Ее обидчик, правда, тут же схлопотал прикладом по голове, что конечно, гораздо хуже. А могли и на куски разорвать — не буди лихо, пока оно тихо. Разъяренная женщина страшнее атомной бомбардировки.
Поверженного врага уже начали топтать ногами, но бой продолжался, и девушки отвлеклись на более важные дела. Парень, ранивший Женьку, отделался сотрясением мозга и ушибом причинного места, так что на некоторое время и думать забыл о половой жизни.
С пленными валькирии вообще не церемонились. В нарушение всех конвенций, пленники первым делом получали по морде, по шее и по яйцам — чтобы впредь неповадно было беспокоить добрых женщин. А когда выяснилось, что среди валькирий тоже есть потери, девушки на полном серьезе затеялись пленных кастрировать, и Григорашу стоило большого труда уговорить Жанну этого не допустить, а Жанне стоило еще большего труда убедить подруг этого не делать.
В конце концов пленных просто пинками выпроводили с прииска и занялись новой проблемой, которая встала перед валькириями во весь рост.
Дело в том, что ночной бой съел почти все патроны, а гарантировать, что подобное нападение не повторится, никто не мог. И это только полбеды.
Валькирии боялись теперь не столько похотливых самцов, сколько охотников за золотом. Если первых слухи о битве у Амазонских скал на какое-то время успокоят, то вторые могут прийти к совершенно другим выводам. Если амазонки так яростно защищают свой лагерь — значит, у них есть чем поживиться и помимо женской ласки.
* * *
— Надо уходить, — сказала Жанна, собрав всех на совет. — Еще одной атаки мы не выдержим.
Но эта идея не встретила единодушного восторга.
— У нас же раненые, — говорили одни. — С ними мы далеко не уйдем.
— Здесь еще много золота, — говорили другие. — Что, так вот все бросить?
Оставить этим…
Споры продолжались много часов, и оказалось, что Жанна не зря носит звание предводительницы валькирий. Она сумела убедить большинство, хотя при этом сама пошла на уступку — не стала настаивать на немедленном возвращении к Москве.
Решающую роль тут сыграл Григораш. Он сказал, что нельзя идти к городу с таким количеством золота и без патронов. На приисках бандиты не очень свирепствуют — они берегут старателей, чтобы те добыли как можно больше золота. И расстреляли как можно больше патронов в стычках между собой.
На караваны, группы и одиночек с золотом банды нападают ближе к Москве. Там сходятся все окольные пути, и не надо гоняться за старателями по лесам. К тому же путь по бездорожью с тяжелой ношей в постоянном страхе за добычу и саму жизнь выматывает так, что в конце этого пути старатель часто оказывается неспособен к сопротивлению.
И там же, возле города, орудуют правительственные патрули, про которые никто не может сказать, на кого они работают — то ли на правительство, то ли на самих себя.
Правда, валькирии не собирались идти непосредственно в Москву и рассчитывали обогнуть город по большой дуге, а затем выйти к Белому Табору с запада — но это не меняло сути дела. Все равно без боеприпасов туда идти нельзя.
И все в результате сошлись на том, что лучше всего будет отсидеться в лесу недалеко от Клондайка. Но и не очень близко — чтобы ни похотливые самцы, ни охотники за золотом не могли быстро найти новый лагерь амазонок.
А пока валькирии зализывают раны, кто-то должен отправиться на главные прииски и попытаться раздобыть патроны. Говорят, их поставки в Клондайк налажены бесперебойно.
Правда, еще до отъезда в Шамбалу Жанна Аржанова слышала, что перебои с боеприпасами наблюдаются даже в самой Москве. Правительственные войска страдают от нехватки патронов, а власти спешно, но почти безуспешно пытаются наладить их производство.
Но может быть, боеприпасов в Москве не хватает как раз потому, что они все в Клондайке, где каждый день убивают людей, а пулевых и осколочных ранений не сосчитать — как на большой войне.
54
Шаман каждый день ждал вызова на допрос, да так нервничал, что все вокруг удивлялись. На кой черт думать о допросах, если все равно закона нет. Что захотят — то и сделают. Захотят — расстреляют, захотят — выпустят.
Шаман, как и было обещано, никому не рассказал о своем разговоре с таинственным молодым чекистом, но по его поведению все и без слов поняли, что дело нечисто. А один молодой уголовник, шестерка с бритой головой, привязался, как банный лист:
— Шаман, ну скажи, чего будет? Выпускают тебя, или, может, вышку дадут? Если выпускают, возьми меня с собой. Я знаю, твои дружки на воле кому-то на лапу сунули. Пусть и за меня сунут, я отработаю. Век воли не видать, отработаю! Что хочешь для тебя сделаю. Надо кончить кого — сделаю.
— Заткни хлебало, а то я тебя самого кончу, — отвечал Шаман, но от этого дебила было не так просто отделаться. А Шаману было несподручно не то что убивать его, но даже и бить.
Никаких эксцессов — иначе весь план может полететь псу под хвост, а другого такого случая, скорее всего, никогда уже не будет.
И когда Шамана все-таки вызвали на допрос, он не сумел сдержать радости.
«Значит, все-таки выпускают», — смекнул шестерка и кинулся авторитету чуть ли не в ноги.
Шаман с трудом подавил желание пнуть его ногой в морду. Ведь этот идиот светил его перед конвоем. Вертухаи тоже могли догадаться, что дело нечисто.
— Ты меня все-таки подвел, — хмуро сказал молодой чекист, когда конвоир вышел из комнаты для допросов и закрыл за собой дверь. — Начальник изолятора уже знает, что ты ждешь вестей с воли и к чему-то готовишься. На меня смотрят с подозрением. Я с трудом выбил пропуск на сегодня.
Шаман начал было оправдываться, но оперативник резко прервал его:
— Это уже не имеет значения. Начинаем через пятнадцать минут.
При этих словах Шаман вздрогнул. Он как-то не ждал, что все случится так сразу.
Хотя надеялся именно на это — тем более, что времени со дня предыдущей встречи прошло довольно много.
Пятнадцать минут тянулись нестерпимо долго, а когда они истекли, ничего не произошло.
Чекист напряженно глядел на часы, а потом вдруг стремительно встал и одним прыжком преодолел расстояние до двери. И уже оттуда поманил рукой Шамана.
Прошло еще несколько секунд, и откуда-то издалека послышался неясный шум. Потом в комнату просунулся возбужденный конвоир с криком:
— Нападение на тюрьму!
Оперативник молча схватил конвоира за уши и ударил его лицом об колено. Тот отключился, и чекист быстрым движением подхватил его пистолет.
В коридоре был еще один охранник, но чекист уложил его с первого выстрела и скомандовал Шаману:
— Возьми оружие и ключи. Быстро!
Шаман замешкался и еще не успел вытащить пистолет, когда в коридоре появился третий вертухай. Он размахивал пистолетом и что-то орал.
Чекист снял его выстрелом от бедра и крикнул Шаману:
— Ключи!
Шаман наконец справился с кобурой и отстегнул ключи от пояса охранника. Уже на бегу он перебросил связку напарнику, и они помчались по коридору, стреляя во все, что шевелится.
Чекист забрал ключи, чтобы отпирать промежуточные решетки в коридорах — у него были все основания предполагать, что Шаман не сможет делать это быстро. Потом у убитого по пути охранника забрали еще одну связку , и камеры отпирали уже вместе.
Коридоры наполнились ликующими арестантами, а больше всех радовался бритоголовый шестерка — но веселиться ему пришлось недолго. Шаман заехал ему в морду так, что шестерка стукнулся головой об стену, а когда сполз по стене, получил еще и ногой в живот.
Тут появился Пантера, который обошелся без привествий и поздравлений.
— Уходим, — бросил он на ходу и, не оглядываясь, помчался вперед по коридору.
Чекист последовал за ним, махнув рукой Шаману. Шаман зычно, на все Лефортово, крикнул: «За мной!» — и остальные восприняли это, как боевой клич.
К выходу стадо освобожденных узников неслось с криком «Ура!» Уцелевших охранников сдувало словно ветром — впрочем, возможно, уцелевших уже и не было.
Пантера всегда работал чисто.
Но медлить было нельзя. Никто не знал, успела ли охрана вызвать подкрепление, но за рабочую гипотезу было принято мнение, что все-таки успела. А значит, следовало быстро выбраться из тюрьмы и уходить врассыпную.
На бегу чекист сообщил Шаману место и время встречи — где-то у метро на окраине города, там, где бандиты имели больше влияния, чем милиция и армия вместе взятые. Шаман быстро передал эту информацию по цепочке, и когда толпа вырвалась на улице, о стрелке знали уже все — в том числе бывший революционный студент и вице-премьер Владимир Востоков, которого тоже выпустили из одиночки.
В компании бегущих он разглядел своего старого знакомого — дальнобойщика Саню Караваева, с которым Володя подружился еще в Белом Таборе. И у которого, кстати, отбил женщину. Впрочем, Караваев не обижался уже тогда, и теперь обрадовался встрече.
— Айда со мной! — крикнул он, и Востоков, решив, что вдвоем лучше, чем в одиночку, последовал за ним.
Каким-то непостижимым образом весть о том, что Шаман собирает команду для охоты за золотом, в считанные секунды стала известна всем, и можно было не сомневаться, что на стрелку придут даже те, кого туда не звали. Востоков, например, не звали, но он решил пойти — тем более, что Караваев пообещал замолвить за него словечко.
— Не бойся, со мной не пропадешь, — приговаривал он, когда их осталось всего двое. Остальные рассеялись по окрестным кварталам и все успели удалиться от Лефортовской тюрьмы раньше, чем туда подоспели военные и милицейские подкрепления.
Оно и понятно — подкрепления ведь тоже двигались пешим ходом. Последнее горючее власти сожгли при попытке сорвать золотую лихорадку, а новое делать было не из чего. Чем больше золота попадало в Москву, тем выше взлетали цены на зерно и картошку, из которых можно гнать спирт, и на древесину, из которой можно производить синтетическое топливо химическим путем.
А пока менты из соседних участков и солдаты из ближайших казарм добежали до места происшествия, беглых преступников уже и след простыл.
55
Когда генерал Казаков отдал приказ расстрелять начальника Лефортовской тюрьмы, стало ясно, что его власть долго не продержится. Даже в пределах Садового кольца.
Это было очевидно хотя бы потому, что его приказ остался невыполненным.
Исполнители решили, что себе дороже, и вместе с приговоренным подались в Табор к Гарину. Они не просчитались — там охотно привечали беглых сотрудников спецслужб.
Вероятность того, что они могут оказаться шпионами Казакова, никого в Таборе не беспокоила.
Гарин собирал силы, чтобы перехватить контроль над городом, ускользающий из рук Казакова. Если правительство Экумены этого не сделает, то вся власть отойдет мафии. Это уже очевидно.
Мафия все наглее проникала на дачную территорию. Но в Белый Табор бандиты пока не совались. Было много других неокученных земель, где правительство Казакова так и не успело создать казачьи отряды, а у Гарина до этих мест просто не дошли руки. Неорганизованные и деморализованные золотой лихорадкой местные отряды дачников не могли справиться с хорошо вооруженными и дисциплинированными бандами Варяга, к которым пристало много новых дезертиров — жертв золотой лихорадки.
Солдаты в лесах и горах Шамбалы разбегались, как под обстрелом, и далеко не всем везло с золотом. Уже стало ясно, что золота на всех не хватит, и кто не успел, тот опоздал.
Беглые воины прибивались к шайкам охотников за золотом, но там тоже принимали не всех. Дезертиры создавали свои шайки, но слишком велика была конкуренция. И оттого бывшие солдаты в большом количестве откатывались назад к Москве, пополняя армию Варяга.
А с Гариным, памятуя о его способности охмурять народ и влюблять его в себя, Варяг хотел жить мирно. Даже засылал гонцов с предложением поделить город по-хорошему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48