Замок на двери был за полтыщи баксов, но открывался точно так же, как копеечный отечественный, — фигурно изогнутой дамской шпилькой.
Он проскользнул в прихожую. Прошел в гостиную. Повернул в спальню...
Объект валялся на полу поперек медвежьей шкуры, среди дюжины полупустых бутылок. Все можно было устроить тихо, влив ему в глотку смертельную дозу спиртного.
— Я могу сделать все тихо, — шепотом сказал он.
— Не надо тихо. Надо громко, — прозвучал голос в наушнике.
Похоже, им нужен скандал, нужно кого-то предупредить.
Ну громко, так громко...
Он вытащил пистолет.
Пулю в коленную чашечку, пулю в пах и пулю в лоб. Чтобы не сразу, чтобы жертва помучилась, чтобы это было похоже на месть.
Хотя хочется по-приятельски — сразу в лоб и лишь потом в пах... Разрыв в пару минут экспертиза не распознает.
Но нельзя. Надо так, как надо.
Он пнул безвольное тело ногой.
— Ну кто там, черт возьми!.. — забормотал школьный приятель.
Попытался снова уснуть, но его снова пнули.
— Ты что! Я вот сейчас!..
Повернулся на бок, открыл глаза. Увидел против Света фигуру с пистолетом.
— Чего тебе надо?
Он не испугался, он был слишком пьян, чтобы пугаться.
Попытался сесть. Наткнулся рукой на бутылку. Потянул ее к губам.
— Встань? — приказала фигура. Каким-то очень знакомым голосом.
— Ты кто такой?
Мотнул похмельной головой. Зажмурил и снова открыл глаза.
— Ты?
Ты?!
Откуда?..
Он узнал его. Он не мог не узнать его.
— Встань!
Бывший его, из той жизни, одноклассник Мишка Лопухин, по-простому Лопух, а теперь фигурант уголовного дела, теперь объект, пошатываясь, встал.
— А ты чего?..
Он не дал ему договорить. Он выстрелил. Наверное, слишком быстро, словно боясь быть втянутым в беседу, что обязательно отметят невидимые соглядатаи.
Он не целился, но он попал точно. Пуля в мелкие осколки разнесла коленную чашечку правой ноги.
— А-а! — взревел раненый. — Ты что, гад... Сашка!..
Впервые за много лет он услышал свое имя. Свое настоящее имя.
Сашка...
Да — Сашка!
Он вздрогнул. Он испугался своего, вслух произнесенного имени. Словно кто-то уличил его в преступлении.
Он выстрелил еще раз. Он должен был стрелять в пах, но он выстрелил наугад.
Объект, Мишка... все-таки Мишка схватился за левую сторону груди, упал лицом вперед на медвежью шкуру.
Он уже ничего не говорил. Он тихо, по-звериному, подвывал.
Последняя, милосердная пуля вошла ему в затылок, разорвав и разметав по полу мозг.
— Эвакуация, эвакуация... — несколько раз, очень внятно проговорил в барабанную перепонку наушник. — Немедленная эвакуация.
Да, да, эвакуация...
Он шагнул назад, к двери, и вдруг услышал другую, новую, неожиданную команду:
— Внимание! Оружие к бою! Оружие к бою!
Что случилось?!
Он вытянул вперед пистолет, прижался спиной к стене.
Что могло произойти?..
Хлопнула входная дверь. Вспыхнул свет. Кто-то затоптался в прихожей.
Дуло пистолета, устремленного в проем двери, слегка подрагивало, по лицу тек пот. Ему было страшно. И было плохо.
— Приберите за собой. Обязательно приберите за собой, — бубнил чужой голос в самое ухо.
Свет потух.
В проем метнулась чья-то тень.
Он выстрелил, почти не глядя. И не промахнулся.
Тень вскрикнула. Тень вскрикнула женским голосом!
Не снимая пальца со спускового крючка, он сделал шаг вперед. Наклонился. И опустил, почти выронил из руки пистолет.
Это действительно была женщина. Была хорошо знакомая ему женщина. Была одноклассница, в которую он был влюблен три года подряд в восьмом, девятом и десятом классах.
Но как она?..
Или?.. Ах, черт возьми, как все просто! Она пришла сюда, потому что это ее дом! Потому что она жена Мишки! Который тоже был в нее влюблен.
Она жена Мишки, которая должна была вернуться завтра. А вернулась теперь... И нарвалась на пулю.
Но как же так!..
Она была еще жива. И, может быть, даже могла выжить. Но в уши бубнил, бубнил, бубнил чужой властный голос:
— Прибрать за собой! Вы должны прибрать за собой!.. Да, он должен прибрать за собой. Потому что Тайна.
Потому что самое главное — сохранить Тайну. Которую можно сохранить только в одном случае... Он поднял пистолет.
Он поднял пистолет, приставил его к безвольно повисшей голове, обжал указательным пальцем спусковой крючок.
«Спусковое усилие девятьсот граммов», — вдруг не к месту вспомнил он.
Всего девятьсот граммов.
Но эти девятьсот граммов преодолеть не смог. Не смог!
— Все чисто, — сказал он. — Все уже чисто. И бросился к двери...
Перебежав двор, он выскочил на улицу, миновал несколько кварталов, свернул в переулок. Его перехватили, толкнули в распахнутую дверцу стоящей у обочины машины «Скорой помощи», уронили на висящие на ремнях носилки.
Чужие жесткие руки поймали его запястье, перехватили вкруговую резиновой лентой, воткнули под нее какие-то провода. Налепили на грудь датчики. Обтянули резиновым, с круглыми железками, обручем голову.
Пульс.
Давление.
Реакция зрачков.
Кардиограмма.
Быстрые, задаваемые бесцветным, монотонным голосом вопросы:
— Вы ненавидите тех, кто приказал вам совершить акцию?
— Вы готовы выполнить новый приказ?
— Вы хотите мстить?
— Вы будете мстить?
Он прошел проверку.
Пульс у него был восемьдесят.
Давление в пределах нормы.
Сердце работало, как добротные механические часы.
Да, он желал мстить.
Но не собирался этого делать.
Он ненавидел своих начальников.
Но готов был выполнять их приказы.
Что подтверждал полиограф. И даже тогда подтверждал, когда он отвечал «нет»!
Он прошел проверку...
— Не ты первый, не ты последний, — беседовал с ним «по душам» незнакомый «старший товарищ». — Все проходили через это. И проходили через гораздо худшее. Я проходил через гораздо худшее.
Так надо. Так надо им, потому что они должны знать, на что ты способен. Но и в том числе тебе. Чтобы понять правила игры.
Так проще: чик — и все! Разом. Как отрезали...
Такая работа... Такая, что годами, десятилетиями придется жить на нелегальном положении. Там, за кордоном, служа во внешней разведке. Или здесь — во внутренней.
Как удержаться, не расслабиться, не попытаться выйти из дела, не предать?
Только так! Только связавшись круговой порукой.
Нам много дано. Но с нас много и спросится.
Может так случиться, что тебе придется убивать. И может случиться так, что придется убивать небезразличных тебе людей. Оказавшихся по ту сторону баррикады. Не исключено, что тебе — меня. Или мне — тебя. Потому что нет гарантии, что ты или я не проявим малодушие, не предадим. И тогда наша рука не должна дрогнуть.
Как не дрогнула в этот раз...
Ты, конечно, хочешь узнать, почему они выбрали их? Именно их?
Потому что незнакомых людей ты бы зачистил легче. И еще легче зачистил следующих. И воспринял бы смерть, как самый простой и универсальный способ решения проблем.
Ты бы стал убийцей.
А ты не должен стать убийцей. Ты должен стать разведчиком!
Такая работа... Грязная. Но нужная. Нужная нашей с тобой стране. Потому что кто-то должен ее защищать. Незаметно, без болтовни и нюнь. По-мужски.
Кто, если не ты? И если не я?
А все остальное не в счет! И все — не в счет. И даже ты сам — не в счет. Потому что такие правила.
А если иначе, если за деньги и звездочки, то все разбегутся и продадут. Как везде разбежались и продали.
Лучше — так, как ты, чем как они...
Ты понимаешь?
Он понимал. Понимал главное — что мосты сожжены, что сзади догорают головешки. Его жизни.
И еще он догадывался, что одних только бесед по душам им будет мало.
Он не ошибся. Слов им было мало.
* * *
— Прошу ознакомиться... Что это?..
Это были протоколы осмотра места происшествия. Его места происшествия.
И были фотографии трупов. Двух трупов. Его трупов.
— Прочтите.
Он прочитал акты судебно-медицинских экспертиз — мужской труп... три огнестрельных ранения в область... Женский труп... два огнестрельных ранения в...
Как два ранения? Почему два? Ведь было одно! Он стрелял один раз, в проем двери. Один раз!
Откуда взялось два? Одно — в грудь. Другое, смертельное, в голову. Он не стрелял в голову! Должен был, но не стрелял!
Или... Ах вот как...
Он не стрелял, но... все равно стрелял. Стрелял! И убил. И никуда от этого не деться. Теперь — не деться.
— На месте происшествия были обнаружены приобщенные к делу отпечатки пальцев. Отпечатки ваших пальцев.
Хотя он не оставлял отпечатков.
Но... оставлял.
— Следствие располагает фотороботом, составленным со слов видевших преступника свидетелей. Вас видевших. Хотя его никто не видел. Но... Видели.
— Мы должны предупредить, что существующих улик с избытком хватит для передачи дела в суд и вынесения приговора. И должны предупредить, что мы оставляем за собой право дать делу ход, в случае, если вы...
Да понял, все он давно понял. Вход — рубль. Выход — жизнь.
Свет лампы бил в лицо, бил в глаза. Голос следователя лез в самую душу.
— И все же непонятно, зачем обмазывать трубопроводы пластилином! Может быть, вы подскажете мне, зачем обмазывать трубопроводы пластилином?
— Ну откуда я знаю!.. Может быть, кто-нибудь просто похулиганил?
— А не слишком ли это сложно для просто хулиганства — проникать на территорию секретного завода, рискуя нарваться на охрану? Не проще ли было написать на заборе неприличное слово или разбить где-нибудь стекло?
И потом, такие масштабы! Тот, кто хотел похулиганить, похулиганил бы в одном месте. Для смеха этого бы вполне достаточно. А этот хулиган излазил весь завод!
Странно?
Более чем странно!
И еще хотелось бы понять, чем руководствовался хулиган, выбирая шутки ради самые уязвимые, с точки зрения возможного ущерба для производства, места? Или это случайность? Тогда очень странная случайность, безошибочная случайность.
Так что ваше объяснение не подходит. Это были не хулиганы.
А кто тогда?
— Вы скажете — шпионы?
— Ну, может быть, шпионы...
— Мы тоже так вначале подумали.
Но почему они выбрали пластилин?!!
Шпионы и диверсанты, если на мгновение представить, что это были шпионы и диверсанты, такого бы делать не стали. Они бы использовали взрывчатку.
Значит, это были не шпионы.
Но кто тогда?
Кто?
И зачем?!
И мне почему-то кажется, что вы это знаете! И почему-то кажется, что вы мне об этом расскажете. Непременно расскажете.
* * *
Ему не повезло. Его отправили на связь с Резидентом, отправили простым Курьером.
— Письмо.
Куратор положил на стол электронную записную книжку.
— Посылка.
И поставил баночку консервов «Тушенка свиная». Тушенка как тушенка, если внутрь не заглядывать. Впрочем, внутрь не заглянуть, даже если очень захочешь.
Куратор вытащил из кармана пульт. Обыкновенный, черный, с кнопочками. Вроде тех, что управляют телевизорами и видюшниками. Направил на банку, поочередно нажал несколько цифр и нажал разом комбинацию цифр. На «пульте» замигала лампочка.
— Самоликвидатор активизирован, — сказал куратор. То ли информируя, то ли предупреждая. Теперь любой человек, сунувшийся в банку, мог лишиться рук. И гарантированно лишиться банки. Безопасно вскрыть ее мог только Резидент, у которого был точно такой же пульт и которому была известна комбинация цифр.
— Распишись.
Курьер расписался за письмо и посылку. Сунул их в спортивную сумку. И отправился в аэропорт. Час лету, и он был на месте.
Час он бесцельно болтался по городу, проверяясь, нет ли за ним хвостов. Он проверялся очень тщательно, может быть, даже слишком тщательно, потому что это было его первое задание.
Нет, вроде никого. Лица не повторяются, марки, цвета, номера машин тоже.
Нет, все нормально.
В 13.07 он был на месте. Был на остановке «Универмаг». Он должен был стоять здесь до первого автобуса. Стоять, повесив сумку на левое плечо, сунув пальцы правой руки в карман и повернувшись в сторону движения гортранспорта.
Именно так и никак иначе. Потому что если иначе, если не выдержать до секунд время, смотреть в сторону приближающегося автобуса и засунуть ладонь в карман полностью, то это значит, что что-то случилось и встреча не состоится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49