Которое иного взвода стоит. А то и роты. Нормально себя проявишь — дадут взвод.
Выдержал длинную паузу.
— Ну что скажешь? Только честно! А что тут можно сказать?
— Я хотел на Дальний Восток...
— Хотеть можешь куда угодно, а служить придется там, где Родина прикажет! Ясно?
— Так точно!..
На месте назначения старшего лейтенанта приняли не очень ласково.
— Опять «зелень» прислали. Сколько раз просили — дайте фронтовиков. А они опять за свое...
Ладно, иди, принимай отделение.
В первую же ночь отделение подняли по тревоге. Выскакивали из казармы пулей — на ходу натягивая гимнастерки и уже на улице доматывая портянки. К крыльцу подогнали «Студебеккер».
— Справа, слева по одному...
Машина ехала минут сорок и остановилась в глухом лесу.
— Отделение, приготовиться к атаке! — скомандовал лейтенант, мало что понимая в происходящем. На него посмотрели как на сумасшедшего.
— Незачем нам атаковать, они сами на нас выйдут, — объяснили ему.
Через полчаса на засаду выскочили какие-то люди с автоматами. Их мгновенно положили на землю. Кого навсегда, кого, чтобы связать за спиной руки и этапировать в особый отдел,
— Так это и есть диверсанты? — удивленно спросил лейтенант.
На вид диверсанты выглядели как самые обыкновенные мужики, только вместо вил и лопат у них в руках были немецкие автоматы.
Все следующие дни лейтенанта вводили в курс дела.
— Эти были так, распропагандированной деревенщиной. А есть такие зубры... На прошлой неделе загнали одного в болото, так он три часа отстреливался, а потом подпустил солдат поближе и подорвал себя гранатой. Двоих ранил. А себе башку начисто снес.
— Как башку?..
— А, ты же новенький. Это на фронте гранату себе под брюхо закатывали, а эти — нет. Эти когда видят, что дело дрянь, чеку выдергивают и гранату к лицу прижимают, ну, чтобы их потом не опознали...
— Нет, так стрелять не надо. Лучше заранее дослать патрон в ствол, взвести затвор, опустить предохранитель и держать автомат на поясе, на ремне, дулом в землю, сунув палец в скобу спускового крючка.
— Но так нельзя! По уставу оружие во время передвижения должно находиться в разряженном состоянии!
— То устав, а то жизнь. Когда идешь по лесу, видимость ограничена и с противником можно встретиться в любое мгновение нос к носу. Пока ты передергиваешь затвор и ищешь спусковой крючок, он из тебя решето сделает. Хоть ты и мастер спорта по стрельбе.
— Кандидат в мастера.
— Тогда тем более...
Практика сильно отличалась от преподаваемой в училище теории. Тем более там готовили к полномасштабной войне с регулярной армией противника, а здесь приходилось иметь дело с партизанами.
— Так по густолесью не ходят.
— А как ходят?
— Плавно продвигая ногу вперед, вдоль самой земли, чтобы отгрести сучки и ветки, которые могут хрустнуть под подошвой. Тогда тебя не услышат, тогда ты выстрелишь первым...
Вечерами офицеры расспрашивали лейтенанта о жизни там, на «большой земле»", с уважением рассматривали многочисленные «корочки» и грамоты нового командира отделения. Сами они, в большинстве своем, были из военного призыва и имели за плечами в лучшем случае ускоренные пехотные курсы, А у этого, вишь ты, высшее образование!..
Премудрости полупартизанской войны лейтенант осваивал быстро — учился бесшумно ступать, стрелять навскидку, спать вполглаза, скакать на коне, читать лесные следы, сидеть в засаде без еды и курева сутками кряду, бросать гранаты с двухсекундной выдержкой...
Несколько раз жизнь лейтенанта висела, что называется, на волоске.
Когда прочесывали хутор Лиска, на него выскочили два «лесных брата», вооруженные автоматами. Лейтенант среагировал первым. Одного врага он положил на месте, выстрелив от бедра. Не целясь, но попав. Слава богу, что оружие было изготовлено к бою... Второй боевик полоснул очередью навстречу. Пули просвистели над самой головой, сбив фуражку. Лейтенант, как его учили, упал и выстрелил длинной очередью наискосок, снизу-вверх, перерезав противника в поясе.
Это были первые убитые им враги. Первые убитые им люди.
Переживал он сильно, но не долго. Долго не дали.
Командир приказал отвести его к месту последнего боя. Чтобы «проветрить» мозги. Лейтенанта подвели к сложенным возле школы трупам. Нашим и не нашим.
— Они вчера двух солдат в плен взяли, — рассказывал сопровождавший его старшина. — А сегодня мы их нашли...
Откинул брезент.
Солдаты были изуродованы до неузнаваемости. У них были отрезаны носы, уши, у одного отрублены руки.
— Они их живых резали. Хотели, видно, что-то выпытать. Только что рядовые могут знать...
Ну ничего, мы тоже...
Лейтенант повернулся к чужим трупам. Он не был специалистом, но сразу понял, что они погибли не в бою. И понял, что их не застрелили. Их прикончили штыками и ножами.
— Они нас — мы их. На войне как на войне, — жестко сказал старшина.
Больше лейтенанта от вида смерти не мутило и кошмары ночами не мучили. Он усвоил главную истину войны — остается жив тот, кто не сомневается. Потому что стреляет на долю секунды раньше. Он перестал воспринимать людей, попавших на мушку, людьми, стал воспринимать целями.
Очень скоро в часть пришло пополнение, и лейтенанту дали взвод. И спустя месяц присвоили очередное звание. На войне продвижение по службе идет быстро за счет убыли офицерского состава. К тому же новоиспеченный, капитан единственный в части имел высшее образование, и поэтому обойти его было нельзя.
Звездочку, как положено, обмыли.
Капитану никто не завидовал, потому что там, где стреляют, счастлив не тот, кто получает звания и ордена, а кто остается жив.
Жизнь командира взвода капитана Крашенинникова изменилась мало. Раньше, когда был командиром отделения, бегал по лесам недоедая, недосыпая, подставляясь под пули, и теперь бегал. С той только разницей, что раньше отвечал за десять бойцов, а теперь за тридцать.
Получалось у него не очень.
— Вы почему оружие не почистили?
— Я почистил.
— А это что, — показывал капитан ствол на просвет.
— Но я чистил. Честное слово, товарищ капитан...
— Неужели вы не понимаете, что от вашего отношения к оружию зависит не только выполнение поставленной командованием боевой задачи, но и ваша и ваших товарищей жизнь! — втолковывал он прописные истины, Солдаты виновато рассматривали носки своих сапог.
— Распускаешь ты своих бойцов, — не раз выговаривали ему офицеры. — С ними одним только добром нельзя — на голову сядут. А ты как в детском саду... Им же хуже, делаешь. Дойдет до дела...
До дела дошло скоро.
В первом же бою взвод потерял четырех человек убитыми. Трех потерял из-за того, что высланные в дозор бойцы, вместо того чтобы нести службу, решили искупаться, по безалаберности оставив на берегу оружие. Их даже не застрелили, их зарезали ножами, когда они пытались добраться до составленных пирамидой автоматов.
Капитану объявили строгий выговор. И заставили заполнить похоронки и написать письма родителям погибших бойцов.
После чего «добрые» разговоры с личным составом закончились.
— Вы оставили без присмотра свое оружие! Два наряда вне очереди!
— Но я в туалет ходил...
— Три наряда! И если еще раз замечу...
Военная педагогика — это не подтирание сопливых носов, это жесткое, порой жестокое обучение премудростям войны. Кто их освоит — вернется домой. Кто нет — ляжет в землю.
Капитан Крашенинников быстро подтянул свой взвод, который стал одним из лучших в части.
Через год он получил роту. Но так получил, что лучше бы и не получать...
Местным особистам стало известно о нападении на один из хуторов бандитов. Сообщил об этом прискакавший на коне малолетний сын председателя колхоза.
— Сколько их было?
— Десять или, может быть, больше. Я не видел, меня отец посадил и велел к вам скорее ехать.
— Он что-нибудь еще сказал?
— Сказал. Он сказал, чтобы я передал, что это отряд Оборотня.
— Так и сказал, ты ничего не путаешь?
— Так и сказал...
За отрядом Оборотня охотились уже полгода. А тут вдруг он сам объявился...
Часть подняли в ружье.
Две роты рассадили по машинам.
Первые два километра двигались одной колонной, потом разделились. Четыре взвода двинулись к хутору по дороге, два свернули на целину.
— Проедете сколько возможно, потом пешим порядком, вдоль реки выйдете к северной оконечности хутора, чтобы отрезать им путь к отступлению, — поставил задачу командир части. — Только не опоздайте — упустим их теперь, потом еще год искать будем...
— А машины как же?
— Да черт с ними, с машинами! Оставь возле них пару бойцов, а сам марш-броском...
Три «Студебеккера», переваливаясь на кочках, углубились в лес.
Командир нагнал основную колонну возле моста.
— Давай, давай, не задерживай, с ходу проезжай Головная машина въехала на мост, с трудом вписываясь в его ширину. Доски настила прогнулись и заскрипели. На машинах здесь не ездили, только верхом на конях и в повозках.
— Езжай, не стой!..
Машина выбралась на противоположный берег. Вторая съехала на мост. Третья, почти упираясь ей в задний бампер, замерла на спуске.
Колонна растянулась и потеряла управление.
И именно в этот момент, из подступавшего к мосту леса, в головную машину полетели гранаты. Штук десять одновременно.
— Засада!..
Гранаты взорвались в кузове, среди сидящих вплотную друг к другу бойцов. Сзади и спереди, в голову и в хвост колонны и вдоль колонны, длинными очередями застучали ручные пулеметы и затрещали автоматные очереди. Полетели, взрываясь на обочинах, гранаты.
Солдаты посыпались из машин на землю. Но еще в воздухе их рубили пулеметные и автоматные очереди и осколки гранат. Не зная, куда деться, испуганные, обезумевшие бойцы метались среди машин.
— Залечь, окопаться! — дико орал бегающий среди них, палящий из пистолета в сторону леса командир. — Падай, мать твою!..
Стоящего в рост командира быстро нашла пуля. Он схватился за бок и, обливаясь кровью, упал на дорогу.
— Всем огонь... пулеметы на фланги, — шептал он, пытаясь приподнять голову.
Офицеры хватали солдат за шинели, бросая на землю.
— Ложись! Ложись, дурак!
И падали один за другим, сраженные кинжальным огнем. По офицерам били прицельно. Если выбить офицеров, то с солдатами будет справиться легко. Сами они вряд ли смогут организовать отпор.
— Пулеметы! Где пулеметы? — перекрывая стрельбу, кричал ротный.
Из-под машины выполз испуганный, белый как смерть пулеметчик.
Ротный схватил его за грудки и бросил на землю.
— Стреляй, гад! Стреляй, в бога в душу!..
Пулеметчик разбросал сошки «Дегтярева» и стал палить длинными, бестолковыми очередями, опустошая магазин.
— От машин! Отойти от машин! — кричали, махали руками ротный и другие командиры. — Сейчас рванет!
Из пробитых баков машин струйками вытекал бензин. Деревянные борта занимались огнем.
Ротный схватил еще одного подвернувшегося под руку солдата, пригнул к земле и, дернувшись головой назад и вбок, упал. Пуля попала ему в подбородок, вывернув на сторону челюсть. Вторая ударила в грудь, пробив легкое.
Недалеко от ротного был только один офицер, был капитан Крашенинников. В два прыжка он добрался до раненого командира, ухватив за воротник, потянул его в сторону. Вокруг вздыбливалась, шевелилась от ударов пуль земля.
Пристрелялись, гады!
Ногу чуть выше колена обожгло, словно кипятком. Попали все-таки!
Капитан упал на бок и потащил ротного под прикрытие лежащего недалеко трупа.
— Побудь пока здесь, — сказал он.
Навалил сверху еще одного мертвеца, выстраивая баррикаду из человеческих тел.
Услышал, как захлебнулся ручной пулемет. Мертвый пулеметчик упал лицом на приклад.
Без пулемета швах! Без пулемета они могут решиться броситься в атаку, чтобы добить колонну. Чтобы не выпустить живым никого...
Капитан перекатился по земле к пулеметчику, потянул, вырвал из мертвых рук пулемет, бросил ствол на тело и, прикрываясь пулеметчиком, как щитом, и, выцеливая основания деревьев, нажал на курок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49