Он стрелял короткими очередями, стрелял расчетливо по вспышкам огня в лесу. Он догадывался, он знал, что попадает. И понимал, что теперь весь огонь сосредоточился на нем.
Тело пулеметчика шевелилось от десятков попадающих в него пуль. Предназначавшихся ему. Но он продолжал вести огонь, потому что менять позицию было поздно. Он вел огонь и что было сил кричал:
— Огонь! Всем огонь!
Но не голос, ровный стук пулемета внес в сумятицу боя новую ноту. Кто-то сопротивлялся, кто-то знал, что делать. Кто-то единственный знал...
Бойцы потянулись к оружию. В унисон пулемету затрещало несколько автоматов. Вначале робко, но потом к ним присоединились другие. Лес зашевелился, ожил. На землю полетели сбиваемые пулями ветки и сучья, посыпались листья.
Шквал ответного огня заставил замолчать притаившихся в чаще врагов. Фактор внезапности был утрачен, солдаты начали оказывать сопротивление. Организованное сопротивление. Ход боя был переломлен...
Еще несколько минут колонна огрызалась автоматными очередями, пока вдруг все не поняли, что стреляют напрасно, что врага нет. Враг ушел.
Капитан посмотрел на часы. Бой продолжался девять минут. Всего девять минут, хотя казалось, что прошли сутки...
— Соберите раненых и оружие, — тихо сказал он. Солдаты разбежались выполнять приказание, Раненых стащили в одно место, под борт единственной уцелевшей машины. Трупы оставили на месте.
— Какие потери? — спросил капитан.
— Тридцать два раненых, остальные убитые.
В ходе девятиминутного боя погибли двадцать четыре бойца и практически все офицеры...
Командира части, допустившего разгром колонны, хотели отдать под суд военного трибунала. Потому что кого-то надо было обязательно отдать. Но он находился на излечении в госпитале, в связи с получением тяжелого пулевого ранения. И дело спустили на тормозах.
Вину, как водится, свалили на мертвых, которые сраму не имут. Командира комиссовали.
В герои вышел единственный оставшийся боеспособным офицер — капитан Крашенинников. Которого за «умелое командование личным составом в условиях навязанного противником боя» и спасение своего ротного командира представили к награде. И дали роту. Но уже не за заслуги, а потому что офицеров в части осталось всего ничего.
После окончания училища прошло чуть больше полутора лет, а Крашенинников вышел в ротные и стал в части, куда пришел лейтенантом, «стариком». Такая вот, замешанная на чужой крови, карьера...
Разгром автоколонны наделал много шума, и в часть понаехали проверяющие. И не только проверяющие.
— Так вы никогда их не одолеете. Бессмысленно носиться по лесам за разрозненными малочисленными отрядами бандитов, которые к тому же из местных, знающих здесь каждую тропинку жителей. Они будут проходить у вас между пальцев, как вода. Разве только к каждому кусту по солдату поставить, — рассуждал приехавший из Москвы подполковник. — Но на это, пожалуй, и дивизии будет мало, а вас тут дай бог если два батальона наберется...
— Так что же делать?
— То, что немцы делали в Белоруссии и на Украине, где им партизаны особенно сильно досаждали. Тропы перекрывать, выявлять среди местного населения пособников, устраивать, ставить, организовывать партизанские отряды...
— Как так отряды?
— Не настоящие отряды — лжеотряды. Чтобы потом объединяться с настоящими, выявлять их базы и уничтожать.
— Так, может, здесь то же самое попробовать?
— Попробуем. Для того я сюда и прибыл...
Подполковнику понравился инициативный, быстро все схватывающий и, судя по всему, боевой, раз с новеньким орденом на кителе, капитан.
Ему и партизанить...
Очень скоро в окрестных лесах объявился новый, до того никому не известный отряд не согласных с советской властью патриотов, называвших себя «Борцами за свободу и независимость латышского народа». Энкавэдэшники и милиция активно расспрашивали местное население о местонахождении, численности и составе отряда. С воздуха разбрасывались листовки, обещающие за любую информацию о «борцах» награду.
Но не листовки делали отряду рекламу — дела.
За неполный месяц было зарегистрировано четыре нападения на представителей советской власти и военных.
Делалось это просто — командиру отряда заранее сообщалось, когда и где нужно ставить засаду. В одну из машин, на которую должно было быть совершено нападение, затаскивали трупы погибших накануне и свезенных в одно место солдат. В кабину, рядом с водителем — усаживали и привязывали к спинкам сидений, в крытый брезентом кузов — сыпали внавал.
В условленном месте отряд «нападал» на автоколонну, устраивая бешеную пальбу. От них «отбивались», а потом вытаскивали Из обстреленной машины и раскладывали на земле «погибших». Которых видели проезжающие мимо местные жители.
Пару раз, для достоверности, проводили против «борцов» масштабные облавы.
Но вечно расстреливать транспортные колонны было нельзя. Тем более что настоящие лесные братья на военных нападали нечасто, предпочитая иметь дело со слабо вооруженной милицией и гражданскими служащими. И подполковник Сергеев из Москвы предложил провести показательное наказание «предателей».
— Но как я могу?.. Это же мирное население!
— Можешь! Или ты думал, тебе без крови поверят? Не поверят! Они там не дураки! Им нужны акции, которые они смогут проверить.
— Может, еще лучше одну машину?
— На расстрелах трупов славы не сделать. Пора выбираться из леса. Пора показывать лица. Так что личный состав отряда придется поменять. Рязанские физиономии нам больше не нужны. Я попросил прислать нам латвийских товарищей. Возьмешь их под свое командование. Ребята все надежные, проверенные, коммунисты.
— Но я ведь тоже не прибалт.
— Но немного похож. Поэтому, по легенде, у тебя мать будет латышка, а отец русский. Но воспитывал тебя отец, поэтому латышского языка ты не помнишь.
— По какой легенде?
— Легенда — это вымышленная биография. Которую ты должен знать лучше настоящей. Так вот, по легенде, ты был призван в ряды Красной Армии, закончил краткосрочные курсы — все равно твою военную выправку не скроешь, — дезертировал, организовал отряд, полгода удачно воевал, но потом тебя выследили особисты, и пришлось с боями уйти сюда, в Литву, где ты продолжаешь бороться с советской властью.
Это если без подробностей.
Теперь ты решил наказать изменников, продавшихся Советам, как это делал у себя в Латвии.
— Я приказал местным особистам подобрать тебе людей, связанных с лесными братьями. Ты ведь не обязан знать, что они служат и нашим и вашим. А тебя совесть мучить не будет.
Капитан вздохнул облегченно.
— В деревню придешь под утро, они всегда приходят под утро, захватишь председателя сельсовета и участкового милиционера и повесишь или расстреляешь, это как душе угодно, в присутствии местного населения. Можешь считать, что приводишь в исполнение приговор военного трибунала.
Только будь готов к тому, что сопротивляться они будут по-настоящему. Так что не подставляйся...
Отряд «борцов» пришел в деревню на рассвете. В дом председателя удалось войти без шума, откинув финкой щеколду. Председатель спал с женой в грубо сколоченной кровати, и его взяли «тепленьким».
С милиционером по-тихому не получилось. В его дворе забрехала собака, и он, мгновенно проснувшись, метнулся к окну. Собаку прибили выдернутым из забора колом, но было поздно. Милиционер вышиб прикладом стекло и резанул по двору длинной очередью из «ППШ».
Выкурить его из дома быстро не удалось, и один из «борцов» зашвырнул внутрь гранату. Автомат замолк.
Внутри нашли смертельно раненного, в исподнем, милиционера, в погребе жену и двух испуганно прижавшихся к ней детей.
Их, конечно, не тронули, захлопнув приподнятую крышку.
Мертвого милиционера отволокли на площадь, туда же привели председателя сельсовета.
— За измену литовскому народу... — без вдохновения сказал капитан.
— Все равно будет по-нашему! Да здравствует советская власть! — крикнул председатель.
Его застрелили и бегом ушли из деревни...
Лишь потом, позже, капитан понял, что его обманули. Не могли председатель и милиционер быть предателями. Не могли! Разве стал бы участковый палить из «ППШ», если бы был предателем? Нет, он вначале попытался бы разобраться, кто к нему из леса пришел. А вдруг свои... И председатель... Так изменники не умирают...
Подполковник сразу все понял.
— Возможно, это была ошибка особистов. Но даже если это так, пусть — так, но все равно лучше потерять двух человек, чем двадцать или двести. Вспомни бой на мосту. И подумай, что бы было, если бы вы знали о засаде заранее. Вернее, чего бы не было. И подумай, согласился ли бы ты заплатить за это жизнью посторонних людей. Того же председателя и милиционера?
Время такое: лес рубят — щепки летят.
А может, и верно...
— Оправдать ошибку может только одно. Знаешь что? Ликвидация бандитов. Которые уже не убьют наших товарищей и никого не убьют. А если нет, если ты не сможешь, то тогда действительно, тогда все это было зря... Лесные братья вышли на «борцов» быстро. От них пришел и связник.
— Мы действуем разрозненно, и Советы бьют нас. Бьют поодиночке, — начал издалека связник.
— Что ты предлагаешь?
— Не я предлагаю, мы предлагаем. Надо объединить наши усилия, и тогда мы будем способны на серьезные действия.
— Это верно.
— Тогда я приглашаю вас на переговоры.
— Пожалуйста, приходите, поговорим.
— Нет, не мы к вам, вы — к нам.
— Почему?
— Наш отряд больше.
Это был риск, смертельный риск, но принесенные во имя победы жертвы надо было оправдывать.
— Хорошо, я согласен...
В лагерь бандитов шли две ночи, постоянно меняя направление движения,
Следы путают. Значит, не верят.
Только зря путают, подполковник предусмотрел такой поворот и должен был пустить по следу отряда следопытов...
В лагере «борцов» со всех сторон обступили лесные братья. Разом лязгнули затворы.
— Сдавайте оружие!
— Так-то вы встречаете своих союзников?
— Береженого бог бережет.
«Борцов» загнали в землянку и, вызывая наверх, допрашивали по одному.
— Как вы здесь оказались?
— Нас обложили особисты, там, в Латвии, пришлось пробиваться на юг...
— Что-то ты не похож на латыша.
— У меня отец русский.
— Скажи что-нибудь на латышском.
— Я не знаю латышского. Меня воспитывал отец...
Легенды были продуманы хорошо, допросы многократно отрепетированы. А выбивать из будущих союзников признание силой они не решились.
— Мы рады, что не ошиблись в вас, — сказал командир лесных братьев. И протянул руку. Выходит, поверили?
— Предлагаю закрепить наш союз совместно проведенной операцией.
Нет, все-таки сомневаются. И потому хотят проверить в деле. Прав был подполковник насчет веры и крови.
На этот раз лесные братья решили напасть на районную милицию. Раз сил прибыло.
В город просочились мелкими группами в гражданской одежде, спрятав оружие под плащами. Собрались на ближайших к зданию милиции улицах. Позади каждого «борца» шли несколько лесных братьев.
— Стой здесь.
— А когда начнется?
— Когда начнется, тогда и начнется. Твое дело улицу прикрывать.
«Борцов» в бой так и не пустили.
Эх, кабы вместе собраться да ударить в тыл, думал каждый из людей капитана. Но с места никто не сдвинулся, чтобы не раскрыть себя и не погубить своих товарищей.
На площади раздалась интенсивная стрельба. И через пять минут стихла. Нескольких живых милиционеров выволокли на улицу.
— Теперь ваша работа. Милиционеров подтащили к стенке. Перед ними шеренгой выстроили «борцов». За их спинами, изготовив автоматы, встали сами.
— Ну что, кто будет первым?
Первым должен был быть командир.
Капитан подошел к одному из милиционеров, приподнял за подбородок его лицо, взглянул в ненавидящие и молящие о пощаде глаза и выстрелил в ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49