Скорее всего, в городе их уже и след простыл. Костя, прогуляйся с Тарасенко по квартирам. А мы пока посмотрим, чем бедный директор жил.
Поход по квартирам ничего не прибавил к тому, что было и так ясно.
Дед-пенсионер поведал о своем соседе только то, что иногда директор приводил в квартиру молодых женщин, иногда мужчин, но это случалось не часто, и личности гостей всегда были разные. Обычно приезжал один и то не каждый день.
Пожилая женщина, увидевшая труп, нервничала, вздыхала, прокручивая жуткую картину несколько раз, но ничего дельного не рассказала. Ну, заметила она машину, отъезжающую от соседнего подъезда, но не только номера, а и что за машина, сказать не могла — просто не обратила на неё внимания.
Толстая мамаша видела двоих на площадке — стояли, курили, один помог коляску наверх втащить. Ну, описала их внешность, может, даже сумеет фоторобот составить, но наверняка, они были загримированы до неузнаваемости, так что этот фоторобот будет также далек от оригинала, как искаженное судорогой лицо убитого от его свадебной фотографии.
Остальные жильцы, кто находился дома на этот момент, вообще ничего не слышали — никто ведь не кричал и не звал на помощь. А выстрелы слышать никто просто не мог. Все понимали, что киллеров искать не имеет никакого смысла, хотя и надо, но в какой стороне — загадка. Машины никто толком не видел, а если бы и видел, это, скорее всего, не поможет — её, наверное, уже где-нибудь бросили в двух кварталах от места преступления. Лучше сразу сосредоточить силы на поиске заказчика. Здесь-то смысл есть, да только искать долго и, вполне возможно, что не найти. Не найти, даже если исполнителей поймать. Даже если выйти через них на посредника. Вряд ли он знает заказчика. Все, очередной висяк. Это понимали все, и это не добавляло никому оптимизма.
Глава 2
Им нанесли удар ниже пояса. Когда бьют в лицо, можно уйти в сторону или защититься, но когда бьют в живот, снизу, исподтишка, вежливо улыбаясь, защититься трудно, можно только стерпеть и адекватно ответить. Боксер сразу понял, что появление Чекуня в Темной Роще не было случайным наездом в чужую вотчину, хотя он льстиво улыбался и прикидывался дуриком. Этот наезд был пробным шаром, первым прощупыванием, клевком вороны спящего пса — а вдруг он спит и можно спокойно склевать его похлебку. Это было похоже на провокацию. От них теперь будут ждать ответных действий, и по тому, как они ответят, поймут, на что они способны.
Витек помчался к шефу, чтобы сообщить ему о наглости конкурентов, замахнувшихся на их район. Вальяжно расположившись за рулем «лендровера» и грубо подрезая тихоходные «жигули», он двигался по направлению к офису, надеясь застать Бурого там. Наконец, застряв в какой-то пробке, он нетерпеливо выхватил из кармана мобильный телефон. В офисе шефа не оказалось, и Витек звякнул ему на сотовый.
— Разговор есть, Сергеич, — заорал он, как только услышал ответ. — Ты сейчас где? Хочу тебя увидеть, облобызать и передать привет от Груздя! Через десять минут буду в офисе, если этот парень с полосатой палкой мне наладит дорогу.
Витек сунул телефон в карман и, выехав на встречную полосу, махнул в объезд пробки под носом у озверевшего от машин гаишника.
Бурый считал себя вполне порядочным человеком и откликался не на погоняло, навешенное в зоне, а на фамилию Махров, хотя, наверное, он её сам себе выдумал, чтобы скрыть подлинную, давно засвеченную в органах. Он относился к Витьку Торопцеву, как к приемному сыну, поскольку родного когда-то имел, да бросил вместе с матерью и сейчас забыл уже, наверное, как его звали.
Еще в семидесятых он отсидел небольшой срок за квартирную аферу, влез в криминальные структуры, потом отсидел ещё один срок за групповой налет и организацию банды. Во время последней ходки он стал вором в законе и решил, что пора загребать жар чужими руками и забыть дорогу в места заключения. Выйдя на волю, он сколотил свою группировку и занялся рэкетом в первом подвернувшемся городишке, каким оказался Белокаменск. Тогда только повеяло рыночной свежестью, и он быстро сообразил, что можно вообще ни хрена не делать, а спокойно обирать запуганных предпринимателей, не нюхавших ещё волчьих законов рынка, оставаясь при этом в тени и даже не пачкая руки о кражи, грабежи и мокруху. Он набрал в свою команду двадцатилетних ребят, слоняющихся без дела и не знающих, куда применить силу, и поручил им простую задачу — шляться по фирмам с большой сумкой для дани. Но скоро желающих погреть руки на бедных предпринимателях стало больше, чем самих предпринимателей, и Бурому пришлось отстаивать свое право на дань в бесконечных разборках с другими бандами, возникающих в одночасье на пустом месте, как мухоморы после дождя. Вроде бы всю территорию города давно поделили и переделили, но раз от разу возникали недовольные выкрики обиженных, что вроде поделено не так, как хотелось бы, и начиналась дележка по новой. Кажется, и сейчас раздался чей-то недовольный возглас.
Звонок подручного заставил Махрова выбраться из постели. Он подхватил трусы и брюки, по-солдатски быстро натянул их на себя и, чертыхаясь, начал всовывать руки в рукава рубашки, не попадая и ещё больше раздражаясь. Статный мужчина лет пятидесяти с хвостиком, не смотря на возраст сохранивший здоровый цвет лица и фигуру легкоатлета, он имел успех у женщин, оставляя далеко позади обрюзгших и оплывших жирком тридцатилетних «новых».
Последняя его пассия, томная красавица с большими карими глазами, мягкими нежными губками и длинной шеей, возлежала сейчас в постели и равнодушно курила, пуская дым тонкой струйкой.
— Все, Люсьен, я побежал, — бросил он на ходу. — Поеду разбираться с моими охламонами. Наехал кто-то на нас, что ли…
У Люськи было скверное настроение, вызванное надоевшими обязанностями по обслуживанию Махрова. Он, конечно, неплохой любовник, но когда постельные отношения превращаются в работу, хочется от неё отлынивать. Она выпустила облако дыма в сторону и с сарказмом сказала:
— На тебя наедешь, пожалуй! Ты сам, на кого хочешь, наедешь… Вам бы только мордобой устроить? Все какие-то куски делите и грызетесь из-за них, как собаки.
Махров услышал непривычно дерзкую речь из уст женщины, и это ему не понравилось. Он затормозил на пороге, оглянулся на нее, сверкая черными глазами, возмущенно вздохнул и, вернувшись, надавил коленом на постель.
— Я что-то не пойму, чем ты недовольна? — еле сдерживая себя, проговорил он. — Тебе-то что за забота до наших дел? Наслаждайся жизнью и не лезь туда, куда ты не имеешь права совать свой длинный нос.
Люська направила на него взгляд карих глаз и скривила нежные губки.
— Да, ты прав. Мне нет никакого дела до ваших разборок. И поэтому я не сую в них свой длинный нос. Но почему-то до моего носа все время доносится запах крови? А мне хочется, чтобы доносился запах цветов. Или хотя бы свежий воздух.
Махров сжал губы. Недовольство возросло, и сдерживать себя приходилось все трудней.
— Если у тебя кончились духи, я тебе куплю. Облейся ими с головы до ног и будешь пахнуть, как чайная роза в розарии. Что я могу тебе ещё посоветовать?
Люська выпустила струю дыма ему в лицо, не отводя взгляда раскрытых глаз.
— Да, конечно, больше посоветовать нечего. Ты и так мне ни в чем не отказываешь, даришь дорогие подарки, водишь меня по ресторанам. Остается только радоваться жизни. Но знаешь, почему-то все это меня раздражает? Скажи мне, почему?
— Не знаю! — рявкнул он. — И знать не хочу!
Люська тоскливо смотрела ему в глаза.
— Наверное, потому, что все, что ты делаешь, отдает кровью и каким-то дерьмом. И мне кажется, что ты возишься в этом дерьме, а потом пачкаешь меня своими грязными руками.
Махров скрипнул зубами и навис над нею, даже не пытаясь скрыть свою злость.
— Знаешь, что я тебе скажу, милая? Зажралась ты! Это я тебя из дерьма вынул, отмыл и приодел. Только тогда ты так не тявкала. Ласкалась, как кошка, и в глаза заглядывала. А сейчас даже в постели отворачиваешься!
Люська выразила удивление. Может, искреннее, может, наигранное. Женщина, в принципе, может легко сыграть любые эмоции, не испытывая особых чувств.
— А тебе разве в постели мне в глаза смотреть нужно?
— И в глаза тоже! — рявкнул Махров, наливаясь кровью. — Меня надо услаждать по полной программе, а не только ноги раздвигать. Помимо твоей лохматушки мне ещё и ответные чувства нужны. Это, между прочим, любовь называется.
Люська хмыкнула и презрительно отвернулась, продолжая пускать тонкие струйки дыма. И этот человек говорит о любви. Да он даже понятия не имеет, что это такое. Наверное, он полагает, что это ласковые похлопывания по попке, льстивые улыбки и полный комплекс сексуальных услуг. Так он ошибается. Это совсем, совсем другое.
— Чувства в программу не входят, — буркнула она.
Махров возмущенно вздохнул и плюхнулся на кровать. Обхватил ладонью её шею, повернул к себе лицом и пристально посмотрел в глаза. Сказал тихо, но грозно:
— За такие бабки, которые я на тебя трачу, я могу и чувства купить. Сейчас, как ты знаешь, все продается и все покупается. И такой пустяк, как бабьи слезы, я могу за гроши иметь. Любая шалава мне ноги лизать будет.
Люська попыталась высвободиться, но он держал за шею крепко, до боли. Она скорее прошипела, чем сказала:
— Я ноги лизать не буду. Пусти, ну!
— Тварь! Прогоню тебя в шею — под забором жить будешь! — подытожил он, резко поднялся, схватил с тумбочки свой телефон, одним движением отправил его в карман пиджака, побежал в прихожую и хлопнул входной дверью.
Людмила Каретникова, в просторечии именуемая Люськой, состояла в качестве манекенщицы у чуть ли не единственного на весь город модельера Владислава Черновца. Махров познакомился с ней на одной из вечеринок, устроенной по поводу удачного показа одной из его коллекций. Он легко завладел её сердцем и на следующий день уже развлекался с ней в постельке. С тех пор он и держал её при себе для постельных утех и выходов в свет. Но в последнее время Люська стала невыносима. Она постоянно огрызалась, отвечала колкостями и язвительными замечаниями. Хотя Махров продолжал дарить ей дорогие подарки и проявлял показную ласку, ему это начинало надоедать, и он стал подумывать на досуге, а не погнать ли её взашей, поменяв на более покладистую любовницу, пусть даже и со скромными внешними данными. Мешало ему смутное чувство то ли привязанности к ней, то ли эмоциональной близости, которое сидело где-то глубоко внутри и вылезало наружу, когда они расставались надолго. Во всяком случае, пока ему некогда было заниматься загадочной женской душой, и приходилось терпеть выходки Люськи. Ведь появится в свете под ручку с мордоворотом Витюней, а не с элегантной красавицей, ощутимо ударило бы по его репутации прожженного соблазнителя женских сердец.
Через час после ухода Махрова, приняв душ и отмывшись от его липких объятий, выпив кофе и надев черный свободный костюм, Люська уже ехала на своей новенькой «шкоде-октавии» по направлению к салону Черновца, чтобы выступать в вечернем показе. Тормозя на светофорах и автоматически двигаясь по наезженному маршруту, она думала о своем стареющем любовнике. Она пыталась понять, почему Махров стал её так раздражать и почему вся его возня с постоянными разборками и наездами порождает у неё не утихающее чувство тоски и отторжения.
Когда на одной из тусовок сам Владик Черновиц отозвал её в сторону и подвел к симпатичному не старому ещё человеку с красивой сединой в волосах, тот показался ей очень импозантным мужчиной. Люська провела в его обществе весь вечер и была очарована. Махров легко и ненавязчиво шутил, не требуя обязательной реакции на свои шутки, был обходителен и знал хорошие манеры. Он не хватал за локоть, не ржал до боли в ушах и не плюхался первым за стол, как это делали молодые новоявленные бизнесмены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59