Впрочем, его же не поймают!
Но даже если он опять сделает такую маленькую, совсем крошечную ошибочку, даже если его возьмут и даже если судья треснет сводом законов ему по башке — чего церемониться с теперь уже рецидивистом, — он может отмотать весь срок стоя на голове, верно? КДС тюрьмы Каслвью. Полно старых кентов с улицы. «Привет, Джейз!» — «Здорово, Блад! Как оно?» Подкачаешься в спортзале. Потреплешься во дворе с друзьями о том о сем, а в спортзале еще и отловишь какого-нибудь слабака и дашь ему отсосать. Кенты стоят рядом, смотрят, ждут своей очереди. Подашь заявку на заочные курсы и можешь стать адвокатом или даже судьей. Все это — дерьмо, дружок! Перетопчешь этот срок, не напрягаясь, пусть даже тебе одну руку привяжут за спиной.
В каждом полицейском участке города висит плакат с лозунгом: «Коль не хочешь срок мотать — ты не будешь воровать!»
Преступники только посмеиваются, это лозунг для любителей.
Мартин Проктор был в тюрьме, она ему очень понравилась — спасибо. Сейчас он на свободе и как минимум обобрал квартиру на Новый год, а может, сделал кое-что и похуже. Но у копов был его адрес. Значит, есть с чего начать. Иногда им везет.
Парк-стрит, 1146, место в Калмз-Пойнт, где когда-то жили евреи, принадлежавшие к среднему классу, потом их сменили испано-язычные с таким же достатком. Сейчас дом битком набит ворьем всех сортов и расцветок, и мирные граждане обходят этот район стороной. Никто, ни один человек не сказал детективам, что знает человека по фамилии Проктор — Мартина, Змея, Мистера Нюхача или даже Доктора.
Иногда везет. Но это бывает так редко!
* * *
— Хотел бы я сейчас отдыхать во Флориде, — сказал Толстяк Доннер.
Он разговаривал с Хэлом Уиллисом.
Уиллис уже много раз имел с ним дело, и Доннер ему определенно не нравился. Как и другим копам Восемьдесят седьмого. Все потому, что Доннер имел склонность к девочкам в возрасте десяти — одиннадцати лет. Двенадцатилетние были для него уже староваты. И Уиллис явился сюда только потому, что имел дело с Доннером чаще, чем кто-либо из детективов участка. Доннер, такой опытный стукач, ведь он мог слышать хоть что-нибудь о теперешнем местопребывании Проктора, разве нет?
— Нет, — сказал Доннер.
— А ты подумай, — вкрадчиво попросил его Уиллис.
— Я уже подумал. Я не знаю никого по имени Мартин Проктор. Габариты Доннера потрясали воображение. Он был очень толстым, толстым до крайности и вполне заслуживал свою кличку. Его огромное тело распирало выцветший банный халат, напоминавший цветом бледное январское небо за окном. Толстые безволосые ноги отдыхали на подушечке, двигалась только одна жирная до неприличия рука: она тянулась к корзинке на краю стола, стоявшего перед его огромным креслом, брала оттуда финики — один за другим, — затем плыла ко рту, и жирные губы обсасывали с косточки мякоть. Стоя перед ним, Уиллис, и так по всем меркам невысокого роста, выглядел почти лилипутом.
— Доктор Проктор? — сказал он.
— Нет, — отрезал Доннер.
— Мистер Нюхач?
— Четыреста человек в этом городе имеют такую кликуху. Ты что, шутишь?
— Змей?
— Восемьсот человек. Дай мне что-нибудь попроще, например, Рэмбо.
Он засмеялся. Шутка.
К верхнему ряду зубов прилип кусочек финика. Выглядело так, будто одного зуба не хватало. В его присутствии Уиллиса всегда тянуло блевать.
— Эта твоя кража... — сказал ему Карелла.
— Над которой ты работаешь, — добавил Мейер.
— Ты смог бы послушать, что вокруг люди говорят? — спросил он Доннера.
— Нет. Я считаю, что мне пора во Флориду, — безапелляционно заявил Доннер. — Этот мороз меня совсем достал.
— Во Флориде сейчас тоже прохладно. — Уиллис сделал паузу. — Но тебе может стать жарко и там, и тут.
— Глядите-ка, — сказал Доннер в пространство. — Вот и наезды начались.
Всем известно, что единственная причина, по которой осведомитель работает на полицию, — наличие у копов компромата на него. Нечто, позволяющее упрятать его за решетку. Но об этом пока выгодно забыть — на время.
В данном случае «этим» не было совращение малолетних. Ни один коп в городе не «забудет» такого. Даже на время. Наркотики — запросто. Убийство — иногда. Но совращение малолетних — ни в коем случае. За Толстяком Доннером в полиции числилось убийство сутенера много лет назад. Копы считали так: для города, в общем-то, чем меньше сутенеров, тем лучше, — но это не значит, что убийце все сойдет с рук. О, нет! У них есть улики, позволяющие упрятать Доннера в тюрьму. Влепить ему хороший, солидный срок. В тюрьму, где — между прочим — нет девочек. Молоденьких или не очень. Но полиция пойдет другим путем. Она не будет слать проклятия небу за то, что оно лишило город последнего сутенера. И Доннер не отправится худеть на тюремной диете. Но за то, что сделал, он расплатится.
Сделку заключали молча, ее не скрепляли рукопожатием — хороший коп никогда не подаст руки убийце и особенно растлителю малолетних. Не было сказано ни слова, но с этого дня Доннер знал, что к любому детективу участка, которому понадобится, он прибежит на полусогнутых. Копы это знали тоже.
Уиллис весело прищурился.
— Фотография-то у тебя есть? — вздохнул Толстяк Доннер.
* * *
Итак, установка заработала.
Тедди Карелла — глухонемая от рождения, никогда не слышавшая и не произнесшая за всю свою не очень долгую жизнь ни одного слова, — была приговорена мужем, и приговор, не подлежащий обжалованию, приведен в исполнение. Муж все-таки купил для нее одну из этих новомодных установок, которые появились не так давно.
Она сопротивлялась изо всех сил.
"Послушай, я — старомодная женщина. — Ее руки так и летали, когда она говорила, пользуясь азбукой для глухонемых. Мимика ее очень красивого и выразительного лица помогала ему безошибочно понимать жену. Но установка, которая называлась «Телетайп для слабослышащих», известная на компьютерном рынке как ТДС, была куплена и смонтирована в их доме.
Этот телетайп, как заметил какой-то шутник, произошел от брака пишущей машинки и телефона, к которому подсоединили еще и дисплей от компьютера. Когда работал собственно механизм ТДС, то телефонная трубка вставлялась в два облитых губчатой резиной гнезда, расположенных в верхней части установки. Между ними была прорезь, через которую постепенно сходила с барабана лента шириной в два с четвертью дюйма; на эту ленту печатающее устройство выводило тексты сообщений. Ниже располагался дисплей, наклоненный под таким углом, чтобы на него удобно было смотреть и сверху. На дисплее одновременно могло высвечиваться не более двадцати букв в полдюйма высотой. Включенный, он таинственно светился зеленовато-голубым светом. Прямо под дисплеем располагалась клавиатура с сорока пятью клавишами в четыре ряда, почти такая же, как у любой пишущей машинки.
Уровень развития науки еще не позволяет вводить в компьютер информацию голосом, что, конечно, намного облегчает жизнь всем глухонемым в мире. Но и без этого ТДС — большое подспорье для них! В доме Кареллы установка смонтирована на стене в кухне, прямо под телефоном. В участке на столе детектива второго разряда Стивена Луиса Кареллы рядом с его телефоном стоял другой ТДС. Любая из этих установок могла работать как обычный телефон, но когда человек с дефектами слуха или речи, например Тедди, хотел позвонить, он сначала должен был включить питание в своем ТДС. Потом вставить трубку в гнезда и ждать, когда загорится красная лампочка. Это означало, что в трубке слышен непрерывный гудок. Затем надо набрать нужный номер. Вспыхивающая и гаснущая лампочка соответствовала или длинным гудкам вызова, или коротким, показывающим, что линия занята.
Каждый раз, когда на столе у Стива Кареллы звонил телефон, он брал трубку и говорил: «Восемьдесят седьмой участок, детектив Карелла». Если звонил человек с обычными слухом и речью, то разговор велся вполне привычным всем способом. Но если звонила Тедди, — как сегодня в три часа дня, когда Уиллис дружески беседовал с Толстяком Доннером, — Карелла слышал в трубке быстрые и частые гудки. Это Тедди колотила по клавише «пробел» на своей машине, чтобы дать понять абоненту на другом конце провода, что его собеседник — глухонемой.
Когда Карелла звонил домой, то управляющий сигнал вызова, преобразованный в инфракрасное излучение, улавливали дистанционно управляемые приемники, которые были установлены во всех комнатах. Подключенные к ним лампы начинали вспыхивать в такт, и Тедди знала, что звонит телефон. Но сейчас было наоборот — Карелла, слыша частые гудки в трубке, вставил ее в гнезда ТДД, врубил питание и — мать честная! — эта парочка начала разговаривать!
Или — если быть совсем точным — печатать.
ПРИВ СОЛН ПП, — отстучал Карелла.
Текст появился и на его экране, и на том, что в кухне их дома на Риверхеде. Ну не волшебство ли? Более того, принтеры обеих машин одновременно отстучали сообщение на бумажной ленте, поползшей из прорези. ПП означало «перехожу на прием». На многих моделях ТДС — и на их в том числе — для этой аббревиатуры предназначена клавиша — в правой части панели. Для экономии времени пользователи ТДС часто сокращают общеупотребительные слова и выражения.
Тедди передала: ПРИВ ЛЮБМ УДЕЛ МИНТК ПП
Карелла ответил: ДЛ ТЕБ ХОТЬ ЧАС ПП
ПОМН БЕРТ / ЭЙЛИН ВЕЧ ПП, — спросила Тедди.
ДА 8 ВЕЧ ПП, — ответил Карелла.
ПОЖ НАДН ГАЛСТ ПП, — попросила она.
Они обменялись еще парой фраз. Когда Карелла, закончив разговор, взглянул на ленту, на ней было следующее:
ПРИВ ЛЮБМ УДЕЛ МИНТК
ПП ДЛ ТЕБ ХОТЬ ЧАС П
П ПОМН БЕРТ/ЭЙЛИН BE
Ч ПП ДА 8 ВЕЧ ПП ПОЖ
НАДН ГАЛСТ ПП ХОРОШО
ПП УВД ВЕЧ ЦЕЛУЮ СК
Я ТЕБЯ ТОЖ СК СК
Для букв СК тоже была отдельная клавиша. «СК» означало «конец связи».
И он и она улыбались.
* * *
Питер Холдинг так и не вышел на работу.
— Не думаю, что теперь смогу смотреть на людей, — объяснил он Карелле, — зная, что они в курсе дела. На похоронах... Короче, там мне стало плохо.
Карелла слушал молча.
Небо за окнами быстро чернело, но Холдинг не включал света. В комнате сгущалась темнота. Муж и жена сидели на диване напротив Кареллы. Холдинг был в джинсах и шерстяном джемпере поверх белой рубашки. Его жена Гейл — в широкой юбке, мешковатом свитере и коричневых туфлях.
— Он выйдет на работу в понедельник, — сказала она.
— Может быть, — пробормотал Холдинг. — Мы должны жить дальше. — Она словно убеждала сама себя.
— Не могли бы вы припомнить, — поинтересовался Карелла, — упоминала ли когда-нибудь Энни о парне по имени Скотт Хэндлер?
— Гейл? — Холдинг повернулся к жене.
— Нет, она никогда не произносила при мне такого имени.
— При мне тоже, — добавил Холдинг.
Карелла кивнул.
И он, и Мейер сгорали от желания поговорить с этим парнишкой — но его еще надо было найти. Где ж он, черт побери? И почему смылся? Карелла не сказал Холдингам, что уже два дня не могут найти этого Хэндлера. Не стоило вселять в них надежды, которые могут оказаться ложными. Полиция не вышла на след убийцы, да и о Скотте не следовало упоминать как о подозреваемом до того, как они хотя бы побеседуют с ним.
Гейл Холдинг начала говорить о странностях человеческой жизни.
— Строишь планы, надеешься на...
Она опустила голову и замолчала.
Карелла ждал. Что-что, а ждать он умел. Иногда ему даже казалось, что вся работа детектива на девяносто процентов состоит из умения ждать и слушать. Оставшиеся десять процентов — удача или везение.
— Я просто вспомнила юность, — объяснила она. — О, это было семь-восемь лет назад, когда я стала фотомоделью.
— Очень хорошей фотомоделью, — вставил Холдинг. Карелла подумал, что она и сейчас еще отменно выглядит — красивое лицо, стройная фигура... Интересно, знает ли она Августу Клинг? Бывшая жена Берта Клинга была манекенщицей. Но он не стал спрашивать.
— Года полтора назад, — продолжала она, — я решила снова пойти работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41