— Посиди здесь, я сейчас. — Она вылезла из машины, хлопнула дверцей и побежала к стеклянным дверям, рядом с которыми красовалась черная вывеска с золочеными буквами фамилии модельера.
В кабинете Владика не оказалось, секретарша Верочка указала Люське на комнату для приемов, где он беседовал с администратором модной рок-группы. Администратор хотел заказать новые костюмы для музыкантов и просил пошить что-нибудь не очень крикливое, легкие, свободные костюмы, не сдерживающие движений. Основным импульсом для возбуждения зрителя, считал он, должна быть музыка, а не петушиные наряды, превращающие музыкантов в клоунов. Но Владик убеждал его, что яркий наряд способствует легкости восприятия.
— Я был в Европе. Там все одеты в бежевое, голубое и розовое. Идешь по улице и постоянно возникает ощущение праздника. Понимаете, они радуются жизни. А у нас все предпочитают серое и черное. Мужчины любят черные брюки, женщины — черные юбки, дети надевают черные майки, старики носят черные пальто. Просто траурная нация какая-то. Как вы думаете, почему?
— Черный цвет строгий. Нам некогда веселиться. У нас слишком много проблем. — Администратор тяжело вздохнул. — Даже обычный концерт — это сплошные неразрешимые проблемы.
Владик с ним не согласился.
— А я думаю, все подсознательно ощущают дыхание смерти, близкий конец. Сегодня последний день, завтра уже не будет ничего. Мы и живем сегодняшним днем. А завтра хоть потоп. Для нас завтра не существует. И в историческом смысле, и в бытовом. Мы не радуемся жизни, мы её проживаем. Проедаем, просиживаем, проходим. Знаете, как в школе. Прошли Пушкина, прошли «Войну и мир», прошли жизнь. И все мимо.
В этот момент и ввалилась Люська. Она схватила Владика за локоть, потащила его из кресла. Он вцепился в подлокотники, так настырно Люська потянула его за собой.
— Владик, мне надо с тобой срочно поговорить!
— Я занят, Люся! — немного опешил Владик. — У меня важная беседа. Ты можешь подождать пятнадцать минут?
— Нет! — рявкнула Люська так, что даже администратор вжал голову в плечи. — Если будешь упираться, я буду говорить здесь, и все узнают, на кого ты работаешь!
Владик испуганно заморгал, вылез из кресла, десять раз извинился и, пообещав быстро вернуться, покинул гостя. Люська оттащила его к окну в коридоре и прижала к подоконнику.
— Когда тебе нужно, я тебе помогаю! — для начала заявила она, и Владику пришлось с этим согласиться. — Теперь нужна помощь мне! Кроме тебя, никто не может помочь. Ты можешь спрятать нас на несколько дней?
— Спрятать? От кого? И кого нас? Тебя с Танькой?
— Нет, меня и ещё одного человека. И спрятать нужно от Махрова. И от ментов. Ото всех.
Владик возмущенно вздохнул и развел руками. У него важнейшая встреча, а ему предлагают тут поиграть в прятки. Больше заняться нечем! Отвлекают своей суетней от важнейшего дела, дела всей его жизни. Может быть, этот показ — шаг наверх, к вершинам подиума. Успех в столице, это известность, карьера, деньги. Он не хочет проходить мимо жизни, он хочет делать её своими руками, делать по максимуму, чтобы получить от неё все. А они тут…
— Где, интересно, я вас должен прятать? У нас тут не богадельня и не монастырь! Хочешь, прячься на складе. Там такой завал, ни один Махров не найдет.
Люська хмуро посмотрела на него и безнадежно покачала головой.
— Я знала, что ты не отличаешься уважением к людям, но не думала, что до такой степени. Ничего получше склада ты предложить не можешь?
— А что я могу тебе предложить?
— Ну, хотя бы свою квартиру. Это будет по-человечески. В знак нашей прежней дружбы, Владик. Короче, давай ключи и иди развлекай гостей.
— Ну знаешь, Люся! — попробовал возмутиться он.
— Знаю, Владик, знаю. Ты тоже на крючке сидишь, не забывай. Кто-то недавно ныл, что на него наезжает Груздь. Так вот, Груздя вместе с Махровым уже зацепили. Еще немного, и их обоих ждет теплая дружеская встреча в камере изолятора. Как они будут общаться друг с другом, меня не волнует. Главное, чтобы они там оказались. Ты тоже можешь этому поспособствовать. Но сначала нужно спрятать нас от Махрова. Уразумел? И учти, если он нас найдет, мой труп будет на твоей совести.
Владик перепугался не на шутку. Он почувствовал, как к горлу подступает приступ тошноты. Вот в такие дела ему ну никак не хотелось ввязываться. А если Махров спросит его, где Люська? Он не сможет ему соврать. Не потому что очень честный, а от страха. При всем его уважении к личности авторитета, он Махрова смертельно боится. Просто знает, что тот может с ним сделать. Владик немного подумал, но так и не смог придумать подходящей отговорки. Полез в карман, достал три ключа на связке, нехотя протянул ей.
— Вы только мою спальню не занимайте. Не люблю, когда на моей постели посторонние спят.
— Не волнуйся. Мы будем спать на кухне. У тебя кухня большая, я знаю. Но это недолго, мы отсидимся пару дней, а потом уедем.
— Кто это мы?
— Мы вдвоем. Я тебя с ним познакомлю. Он хороший парень. Только немного со сдвигом. Но сдвиг в лучшую сторону. Так что он никакой опасности не представляет и на людей не бросается.
— И куда вы поедете?
— Куда-нибудь… — вздохнула Люська и посмотрела на Владика большими и чистыми глазами. — Пока все не утрясется.
— Что утрясется?
— Потом как-нибудь расскажу.
Владик удивленно смотрел на её просветленное лицо.
— У тебя, что с ним — любовь?
— Не знаю. Это, Владик, слишком серьезное чувство, чтобы о нем говорить. Сейчас об этом и думать некогда. Пока!
И они расстались. Навсегда. Если бы знали, что навсегда, наверное, попрощались бы по-другому. Но этого не предполагает никто и никогда.
Люська вернулась в машину.
— Всё, договорилась! — сообщила она Андрею. — Один человек дает нам в пользование свою квартиру. Только будь поосторожней, он привередлив и не любит, когда у него дома пропадают вещи.
— Я что, похож на вора? — удивился Андрей.
— Немного. — Люська ласково прижалась к его плечу.
По комнате шарили техэксперты Коли Балашова. Они снимали отпечатки пальцев с ручек дверей, со стаканов и пепельниц, рассматривали пушистый ковер на полу, перебирали вещи в шкафах, надеясь хоть что-нибудь обнаружить. Фотограф щелкал со всех ракурсов лежащее в неестественной позе тело Суркова. Вернее, естественной эта поза была бы для живого, когда человек прилег, прислонившись к стене. Трупы так лежать не могут. Обычно они лежат, распластавшись по полу. Медэксперт Лена Муравьева осмотрела его голову с застывшим лицом и сдвинутой набок челюстью.
— Сильный удар в нижнюю челюсть, Аркадий Михалыч, — доложила она. — Похоже, перелом. Но умер он не от этого, а от удара головой о стену.
— Кто-то крепко приложил нашего Суркова, — пробормотал Костя Корнюшин, стараясь не смотреть на тело. Хоть он и недолюбливал капитана, но чувствовал свою вину. Если бы они с Тарасенко приехали чуть раньше, такого могло бы не произойти. Во всяком случае, преступника схватили бы за руку. А теперь…
Полковник Самохин устало сидел в широком мягком кресле, в котором он сидел в первый раз, и молча наблюдал за действиями оперативников. Он был подавленный и хмурый. Всего два часа назад они вместе с Сурковым учинили допрос ни в чем пока не подозреваемой Людмиле Каретниковой, и вот теперь этот самый Сурков лежит на полу её квартиры в виде остывающего трупа и с таким блаженным выражением на лице, словно отсыпается после службы. Самохин раздраженно отвернулся, чтобы не смотреть на него. Только что уехал начальник управления, который навставлял ему столько пистонов, что впору подавать заявление об отставке. Выходило так, будто полковник сам своею собственной рукой отправил капитана в логово бандитов на верную смерть.
— И чего он сюда поперся? — пробормотал он. — Я же сказал ему в подъезде сидеть, смену ждать. Вот что значит — не подчинился приказу!
Костя заинтересованно листал какой-то журнал с фотографиями соблазнительных красоток, выставляющих напоказ свои прелести.
— Понятно, зачем, — промычал он себе под нос.
— Ну? — Самохин поднял на него глаза. — Чего ты там надумал?
— Хотя, кто его знает… — засомневался Костя.
— Ну давай, давай! — раздраженно сказал Самохин. — Не тяни кота…
— Помимо многих недостатков Суркова, у него был один существенный. Он был очень неравнодушен к женщинам. А тут такая красотка сидела одна. Манекенщица. Ноги от шеи, ростом с меня, глаза — тарелки. Картинка!
Костя развернул журнал и показал шефу фотографию красотки с глянцевой кожей и упругой грудью. Красотка застенчиво улыбалась, словно извиняясь за то, что у неё есть только одно достоинство — объемистые груди с торчащими сосками. Самохин раздраженно отвернулся и окинул взглядом комнату. Пристрастие Суркова было известно всем. — Сам знаю, — пробормотал полковник. — Неужели он вернулся сюда ради прелестей хозяйки?
— Но не ради же встречи с её дружком! Который явно с криминальным прошлым и настоящим.
Коля Балашов, вынюхивающий что-то по разным углам, остановился посреди комнаты и огляделся напоследок, не забыл ли он ещё что-нибудь изучить и рассмотреть.
— Ну, вроде все, Аркадий Михалыч. Что нашли, то нашли. Отпечатков полно и есть довольно свежие.
— Это хорошо, — вздохнул Самохин. — Давай, Николай, дуй в лабораторию и в первую очередь сделай пальчики. Сам понимаешь, если затянем, нам таких оплеух навешают.
— Через час будем знать, кто тут нахозяйничал, Аркадий Михалыч, не раньше, — сказал Николай и махнул своим. — Все, пошли.
Два его помощника собрали инструменты, двинулись за ним на выход.
Тарасенко с умным видом разглядывал комнату, стараясь создавать вид хоть какой-нибудь деятельности. Может быть, он и предпочел бы посидеть, отдохнуть, но знал, что схлопочет нарекания от полковника, поэтому бессмысленно топтался по комнате. Подобрал лежащее в углу полотенце, помял в руках.
— Мокрое, — пробормотал он. — Чего оно здесь валялось? Мне это сразу в глаза бросилось. Смотрю, вроде тряпка какая-то валяется. А это, оказывается, полотенце. И хорошее полотенце, между прочим.
Костя отложил журнал, подошел к нему, отобрал полотенце, повертел в руках, понюхал, расправил, осмотрел с двух сторон. Новое, чистое полотенце, только мокрое с одного конца.
— Может, вытирали им что? Но вроде никаких следов: ни грязи, ни крови, ничего. Непонятно.
— Здесь много чего непонятного, — пробормотал Самохин.
— И самое непонятное — почему его убили, — согласился Костя. — С Горбуновым все ясно, как на ладони. Заказали — убили. Заказал тот, кому было выгодно. А здесь полный туман. Кто? Как? Неужели, за ствол убили? Просто не верится.
— Потому что все произошло случайно, спонтанно, неожиданно, — покачал головой Самохин. — Трагическое стечение обстоятельств. Такие дела самые сложные. Теперь все наши предположения — это мыльные пузыри. Щелк, и разлетелись. Нужны четкие, весомые доказательства.
Полковник ушел в себя, пытаясь сопоставить отрывочные факты. Пока ничего внятного не вырисовывалось. Хорошо, Сурков вернулся в квартиру, завел разговор с хозяйкой. Но там оказался посторонний, Сурков не смог его задержать, завязалась драка, и тот его убил. Но судя по вещам, которые находятся на своих местах, драки не было. Значит, этот посторонний был достаточно силен, чтобы вырубить Суркова одним ударом. Мог ли быть этим посторонним Волков, щуплый паренек, отмотавший срок на зоне, а не проводящий время в спортзале? Очень сомнительно.
Костя прошелся по квартире, заглянул в спальню, подошел к шкафу, провел рукой по висящим там платьям. Вернулся в комнату.
— И почему у шкафа дверца была открыта, интересно? А, Аркадий Михалыч?
Самохин устало пожал плечами. У него пока нет ни мыслей, ни версий. Сначала нужно иметь хоть какие-нибудь улики, а потом начинать соображать.
— Вещи собирали перед тем, как свалить, — предположил Тарасенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59