Медные серьги в форме птичьих клеток свисали чуть ли не до плеч. При каждом движении Гиацинты крошечные канарейки в клетках мило щебетали.
Взгляд мой невольно устремился к портрету Абигайль – матери дядюшки Мерлина, – висевшему над камином. Ее простое честное лицо и добрые глаза сами по себе создали бы уют даже в монашеской келье. Мне показалось или Абигайль и в самом деле едва заметно подмигнула?
– Право же, не надо вокруг меня суетиться, – пробормотала я голосом утомленной жизнью развалины. Сестры уселись по бокам от меня, и каждая завладела одной из моих рук. – Бен собирается в ресторан, но перед уходом заскочит поздороваться. Он ни за что на свете не отказался бы от удовольствия с вами повидаться. А Доркас обещала принести кофе, когда мы вдоволь наговоримся.
– Бен по-прежнему ходит на работу? – Гиацинта нахмурилась. – Мог бы подыскать кого-нибудь себе на смену, а сам бы был рядом с вами в эти трудные времена.
– Вы же знаете мужчин! – развела я руками.
– Да, – с грустью кивнула Гиацинта, и канарейки жалобно пискнули. – Но лично я горжусь тем, что наш родитель никогда не увлекался работой, пока матушка ждала нас.
– Да и когда не ждала – тоже, – вставила Примула. – Обязанности, которые он выполнял в своем клубе, были весьма обременительны; к тому же во времена нашей юности не было принято, чтобы оба родителя работали, если, конечно, нужда не заставляла. – Она сжала мою ладонь. – Полагаю, ваш папочка придерживается этих же правил.
– О, разумеется! – Я энергично кивнула. – Он по-прежнему обитает в травяной хижине на тропическом острове Кивикки, питается подогретым кокосовым молоком и организует местное празднество – конкурс на звание Мисс Голубая Лагуна.
– Фу ты ну ты! – проворчала Примула, но я заметила, как блеснули ее фиалковые глаза. Может, в душе ее поселилась чарующая фантазия: мой папочка, вырядившийся как Тарзан, влетает верхом на канате в открытое окно, когда тетушке случится посетить этот богом забытый островок?
– Помнишь, Гиацинта, как наш милый папочка поселил нас на две недели в палатке под открытым небом, чтобы мы постигли, как живет простой народ? И как обозлились слуги, которым приходилось сновать взад-вперед с едой и посудой!
– Еще бы! – Гиацинта тряхнула головой. – Но не будем тратить время на воспоминания. Пора нам объяснить причину своего визита.
– Да-да, конечно, – нервно заламывая пальцы, взволнованно вклинилась Примула, – но, может быть, лучше подождать, пока Доркас принесет кофе?.. Наш дорогой папочка любил повторять, что не бывает скучных тем, а бывают сухие глотки. Вероятно, он сожалел об отсутствии портвей… – Она смущенно затеребила свое жемчужное ожерелье. – Элли, дорогая, у вас новая скамеечка для ног, да? До чего же уютная комнатка! Мы вот думаем, не затянуть ли таким же кремовым шелком стены у нас в "Кельях".
Гиацинта насупилась.
– Примула, эта твоя тактика увиливания только сделает нашу миссию еще болезненнее. – Она стиснула мои ладони; ее ярко накрашенные ногти сияли точно раскаленные угли. – Милая наша подруга, мы явились к вам в столь несуразный час, потому что не на шутку встревожены.
К этому моменту я слегка сомлела, но ее слова мигом взбодрили меня, не хуже ушата холодной воды. Что же, по мнению сестер-сыщиц, угрожает моему мирному существованию? И тут меня осенило! Беременность, даже протекающая самым нормальным образом, видится сестрам Трамвелл делом жизни и смерти. Бодро выпрямившись, я с трудом удержалась от улыбки при мысли, что они заявились сюда со скоростью курьерской почты, дабы уговорить меня оставшиеся шесть месяцев провести в постели.
– Прошу вас, не надо обо мне беспокоиться. Если не считать неизбежной тошноты по утрам, я чувствую себя замечательно, честное слово!
Гиацинта фыркнула:
– Поймите, Элли, мы с Прим вовсе не против того, что вы ждете ребенка. Более того, мы с радостью встретили известие об этом грядущем событии. Мы просто обожаем малышей.
– И побаиваемся их совсем капельку, – добавила Примула с робкой улыбкой.
Тут Гиацинта помрачнела.
– Без сомнения, Элли, ребенок сделает вашу жизнь с Бентли еще счастливее – как только оправитесь от бессонных ночей, переломанных костей и неудачных увлечении дитяти. Мы даже позвонили нашей местной акушерке – мудрой сестре Пончикс, и она заверила нас, что роды нынче ничего общего не имеют с муками прошлого. Однако… Должно быть, я старая дура, но ничто не убедит меня в том, что трансляция родов по телевизору – достойная развлекательная программа, а улыбки рожениц натуральные. – Она перевела дух.
– Моя дорогая Гиацинта… – Примула принялась теребить бантики в волосах, – не слишком ли окольный маршрут ты выбрала, чтобы подойти к сути?
Гиацинта кивнула.
– Надеюсь, дитя мое, вы верите в парапсихологию?
– В данном вопросе я скорее агностик: доверяю только своему опыту.
Черные глаза Гиацинты не мигая уставились на меня, а канарейки в клетках-сережках перестали чирикать.
– Вчера утром мы с Примулой сидели в столовой и завтракали. Я как раз показывала ей шерстяное пальтишко, которое вяжу для вашего младенца, когда вошла Шанталь с подставкой для гренков.
– Это наша служанка, – вставила Примула, – чудесная девушка-цыганка.
Гиацинта взглядом заставила сестру умолкнуть.
– В свободное от работы время Шанталь корпит над ученой степенью в университете. "Кельи" для нее идеальное место, поскольку она специализируется на монашеских традициях и траволечении. Помните, Примула как-то послала вам средство от нервов? Так вот, Шанталь случайно наткнулась на него, наводя порядок в буфете, который не открывали несколько веков.
Примула постучала по своим часам с Микки-Маусом.
– Да-да, и мы искренне надеемся, Элли, что вы найдете эту микстуру полезной – как в свое время Анна Болейн и незабвенный сэр Уолтер Рэйли, прибегшие к этому средству в свой трудный час.
Гиацинта закрыла глаза.
– Короче говоря, судьбе было угодно, чтобы я нечаянно выронила клубок белой трехслойной пряжи, а Шанталь подняла его с пола.
– Шанталь всегда такая предупредительная, – чирикнула Примула.
– Шанталь – необычайно одаренная ясновидящая, – заявила Гиацинта.
– Милое дитя, – встряла Примула, – вы можете обвинить нас в чрезмерном увлечении сентиментальными романами, но мы с Гиацинтой своими глазами видели, как Шанталь застыла будто вкопанная с этим самым клубком в руках. Глаза ее превратились в самые настоящие омуты ужаса. Темные волосы упали на белое как полотно лицо. Пальцы судорожно вцепились в клубок шерсти. – Примула перевела дух. – А когда она наконец заговорила, голос ее, казалось, доносился из всех щелей комнаты, только не из ее одеревеневших губ. И сказала Шанталь, дорогая Элли… – Примула поправила подушку под моей головой, – …следующее: "Я вижу дом с множеством башенок, окруженный водой…"
– Ров в Мерлин-корте! Куда уж яснее! – вставила Гиацинта.
Хрупкие ладони ее сестры принялись теребить жемчуга, обвивавшие морщинистую шею, пока те не застучали как зубы. Голос Примулы превратился в призрачный шелест:
– "Сейчас я нахожусь в доме с башенками. Стены его красные. А красный цвет означает злобу. Воздух, которым я дышу, пропитан ревностью и страхом. Готовится взрыв, напряжение все нарастает… а потом – пуф! Огромные облачные массы прорвутся в кромешную черноту над крышей… И взрыв этот грозит уничтожить чаяния и мечты всех обитателей. Берегитесь черного облака!"
Примула умолкла. Тобиас проник в комнату, будто ходячее дурное знамение, повертел головой и бросился наутек. В зияющем дверном проеме возник Бен. Приложив руку ко лбу, он замер в оцепенении. Я медленно сползла с диванчика. Гиацинта тычком вернула меня на место. Ее атласная блузка отливала кроваво-красным. Интересно, эти милые сестрицы соображают, что они со мной творят? Руки мои инстинктивно устремились к животу, защищая младенца.
Тут Примулу снова понесло:
– Дыхание бедной Шанталь затрепетало, точно крылья выбившейся из сил птицы. "Дом этот окутан тенью… Адские муки… Беда в Северной башне… И начертано не на стене… Ручка, куда ужаснее меча… Миссис Хаскелл должна отыскать правду в самой себе".
Примула деловито ткнула мне под нос склянку с нюхательной солью.
– Моя милая Элли, голос Шанталь снизился до срывающегося шепота, что вынудило нас с Гиацинтой потянуться за теплыми шалями. Немудрено, что вы так потрясены. Мы-то управляем детективным агентством, а потому обязаны иметь стальные нервы.
Голова моя лично мне напоминала ружье, готовое вот-вот выстрелить.
– Мерлин-корт, конечно, замок с прошлым, однако сейчас здесь не наблюдается никаких волнений и бурь. – Я повысила голос: – Бен и Джонас порой меня раздражают, но мужчины ведь навсегда остаются мальчишками. Что же касается Доркас, так она вовсе не ревнива.
Мне вдруг почудилось, будто где-то вдалеке засвистел чайник, – оказалось, это Доркас, не совладав с волнением, дунула в свою свистульку. Вместе с Джонасом она присоединилась к Бену и теперь таращилась из дверного проема.
Тобиас, круживший подле диванчика, также не успокаивал нервы.
– Милочка, я совершенно уверена, – проворковала Примула, – что никто из нынешних обитателей замка не может быть источником опасности. Но, возможно, в один прекрасный день раздастся стук в дверь…
Моя левая нога конвульсивно подскочила и приземлилась аккурат на хвост Тобиаса. Он подпрыгнул на три фута ввысь, истошно мяуча и насылая на мою голову кошачьи проклятия.
– А что-нибудь еще Шанталь сказала? – слабо прошелестела я.
Гиацинта сурово покачала головой, и канарейки застрекотали как заведенные.
– Если бы мы попытались на нее давить, это привело бы только к тому, что она лишилась бы сил и не смогла бы прибраться в Лавандовой спальне. Весь вчерашний день мы с Примулой размышляли, как лучше поступить. Отошли ко сну мы рано, по-прежнему в тяжких сомнениях, а утром проснулись в полной ясности и спокойствии. Сели в наш старый добрый катафалк и вихрем примчались сюда, чтобы убедить вас как можно скорее покинуть эти места, прежде чем случится беда.
Я бы с радостью грохнулась в обморок – ежели была бы в состоянии.
– Уехать отсюда?! Великолепная идея! – Бен шагнул из дверного проема, до остолбенения напоминая оживший портрет. Пока мой милый шел к дивану, мне казалось, будто он топчется по моим мозгам. Дверь теперь была широко распахнута, а Джонас и Доркас исчезли. Неужто уже пакуют наверху вещички?
Якобы целуя меня в макушку, Бен прошептал:
– Проклятие цыганки с глазищами точно озера! Зловещие черные тучи! От всего этого меня так и подмывает вновь засесть за сочинение дешевых любовных романов. – Выпрямившись, он обменялся чинными рукопожатиями с сестрицами Трамвелл. – Как я рад видеть вас обеих! – Мой законный супруг опустился в одно из кресел эпохи королевы Анны, глаза его сияли будто краденые алмазы. – Простите за подслушивание, но разговоры о таинствах так завораживают! Я прямо-таки рукой-ногой не мог пошевелить.
Сестры Трамвелл воспитывались в те времена, когда мужчин прощали по определению, причем чаще всего – за прегрешения пикантного свойства. Примула залилась румянцем – в тон своей алой блузке. Гиацинта коснулась огненно-красным ногтем своего пучка на голове и возвестила:
– Ваши извинения принимаются, дорогой Бентли. Полагаю, вы не подумали, будто мы с Примулой излишне драматизируем предсказания Шанталь.
Переставив кресло, так чтобы лицо его оказалось в тени, Бен с чувством откликнулся:
– Что вы, что вы! Напротив, я опасаюсь, что вы могли недооценить серьезность положения. Мы с Элли в неоплатном долгу перед вами. Едва вы произнесли слова "ревность", "злоба" и "страх" – я тотчас понял, какого рода опасность нас подстерегает. К нам собрались с визитом родственники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48