Она шутила. Мы оба шутили. — Ах да! — вспомнила она. — Я же хотела отдать тебе это.
Она сунула мне в руки толстый коричневый конверт и направилась к сходням своей легкой походкой. Я отвернулся.
Какой-то миг я не соображал, куда иду, и мне было все равно.
— Эй! — послышался голос. — Шкипер!
Я поднял голову. Это оказался Дин.
— Только что пришли, — сообщил Дин. — Что, русская пташка улетела?
Я подошел к краю набережной: вот она, "Лисица", старая зверюга.
— Поплыли домой, — сказал я и двинулся вниз по лестнице.
— Как, — удивился Пит. — Уже?
— Уже, — ответил я.
Мы отчалили. Я стоял у кормового подзора, уцепившись здоровой рукой за бакштаг. Нос "Лисицы" разворачивался в гавани. Подходили парусные суда. Прозвучала сирена, долгая и тоскливая. От паромного причала отделилось старое четырехугольное судно. Крошечная фигурка махала с верхней палубы. Светлые волосы развевались по ветру.
Я поднял руку. Паром уходил на юг, винты взбивали белую пену, вырывавшуюся из-под кормы. Фигурка становилась все меньше и наконец исчезла из виду.
Теперь "Лисица" была на выходе из гавани. Пит ворчал на молодежь. Паруса подняли. Я раскрыл конверт, который мне дала Надя.
Тридцать шесть цветных фотографий и тридцать шесть негативов. Вот Невилл Глейзбрук, а вот и Леннарт Ребейн.
Оба они ушли в тень. Туда же уйдут и их мелкие грязные тайны. Я смял негативы. Ветер подхватил их. Они улетели, тоненькие, блестящие двухмерные штучки, улетели в огромное пространство моря и неба. Волна накрыла их, и они исчезли. Я швырнул следом снимки и отвернулся, глядя на палубу.
Я сказал:
— Выключить двигатель.
Наступила тишина. Моя правая рука поднялась и уцепилась локтем за бакштаг. Колени согнулись, приноравливаясь к качке большого судна на низких балтийских волнах, "Лисица" накренилась под порывом ветра, и ее палуба, похожая на огромный серый наконечник стрелы, понеслась на синий юго-восток.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47