Но убийство выходило далеко за эти рамки.
– Тогда, в первый раз, у Гарри были неплохие профессионалы, – медленно сказал я. – Думаю, они не собирались убивать меня. И если бы он знал, что мы были там, то должен был знать и то, что мы уже избавились от картины.
– Вы видели комнату – там что-нибудь искали? – спросила мисс Уитли.
– Да там перевернули все вверх дном. Куда больше, чем нужно для того, чтобы разыскать картину или что-то в этом роде.
– А кроме того, говорят, его ограбили, – она опять взялась за газету.
Теперь мы вплотную подошли к весьма деликатному моменту.
– Нет, на самом деле этого не было. Это сделал я.
Она вытаращила глаза и наклонилась вперед как жокей на финишной прямой.
– Вы…это…сделали? Вы взяли деньги?
– Ну, в общем да. Я думал, что это несколько поддержит версию о трусливом воре. И отвлечет от версии, связанной с искусством.
– Боже мой… – Она снова опустилась на стул и выпрямилась, словно учительница, обнаружившая, что я принес в класс на урок по Шекспиру журнал с голыми красотками. – Значит вы не просто скрыли улики, но еще их и подделали! Не думаю, что теперь смогут найти того, кто убил Анри на самом деле. И что же вы сделали с деньгами? Купили себе новый чемодан?
Я устало покачал головой.
– Еще не купил. Послушайте, я сделал это не ради развлечения. Работай я сам на себя, немедленно отправился бы в полицию. – (Ну, во всяком случае, весьма возможно, что я бы к ним и отправился.) – Но я нахожусь на работе. И контракт, который я заключил… содержит требование сохранять сведения о нашем деле в тайне. Вот и все, что я пытался сделать.
Она долго смотрела на меня без всякого выражения. Отсутствие всякого выражения получалось у нее замечательно. Затем наконец спросила:
– Как бы вы смогли убить человека ножом? Вы сказали, что сделали бы это гораздо лучше.
– Вы имеете в виду, голый человек лежит на кровати, я придерживаю его, накрыв лицо подушкой, которую держу одной рукой?
Она побледнела, затем слегка кивнула.
– Один удар вверх, между ребер, затем поворачиваю нож, как винт… – я показал рукою в воздухе – до тех пор, пока не убежусь, что достал сердце. Совершенно ни к чему наносить множество ран вокруг и бить по ребрам. Так ведет себя только венецианский слепой, понимаете….
Донна Маргарита твердо остановила меня.
– Вполне достаточно, сеньор.
К этому моменту мисс Уитли совершенно посерела, но все же спросила, словно намекая, что я все же мог быть убийцей.
– Его убили таким способом, который вы описали?
– Я его видел.
– Да… – и после небольшой паузы: – Мне очень жаль.
– А где вы научились орудовать ножом, мистер Кемп?
– В армии.
– Вы были в коммандос?
– Боже упаси, нет. Неужели я кажусь таким бравым? Я был сержантом в оружейных мастерских. Мы ремонтировали стрелковое оружие. Там я научился кое-чему от ребят, которые здорово с ним обращались. Они умели обращаться и с ножами.
Бессмысленная болтовня подействовала. Мы оба наблюдали за мисс Уитли. Постепенно ее лицо переставало походить на газету, в которую завернули дохлую рыбу.
– Вам приходилось участвовать в боях? – мягко спросил Карлос.
– Нет. Мы работали на складе. Я изобрел новый переключатель для пистолета-пулемета. Но его не приняли. Говнюки чертовы!
Карлос нахмурился.
– Мистер Кемп, я уже делал вам замечание относительно выражений, которыми вы пользуетесь…
– Простите.
Мисс Уитли глянула вверх, потом вниз на газету, затем обвела взглядом нас всех.
– Ну… и что же мы решили?
– Решение зависит от вас, – сказал я. – Если вы решите объясняться с цюрихской полицией, мы все сделаем то же самое.
– Думаю, что бы мы не сделали, Анри этим уже не вернуть… – задумчиво протянула она.
Жизнь представляет из себя всего лишь набор штампов, сказал кто-то. Но теперь я знал, что у нас все будет в порядке. Она уговорила себя не быть законопослушной гражданкой. Все, о чем теперь следовало беспокоиться, – это цюрихская полиция.
– Поскольку так уж получилось, что мы встретились, то я хотел бы получить возмещение моих издержек и заработанные деньги. – Я протянул им лист бумаги.
Карлос медленно и внимательно прочитал его. Потом спросил:
– Сколько денег вы взяли у мистера Бернара?
– Около тридцати фунтов.
– Так, – он вычеркнул пару строк из списка. – Ну, в результате получается, что…
Элизабет резко спросила:
– Разве вы не собираетесь отправить их обратно? Его семье?
– Как? – спросил я. – Такой поступок станет чертовски подозрительным. Мы не можем отправить эти деньги даже анонимно. Гостиничные воры не возвращают денег.
Карлос кивнул.
– Так что мы должны вам ровно сто двадцать фунтов. – Он протянул мне пачку лир. – Остальное получите при нашей следующей встрече.
– Спасибо. Вы не считаете нужным компенсировать мне потерянный багаж, верно?
Он изумленно и почти шокированно вскинул глаза.
– Это же не по нашей вине, не так ли? Вы получите страховку.
– Конечно, – мрачно буркнул я. – Я могу очень просто заполнить анкету. Где утеряно: на месте убийства. Кстати, я забыл его застраховать.
Он пожал плечами.
– Это по-прежнему не делает нас виновными в его утере.
Бог мой, даже шесть поколений, проживших в тропиках, не слишком разбавили его шотландскую кровь. Донна Маргарита знала, что делала, когда нанимала его на должность Хранителя Королевских Песо.
Но здесь она вмешалась в разговор.
– Думаю, мы должны быть великодушны. Сеньор Кемп очень щепетильно отнесся ко всему случившемуся. Мы должны заплатить хотя бы половину.
Она назвала это великодушным, верно? Этот скряга проедает половину стоимости моего багажа за день, не говоря уже о цене их люкса.
Но ясно было, что это самое большее, на что можно рассчитывать.
– Спасибо. Тогда верните и те тридцать фунтов.
Краем глаза я заметил, как она мельком улыбнулась. Естественно, ей в голову не приходило, что один большой чемодан и находившаяся в нем одежда могли бы стоить больше шестидесяти фунтов. Может быть, она действительно собралась продемонстрировать свое великодушие. Но теперь было слишком поздно.
Я повернулся к двери, затем вернулся.
– Ах да, мы помянули здесь Гарри Барроуза. Ну так вот, он, вероятно, в городе – или скоро появится.
Карлос нахмурился.
– Как вы узнали?
– Встретил одного человека. Гарри сказал ему, что вскоре собирается сюда. Кажется, одна старая леди откинула копыта и он думает, что ее коллекция может пойти на продажу. Я хочу сказать, предполагается, что он это сказал. Это могло быть простым совпадением. Во всяком случае, я выясню, где он остановится.
– Я не хотел бы, чтобы вы разговаривали с этим человеком.
– Не буду. – Хотя, конечно, я поговорил бы с Гарри, если бы захотел… и если бы думал, что это может как-то помочь. – Я просто позвоню в несколько отелей и спрошу, не остановился ли у них мистер Барроуз. Себя мне называть не придется. Но помните… он может сделать точно также. Если уже не сделал.
19
На следующее утро, приобретя модный спортивный серый пиджак с проблесками голубого и коричневого, еще одну рубашку и чемодан нужного для контрабанды размера, я закончил покупки. Конечно, чемодан немало стоил, но он оказался даже лучшего качества, чем я ожидал. Я забыл, что итальянцы разбираются в коже.
Все вещи я забросил в «Луна-отель» и вышел, чтобы пообедать в небольшой траттории неподалеку. Потом заглянул на площадь Сан-Марко за первыми швейцарскими газетами. Анри стал постепенно исчезать со страниц – ему было отведено полколонки на третьей странице. Слава Богу, фотографий по-прежнему не было, так что либо полиция не добилась успехов, либо предпочитала не говорить об этом.
После этого я взялся за телефон и нашел Гарри в отеле «Даниэли» на другой стороне площади Сан-Марко, за дворцом дожей.
Потом я позвонил Карлосу и сообщил ему об этом. И кроме того добавил:
– Действительно начинает казаться, что он повсюду следует за вами. Так было в Цюрихе, Амстердаме и вот теперь здесь. Не знаете, в Париже одновременно с вами его не было?
– Нет, боюсь, что не знаю. Не может он быть здесь по той причине, о которой говорил ваш друг?
– Взглянуть на произведения искусства в каком-то имении, которое только что лишилось владельца? Очень может быть. Если хотите, я могу попытаться выяснить. Больше мне все равно нечего делать. Или есть?
– Нет, пока нет. Но вам не следует беспокоиться – просто не попадайтесь мистеру Барроузу на пути.
– Вы – босс. Или почти.
Мы повесили трубки. Мне по-прежнему нечего было делать…
Я начал с Паулюса Бомарка. Он был немцем и художником, хотя и необязательно догадываться о втором. Он был высок, худощав, выглядел лет на десять лет моложе своего возраста, у него было приятное удлиненное лицо и прекрасные белокурые волосы. Любой кинопродюсер оторвал бы его с руками на роль благородного юного офицера вермахта, шокированного тем, что творят эсэсовцы, но хранящего солдатскую верность до тех пор, пока очередь из автомата не распорет ему живот, почему-то всегда обязательно живот, и умирающего ужасной смертью. Это очень нравоучительно. И вполне возможно, это и произошло бы с Паулюсом, если бы он не опоздал на войну на добрый десяток лет.
На самом же деле он занимался тем, что подделывал картины Утрилло.
Он жил в небольшой квартирке недалеко от Сан-Рокко, где, высунувшись из окна и умудрившись не упасть при этом в вонючую воду двумя этажами ниже, можно было увидеть Большой канал. Я взобрался по узкой лестнице и постучал в дверь.
– Ja? Was ist?
– Полиция, открывайте.
Наступила пауза, послышались шаркающие шаги, затем звук отпираемых замков и отодвигаемых засовов. Немного побледневший, он выглянул в коридор, затем свирепо рявкнул:
– Что за глупые шутки!
Я усмехнулся.
– Все в порядке, дружище. Я здесь по делу.
Он продолжал подозрительно посматривать на меня, но снял цепочку с двери и разрешил мне войти. Ну, может быть, у него и были основания для осторожности; во время нашей последней встречи он получил крупную сумму денег, которую один из моих клиентов имел глупость выпустить из рук. Помнилось, я в это время держал в руках пистолет.
Дверь была закрыта и тщательно заперта.
– Я больше не продаю картин в Италии с… с тех пор.
– Молодец.
Если он вернулся к своей прежней манере подделывать французских художников в Италии и продавать их через посредника в Германии, то у него не должно быть никаких неприятностей. Я хочу сказать, что несколько международных пересылок и пара дополнительных посредников могли полностью запутать следы. Однако посредники стоили денег, а он был жаден. По крайней мере, прежде.
– Что вам угодно?
– Просто мне нужна небольшая помощь. Это прекрасно!
«Это» было большим холстом, на котором красовались морские раковины, кусок старого каната, немного песка, смятая жестянка из под пива и над всем этим рыбий скелет. Ну, конечно, там еще было некоторое количество краски.
– Нет там ничего прекрасного, – резко возразил он.
– Очень жаль. Как ваши дела с Морисом?
Он снял холст с подрамника и поставил его в угол. Затем поднял фальшивую крышку стола и вынул оттуда небольшой, еще влажный от краски холст.
– Из-за вас я его чуть не испортил.
– Простите, – повторил я.
Даже мне было видно, что это картина Утрилло. Обычный уголок в скучном парижском предместье с треугольным перекрестком, заполнявшим весь передний план. Думаю, раз в год он отправлялся в путь с камерой, заряженной цветной пленкой, и снимал подобные виды, а потом перерисовывал их, выбрасывая «ситроены» и надписи «Да здравствует де Голль!»
Паулюс постучал пальцем по картине.
– Не так уж она хороша. Есть один тип – в Варшаве – который подделывает Утрилло. Его работы просто ужасны. Их можно отличить с закрытыми глазами. Это мешает делу.
– Да, неудачно. Тогда почему бы вам не попробовать работать под Миро или Модильяни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41