Впрочем, это было не важно.
Важно, что он получит оружие. Пусть хоть даже связку ключей. Он получит оружие, и тогда им не взять его живым.
Ударить ручкой в горло... Опрокинуть...
Но ему не пришлось бить ручкой в горло. Ему повезло. Как видно, есть бог на небе!
— У меня кончилась бумага.
Следователь позвонил в звонок. Дверь открылась.
— Бумагу...
Сейчас он вернется. Вернется с бумагой. И, может быть даже, перешагнет за порог. Пусть он перешагнет! Пусть случится так, а не иначе!
Он перешагнул через порог! Он подошел к самому столу.
— Вот бумага.
Это был шанс. Его шанс!
Снизу, без замаха, он ударил охранника в кадык ручкой. Ударил — чтобы убить! Но у охранника оказалась отменная реакция, и к тому же он стоял сверху, а ручка была очень короткой. Слишком короткой! Он успел отшатнуться, отскочить, ручка лишь содрала кожу с его горла.
Он успел отскочить, но не успел защититься. Ему в грудь впечатался ботинок. Второй удар, направленный в голову следователя, не получился — ботинок соскочил с ноги и улетел в угол камеры. Потому что был без шнурков! Потому что шнурки, ремни, все, и даже пуговицы, у него изъяли. Но он все равно достал его, достал, уже голой ногой ударив в плечо. Следователь отлетел к стене.
«Надо их добить! Добить!» — мелькнула мысль.
Но нет, нельзя! Нет времени!
Он прыгнул к двери, выскочил, захлопнул ее, задвинул засов. Все, эти нейтрализованы, этих в тылу нет!
Коридор был пуст! Ему снова повезло. Как в сказке повезло!
Семьдесят два шага он одолел в двадцать прыжков.
Лестница.
Ступенька, вторая...
Кто-то идет навстречу! Он смирил бег, пошел не спеша, пошел так, как должен был идти свой, как должен был идти надзиратель.
Пропустить мимо себя и ударить сзади. Ударить в висок...
Но надзиратель почуял неладное. Он заметил босые ноги!
— Ты кто?..
— Да ты что, я же Лешка, — широко улыбнулся он навстречу, выгадывая секунды.
Еще ступенька! Удар!
И снова не лучший, оставляющий противника в живых.
Две недели побоев и неподвижности не прошли для него даром. Реакции замедлились. Надзиратель успел уловить его движение, успел прикрыться. Но все равно упал, покатился вниз по ступенькам.
Вперед, теперь вперед, пока нет погони! Он не надеялся преодолеть лестницу. Он мечтал только добраться до лестницы. Хотя бы до лестницы. Но прорвался дальше!
Он перепрыгивал через три ступеньки. Он рвался вверх, как к спасению.
Лестничный пролет. Дверь. Две двери, одна как была там, внизу, внутрь. А куда тогда вторая?
Неужели...
Он толкнул дверь.
Какой-то коридор. И свет! Белый свет! Свет улицы!
Бегом!
Бегом! Откуда-то сбоку выпрыгнули люди. Двое. И третий лез из раскрытой двери. Он напал на них, не давая им очухаться. Он бил, стараясь убить. Но они уворачивались, уходили из-под ударов. Крепкие в этой тюрьме ребятки!
Он уже не нападал, он уже отбивался, уже без разбору, почти как в уличной драке. Он отбивался и пятился, пятился к двери в конце коридора. Из-под которой сочился серый свет.
Он хотел прорваться на улицу! Он не хотел умирать здесь...
В окне под потолком он увидел небо! Подпрыгнул, ударил в стекло кулаком. Вниз посыпались стекла. Один обломок он поймал на лету левой рукой. Большой, треугольный, острый, как нож. Которым можно полосовать шеи и резать глаза.
— Убью-у! — дико заорал он, размахивая своим импровизированным кинжалом.
И увидев, как замерли, отпрянули надзиратели, бросился к двери. Он с лету вышиб ее ногой, выламывая замки и щеколды.
Улица! Все-таки улица! Он смог!.. Он метнулся в одну сторону. В другую.
Стены. Кругом были одни стены. Каменный мешок двора!
И машина. Тентованный «КамАЗ» у дальней стены! Машина!
Он бежал к машине и чувствовал, что делает что-то не то. Что-то не то...
Он понял, когда добежал.
Когда он добежал, он увидел, что сзади из кузова выпрыгивают люди. Много людей.
Дурак!.. Теперь все, все!.. Но шанс еще был!
Он метнулся к кабине. Увидел сквозь стекло фигуру на сиденье.
Выдернуть, полоснуть этого, потом водителя, дать по газам, чтобы сбросить на скорости тех что остались в кузове. А дальше...
А дальше... Пусть даже ничего! Он все равно успел... Он много успел. И, может быть, еще успеет...
Сжал стекло так, что брызнула во все стороны кровь.
Дернул что есть силы дверцу. Рванул на себя упирающееся тело.
— Ты что? Охренел? Отставить, мать твою! — рявкнула фигура.
И ударила его в лицо кулаком. Как кувалдой ударила.
Он упал. Но упал не на бетон. Упал на подставленные руки. Его придержали, обхватили, обжали со всех сторон, поставили на ноги.
А-а! Сволочи!..
Он рванулся, уже понимая, что проиграл, что его взяли, взяли так, как не должны были, взяли живым! Рванулся еще раз и, извернувшись, схватил кого-то зубами за плечо.
— Ой! Он, блин, кусается!
— Отставить! Отставить!! — еще раз рявкнул голос.
Голос...
Как?.. То есть как?.. То есть?..
Он обернулся. Да, стены. Кругом были стены. Чем-то знакомые стены. Очень знакомые стены! Стены... учебки. Учебки?! А как же тогда...
— Ну наворотил ты тут делов! Семерым не расхлебать! — недовольно сказал все тот же голос. — Такого наворотил. Такого!.. Что... Что молодец! Что просто форменный молодец!
Руки, удерживавшие его, отпустили, отхлынули куда-то в стороны. Кто-то сграбастал его, притянул, прижал к себе.
Что задурдом!..
— Ты это, извини, что я тебя по морде. Но ты тоже хорош, со стеклом на начальство бросаешься, как на того каплуна!
А как же?!.
От двери, из которой он недавно выскочил, выходили, шли навстречу, радостно улыбаясь, следователь, надзиратель, который принес бумагу... и тот который был на лестнице... и те трое, от которых он так удачно отбивался.
Так вот почему отбивался!
— Ну у тебя, парень, рука! Чуть не прибил совсем! А как же?!. Как же?!.
А очень просто! Не было никакой тюрьмы. Не было слежки. Не было Резидента. Не было командировки. Никакой командировки не было! Ничего не было!
Была проверка. Еще одна проверка! Очередная проверка! По сценарию учебки!
Что б их всех!..
* * *
И снова датчики на висках, груди, кончиках пальцев. Резиновый, с десятками отходящих от него проводов «обруч», стягивающий лоб. Бесконечный ряд уже знакомых, уже звучавших вопросов.
— Вы ненавидите тех, кто проверял вас?
— Нет.
— Вы обижены?
— Нет.
— Вы хотите мстить?
— Нет.
— Если представится такая возможность, вы будете мстить?
— Нет.
— Вы готовы выполнить новый приказ?
— Да...
И все-таки — да! Несмотря ни на что — да!
— Вам надлежит явиться...
Пятьдесят шагов по пустому коридору до нужной, без табличек и номеров, двери. Стерильно пустая, как тюремная камера, комната. Длинный стол. За столом такой же безликий, как окружающая обстановка, человек.
— Посылка... Документы... Билет...
Распишитесь здесь... Теперь здесь...
И такие же безликие, как комната, как сидящий в ней человек, слова, за которыми может скрываться все, что угодно, — работа или очередная провокация, жизнь или смерть...
— Вы направляетесь курьером...
И, значит, все начинается с начала. С самого начала...
Глава 1
В пустом, отблескивающем золотом зале никого не было. Кроме двоих, стоящих у огромного, под потолок, забранного тяжелыми портьерами окна. — Ну вот и все, понимаешь. Можно сказать, сдал дела. Теперь тебе править, — сказал тот, что был покрупнее.
— Даже как-то жалко уходить. Привык, понимаешь, за столько дет.
— Да, вы сделали много для блага...
— Да ладно ты. Что сделал, то сделал. Теперь тебе делать. Ключи я тебе отдал, чемодан, понимаешь, тоже. Остался последний пустяк...
Собеседник напрягся. Все дела были переданы, все слова сказаны. Что он хочет еще? Озвучить какую-нибудь патетическую фразу, в надежде, что она войдет в анналы истории. Так не войдет. Его время закончилось. Слова пенсионера, пусть даже всероссийского значения, никого не интересуют. Без чемоданчика им грош цена в базарный день. Ну да ладно, переживем и это...
Преемник ждал, сохраняя на лице подобающее моменту почтительно-отстраненное выражение.
— Хочу дать тебе один телефончик, — «пенсионер» вытащил, открыл личную записную книжку. — Вот этот, — показал на отчеркнутый номер. — Если будут проблемы, позвони.
Какие могут быть проблемы у человека, у которого в распоряжении целое государство?
— У меня — проблемы? Какие могут быть проблемы?..
— Разные. Которые нельзя решить в рабочем порядке. Позвонишь, к тебе придет человек, ты ему все объяснишь. Только сам звони, никого другого в это дело не путай.
— Что это?
— Еще одна подчиненная тебе служба. Подчиненная только тебе.
— У нас нет такой службы!
— Мы многое думаем, чего у нас нет, пока, понимаешь, не попадем в этот кабинет.
Разговор был странен. Был о том, чего не могло быть. Потому что не могло быть в принципе.
— Теперь запоминай цифры: два, семь, ноль, девять, снова девять, три, шесть, два раза по единице, пять. И семь, семь, четыре, три в обратную сторону. Это код моего... вернее, понимаешь, теперь уже твоего личного сейфа. Потом сунешь в дырку вот это, — протянул пластиковый, размером с банковскую карту прямоугольник.
— Что там?
— Увидишь...
В сейфе лежала папка для бумаг. С бумагами. Написанными от руки. Что было необычно. Что было в высшей степени необычно! Писать от руки, писать самому (!), имея штат секретарей и без счету принтеров?..
Что за блажь?..
Или... Или просто конспирация? Потому что когда хочешь гарантированно сохранить информацию, ее приходится писать в одном экземпляре лично самому.
Финансовые отчеты. Цифры не самые большие, сопоставимые с бюджетом какой-нибудь заштатной областной милиции.
Что там еще?
Правила, регламентирующие порядок и форму контактов. Фамилии посредников, допущенных к тайне, через которых можно осуществлять передачу информации.
И все! Никаких адресов, фамилий, списков личного состава, отчетов о проделанной работе. Вообще ничего!
Что же это за служба такая? Безадресная?
А впрочем... Может, именно такая в век всеобщей продажности и нужна?
Или все это только игра? Способ безотчетно умыкнуть казенные деньги? Может — так.
А может... Ладно, потом разберемся. Со всем разберемся. И с этим тоже. Время еще есть...
Глава 2
Великое государство лежало распластанное на шестой части суши. Вернее сказать, некогда великое. А теперь просто распластанное.
Сто пятьдесят миллионов человек, составлявшие население этой страны, жили обычной, повседневной жизнью — спали, ели, пили, пили водку, ссорились, влюблялись, искали правду, просаживали миллионы, считали копейки, сводили счеты с соседями и с жизнью...
Их не было видно, потому что с высоты десять тысяч метров не видно ничего. Видно только бездонную темноту. Непроницаемую, как будущее.
— За бортом самолета шестьдесят пять градусов ниже нуля, — сообщила бортпроводница.
— Тогда еще по одной, а то замерзнем, — хохотнули три веселых парня в девятом ряду, разливая по пластмассовым стаканчикам водку.
— Слышь, дядя, ты будешь?
«Дядя» сидел прижатый веселой компанией к иллюминатору. На коленях у него лежал большой пластмассовый «дипломат».
— Ну, будешь или нет?
— Не хочу.
— Ну, не хочешь — как хочешь.
Парни опрокинули стаканчики, заели аэрофлотовскими конфетами. Им стало тепло и уютно. Несмотря на шестьдесят градусов за бортом.
— Может, в картишки?
— Точно!
Снова повернулись к соседу.
— Слушай, дядя, сделай одолжение, пересядь на ту сторону, а то мы в картишки решили переброситься, а у нас приятель через дорогу. Пересядь, а...
Сосед молча покачал головой.
— Ну что тебе стоит.
— Нет.
Парни переглянулись. Вот зараза попалась! Играть через проход было неудобно. Разве только бросить на подлокотник какой-нибудь чемодан.
— Ну и черт с тобой, сиди! Только тогда портфель свой дай. Мы на нем играть будем.
Сосед молчал, отвернувшись к иллюминатору.
— Дай! Тебе он без надобности, а у нас игра! Сосед придвинул «дипломат» ближе к животу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49