сделать аборт, пока не поздно. Во-первых, потому что от насилия ничего хорошего все равно не родится, а во-вторых, потому что может родиться мутант.
Бородач оказался биологом с полевой станции Тамары Крецу. Он приперся на пьянку за несколько километров — то ли учуял по запаху, то ли веселились уж очень громко — и сообщил, что в новом лесу обнаружены растения-мутанты.
— Они людей едят? — испуганно спросила Даша, у которой слово «мутант» ассоциировалось исключительно с американской фантастикой.
— Нет, — помотал головой бородач. — Они просто неправильные. Например, я лично нашел съедобную поганку.
— Ты ешь поганки? — удивилась Даша.
— Я ем все, — ответил биолог и вцепился зубами в ее выдающийся бюст.
Когда Саня Караваев вернулся в лагерь глубокой ночью и пешком, он застал любимую женщину в объятиях бородача и с искусанной грудью, но даже не обиделся и не разозлился. Тем более, что она тут же выкарабкалась из объятий и кинулась Сане на шею.
— Ты почему так долго? — ворковала она между поцелуями. — А знаешь, меня Балуев изнасиловал.
— Я его убью, — сказал Саня опять же без всяких эмоций.
— Он уже знает, — кивнула Даша, и они завалились под куст — спать.
23
Бывший спецназовец по прозвищу Пантера работал по золоту с размахом. Злачные места по всему городу были высосаны уже практически до дна, и Пантера переключился на зажиточные квартиры.
В средствах он не церемонился. Если подъезд на замке — значит, гранату на дверь — бабах! — и путь свободен. С дверями квартир то же самое, по жильцам — автоматная очередь — и дело в шляпе. Плохо, конечно, если золота в квартире не окажется. Или окажется, но мало. Однако потерь тоже никаких. Все равно у милиции бензина нет, чтобы на вызовы выезжать. Весь бензин, что есть, уходит на спецоперации. Проверки на дорогах, борьба с хищениями продовольствия, охрана ключевых объектов, ну и еще перевозка взяток натурой. Золото достается только большим начальникам, а простые менты берут продуктами, и если рядовой состав и младшие офицеры ограничиваются сумками, то среднее звено без машин не обходится.
А выезжать на всякие грабежи разбои и убийства — не говоря уже о мелком хулиганстве — не на чем.
Пока опера на своих двоих добегут до места происшествия, преступники сто раз успеют смыться. А беды никакой. Раскрываемость роли не играет. Чрезвычайное положение. Всеобщая уравниловка. Хоть об стену лоб разбей, а усиленного питания все равно не получишь.
Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря…
Команда Пантеры по своим методам очень напоминала «Черную кошку». И обстановка в городе была как раз соответствующая. Состояние тихой паники и голод в начальной стадии. Люди на улицах еще не падают, но есть хотят все время и свои вещи в обмен на продукты отдают без жалости.
Но золото, что характерно, берегут. Помнят, наверное, что деньги могут обесцениться, а вещи — сделаться бесполезными, золото же всегда остается в цене.
* * *
Ну так Пантера методично лишал этих счастливых людей и золота. А заодно и жизни — так хлопот меньше.
И занимался этим в городе не один Пантера, так что тихая паника постепенно перерастала в громкую. Потенциальные жертвы взывали к властям с криком души «Доколе?!» и призывами прекратить беспредел.
Чиновники, к которым ворованное золото поступало в виде скромных пожертвований от организаторов разбоя, выражали потенциальным и реальным жертвам свое искреннее сочувствие, но помочь ничем не могли. Зато когда пошли разговоры о создании добровольческих отрядов самозащиты, со стороны властей тотчас же послышался окрик: "Вы в своем уме, господа?! На дворе чрезвычайное положение.
Любые отряды, неподконтрольные властям считаются бандами и подлежат уничтожению на месте!" Но на вопрос: «Почему же тогда не уничтожаются на месте настоящие банды?» — никто не мог дать вразумительного ответа.
Те чиновники, до которых взятки в золоте не дошли, и те редкие индивидуумы, которые по своей природной честности взяток не брали, строили свои планы борьбы с беспределом — но похоже, в них взыграли железные гены героических предков. От всех этих планов за версту веяло военным коммунизмом и осадным положением.
Гибрид 18-го и 41-го года со всеми прелестями вплоть до расстрелов на месте без суда и следствия. А этого обладатели золота, еще не подвергшиеся ограблению, отнюдь в виду не имели, прекрасно понимая, что они в этом случае пойдут под нож первыми — и уже не от рук бандитов, а на вполне законном основании. Лес рубят — щепки летят.
А пока суд да дело, бывший спецназовец по прозвищу Пантера продолжал врываться в квартиры и, чтобы не терять времени зря, сначала стрелял хозяевам по ногам, после чего учинял допрос с пристрастием:
— Где деньги, золото, ценности?
Если в доме были дети, он приставлял ствол к голове ребенка — и тогда сразу сдавались даже самые стойкие. А с девочек среднего и старшего возраста Пантера срывал одежду и грозился лишить их невинности дулом автомата. Или — под настроение — более подходящим для этой цели орудием. Тут родители тоже отдавали все, и Пантера иногда миловал девочек, убивая их одним выстрелом в голову. А иногда не миловал и все-таки лишал невинности. Но родителей никогда не оставлял наедине с их горем. Убивал всех и всегда.
Пантера любил хвастаться, что прошел пять войн — и даже друзья подозревали, что где-то там, на войне, он здорово повредился рассудком. Говорят, это никого не минует, но не у всех проявляется в такой острой форме.
Пантера любил убивать и ничего не боялся. Даже собственной смерти.
— Я никогда не умру, — говаривал он, и друзья расценивали это, как еще одно доказательство его безумия.
А когда Пантеру все-таки спрашивали, с чего он взял, что бессмертен, бывший спецназовец объяснял это просто:
— Еще не родился человек, который сможет меня убить.
И никто не решался намекнуть ему, что люди умирают не только от чужой руки.
24
Жанна Аржанова вторично нарушила закон наутро после своего освобождения из-под ареста, когда все мучились будунами, а она не мучилась, ибо накануне почти не пила. Ей составили компанию отдельные экологи и сторонники здорового образа жизни — и им было хорошо.
И Жанне в свежую голову стукнула одна интересная мысль. Зачем возвращаться в душный город, где нечего есть и пить, когда за городом такая благодать — жратва на халяву, вода из родников и веселье круглые сутки.
— Пошли с нами, — уговаривали ее табориты. — У нас хорошо.
— Черта с два у вас хорошо, — отвечала Жанна. — Ирка вчера жаловалась, что грибов мало.
— Зато рыбы много, — парировали табориты, и это было правдой. Раньше рыбка хорошо ловилась только внутри кольца и на границе, но с каждым днем поднималась все выше по течению.
И Жанна, пожалуй согласилась бы положиться на природную стихию — но рядом была благоразумная Юлька, которая предложила более привлекательную альтернативу.
— А почему бы нам не завести здесь дачу?
Ответ на простой вопрос «Почему» был прост, как три копейки мелочью. Потому что согласно указу о чрезвычайном положении заводить дачи можно только на расстоянии 25 или более километров от кольцевой автодороги. А до Балуевского лагеря было всего 12 километров и до табора 15-16.
Но Юлька и Жанна никогда не интересовались законодательными актами. Они просто подыскали полянку в лесу и стрясли с капитана Шорохова обещание, что он со своей службой режима будет беречь владения любимой женщины и ее подруги, как свой собственный огород.
Свой собственный огород капитан Шорохов разместил на соседней поляне. На всякий случай. Чрезвычайное положение все-таки. А ну как попрут за злоупотребления и Балуева, и Шорохова за ним следом. И куда идти, если в городе безработных с каждым днем становится все больше, а вакансий нет в принципе нигде и никаких. До чего дошло — бедные девушки даже проститутками не могут устроиться. Клиентура экономит, новым русским денег на еду не хватает, и путаны стройными рядами устремляются за город в сельхозлагеря. Не в земле копаться, конечно, а выполнять прямые профессиональные обязанности, потому что еды в этих лагерях много, а женщин — мало. Там ведь все больше солдаты и арестанты, и из добровольцев тоже при наборе предпочитают мужиков. Тот же Балуев, может, и предпочел бы баб, но у него инструкция — брать мужчин.
Ну да не проблема. Табор совсем рядом, а в нем — дамы на любой вкус: и профессионалки, и любительницы. Полный промискуитет. Доступных женщин настолько много, что идейных нудисток вроде Ирочки Яковлевой не особенно донимают неприличными предложениями, от которых они в силу идеи возмущенно отказываются, утверждая, что нудизм не имеет ничего общего с сексом.
Капитан Шорохов, между тем, здраво рассудил, что это идиотизм — оставаться честным в ореоле слухов, которые ходят о нем по лагерю и выплескиваются за его пределы. И решил, что будет неплохо хоть немного этим слухам соответствовать.
С этой мыслью начальник режима явился к директору Балуеву и открытым текстом потребовал у него взятку семенной картошкой.
— Мелкие хищения — это еще туда-сюда, я могу их не замечать, если они не слишком бросаются в глаза. Но изнасилование — это вы меня извините… О нем говорит весь лагерь, и если я не доложу о нем в Москву, то кто-нибудь другой доложит непременно.
Речь шла о происшествии с носительницей выдающегося бюста, из-за которого Балуев теперь нигде не появлялся без двух телохранителей — бандитских головорезов с бритыми затылками. Он всерьез опасался, что Саня Караваев его убьет, и даже подумывал, не убить ли его первым — чужими руками, конечно. Но вовремя понял, что тогда не избежать расследования, приедет бригада из Москвы, и продавать урожай налево станет в сто раз труднее.
Конечно, на самом деле никакого изнасилования не было, и все прекрасно об этом знали, расходясь во мнениях лишь по одному вопросу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Но Балуев не баловался. Он озверел. И оказался сильнее девчонки, а главное — трезвее. Он уволок ее от костра за деревья, стукнул головой о пенек и разложил, как лягушку на уроке анатомии.
Но вот беда — дурную шутку сыграли с ним возраст, алкоголь и развлечения с профессионалкой. В самый ответственный момент, когда Дарья окончательно прекратила сопротивление и приготовилась расслабиться и получить удовольствие, организм забастовал.
Еще какое-то время директор возился на девушке со спущенными штанами, но тут его оставили последние силы, и Балуев уснул прямо на распластанном теле с выдающимся бюстом.
Самое смешное, что девчонка тоже то ли уснула, то ли впала в забытье от удара головой о пенек, и первое, что она спросила, пробудившись, было:
— Ты не мог бы храпеть потише?
— М-м-мог бы, — ответил Балуев, не просыпаясь.
Тогда девушка попыталась встать, но это оказалось не так просто, потому что директор храпел непосредственно на ней.
Даша сопоставила этот факт со спущенными штанами, покопалась в памяти и, не докопавшись ни до чего конкретного, сказала без злобы и обиды:
— Ну, теперь вешайся. Саша тебе даст.
— Какая Саша? — спросил Балуев, по-прежнему не просыпаясь и оттого неправильно интерпретируя слово «даст».
— Не какая, а какой, — поправила Дарья. — Мой Саша.
— А что он мне даст? — поинтересовался Сергей Валентинович уже более осмысленно.
— Убьет он тебя, — сообщила Дарья с неподдельным сочувствием.
И ушла, оставив директора в тягостных раздумьях. Дело в том, что он тоже не помнил, чем у них все закончилось. Было бы очень обидно погибнуть ни за что от руки мстителя. А если даже что-то и было, то все равно обидно — потому что в памяти ничего не осталось. А это значит — все равно как ничего и не было.
Но уже через час весь лагерь знал, что оно все-таки было, и кто-то бородатый у костра (одного из многих, горевших в эту ночь) посоветовал Даше сделать аборт, пока не поздно. Во-первых, потому что от насилия ничего хорошего все равно не родится, а во-вторых, потому что может родиться мутант.
Бородач оказался биологом с полевой станции Тамары Крецу. Он приперся на пьянку за несколько километров — то ли учуял по запаху, то ли веселились уж очень громко — и сообщил, что в новом лесу обнаружены растения-мутанты.
— Они людей едят? — испуганно спросила Даша, у которой слово «мутант» ассоциировалось исключительно с американской фантастикой.
— Нет, — помотал головой бородач. — Они просто неправильные. Например, я лично нашел съедобную поганку.
— Ты ешь поганки? — удивилась Даша.
— Я ем все, — ответил биолог и вцепился зубами в ее выдающийся бюст.
Когда Саня Караваев вернулся в лагерь глубокой ночью и пешком, он застал любимую женщину в объятиях бородача и с искусанной грудью, но даже не обиделся и не разозлился. Тем более, что она тут же выкарабкалась из объятий и кинулась Сане на шею.
— Ты почему так долго? — ворковала она между поцелуями. — А знаешь, меня Балуев изнасиловал.
— Я его убью, — сказал Саня опять же без всяких эмоций.
— Он уже знает, — кивнула Даша, и они завалились под куст — спать.
23
Бывший спецназовец по прозвищу Пантера работал по золоту с размахом. Злачные места по всему городу были высосаны уже практически до дна, и Пантера переключился на зажиточные квартиры.
В средствах он не церемонился. Если подъезд на замке — значит, гранату на дверь — бабах! — и путь свободен. С дверями квартир то же самое, по жильцам — автоматная очередь — и дело в шляпе. Плохо, конечно, если золота в квартире не окажется. Или окажется, но мало. Однако потерь тоже никаких. Все равно у милиции бензина нет, чтобы на вызовы выезжать. Весь бензин, что есть, уходит на спецоперации. Проверки на дорогах, борьба с хищениями продовольствия, охрана ключевых объектов, ну и еще перевозка взяток натурой. Золото достается только большим начальникам, а простые менты берут продуктами, и если рядовой состав и младшие офицеры ограничиваются сумками, то среднее звено без машин не обходится.
А выезжать на всякие грабежи разбои и убийства — не говоря уже о мелком хулиганстве — не на чем.
Пока опера на своих двоих добегут до места происшествия, преступники сто раз успеют смыться. А беды никакой. Раскрываемость роли не играет. Чрезвычайное положение. Всеобщая уравниловка. Хоть об стену лоб разбей, а усиленного питания все равно не получишь.
Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря…
Команда Пантеры по своим методам очень напоминала «Черную кошку». И обстановка в городе была как раз соответствующая. Состояние тихой паники и голод в начальной стадии. Люди на улицах еще не падают, но есть хотят все время и свои вещи в обмен на продукты отдают без жалости.
Но золото, что характерно, берегут. Помнят, наверное, что деньги могут обесцениться, а вещи — сделаться бесполезными, золото же всегда остается в цене.
* * *
Ну так Пантера методично лишал этих счастливых людей и золота. А заодно и жизни — так хлопот меньше.
И занимался этим в городе не один Пантера, так что тихая паника постепенно перерастала в громкую. Потенциальные жертвы взывали к властям с криком души «Доколе?!» и призывами прекратить беспредел.
Чиновники, к которым ворованное золото поступало в виде скромных пожертвований от организаторов разбоя, выражали потенциальным и реальным жертвам свое искреннее сочувствие, но помочь ничем не могли. Зато когда пошли разговоры о создании добровольческих отрядов самозащиты, со стороны властей тотчас же послышался окрик: "Вы в своем уме, господа?! На дворе чрезвычайное положение.
Любые отряды, неподконтрольные властям считаются бандами и подлежат уничтожению на месте!" Но на вопрос: «Почему же тогда не уничтожаются на месте настоящие банды?» — никто не мог дать вразумительного ответа.
Те чиновники, до которых взятки в золоте не дошли, и те редкие индивидуумы, которые по своей природной честности взяток не брали, строили свои планы борьбы с беспределом — но похоже, в них взыграли железные гены героических предков. От всех этих планов за версту веяло военным коммунизмом и осадным положением.
Гибрид 18-го и 41-го года со всеми прелестями вплоть до расстрелов на месте без суда и следствия. А этого обладатели золота, еще не подвергшиеся ограблению, отнюдь в виду не имели, прекрасно понимая, что они в этом случае пойдут под нож первыми — и уже не от рук бандитов, а на вполне законном основании. Лес рубят — щепки летят.
А пока суд да дело, бывший спецназовец по прозвищу Пантера продолжал врываться в квартиры и, чтобы не терять времени зря, сначала стрелял хозяевам по ногам, после чего учинял допрос с пристрастием:
— Где деньги, золото, ценности?
Если в доме были дети, он приставлял ствол к голове ребенка — и тогда сразу сдавались даже самые стойкие. А с девочек среднего и старшего возраста Пантера срывал одежду и грозился лишить их невинности дулом автомата. Или — под настроение — более подходящим для этой цели орудием. Тут родители тоже отдавали все, и Пантера иногда миловал девочек, убивая их одним выстрелом в голову. А иногда не миловал и все-таки лишал невинности. Но родителей никогда не оставлял наедине с их горем. Убивал всех и всегда.
Пантера любил хвастаться, что прошел пять войн — и даже друзья подозревали, что где-то там, на войне, он здорово повредился рассудком. Говорят, это никого не минует, но не у всех проявляется в такой острой форме.
Пантера любил убивать и ничего не боялся. Даже собственной смерти.
— Я никогда не умру, — говаривал он, и друзья расценивали это, как еще одно доказательство его безумия.
А когда Пантеру все-таки спрашивали, с чего он взял, что бессмертен, бывший спецназовец объяснял это просто:
— Еще не родился человек, который сможет меня убить.
И никто не решался намекнуть ему, что люди умирают не только от чужой руки.
24
Жанна Аржанова вторично нарушила закон наутро после своего освобождения из-под ареста, когда все мучились будунами, а она не мучилась, ибо накануне почти не пила. Ей составили компанию отдельные экологи и сторонники здорового образа жизни — и им было хорошо.
И Жанне в свежую голову стукнула одна интересная мысль. Зачем возвращаться в душный город, где нечего есть и пить, когда за городом такая благодать — жратва на халяву, вода из родников и веселье круглые сутки.
— Пошли с нами, — уговаривали ее табориты. — У нас хорошо.
— Черта с два у вас хорошо, — отвечала Жанна. — Ирка вчера жаловалась, что грибов мало.
— Зато рыбы много, — парировали табориты, и это было правдой. Раньше рыбка хорошо ловилась только внутри кольца и на границе, но с каждым днем поднималась все выше по течению.
И Жанна, пожалуй согласилась бы положиться на природную стихию — но рядом была благоразумная Юлька, которая предложила более привлекательную альтернативу.
— А почему бы нам не завести здесь дачу?
Ответ на простой вопрос «Почему» был прост, как три копейки мелочью. Потому что согласно указу о чрезвычайном положении заводить дачи можно только на расстоянии 25 или более километров от кольцевой автодороги. А до Балуевского лагеря было всего 12 километров и до табора 15-16.
Но Юлька и Жанна никогда не интересовались законодательными актами. Они просто подыскали полянку в лесу и стрясли с капитана Шорохова обещание, что он со своей службой режима будет беречь владения любимой женщины и ее подруги, как свой собственный огород.
Свой собственный огород капитан Шорохов разместил на соседней поляне. На всякий случай. Чрезвычайное положение все-таки. А ну как попрут за злоупотребления и Балуева, и Шорохова за ним следом. И куда идти, если в городе безработных с каждым днем становится все больше, а вакансий нет в принципе нигде и никаких. До чего дошло — бедные девушки даже проститутками не могут устроиться. Клиентура экономит, новым русским денег на еду не хватает, и путаны стройными рядами устремляются за город в сельхозлагеря. Не в земле копаться, конечно, а выполнять прямые профессиональные обязанности, потому что еды в этих лагерях много, а женщин — мало. Там ведь все больше солдаты и арестанты, и из добровольцев тоже при наборе предпочитают мужиков. Тот же Балуев, может, и предпочел бы баб, но у него инструкция — брать мужчин.
Ну да не проблема. Табор совсем рядом, а в нем — дамы на любой вкус: и профессионалки, и любительницы. Полный промискуитет. Доступных женщин настолько много, что идейных нудисток вроде Ирочки Яковлевой не особенно донимают неприличными предложениями, от которых они в силу идеи возмущенно отказываются, утверждая, что нудизм не имеет ничего общего с сексом.
Капитан Шорохов, между тем, здраво рассудил, что это идиотизм — оставаться честным в ореоле слухов, которые ходят о нем по лагерю и выплескиваются за его пределы. И решил, что будет неплохо хоть немного этим слухам соответствовать.
С этой мыслью начальник режима явился к директору Балуеву и открытым текстом потребовал у него взятку семенной картошкой.
— Мелкие хищения — это еще туда-сюда, я могу их не замечать, если они не слишком бросаются в глаза. Но изнасилование — это вы меня извините… О нем говорит весь лагерь, и если я не доложу о нем в Москву, то кто-нибудь другой доложит непременно.
Речь шла о происшествии с носительницей выдающегося бюста, из-за которого Балуев теперь нигде не появлялся без двух телохранителей — бандитских головорезов с бритыми затылками. Он всерьез опасался, что Саня Караваев его убьет, и даже подумывал, не убить ли его первым — чужими руками, конечно. Но вовремя понял, что тогда не избежать расследования, приедет бригада из Москвы, и продавать урожай налево станет в сто раз труднее.
Конечно, на самом деле никакого изнасилования не было, и все прекрасно об этом знали, расходясь во мнениях лишь по одному вопросу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48