— Не называй меня ТАК! — воскликнула та.
— Мне ужасно жаль. Я всегда… О! Понимаю.
— Тебе лучше, Фред?
— Спасибо, Клу, все в порядке. Обычный слабый приступ. А записка…, записка тут совершенно ни при чем. Честное слово, дорогая, Хилари совершенно прав. Это полный абсурд. Нет, я, конечно, страшно рассержен, но вообще-то все это достаточно смехотворно.
— Ничего подобного. Возмутительно — да. Но только не смехотворно. Того, кто это написал, следует отхлестать кнутом.
— Конечно, конечно. Только, Клу, я не совсем гожусь для того, чтобы махать кнутом, да к тому же неизвестно, кого именно бить.
— Полагаю, это можно установить.
— О, это уже другой разговор. Нам с Хилли придётся крепко потолковать.
— Нет, тебе просто придётся идти в постель, — безапелляционно заявила миссис Форестер.
— Ну…, наверное, ты права. Мне ведь завтра надо быть в полном порядке, не так ли? Хотя… Мы же собирались наряжать ёлку, а я безумно люблю это занятие.
— Не глупи, Фред. Мы сейчас вызовем Маульта. Он и Хилари…
— Мне не нужен ни Хилари, ни Маульт! Я и сам прекрасно поднимусь наверх, Клу. Не надо так суетиться.
Полковник Форестер встал и отвесил Трой лёгкий поклон.
— Мне ужасно жаль, что я причинил столько беспокойства.
— Ну что вы!
— Очень мило с вашей стороны… Спокойной ночи. Спокойной ночи, дорогая Крессида. Спокойной ночи, Берт. Ты готова, Клу?
Он покинул гостиную, опираясь на руку жены. Глядя им вслед. Трой подумала, что глава семьи все-таки именно полковник. Хилари пошёл их проводить.
— Поворот, как в романе, — заметил мистер Смит. — О Господи!
Крессида выбралась из кресла и обиженно протянула:
— Все только о Форестерах. Похоже, о том, что оскорбили меня, напрочь забыто. И даже неизвестно, о чем, собственно, речь, знаете ли. Любопытно, что было в записке. Ведь не могли же тётю Клумбу назвать “грешной леди”. Или могли?
— Ни в коем случае, — уверенно заявил мистер Смит.
— Я иду спать, — сообщила Крессида, шествуя по гостиной. — Только сначала постараюсь поговорить с Хилари. Наверное, я найду его наверху. Спокойной ночи, миссис Аллен.
— А ёлка? Неужели мы все так и бросим?
— Я не сомневаюсь, что Хилари сам ею займётся, когда спустится вниз. Ведь ещё совсем не поздно, правда? Спокойной ночи, мистер Смит.
— Спокойной-преспокойной, красавица. Не надо волноваться. Этот старый мир подчас бывает забавен, но какое нам дело, не так ли?
— Мне, знаете ли, так не кажется. С этими словами Крессида удалилась.
— Изумительно! — заметил мистер Смит и налил себе бокал. — Вам что-нибудь предложить, миссис Аллен?
— Спасибо, не сейчас. Вам не кажется, что все это — злой розыгрыш?
— Розыгрыш? Да не совсем… Если уж говорить о…
Тут мистер Смит умолк и метнул на Трой острый взгляд.
— Смятение чувств, а?
— Так! Вас тоже почтили вниманием, не правда ли?
— Никаких писем я не получала.
— Тогда каким же образом?
— Неважно, — сказала Трой, помнившая про своё обещание Мервину.
Ей очень хотелось, чтобы мистер Смит был не таким проницательным.
— Предпочитаете не обсуждать? Что же, ваше право. Хотя на вашем месте я бы поговорил с Хилли. Ну, ладно. День был долгим. Я, пожалуй, не прочь отдохнуть. — Мистер Смит сделал глоток из своего бокала. — Неплохо. Но лучшее впереди.
— То есть?
— Я говорю о “ночном колпаке”. Знаете, что это такое? Крепкое пиво. Да, да. Крепкое пиво с ломтиком лимона. Я всю жизнь пью его на ночь: и приятно, и iолезно. Хилли обещал, что в моей комнате найдётся все необходимое.
— Об этом позаботится Найджел?
— Да.
— Мистер Смит, какого вы мнения обо всем этом антураже?
— Простите?
— Об обстановке в Холбедзе?
— А, понял. Она достаточно своеобразна. Даже, пожалуй, эксцентрична. Но в этом весь Хилли. Нет, если бы он окружил себя громилами, ворами, шулерами и тому подобное, я бы решительно высказался против. Но убийцы, причём ставшие ими лишь раз под воздействием обстоятельств, — это совершенно иное дело.
— Мой муж такого же мнения.
— А ему виднее, не так ли? Зато Альфред Маульт придерживается совершенно противоположных взглядов. — Он не доверяет остальным слугам?
— Он их на дух не переносит. Он принадлежит к классу суперснобов: слуга солдата, который считает, что все должно быть исключительно респектабельно и правильно. Уж я-то знаю. Я сам из низов. Для Маульта прочие слуги — подонки общества. Он ни в коем случае не замарал бы себя пребыванием с ними в одном доме, если бы смог заметить хоть малейшую разницу между полковником и Всемогущим Господом.
Мистер Смит опустил пустой стакан, вытер рот и подмигнул.
— Неплохо. Знаете что? Вам непременно надо будет как-нибудь заглянуть ко мне. Попросите Хилли завезти вас. У меня найдётся пара интересных вещиц. Я не отказываю себе в удовольствии время от времени приобрести кое-что для себя. Какого вы мнения о Блейке?
— О Блейке?
— Уильяме. “Тигр, о тигр…” — Превосходного.
— Я раздобыл один из его рисунков. — Неужели?!
— Приезжайте, и увидите.
— Спасибо. С удовольствием.
Вернулся Хилари и стал рассыпаться в извинениях.
— Что вы только должны о нас подумать! — восклицал он. — Я просто убит. Чужие трудности — это так обременительно.
— Так в чем же все-таки дело? — поинтересовался мистер Смит.
— Да ни в чем, честное слово. Разве что Крессида волнуется.
— Кошмар. Впрочем, насколько я понимаю, она уже приходит в себя.
— То есть?
— Хуже всего, когда течёт красная кровь. Впрочем, её можно стереть, только и всего.
— Дядя Берт, вы совершенно невыносимы, — беззлобно сказал Хилари, однако при этом покраснел и вытер платком лицо.
— Ладно, я пошёл наслаждаться целительным покоем. Если под дверью меня ждёт какое-нибудь грязное послание, я обязательно завоплю. Всем спокойной ночи.
Мистер Смит, насвистывая, вышел из гостиной и стал подниматься по лестнице.
— Вы ведь ещё не уходите, не так ли? — обратился Хилари к Трой. — Пожалуйста, останьтесь, иначе я решу, что вы обиделись.
— В таком случае я остаюсь.
— Боже, как вы холодны! Впрочем, это успокаивает. Вам налить чего-нибудь? Нет? А я выпью бокальчик. Мне совершенно необходимо выпить.
После небольшой паузы, занятой приготовлением напитка, Хилари продолжил:
— Вам, наверное, смертельно хочется узнать, что было в записке, адресованной дяде Блоху?
— Увы, это так. Боюсь, что…
— Право, бояться совершенно не стоит.
— Не смею сомневаться, поскольку, как я вижу, вы с трудом удерживаете улыбку.
— О, вы проницательны, не так ли? Дело в том, что дядю Блоха обозвали старой клушей в клобуке. Подразумевалась, разумеется, тётя Клу, точнее, её прозвище, которое обязано своим происхождением чуть ли не мне. Ну и плюс грязный намёк, что не всех женщин устраивают монахи. Интересно, кого же можно счесть заместителем? Маульта?
— Неудивительно, что она пришла в ярость.
— В ярость? Да ничего подобного! В глубине души она была довольна. Вы разве не заметили, как ей не понравилось, когда дядя Блох назвал записку смехотворной?
— Я вам не верю.
— Честное слово, зря. Трой фыркнула.
— Разумеется, — продолжил Хилари, — тётушка была бы в восторге, схватись дядя Блох за кнут. Только вот не знаю, какой толк от этого предмета внушения: ведь так легко удрать, оставив бичевателя описывать круги кнутовищем, как делают дрессировщики в цирке.
— Полагаю, что в данном случае к делу приступают иначе. Тут пользуются короткими взмахами, словно жокеи, и продолжают, пока кнут не сломается пополам, чтобы торжественно швырнуть обломками в жертву.
— О, похоже, вы прекрасно разбираетесь в подобных вещах!
— Это всего лишь предположение.
— Однако, знаете ли, дело вовсе не шуточное. Моя дорогая Крессида ужасно огорчена. Она действительно обижена и жутко злится. Видите ли, она так и не примирилась со слугами. Она, правда, была готова терпеть их, поскольку свои обязанности они выполняют замечательно, — вы ведь с этим согласны, не так ли? Но, к сожалению, она вбила себе в голову газетную утку об одном греческом миллионере, который умер при подозрительных обстоятельствах, благодаря чему все его слуги получили возможность вернуться в Англию — а к этому они якобы давно стремились, — при чинах и деньгах. Теперь она твёрдо убеждена, что записку ей послал Найджел, и горит желанием вышвырнуть его вон.
— Но вы ведь не считаете, что это Найджел?
— Сомневаюсь, чтобы он мог оказаться таким ослом.
— Однако…, извините, но вы сами рассказывали, что он из тюрьмы был переведён в сумасшедший дом.
— Он так же здоров, как вы или я. Он совершенно излечился. Я, конечно, признаю, что записка выдержана полностью в его духе, но тем не менее я уверен, что это сделано для отвода глаз.
— Вот как? — задумчиво проговорила Трой.
— Именно. Точно так же записка, полученная дядей Блохом, бьёт прямиком в Казберта, который осуждён за убийство любовника своей жены. Вы, наверное, не в курсе, но последней каплей, по-видимому, стали для него слова “клобук нацепи”.
— И как же вы все это объясняете?
— Прежде всего я никогда не поверю, чтобы Найджел и Казберт одновременно, независимо друг от друга, решили послать ядовитые анонимки, причём написанные одинаковым почерком и на одной и той же бумаге из библиотеки.
“И чтобы Мервину именно тогда же взбрело в голову поставить скипидар на дверь”, — добавила про себя Трой.
Сомнительно, — продолжил Хилари, — что кто-нибудь из остальных решил бросить на них тень. Во всяком случае, мне всегда казалось, что они отлично ладят друг с другом.
— Тогда?
— Тогда остаётся признать, что это сделал кто-то ещё. Знаю, что не я, и думаю, что не вы.
— Не я.
— Выходит, поле поисков сужается до абсурда. Дядя Блох, тётя Клумба, Крессида, дядя Берт.
— А Маульт?
— Господи! Я и забыл о любимце дяди Берта! Маульт! Итак, Маульт…
— Мистер Смит, кажется, думает…
— Да, да, знаю. — Хилари обеспокоенно поглядел на Трой и начал мерить шагами комнату, словно не мог найти подходящих слов. — Дядя Берт — большой чудак. Он очень непрост. Очень.
— Вот как?
— Да. Возьмите хотя бы его сардоническую плебейскую манеру держаться… Мол, я кокни, и потому выламываюсь. Разумеется, он действительно кокни, однако в случае необходимости весьма успешно забывает об этом. Вы бы послушали его во время деловых переговоров! Ни следа акцента, ни капли эксцентричности — сплошная респектабельность.
— Интересно.
— Видите ли, у дяди Берта просто весьма своеобразное чувство юмора.
— Близкое к так называемым “чёрным” комедиям?
— Вот именно. Но при всем при том он исключительно проницателен и…
Хилари не договорил. Его взгляд упал на ёлку, и он без всякого перехода заявил:
— Нужно заняться ёлкой. Это успокаивает. С этими словами мистер Билл-Тосмен открыл ящик с украшениями.
Двери в гостиную после ухода мистера Смита остались открытыми и потому не могли заглушить возникшей за ними суматохи. Кто-то поспешно скатился по лестнице, издавая нечленораздельные звуки, потом ругнулся и кинулся, спотыкаясь, по коридору, слепо толкнулся в дверь и оказался мистером Смитом. Но в каком виде!
Поверх пижамы был криво наброшен цветастый халат, одна нога в тапочке, другая босая, жидкие волосы встали дыбом, глаза дико вращаются, а из открытого рта густо идёт пена.
Мистер Смит рыгнул, взмахнул руками и невнятно выдавил из себя:
— Отрава! Меня отравили!
С его губ сорвался радужный шарик, подплыл к ёлке, на несколько мгновений застыл под веткой, как игрушка, и лопнул.
2
— Мыло, — проговорил Хилари. — Дядя Берт, это мыло. Ради Бога, успокойтесь и прополощите рот. Здесь, внизу, в умывальной.
Мистер Смит мгновенно исчез.
— Быть может, вам лучше помочь ему? — сказала Трой.
— Какой кошмар! Сколько же можно?! Хилари кинулся вслед за дядей Бертом. Прошло довольно много времени, пока Трой наконец услышала, как они поднимаются по лестнице к спальням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34