Я пожал плечами.
– Очень хорошо, если я смогу, то сделаю это по-своему. Существует обходной путь через Грецию. Не понимаю, почему вы хотите, чтобы я так спешно ехал в Вену?
– Вы нужны нам в качестве охранника.
– Очень хорошо. Но тогда у меня не остается особого выбора, верно? Я должен ехать на север, причем поездом. Ведь вы не можете отправить портрет этого старого бандита авиабагажом. Поэтому я должен ехать тем маршрутом, который уже наметил.
– Я возьму картину, – резко бросила донна Маргарита. – Меня не будут досматривать. Это будет самый лучший способ.
На какое-то время Карлос был ошеломлен и растерялся. Но потом быстро пришел в себя.
– Ну, тогда вы не должны просить за эту поездку никакой дополнительной оплаты, – проворчал он. – А я возьму ваш пистолет, если мы решили делать все вместе.
Я повернулся к Элизабет.
– Можете сказать Фаджи, что я… заберу вещи сегодня вечером. Тогда мы успеем выехать завтра утренним поездом, и если все пойдет хорошо, прибудем как раз вовремя, чтобы вылететь самолетом из Цюриха в Вену. – Я посмотрел на Карлоса. – Это достаточно быстро для вас?
– Это хорошо, синьор, – твердо сказала дона Маргарита. – Карлос позаботится о билетах, si?
И снова Карлос вытянулся, как капрал перед командиром, и слегка поклонился.
Потом мы еще немного побродили среди стеклянных шкафов с изящными моделями крейсеров и линкоров постройки начала века.
– Интересно, они похожи на плавучие фабрики, не правда ли? – сказала Элизабет. – Все эти дымовые трубы, и лестницы, и всякие трубопроводы. Промышленное общество отправилось в море. – Она повернулась к донне Маргарите. – Что мы собираемся посмотреть в Вене?
– Наш друг, некий капитан Паркер, живет там и внимательно прислушивается ко всяким слухам. Он думает, ему удалось напасть на след какой-то замечательной вещи, – ответил Карлос.
– Это относится к тому периоду, которым я занимаюсь? спросила Элизабет.
– Он так думает.
– И у вас нет никакого представления?.. Ну, ладно, увидим, что нам покажут. Если мы закончили, можно мне уйти и начать звонить?
Донна Маргарита кивнула.
– Карлос сообщит вам о поезде.
Элизабет ушла. Я задержался только для того, чтобы получить деньги и один из чемоданов донны Маргариты (Я был убежден, что лучше упаковать портрет Кордобы прямо у Фаджи, чтобы потом до Цюриха не перепаковывать) и сказал, когда собираюсь вернуться назад.
С моря медленно поднимался туман и где-то безнадежно гудел корабль.
28
В шестом часу я отправился в Падую в медленно ползущем холодном поезде – к тому времени и туда дополз туман. Он проникал сквозь двери железнодорожного вокзала большими клубами дыхания зимы, и автомашины снаружи пронзительно вскрикивали, как испуганные птицы.
Мне понадобилось десять минут, чтобы найти такси, и еще три, чтобы уговорить водителя ехать в ту сторону, где жил Фаджи. Не думаю, что ему не понравилось направление; просто он предпочитал сидеть там, где сидел, и жаловаться на судьбу. Туман часто так действует на людей.
И к дому Фаджи мы не подъехали – только до места, где кончалась главная дорога, так что оставшиеся несколько сотен метров мне пришлось идти пешком по узким улочкам. Он не поедет туда, синьор, там невозможно развернуться и если навстречу помчится грузовик без огней, тогда… Я заплатил этому негоднику строго по счетчику, не дав ничего на чай, и почувствовал себя гораздо лучше, когда двинулся пешком. Туман часто так действует на людей.
К тому времени почти стемнело, если не считать, что туман, казалось, слегка светился. Я пробирался от одного освещенного участка улицы до другого, один раз потерял дорогу и наконец добрался до большой входной двери, напоминавшей дверь в храм. Слышно было, как далеко в доме слабо звенит колокольчик, и после довольно продолжительного ожидания кудрявый молодой человек открыл мне дверь.
В этот раз я не заслуживал того, чтобы производить на меня впечатление, поэтому сразу же был сопровожден в кабинет. Картина Пуссена была уже там, освобожденная от рамки и стекла, тогда как портрет Кордобы (или как его там) наполовину завернут в вату, полиэтилен и мешковину.
Фаджи с пушечным грохотом откашлялся и выбрался из-за письменного стола.
– Этот туман – он меня просто убивает. Вы, наверное, привезли его из Англии, нет?
– Естественно. Специально, чтобы убить вас. А как насчет пистолета?
– Ах, да. А вы принесли деньги?
Я положил семьсот долларов Харпера на стол. Он посмотрел на меня, потом, шевеля губами, начал пересчитывать деньги. Последнюю десятидолларовую бумажку я задержал у себя в руке.
– Пистолет, Фаджи.
Он как-то туманно улыбнулся и достал его из ящика стола. Но я не взял.
– Другой пистолет, Фаджи. Пистолет Вогдона.
Он похлопал себя по лбу.
– Я старею. Я все время что-то забываю. Видимо, я умираю. Да. – Он сунул дешевый французский седельный пистолет обратно в ящик и вынул настоящий.
И вот я получил его. Получил их. Ну – почти. Но даже он сам по себе, его вес, балансировка, искусная отделка высококвалифицированного мастера… Видимо, что-то отразилось на моем лице, раз он спросил:
– Вы продадите его гораздо дороже, верно?
Я пожал плечами.
– Может быть. А вам известно его происхождение?
Теперь он пожал плечами.
– Не знаю. Я никогда не спрашиваю такие вещи.
Черт бы его побрал. Наверняка он пытался проследить его путь, чтобы найти пару; любой бы сделал то же самое. И он понимал, что я это знаю. Но его манера состояла в том, чтобы измотать вас с помощью всяких мелких уловок, вроде попыток «забыть», до тех пор, пока вы не устанете и ему не удастся что-то на этом заработать. Но со мной такие номера не проходили.
– Ну… может быть, мне повезет. – Но мне уже повезло, ты, старый изворотливый плут. Я распахнул плащ и засунул пистолет за пояс. Он был слишком велик – это не короткоствольный специальный пистолет для детективов – и торчал бы у меня из кармана на добрые шесть дюймов. А кроме того, у меня в кармане уже был пистолет.
Я повернулся к картинам. – Теперь я займусь ими.
Он протянул дрожащую старческую руку.
– Пожалуйста, десять долларов.
– О, простите. Должно быть я забыл. – Я отдал ему последнюю банкноту. Ну, ладно. Делать дела так, как их делает Эдвин Харпер, через некоторое время становилось ужасно скучно.
Фаджи нажал кнопку на письменном столе, появился молодой человек и начал заворачивать портрет Кордобы. Старик разобрал какие-то бумаги на столе и подошел ко мне с двумя конвертами в руках.
– Вы хотите получить расписки, не так ли?
– Да.
Я вынул из кармана два банковских поручения, мы обменялись документами и начали их подозрительно читать. На расписке, относящейся к картине Пуссена, было несколько пустых мест – так и должно было быть, ведь он не знал точного адреса, по которому следовало отправить картину, но их было не так уж много.
– Вы снова кое-что забыли, Фаджи. Доставка должна быть осуществлена в течение трех недель и весь риск за ваш счет. Именно на этом настаивает мисс Уитли.
Он поднял глаза с совершенно невинным видом, мятый окурок сигареты подрагивал у него в губах.
– Но она этого не говорила.
– Не пытайтесь выкрутиться, дружище. Я с ней разговаривал.
Конечно, я не говорил с ней, но не могло быть сомнения, что она не сделает такого рода ошибки.
Он снова пожал плечами.
– Ну, если вы хотите, чтобы я прошел пешком весь путь до Цюриха, собственноручно неся картину… Сквозь этот туман…
– И снег в Альпах. Не забывайте про снег.
– Так я предпочту умереть каким-либо другим способом. А когда это случится, не имеет никакого значения. Пожалуйста, напишите адрес.
Я попытался написать адрес в отведенном для этого пункте, но там было мало места.
– Нужно это напечатать.
– Это будет стоить дополнительных затрат, дополнительных расходов. – Он вздохнул, снова зажег сигарету и откашлялся. – Это меня разорит.
Просто для того, чтобы подразнить его, я вытащил горсть монет и протянул ему пятьсот лир. Черта с два это его раздразнило; он просто спокойно отправил их в карман. Мне следовало лучше знать его, прежде чем пытаться оскорбить таким образом. Теперь рассердился я.
Молодой человек все еще продолжал зашивать мешковину. Мы подождали, пока он закончит; было совершенно очевидно, что Фаджи не сам печатает на машинке – да той в комнате и не было.
Некоторое время спустя он спросил:
– А пистолет вы продадите богатому американцу, не так ли?
– Может быть. А может быть, подержу его у себя, пока не подберу ему пару.
Он улыбнулся.
– Ну конечно, вы ее легко найдете.
– Не будьте так чертовски уверены, что я этого не сумею! – глупо говорить такие вещи, но видимо он все-таки меня рассердил. Мне хотелось задеть его за живое. И удалось это сделать. Его лицо окаменело, если не считать блеска глаз.
Я пытался как-то исправить положение, делая вид, что просто похвастался.
– Я занимаюсь старинным оружием всерьез. Гораздо серьезнее, чем огромная толпа чрезмерно богатых хамов, которые сейчас постоянно путаются под ногами. Если пистолет находится где-то в Великобритании, у меня значительно больше шансов обнаружить его, чем у прочих.
– Ну, конечно, – Он кивнул, но я не думал, что мне удалось его успокоить.
Молодой человек поднялся и показал рукой на упакованную картину. Я подошел и проверил; все было сделано достаточно неплохо.
– Если вы меня извините, – сказал Фаджи, – я скажу Альфредо, как напечатать адрес.
Они вышли. Я принялся засовывать картину в чемодан донны Маргариты. Мне показалось, что было значительно удобнее сунуть туда и пистолет Вогдона, но тогда могло не возникнуть возможности вынуть его оттуда, прежде чем я передам чемодан.
Все это продолжалось не слишком долго. Потом я встал, закурил сигару и подумал, что было бы неплохо порыться в личных бумагах старого негодника. Однако не сделал этого. Дело в том, что большинство из них были на итальянском языке.
Он вернулся с перепечатанной распиской и я вновь тщательно прочитал ее. На этот раз все было сделано правильно. Я подписал его копию от имени мисс Уитли, он подписал мою. Теперь все. Сделка стоимостью в четверть миллиона долларов была подписана, скреплена печатью и наполовину выполнена.
– Ну, – сказал я, – кажется, все закончено до следующего раза.
– В следующий раз я буду мертв. Но это не имеет значения. Вызвать вам такси?
– В такой туман вы никого не заставите сюда приехать. Я дойду сам.
– Вам следует быть особенно осторожным с такой дорогостоящей картиной. Понимаете, banditti.
Я взвесил сверток, он был не очень тяжелым.
– Только между нами, вы действительно думаете, что это портрет Кордобы?
Он пожал плечами.
– Я никогда с ним не встречался.
– Простите, совершенно забыл.
Он сам проводил меня до двери.
Теперь туман леденил те места, которых касался. Меня передернуло, я поднял воротник плаща, взял чемодан в левую руку и двинулся вниз под гору в сторону ближнего пятна неяркого света.
На следующем углу я остановился в нерешительности. Потом понял, что как бы я не стал спускаться с холма, то это все равно приведет меня на основную дорогу, так что не имеет значения, где я спущусь. Я мог бы даже устроиться в кафе, пока не подойдет такси.
Неожиданно что-то обвилось вокруг моего горла и что-то еще, холодное и твердое, уперлось в правое ухо. Чей-то голос приказал:
– Поставь чемодан.
– Почему? – спросил я. Это было достаточно глупо, но нужно же было сказать хотя бы что-то.
Мое горло стиснули еще сильнее.
– Поставь чемодан и подними руки. – Человек обхватил мою шею левой рукой и прижал пистолет, это мог быть только пистолет, еще крепче к моему уху.
Как же должен был поступить Джон Уэйн в такой ситуации? Вероятнее всего, переписать сценарий. Но у меня по сравнению с ним было одно преимущество: мой пистолет – настоящий – был не так высоко на бедре и не так на виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41