– Я говорила Грегори Пеку (знаете, тот паренек из музыкальной комедии), что только слабоумные поверят, будто на одной из наших вечеринок мы заставили его выступить в роли дворецкого – с серебряным подносом в руках и одетым только лишь в галстук-бабочку.
Представив Пипса в подобном наряде, я ужаснулась. Повернувшись спиной к Коту-Мертвецу, я последовала за Теолой к столу с напитками, бормоча:
– Только бы никто сюда не заглянул.
– Разве что телевизионный проповедник из-за угла. – Она побренчала щипцами в ведерке со льдом. – Как я уже сказала тому репортеру из "Ньюсуик", мне все время приходится напоминать себе, что Мэри пишет в жанре "фэнтэзи".
И ведь она вправду изменила имена действующих лиц, дабы защитить ни в чем не повинных. До чего же приятно ни с кем не делить славу, стоя по уши в дерьме. – Она потянулась к бутылке. – Ну-ка, признайтесь, милая Элли Хаскелл, вы читали шедевр моей девочки?
– Я… полистала несколько страниц. – Мне показалось или в коридоре раздались шаги? Ладони мои вспотели, а сама я попятилась к одному из кресел, мысленно готовясь к встрече с Мэри.
– Наверное, моя дурочка положила по экземпляру возле каждой кровати. Рядом с Библией. – Серебристые волосы Теолы полумесяцами обрамляли ее лицо. – И что, эти ненормальные Кулинары обсуждают меня и мой порочный образ жизни?
Дверь почему-то не распахнулась с грохотом. И чем бы ни были те звуки в коридоре, они прекратились. На какое-то время мы были избавлены от Мэри. Опустившись в кресло, я вдруг поняла, до чего же туго соображаю. Теола Фейт вызволила меня из лап кеглистов Грязного Ручья только для того, чтобы вытянуть информацию.
– Кулинары не болтливы, – сдержанно отозвалась я.
– Как грустно. Надеюсь, Пипс и Джеффриз все же не переметнутся на сторону врага. Я всегда подозревала, что эту парочку можно купить за большее жалованье.
Раньше я бы, может, и не согласилась, но, вспомнив, как эти двое кучковались сегодня возле Мэри… Я неосторожно взглянула на журнальный столик, где лежала – бросаясь в глаза, как расстегнутая ширинка у джентльмена на коктейль-пати, – знакомая кроваво-красная обложка. "Мамочка-монстр".
– Вам удобно? – Теола Фейт закинула одну шелковистую ножку на другую.
– Да, спасибо. – Я не могла оторвать глаз от книги.
Теола Фейт вернулась в Грязный Ручей явно не на встречу выпускников школы. В этом доме она ради выяснения отношений, ради конфронтации. Но в какой форме? Достаточно ли ей будет своим присутствием привести в смятение Мэри? Или же она жаждет крови?
По полу потянуло сквозняком. Неожиданно мозг мой превратился в киноэкран. Начальная сцена: Теола Фейт замышляет растоптать репутацию своей дочери. Глубокой ночью она переплывает реку и проникает в Менденхолл – свой дом. Что может быть проще, нежели забрать парочку тесаков из столовой и… чпок, сделать мясной фарш из двух гостей? Тела Джима Грогга и Дивонн брошены в колодец, а ножи сунуты в карман жакета Мэри… Какая сладкая месть! "Право же, дорогой шериф! Я все время пыталась довести до всеобщего сведения, что дочка моя совсем свихнулась, и если уж двойное убийство не доказывает этого, то что же тогда? Но прошу вас, не вините во всем ее дурное воспитание, бедная крошка попала под влияние секты шеф-поваров".
Я едва не соскочила с кресла, когда кот (о котором я напрочь забыла) потерся о мою ногу, а гостеприимная хозяйка протянула мне высокий бокал, в котором весело покачивалась вишенка.
Бога ради, Джим Грогг и Дивонн вовсе не ухнули в колодец! Элли, пошевели мозгами! Как бы Теола перетащила их трупы без посторонней помощи? Ноги Пипса едва держат его самого. Что же касается Джеффриз… Я отогнала прочь возникшую в воображении картинку: перекинув по трупу через каждое плечо, карлица поднимает взгляд на портрет Кота-Мертвеца. А что, если паника Мэри объясняется тем, что она нашла нож?..
Я пригубила шипучую янтарную жидкость, от выступившей на стенках бокала влаги моя ладонь сделалась мокрой.
– Очень вкусно.
– Я смешала имбирный эль, клюквенный сок, плюс лимон со льдом. Это был мой любимый пунш, когда я ждала свое первое и единственное дитя. – Присев на стул возле рояля, Теола Фейт лениво побренчала одной рукой; в другой она держала бокал, до краев наполненный виски. Кот важно расхаживал по спинке дивана, и я спросила – лишь бы уйти от разговоров о Мэри, – очень ли она к нему привязана. Хотя, признаться, я уже начала мечтать, чтобы младшая Фейт вошла и раз и навсегда покончила с этой историей.
Теола наполовину осушила свой бокал.
– Коты всегда были моими любимцами. Их можно прогнать, когда они вертятся под ногами, или же взбить и превратить в подушечку, если требуется создать атмосферу домашнего уюта.
– Да, конечно. – Опустив свой бокал, я затосковала по Тобиасу. Он бы откусил руку, попытавшуюся превратить его в подушку. Очевидно, наш лукавый Чарли Чаплин тоже не вдохновился этой идеей. Когда Теола Фейт встала, чтобы заново наполнить свой бокал, кот со всех ног бросился к двери. Царапанье его когтей было тем красноречивее, что при этом он даже не мяукнул.
– Извините. Если я ему открою, то подвергну опасности голубей.
В словах Теолы был резон, но от сознания того, что оба мы ее пленники, мне стало неуютно. В доме висела зловещая тишина, будто затишье перед бурей.
– Кисонька, будь добр, оставь свою Теолу наедине с подружкой! – Подавшись ко мне, Теола плеснула в мой бокал имбирного эля и бросила вишенку на длинном черенке. Спиртным от нее несло так, что хватило бы пропитать приличный бисквит. – Прислушайтесь к нему! Он напоминает мне о той поре, когда я ждала Мэри… и в первый раз ощутила ее шевеление. – Она выпрямилась. – Кстати, а вы уже это чувствуете? – То было ее первое – и единственное – упоминание о моей беременности.
– Нет.
– Деточка, это все равно что мягкие лапки кошки, настойчиво скребущейся в дверь.
Я испытала прилив симпатии, и в этот момент – когда я подумала о Мэри как о невинном, безобидном ребенке с губками бантиком – дверь распахнулась, отшвырнув кота в сторону. По-моему, я закрыла глаза и – совершенно точно – пролила свой напиток.
Перед нами стоял Пипс, как всегда напоминая труп, который тысячу лет продержали в морозильнике. Едва старик увидел Теолу Фейт, как на щеках его проступил легкий румянец, а кривые ноги мелко задрожали.
Теола прищурилась:
– А-а, вот и ты, Пипик!
– Пипс, мэм. – Будь у него на голове волосы, он бы поправил челку.
– Какая разница! – Жестикулируя свободной рукой на манер "эмансипе" тридцатых годов, Теола вновь присела к роялю. – Если осмелишься назвать это нечаянной радостью, за ухо вышвырну тебя вон. А теперь читай по губам. Отыщи мою дочь и приведи ее сюда.
– Но, мисс Фейт… – Послышался перестук костей, когда Пипс робко шагнул вперед. – Не знаю, как я…
Пальцы ее порхнули по клавишам, породив ураган звуков; кот поспешно запрыгнул ко мне на колени. На миг я испугалась, что Пипс последует его примеру.
– Никаких "но"! Вон, я сказала – вон отсюда! Или же моя месть будет страшна: я вылью из всех бутылок виски и налью туда микстуру от кашля!
– Это все Джеффриз! Это она заставила принять вашу дочь! – Он попятился к двери, шмякнулся затылком о косяк и был таков.
Комната показалась мне еще краснее и душнее, чем прежде. Тишина навалилась и вкупе с котом придавила меня. И тут Теола Фейт заиграла бодрую мелодию, которую я узнала:
Не видала я красивей мертвеца,
Что за дивный тон синюшного лица!
Облачившись в праздничный наряд,
Ждет она последний свой обряд.
А по соседству – четверо мужей,
Бывает ли житуха веселей?
Звуки рояля замерли.
– Это из "Печального дома", – пояснила Теола.
Я отхлебнула свой коктейль и ощутила, как по спине пробежал холодок. Вот, значит, откуда мне знакома эта песенка… я слышала, как мамочка поет отрывки из нее. Поставив бокал, я сказала:
– Вы были знакомы с моей мамой.
Не сводя глаз с двери, Теола допила свое виски.
– Деточка, вы говорите как исступленная поклонница. – Улыбка у нее была словно у фарфоровой куклы, а волосы отливали синтетическим блеском. Трудно поверить, что минуло сорок лет с той поры, когда Теола покорила миллионы сердец в своем дебютном фильме. – Простите меня, милая! Вижу, вы искренни. Так вот, насчет вашей матери. Вряд ли можно считать меня черствой из-за того, что я не помню каждого встреченного в загородном клубе или каждого банковского кассира!
Кошачий хвост легонько коснулся меня, точно рука друга.
– Моя мама умерла много лет назад. Имени ее вы, конечно, не вспомните. Она была одной из танцовщиц кордебалета в сцене в ночном клубе – в "Печальном доме". Знаете… пышные волосы, чистая бледная кожа…
– Американка? – Теола закрыла глаза.
– Англичанка. Они с моим отцом приехали сюда, чтобы попытать счастья, но она сумела получить только эту крохотную роль, и через несколько недель родители вернулись.
– Русалка?
Точнее определения не подберешь. Не знаю, является Теола Фейт монстром или нет, но уж ведьмой – наверняка. Она совершила еще одну ходку к столу с напитками.
– Этих танцовщиц кормили внутривенно, и всякий раз, случись им употребить плохое слово, они тотчас бежали на исповедь.
– А моя мама – какой она была? Ну, то есть… она выделялась среди остальных?
– Еще как выделялась. Она была хуже всех. Подволакивала ногу и вечно не попадала в такт. По-моему, поговаривали, что стоит, мол, ее выгнать, но… да-да, точно – Билли Андерсон, который играл веселого школьника, предложил оставить ее ради комического эффекта.
Я зарылась лицом в шерсть Чарли Чаплина. Не удивительно, что мамочка предложила мне выбирать между "Бэмби" и "Печальным домом". Она, которая жила ради своего искусства, должно быть, пережила тысячу смертей, когда ей предложили станцевать ради смеха. Но какой у нее был выбор – после того, как во имя поездки в Америку заложили все фамильное серебро? Я же была так сердита на родителей – еще бы, бросили меня на двоюродного дедушку Мерлина, – что ответила самым сильным детским оружием – равнодушием и не задала им ни единого вопроса о том роковом посещении Америки.
Мисс Фейт приподняла бутылку с имбирным элем – я покачала головой. Она встряхнула содержимое своего бокала, и кубики льда нестройно забренчали. Еще один взгляд на дверь – и бокал накренился, напиток брызнул на кремовое платье.
– Сдается мне… – Слова давались ей с заметным трудом, отчего речь становилась невнятной (очевидно, ожидание отразилось и на Теоле). – Однажды… между дублями… я разговаривала с русалкой. Она сказала, что у нее есть дочь.
– Ну и память.
– Деточка, в моей профессии это главный капитал!
– Мама упоминала о моих проблемах с лишним весом?
– Вряд ли… она вообще не говорила… о ваших размерах. Несла обычный материнский вздор – что вы самая красивая, самая смелая… – Теола Фейт медленно продвигалась по комнате.
Меня окутало тепло, ничего общего не имевшее с котом на моих коленях. Но вдруг Теола все это выдумала на ходу? Чтобы поддержать разговор? Может, ей просто одиноко? Невольно вспомнились жуткие истории, которые Мэри рассказывала о своей матери.
Теола ополовинила бокал, покачнулась, затем снова выпрямилась по стойке "смирно".
– Вижу, как сейчас, вашу мать. Джеффриз стояла рядом со мной – наживляла булавками сборки на моем платье. Одна из булавок воткнулась в меня. Помните?.. Последняя капля переполняет чашу. И вся эта суета вокруг… Пустая трата времени… и эта женщина, которую держали только… ради того, чтобы доказать, будто у Голливуда тоже есть сердце. На черта ей была нужна моя жалость?! У нее был муж… и дочь.
– И у вас тоже. – Я попыталась встать, но кот не позволил.
Круглые глазки панды вперились в меня.
– Мэри! – Она будто выхаркнула это имя. – Милочка, моя драгоценная дочурка к тому времени уже давно меня ненавидела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Представив Пипса в подобном наряде, я ужаснулась. Повернувшись спиной к Коту-Мертвецу, я последовала за Теолой к столу с напитками, бормоча:
– Только бы никто сюда не заглянул.
– Разве что телевизионный проповедник из-за угла. – Она побренчала щипцами в ведерке со льдом. – Как я уже сказала тому репортеру из "Ньюсуик", мне все время приходится напоминать себе, что Мэри пишет в жанре "фэнтэзи".
И ведь она вправду изменила имена действующих лиц, дабы защитить ни в чем не повинных. До чего же приятно ни с кем не делить славу, стоя по уши в дерьме. – Она потянулась к бутылке. – Ну-ка, признайтесь, милая Элли Хаскелл, вы читали шедевр моей девочки?
– Я… полистала несколько страниц. – Мне показалось или в коридоре раздались шаги? Ладони мои вспотели, а сама я попятилась к одному из кресел, мысленно готовясь к встрече с Мэри.
– Наверное, моя дурочка положила по экземпляру возле каждой кровати. Рядом с Библией. – Серебристые волосы Теолы полумесяцами обрамляли ее лицо. – И что, эти ненормальные Кулинары обсуждают меня и мой порочный образ жизни?
Дверь почему-то не распахнулась с грохотом. И чем бы ни были те звуки в коридоре, они прекратились. На какое-то время мы были избавлены от Мэри. Опустившись в кресло, я вдруг поняла, до чего же туго соображаю. Теола Фейт вызволила меня из лап кеглистов Грязного Ручья только для того, чтобы вытянуть информацию.
– Кулинары не болтливы, – сдержанно отозвалась я.
– Как грустно. Надеюсь, Пипс и Джеффриз все же не переметнутся на сторону врага. Я всегда подозревала, что эту парочку можно купить за большее жалованье.
Раньше я бы, может, и не согласилась, но, вспомнив, как эти двое кучковались сегодня возле Мэри… Я неосторожно взглянула на журнальный столик, где лежала – бросаясь в глаза, как расстегнутая ширинка у джентльмена на коктейль-пати, – знакомая кроваво-красная обложка. "Мамочка-монстр".
– Вам удобно? – Теола Фейт закинула одну шелковистую ножку на другую.
– Да, спасибо. – Я не могла оторвать глаз от книги.
Теола Фейт вернулась в Грязный Ручей явно не на встречу выпускников школы. В этом доме она ради выяснения отношений, ради конфронтации. Но в какой форме? Достаточно ли ей будет своим присутствием привести в смятение Мэри? Или же она жаждет крови?
По полу потянуло сквозняком. Неожиданно мозг мой превратился в киноэкран. Начальная сцена: Теола Фейт замышляет растоптать репутацию своей дочери. Глубокой ночью она переплывает реку и проникает в Менденхолл – свой дом. Что может быть проще, нежели забрать парочку тесаков из столовой и… чпок, сделать мясной фарш из двух гостей? Тела Джима Грогга и Дивонн брошены в колодец, а ножи сунуты в карман жакета Мэри… Какая сладкая месть! "Право же, дорогой шериф! Я все время пыталась довести до всеобщего сведения, что дочка моя совсем свихнулась, и если уж двойное убийство не доказывает этого, то что же тогда? Но прошу вас, не вините во всем ее дурное воспитание, бедная крошка попала под влияние секты шеф-поваров".
Я едва не соскочила с кресла, когда кот (о котором я напрочь забыла) потерся о мою ногу, а гостеприимная хозяйка протянула мне высокий бокал, в котором весело покачивалась вишенка.
Бога ради, Джим Грогг и Дивонн вовсе не ухнули в колодец! Элли, пошевели мозгами! Как бы Теола перетащила их трупы без посторонней помощи? Ноги Пипса едва держат его самого. Что же касается Джеффриз… Я отогнала прочь возникшую в воображении картинку: перекинув по трупу через каждое плечо, карлица поднимает взгляд на портрет Кота-Мертвеца. А что, если паника Мэри объясняется тем, что она нашла нож?..
Я пригубила шипучую янтарную жидкость, от выступившей на стенках бокала влаги моя ладонь сделалась мокрой.
– Очень вкусно.
– Я смешала имбирный эль, клюквенный сок, плюс лимон со льдом. Это был мой любимый пунш, когда я ждала свое первое и единственное дитя. – Присев на стул возле рояля, Теола Фейт лениво побренчала одной рукой; в другой она держала бокал, до краев наполненный виски. Кот важно расхаживал по спинке дивана, и я спросила – лишь бы уйти от разговоров о Мэри, – очень ли она к нему привязана. Хотя, признаться, я уже начала мечтать, чтобы младшая Фейт вошла и раз и навсегда покончила с этой историей.
Теола наполовину осушила свой бокал.
– Коты всегда были моими любимцами. Их можно прогнать, когда они вертятся под ногами, или же взбить и превратить в подушечку, если требуется создать атмосферу домашнего уюта.
– Да, конечно. – Опустив свой бокал, я затосковала по Тобиасу. Он бы откусил руку, попытавшуюся превратить его в подушку. Очевидно, наш лукавый Чарли Чаплин тоже не вдохновился этой идеей. Когда Теола Фейт встала, чтобы заново наполнить свой бокал, кот со всех ног бросился к двери. Царапанье его когтей было тем красноречивее, что при этом он даже не мяукнул.
– Извините. Если я ему открою, то подвергну опасности голубей.
В словах Теолы был резон, но от сознания того, что оба мы ее пленники, мне стало неуютно. В доме висела зловещая тишина, будто затишье перед бурей.
– Кисонька, будь добр, оставь свою Теолу наедине с подружкой! – Подавшись ко мне, Теола плеснула в мой бокал имбирного эля и бросила вишенку на длинном черенке. Спиртным от нее несло так, что хватило бы пропитать приличный бисквит. – Прислушайтесь к нему! Он напоминает мне о той поре, когда я ждала Мэри… и в первый раз ощутила ее шевеление. – Она выпрямилась. – Кстати, а вы уже это чувствуете? – То было ее первое – и единственное – упоминание о моей беременности.
– Нет.
– Деточка, это все равно что мягкие лапки кошки, настойчиво скребущейся в дверь.
Я испытала прилив симпатии, и в этот момент – когда я подумала о Мэри как о невинном, безобидном ребенке с губками бантиком – дверь распахнулась, отшвырнув кота в сторону. По-моему, я закрыла глаза и – совершенно точно – пролила свой напиток.
Перед нами стоял Пипс, как всегда напоминая труп, который тысячу лет продержали в морозильнике. Едва старик увидел Теолу Фейт, как на щеках его проступил легкий румянец, а кривые ноги мелко задрожали.
Теола прищурилась:
– А-а, вот и ты, Пипик!
– Пипс, мэм. – Будь у него на голове волосы, он бы поправил челку.
– Какая разница! – Жестикулируя свободной рукой на манер "эмансипе" тридцатых годов, Теола вновь присела к роялю. – Если осмелишься назвать это нечаянной радостью, за ухо вышвырну тебя вон. А теперь читай по губам. Отыщи мою дочь и приведи ее сюда.
– Но, мисс Фейт… – Послышался перестук костей, когда Пипс робко шагнул вперед. – Не знаю, как я…
Пальцы ее порхнули по клавишам, породив ураган звуков; кот поспешно запрыгнул ко мне на колени. На миг я испугалась, что Пипс последует его примеру.
– Никаких "но"! Вон, я сказала – вон отсюда! Или же моя месть будет страшна: я вылью из всех бутылок виски и налью туда микстуру от кашля!
– Это все Джеффриз! Это она заставила принять вашу дочь! – Он попятился к двери, шмякнулся затылком о косяк и был таков.
Комната показалась мне еще краснее и душнее, чем прежде. Тишина навалилась и вкупе с котом придавила меня. И тут Теола Фейт заиграла бодрую мелодию, которую я узнала:
Не видала я красивей мертвеца,
Что за дивный тон синюшного лица!
Облачившись в праздничный наряд,
Ждет она последний свой обряд.
А по соседству – четверо мужей,
Бывает ли житуха веселей?
Звуки рояля замерли.
– Это из "Печального дома", – пояснила Теола.
Я отхлебнула свой коктейль и ощутила, как по спине пробежал холодок. Вот, значит, откуда мне знакома эта песенка… я слышала, как мамочка поет отрывки из нее. Поставив бокал, я сказала:
– Вы были знакомы с моей мамой.
Не сводя глаз с двери, Теола допила свое виски.
– Деточка, вы говорите как исступленная поклонница. – Улыбка у нее была словно у фарфоровой куклы, а волосы отливали синтетическим блеском. Трудно поверить, что минуло сорок лет с той поры, когда Теола покорила миллионы сердец в своем дебютном фильме. – Простите меня, милая! Вижу, вы искренни. Так вот, насчет вашей матери. Вряд ли можно считать меня черствой из-за того, что я не помню каждого встреченного в загородном клубе или каждого банковского кассира!
Кошачий хвост легонько коснулся меня, точно рука друга.
– Моя мама умерла много лет назад. Имени ее вы, конечно, не вспомните. Она была одной из танцовщиц кордебалета в сцене в ночном клубе – в "Печальном доме". Знаете… пышные волосы, чистая бледная кожа…
– Американка? – Теола закрыла глаза.
– Англичанка. Они с моим отцом приехали сюда, чтобы попытать счастья, но она сумела получить только эту крохотную роль, и через несколько недель родители вернулись.
– Русалка?
Точнее определения не подберешь. Не знаю, является Теола Фейт монстром или нет, но уж ведьмой – наверняка. Она совершила еще одну ходку к столу с напитками.
– Этих танцовщиц кормили внутривенно, и всякий раз, случись им употребить плохое слово, они тотчас бежали на исповедь.
– А моя мама – какой она была? Ну, то есть… она выделялась среди остальных?
– Еще как выделялась. Она была хуже всех. Подволакивала ногу и вечно не попадала в такт. По-моему, поговаривали, что стоит, мол, ее выгнать, но… да-да, точно – Билли Андерсон, который играл веселого школьника, предложил оставить ее ради комического эффекта.
Я зарылась лицом в шерсть Чарли Чаплина. Не удивительно, что мамочка предложила мне выбирать между "Бэмби" и "Печальным домом". Она, которая жила ради своего искусства, должно быть, пережила тысячу смертей, когда ей предложили станцевать ради смеха. Но какой у нее был выбор – после того, как во имя поездки в Америку заложили все фамильное серебро? Я же была так сердита на родителей – еще бы, бросили меня на двоюродного дедушку Мерлина, – что ответила самым сильным детским оружием – равнодушием и не задала им ни единого вопроса о том роковом посещении Америки.
Мисс Фейт приподняла бутылку с имбирным элем – я покачала головой. Она встряхнула содержимое своего бокала, и кубики льда нестройно забренчали. Еще один взгляд на дверь – и бокал накренился, напиток брызнул на кремовое платье.
– Сдается мне… – Слова давались ей с заметным трудом, отчего речь становилась невнятной (очевидно, ожидание отразилось и на Теоле). – Однажды… между дублями… я разговаривала с русалкой. Она сказала, что у нее есть дочь.
– Ну и память.
– Деточка, в моей профессии это главный капитал!
– Мама упоминала о моих проблемах с лишним весом?
– Вряд ли… она вообще не говорила… о ваших размерах. Несла обычный материнский вздор – что вы самая красивая, самая смелая… – Теола Фейт медленно продвигалась по комнате.
Меня окутало тепло, ничего общего не имевшее с котом на моих коленях. Но вдруг Теола все это выдумала на ходу? Чтобы поддержать разговор? Может, ей просто одиноко? Невольно вспомнились жуткие истории, которые Мэри рассказывала о своей матери.
Теола ополовинила бокал, покачнулась, затем снова выпрямилась по стойке "смирно".
– Вижу, как сейчас, вашу мать. Джеффриз стояла рядом со мной – наживляла булавками сборки на моем платье. Одна из булавок воткнулась в меня. Помните?.. Последняя капля переполняет чашу. И вся эта суета вокруг… Пустая трата времени… и эта женщина, которую держали только… ради того, чтобы доказать, будто у Голливуда тоже есть сердце. На черта ей была нужна моя жалость?! У нее был муж… и дочь.
– И у вас тоже. – Я попыталась встать, но кот не позволил.
Круглые глазки панды вперились в меня.
– Мэри! – Она будто выхаркнула это имя. – Милочка, моя драгоценная дочурка к тому времени уже давно меня ненавидела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48