Так прояснилась судьба Балуева, который пропал в самые горячие дни «дачного бунта», когда шли разговоры о том, что на Белый Табор движется несметная рать, и Тимур Гарин не мог больше отвлекать бойцов на охрану арестантов. Тогда разбежались все — и уголовники, и суточники, и пленные продотрядовцы. И как раз продотрядовцев, которых не дал повесить Тимур Гарин, видели потом среди партизан, учинивших рабовладение в джунглях.
Табориты сообщили об этой истории Гарину в таких примерно тонах:
— Представляешь, наш друг Балуев снова отличился. Сошелся с какими-то партизанами и организовал рабовладельческую плантацию. Чистая «Хижина дяди Тома». Только вместо негров — девчонки молодые.
— И что?
— Ну, мы партизан разогнали, девчонок отпустили, а Балуев в арестантском вагоне сидит. Так мы теперь не знаем, что с ним делать. Только жрачку зря переводим.
— Как, что делать? — удивился Гарин. — Судить. В уголовном кодексе есть статья — незаконное лишение свободы. По-моему, как раз подходит.
— Они еще девчонок силой заставляли сексом заниматься…
— Тем более. Еще и принуждение к сожительству или даже изнасилование. Тянет на хороший срок.
— И куда мы его тут посадим? Или, может, отправить в Москву?
— Зачем в Москву? Отправьте его на принудработы. В городе древесины не хватает, а по Балуеву давно лесоповал плачет. Горючими слезами, — уточнил Гарин.
Но буквально на следующий день в Белый Табор примчались молодые ребята с невзрачными лицами, предъявили удостоверения ФСБ и, сославшись на распоряжение Гарина, увезли Балуева в город.
Никто даже не подумал позвонить Тимуру еще раз и спросить, действительно ли он отдал такое распоряжение. В конце концов, проблема невелика. Увезли — и хорошо, самим хлопот меньше.
А Балуева с комфортом, на машине — чуть ли не правительственной, ибо только они и оставались в это время на ходу — с ветерком доставили в Лефортово, где чекисты раскручивали дело об ограблении Центробанка и пытались пристегнуть к этому делу Тимура Гарина. Они прослушивали телефон премьера, и разговор Гарина с таборитами навел чекистов на мысль, что Балуев может оказаться полезен, когда это дело дойдет до решающей стадии.
43
В первый день исхода горожан впечатление у всех, кто это видел, было такое, что к вечеру Москва опустеет совсем. Но потом прошел второй день, и третий, и исход продолжался, а Москва так и не опустела. Все-таки десять миллионов человек — это очень много.
Правда, поговаривали, что в Москве уже не десять миллионов жителей, а меньше, потому что многие погибли в беспорядках и еще больше умерло за прошедшие месяцы от разных причин, в том числе от голода и некачественного спирта. Однако статистика этого не подтверждала.
Смертность от насилия, недоедания и суррогатного спирта, действительно, немного подскочила, но зато снизилась смертность от болезней. А главное, медики предсказывали всплеск рождаемости. Шутили, что это связано с нехваткой электроэнергии на фоне темных тропических ночей. Света нет, а развлекаться чем-то надо…
Во всяком случае, после катастрофы женщины беременели чаще, чем до нее. А число абортов, наоборот, уменьшилось — может быть, потому, что беременные не могли за них платить. Медики соглашались брать плату продуктами — но где их возьмешь.
Итак, Москва после исхода не опустела. Не все семьи отправились столбить участки в полном составе. Некоторые главы семейств благоразумно оставили жен и детей дома. Некоторые оставляли только детей. Не покинули Москву многие старики.
Не были захвачены исходом сотрудники ключевых служб города, которых подкармливали остатками последних запасов. А когда стало ясно, что многих эти жалкие пайки не остановят, Гарин пообещал, что милиции, военным, коммунальщикам и энергетикам разрешат разбить огороды прямо в городе — в парках, где деревья все равно либо уже вырублены, либо продолжают вырубаться.
Многие горожане уходили из Москвы без намерения остаться за городом навсегда.
Они спешили застолбить участки, чтобы потом обрабатывать их обычным порядком, приходя один-два раза в неделю из города.
Правда, такое не всегда получалось. Чем ближе к кольцевой дороге, тем больше была опасность, что участок, владелец которого отлучился хотя бы на день, тут же приватизирует кто-то другой. И ничего не докажешь, даже если у тебя есть бумага, которая подписана соседями и свидетелями и подтверждает, что ты действительно пришел на это место первым.
Но многие все же возвращались. Некоторые так и не нашли земли для себя, повернули с полпути, утратив надежду. Другие договорились с новыми соседями о совместной посменной охране участков. Третьи выбрали землю далеко от города, где не было большого риска, что ее отнимут.
Но несмотря на все это уже на следующий день после начала исхода президент Казаков обвинил премьера Гарина в опустошении Москвы.
— Предприятия встали, света нет и не будет, транспорт не ходит и скоро все развалится окончательно, потому что работать будет некому, — горячился генерал.
— Нужна новая мобилизация на лесоповал, а как ее провести, если все население рассеяно на сотню километров вокруг, и нет ни адресов, ни учета, ничего!
— Очень просто, — отвечал Гарин. — Не надо никакой мобилизации. Сейчас все будут рубить деревья на своих участках. Надо только подрядить кого-нибудь на доставку.
За деньги.
— А дальше что? Все рабочие разбежались. На предприятиях никого не осталось.
— Рабочие вернутся, когда в городе будет работа. Когда насытится рынок продовольствия и обработка своего участка уже не будет вопросом жизни и смерти.
И так далее до бесконечности, потому что на каждый вопрос у Гарина находился ответ, а Казаков не хотел слушать эти ответы. Он хотел сместить Гарина, и для этого требовались такие аргументы, которые никто не сможет оспорить.
Пробным шаром послужила статья в «Российской газете», где Гарин обвинялся в разрушении промышленности и городской инфраструктуры, а косвенно также и в создании голода, так как перебои с поставками продовольствия в Москву начались будто бы из-за «дачного бунта».
Статья не вызвала никаких беспорядков и даже протестов, и атака на Гарина была продолжена в следующих номерах.
Тимур, как и положено либералу, не препятствовал этим публикациям, и вскоре понял, что очутился в ловушке.
Если прежде Гарин держал чекистов на коротком поводке, шантажируя их новым голодным бунтом, то теперь они поменялись местами.
На новых дачах за внешним кольцом начал созревать первый урожай, а старые дачники и фермеры приступили к уборке третьего. Ловкие коммерсанты в пригородной зоне торговали продуктами в долг под залог земли — так что здесь голод тоже отступил. А потом и в городе стали снижаться цены на продукты. Казалось, все идет хорошо — точно так, как предсказывал Гарин, но сам он очень быстро терял свое преимущество.
Поднять на бунт сытых людей гораздо труднее, чем голодных. Максимум, на что мог рассчитывать Гарин теперь — это мирная демонстрация в его защиту. Но если начнется стрельба, демонстранты просто побегут.
Все дело в том, что голодному нечего терять, а у сытого слишком много дел на этом свете, и он вовсе не торопится на тот.
И чем оптимистичнее становились вести с полей, чем лучше были показатели продовольственного снабжения города, тем яснее Гарин понимал, что в высоком кабинете он долго не удержится.
44
Гарин переехал в Белый дом вскоре после того, как в единственной уцелевшей газете появились разоблачительные статьи и стало ясно, что мирное сосуществование премьера с президентом — мечта недостижимая.
Немного позже Тимур стал переводить в Москву ветеранов «дачного бунта» — бойцов старых отрядов самообороны.
Но один из этих людей — отличный специалист из Московского СОБРа — сказал Гарину прямо:
— Мы не сможем защитить тебя ни от киллера, ни от спецоперации. Сколько бы автоматчиков ты ни выставил в коридорах и вокруг здания, «Альфа» перебьет их всех за пять минут. И до тебя доберется обязательно.
Так что выходов у Гарина было ровно два. Либо ждать, пока чекисты решатся пристрелить его исподтишка или захватить с боем, либо бежать из города без промедления. Ловить Тимура в джунглях чекистам будет затруднительно.
Правда, позора не оберешься. Казаков и компания смогут безнаказанно поливать беглого премьера грязью. Сбежал — значит виноват.
И Тимур, наверное, думал бы еще долго, не случись утечки информации из ФСБ.
Гарин подозревал, что эту утечку организовал майор Филатов. И вряд ли он сделал это из дружеских побуждений. Скорее всего, беглый Гарин был для чекистов более выгоден, чем арестованный или убитый.
Гарин получил сообщение, что генеральный прокурор выписал ордер на его арест, что в ближайшем номере «Российской газеты» появится статья о том, что именно Гарин организовал взрывы, с которых началась революция, а теперь он будто бы покровительствует подпольным рабовладельцам.
Тут пригодились показания Балуева, которые он дал в Лефортово. Сергею Валентиновичу рассказали о том, что Гарин предлагал отправить его на лесоповал, и намекнули, что рабовладельческую фазенду валькирии разорили именно по приказу премьера — и Балуев охотно подписал все, что сочинили от его имени люди генерала Казакова. И подельники Балуева все это подтвердили — им тоже не хотелось тянуть долгий срок в тюрьме или на лесосеке.
Показаний было вполне достаточно, чтобы арестовать Гарина, а в случае сопротивления пристрелить его на месте. Недаром к делу приплели взрывы.
Терроризм — это тебе не фунт изюму.
И когда эта информация поступила к Гарину, он сразу поверил, что все так и есть.
Ордер на арест подписан, и «Альфа» уже выходит на исходные позиции для захвата Белого дома.
Тимур уехал из дома правительства ночью на большой скорости, в сопровождении пяти телохранителей. Остальная охрана ушла пешком, малыми группами рассеялась по переулкам и разными дорогами направилась прочь из города.
Тимур опасался, что машину попытаются перехватить по дороге, и сильно забеспокоился только тогда, когда завидел на выезде из города большую группу вооруженных людей.
Но различив в свете факелов верблюда и характерные силуэты полуобнаженных женщин, Гарин понял, что это свои. Беглого премьера встречали несколько сотен бойцов из отрядов самообороны и чуть ли не все войско валькирий во главе с Жанной Аржановой верхом на корабле пустыни по имени Титаник.
Дальше можно было не гнать машину. Бойцы ручались, что путь свободен и на несколько километров в обе стороны от дороги нет никого посторонних. Только пригородные дачники — мирные люди, у которых нет даже бронепоезда на запасном пути.
— Мы тут подумали и решили избрать тебя президентом Экумены, — сообщил, забираясь в машину, командир войск самообороны Шорохов. — Иначе не получается.
Ты же понимаешь, что Казаков на этом не успокоится, так что без лидера нам никак нельзя. А кроме тебя у нас лидеров нет.
— Прямо сразу президентом? — переспросил Тимур.
— Это для солидности, — пояснил Шорохов.
— Президента, вообще-то, положено всенародно избирать. А то видишь, что с Казаковым получается.
— Подумаешь… Надо будет — всенародно изберем.
Гарин пожал плечами и машина, обгоняя пеший строй бойцов и валькирий, на последних каплях горючего покатила в Белый Табор.
45
Генерал Казаков был доволен. Ему удалось избавиться от Гарина, и это не вызвало никаких выступлений протеста. Правда, появились сведения, что в Белом Таборе задумали создать собственное государство под названием Экумена, но это выглядело несерьезно.
Дачники, у которых теперь было вдоволь еды, демонстрировали полное равнодушие к политике. Они торговали излишками урожая на городских рынках, и даже не очень обижались на рэкет властей, за счет которого правительство Казакова могло кормить свои войска, удерживая их от новой волны дезертирства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48