А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Или снежный обвал. Или, наконец, из Бернского зоосада сбежал медведь и ковылял мимо, когда…
Осторожней, Кемп, может быть, все таки у тебя легкое сотрясение мозга. Или просто дает о себя знать возраст и усталость от допроса.
Он медленно и четко произнес:
– Не думаю, что это был автомобиль или медведь. Я думаю, на вас напали. И меня беспокоит, что вас не ограбили. Вы понимаете?
Я понимал. Он думал, я несу в себе в его спокойный чистый город заразу кровной мести и войны между бандами. Может, я должен был вскочить и закричать: «Нет-нет, герр полисмен, я жулик не того сорта. Я совершенно по другой части!»
Но я только закрыл глаза и слабо кивнул. Но даже это жалкое движение отдалось приличной болью.
Он заявил:
– Вы покинете Цюрих завтра.
И вопросом тут и не пахло.
7
Это была долгая кошмарная ночь, полная боли и видений, наподобие фильма ужасов, склеенного как попало из изрядно затрепанных обрывков. Вот я на велосипеде с моторчиком, он подпрыгивает на кочке и я лечу. При этом, если я хочу жить, нужно лететь до бесконечности. Но я не могу. Вот длинный черный лимузин, который превращается в поезд, несущийся в ночи… Какой – то человек, которого я когда-то убил – его лицо я не могу то ли забыть, то ли вспомнить… Я плыву, отбиваясь от осьминогов и задыхаясь…
Да, отвратительная ночь. Но к утру боль превратилась просто в приглушенную ломоту и я готов был ехать в Амстердам приносить извинения.
Администрация отеля была достаточно корректна, но когда я попросил помочь мне забронировать место в рейсе на Амстердам, они так обрадовались, что буквально готовы были отнести меня в аэропорт на руках, лишь бы быть уверенными, что я занял свое место. Так или иначе, в 10.30 я уже покупал журнал перед входом в зал вылета.
Некий голос, мягкий и явно американского происхождения, произнес:
– Приветствую тебя, Джил.
Говорил хрупкий человек средних лет, в изящном дождевике без пояса. Седеющие волосы аккуратно зачесаны назад. Пенсне без оправы. На лице постоянная застенчивая улыбка. Если вам вдруг случится его заметить, сразу станет ясно, что он не просто из Америки, а из Нью-Йорка… Но вы вряд ли его заметите. Он был идеальным статистом для съемок сцен в аэропорту. Гарри Барроуз, блестящий торговец живописью и столь же блестящий жулик.
– Привет, Гарри. Спер в последнее время что-нибудь приличное из картин? – приветствовал его я.
Он виновато улыбнулся. Он всегда так улыбался.
– Ну зачем ты так… Нет. А ты потерял?
– Да, несколько.
– Это очень плохо.
Мы ступили на лестницу, ведущую вниз.
– На кого ты работаешь?
– На себя. Я ведь торгую старинным оружием. Помнишь?
– О да, теперь припоминаю. Что, прикупил последнее время что-нибудь приличное из пистолетов?
– Несколько. Что поделываешь в Цюрихе?
– Митч или я всегда наведываемся сюда в это время. Просто посмотреть, как идут дела.
И разыскать того, кто попал в тяжелое положение с уплатой налогов и распродает по дешевке свою коллекцию. В Цюрихе? В Цюрихе проблем с налогами не бывает.
– Куда же ты теперь? – осведомился я.
Он остановился, полез во внутренний карман, вытащил авиабилет и внимательно его изучил.
– Амстердам.
– Может так случится, что нам выдали билеты на одно и то же место.
Его улыбка сделалась еще более виноватой.
– Ты летишь первым классом, Джил?
Он улыбнулся в последний раз, затем смущенно кивнул и, похоже, растворился в воздухе.
Гарри – осторожный тип. Он знает, что каждое слово может послужить доказательством, и не желал предоставлять такую возможность. И все-таки он совершил ошибку. Это меня несколько приободрило.
В Амстердаме было холодно и очень сыро. Дуновение воздуха походило на прикосновение руки утопленника. Я позвонил в «Доелен» из городского аэропорта, Карлос велел мне ехать в ресторан на Ньюзидас Форбургвол и не тратить времени на разглядывание тюльпанов.
Прибыв туда, я сразу вспомнил заведение. Это было любимое место для встреч за ленчем амстердамских бизнесменов средней руки. Здесь они могли демонстрировать, как хорошо у них идут дела, и поглощать такое количество калорий, которого хватило бы на прокорм голодающему продавцу старинных револьверов на целую неделю. С точки зрения секретности это место тоже было подходящим: прекрасная акустика, зал человек этак на триста, и все посетители или едят, или из всех своих сил пытаются докричаться до соседа. Нужно особое устройство, чтобы что-то разглядеть через плотный сигарный дым, и микрофон в вашем супе, чтобы что-то расслышать и понять.
Мне понадобилось немало времени, чтобы их обнаружить. Они устроились за столом в дальнем углу. Собрался весь военный совет: донна Маргарита, Карлос, мисс Уитли и невысокий мужчина с очень черными кудрявыми волосами, слегка тронутыми сединой. У него было бледное серьезное лицо, толстые губы и не менее толстые стекла очков.
Я сложил свое пальто и обратился к нему:
– Мсье Анри Бернар, не так ли?
Он оторвался от горохового супа в тарелке емкостью не меньше галлона.
– Да.
– Я Берт Кемп.
– Да.
И он вернулся к своему супу. Серьезный тип. Или, быть может, он просто пытался управиться с супом до закрытия.
Я сел рядом с донной Маргаритой, тактично расположившейся спиной к залу, и улыбнулся мисс Уитли, сидевшей напротив. Ответом был длинный, недовольный и холодный взгляд.
Донна Маргарита мне чуть улыбнулась.
– Как мы понимаем, у вас неприятности?
– Скажем так.
– Вы объясните, что случилось?
Я покачал головой, зажмурился и сказал:
– К сожалению нет. Не могу вспомнить.
Даже Анри приостановился и уставился на меня. Я, видно, выглядел как неиспользованная переводная картинка.
Исключительно вежливо донна Маргарита заметила:
– Я этого не понимаю.
Я прикоснулся к забинтованной голове.
– Меня кто-то сильно ударил. Я провалялся без сознания не меньше получаса и не могу вспомнить, что было перед этим. Не могу даже вспомнить, как сошел с поезда.
Карлос задумчиво протянул:
– Вы утверждаете, что у вас амнезия? Что сказал врач?
Я пожал плечами.
– Я его об этом не спрашивал, а когда заявил, что не могу ничего вспомнить, ничего не сказал.
Карлос оставался непреклонен.
– Вы связывались с банком?
– Нет. Конечно нет. А вы?
– Я их предупредил, чтобы вас ждали около полуночи. Они должны были ждать.
– В банке? Им следовало быть на станции, я…
Тут подошел официант и я прокричал свой заказ: яйца по-русски. Звучало это может и не эффектно, но означало тарелку размером в сад Эдема. В нем могли быть даже змеи – вот все, что я знал об этом блюде.
– Что вы говорили, сеньор? – переспросила донна Маргарита.
– Да, черт… Я хотел сказать, что ожидал их на вокзале. Должно быть именно так. По крайней мере, в следующий раз.
Карлос мрачно буркнул:
– Если будет следующий раз.
– А что же будет?
– Решение примет Манагуа, – пояснила донна Маргарита.
Я еще не рассматривал проблему с этого ракурса, но пусть…
Мисс Уитли спросила:
– Что теперь будет, как вы думаете?
– Они объявятся и свяжутся с нами – кто бы они ни были. Я имею в виду, что они не будут пытаться продать картину или хранить ее. Все затеяно ради выкупа. Обойдется это вам еще около двадцати процентов.
– Вы вполне могли организовать это сами, – вкрадчиво прошипел Карлос.
Я резко отодвинул стул и встал, что болезненным звоном отозвалось в голове.
– И для этого, вы полагаете, звезданулся обо что-то своей бедной головой? Впрочем да, в самом деле. Видимо, вы считаете, что за двадцать процентов от двухсот тысяч фунтов можно пойти и не на такое, верно?
В это время явился официант, который принес мой заказ и стоял, с нетерпением поглядывая на меня. Так что я уселся снова, и он шмякнул тарелку перед моим носом.
Мисс Уитли снова сказала:
– Вы не ответили на вопрос.
Милая маленькая девочка… Сука чертова.
– Мне самому хотелось бы знать.
Я ел яйца по-русски, или что там еще это было, затем, не прожевав, с полным ртом сказал:
– Но так или иначе, у вас утечка секретной информации. Вы это понимаете? Никто не станет крушить человеку голову наугад, рассчитывая, что тот может везти дорогую картину. Для них это было бы фантастическим везением. Кроме того, я сообщу вам кое-что еще: Гарри Барроуз был в Цюрихе и летел сюда в одном самолете со мной.
Это их несколько расшевелило. Анри дернул головой и едва не попал полной ложкой супа себе в нос.
– Вы его встретили? – спросил Карлос.
– В аэропорту. Он был неразговорчив.
Вмешалась мисс Уитли:
– Он всегда в Европе. Он или Митч.
– Я знаю. Но он совершил ошибку: даже не осведомился, что с моей головой.
Потребовалось некоторое время, но в конце концов они все-таки осознали, что на мне действительно повязка, напоминавшая тюрбан, и широкая полоса лейкопластыря на щеке.
– Предположим, – это опять была мисс Уитли, – что он все знал. Но Гарри разъезжает по свету не для того, чтобы нападать на людей. Ему это не нужно.
Анри туманно возразил:
– Не логично: Генри Барроуз может все.
Я подхватил:
– Он мог нанять людей.
– Вы тоже могли это сделать, – это встрял Карлос.
– Ваша мать выяснила, кто ваш отец?
Его лицо ужасно побледнело под медными волосами. Пусть, пришло время и мне кого-то уколоть.
– Мы должны рассматривать все возможности… – справился с собой Карлос.
– Отлично. Начинай рассматривать возможности, а я пну тебя в зад через…
– Попридержи язык перед донной Маргаритой! – он уже орал.
Но она не казалась шокированной и примирительно сказала:
– Пожалуйста, сейчас не время сводить счеты.
Но с меня было достаточно их, яиц по-русски и всего вообще. Я вскочил.
– Отлично. Мне заказывать билет на самолет или двигать в отель?
Карлос постепенно приходил в себя.
– В «Парк отель», – промычал он. – Это возле Райкмузеум, на…
– Знаю, – резко прервал я, просто ради удовольствия. – И таксист наверняка знает. Разрешит ли мне высочайшее собрание покинуть зал?
Все только посмотрели на меня. Так что я подобрал свое пальто и вылетел как пуля. Проходимцы – он, да и все. Между прочим, им придется оплатить мой завтрак.
8
Как сказал Карлос, «Парк отель» располагался возле Райкмузеум – большой публичной галереи с картинами старинных мастеров. Как я считал, примерно в полумиле от центра Амстердама. Добротный, тишайший отель, ничего кричащего, никаких популярных певцов, увековечивающих свой автограф на вашей рубашке.
Я зарегистрировался и быстренько проследовал в небольшой старомодный номер, срочно улегся в постель и попытался заснуть. Но нет. Голова все еще болела, причем независимо от того, старался я почти совсем не думать, или помимо воли думал о своих делах.
Через полчаса я сел, дотянулся до телефона и попросил соединить меня с отелем «Хилтон».
И все оказалось так просто! Я попросил регистратуру отеля соединить меня с мистером Барроузом и ждал, слушая, как телефон звонит в номере. Теперь я знал его местонахождение. Я был готов обзвонить дюжину отелей Амстердама, но в этом не было необходимости, пока Гарри придерживается принципа, что класс места, где он проживает, должен соответствовать его доходам.
Конечно, просто знание места его проживания ничего не дает. Вероятно, спроси я его об этом в аэропорту, он бы сам мне сказал. И все-таки самочувствие мое улучшилось.
И что теперь? Амстердам – один из моих любимых городов. Это время года не способствовало прогулкам вдоль каналов и праздным наблюдениям, как оттуда вытягивают затонувшие автомашины. Сорок флоринов за штуку – так это обходится владельцу. В Амстердаме ездить нужно осторожно.
Наконец я спустился, выпил пива, которое забыл заказать за ленчем, и поспешил через улицу в Райкмузеум. В нем по моей части ничего такого не было, просто живопись, дельфтская керамика и прочее, но в залах с шедеврами приходилось поддерживать тепло, иначе все картины заледенеют или случится что-то еще похуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41