Борис Петрович остался на крыльце террасы. Ночь была темная, глухая, только ровный шорох дождя вокруг, и слышно было, как по желобам в огромные старые. бочки с медными обручами с крыши стекает вода.
Дверь открылась, и появившийся в ней Иван Иванович сказал:
— Идемте.
В большой гостиной за длинным столом под белой скатертью, накрахмаленные края которой на углах стояли парусами, перед яствами и бутылками сидел «хозяин», откинувшись на спинку стула, а позади него стоял молодой человек в белом кителе, смуглый, черноволосый, с салфеткой, перекинутой через руку.
Когда они вошли, Сталин не шевельнулся, не повернул головы в их сторону, сказал глухо:
— Иды, Ваня. Надо будет — позову. И ты, Тамаз, иды. Мы сами справимся.
«Хозяин» и Борис Петрович остались в комнате одни. Шторы были задернуты, но створки рам оказались распахнутыми. Тонкие шторы иногда едва колыхались под дуновением легкого ветерка; слышен был умиротворяющий шум дождя.
— Садитесь, Борис Пэтрович. В ногах правды нет. Вот там, напротив меня.
— Спасибо, Иосиф Виссарионович.
— Кушай, дорогой, что Бог послал. Пэй!
Бог послал много чего, глаза разбегались, но Брем-бек смутно видел яства. Его бил мелкий озноб.
— Спасибо, Иосиф Виссарионович. Ночью я как-то…
— Нет аппетита?
— Да… Совсем нет аппетита.
— Ну хорошо, — непонятная улыбка застыла на лице вождя: в ней смешались сарказм и сожаление. — Побеседуем и в дружеской беседе нагуляем аппетит. — «Хозяин» вынул из кармана трубку и сунул ее в рот. — Расскажите, Борис Пэтрович, об экспедиции в Тибет, которую затеял товарищ Бокий. Попрошу вас поподробней, не пропуская ни малейшей детали. Во времени я вас не ограничиваю.
Рассказ Брембека, перебиваемый вопросами вождя, длился больше двух часов. И когда он был завершен повествованием о том, что товарищи Барченко и Гоппиус отправились на встречу с наркомом иностранных дел Чичериным, «Хозяин», посасывая пустую трубку, сказал задумчиво:
— Очэнь самостоятельный политик Георгий Васильевич Чичерин. Очень. Свою политику на Востоке делает. Ладно… Посмотрим. — И последовало долгое молчание. Вождь поднял голову, и его желтые рысьи глаза уставились в переносицу Бориса Петровича. — Тэперь вот что. Как там у Глеба Ивановича обстоит дело с так называемой «черной тетрадью», которая появилась на свет благодаря гениальному чутью товарища Ленина? — «Хозяин» не смог сдержать усмешки (впрочем, ночной гость ее не заметил: он был загипнотизирован рысьим взглядом собеседника). — Что же вы молчите, Борис Пэтрович?
— Черная тетрадь, Иосиф Виссарионович, самое для меня недоступное в хозяйстве товарища Бокия. Но знаю одно — она есть, по разным каналам он собирает в нее сведения о всех руководителях партии и государства…
— И обо мне? — вдруг перебил Сталин, подавшись вперед и не отрывая взгляда от глаз Бориса Петровича.
На этот раз Брембек выдержал взгляд вождя и спокойно ответил:
— Убежден, о вас тоже.
«Хозяин» рассмеялся, оскалив мелкие, желтые, щербатые зубы.
— Молодэц товарищ Бокий! Очень полезную работу делает для партии и народа. — Он опять погрузился в молчание. — Что же, Борис Пэтрович, — заговорил вождь через несколько тягостных минут, — я вам весьма благодарен за содержательную беседу. — Как ваш аппетит? Нагуляли?
— По правде говоря, Иосиф Виссарионович…
— Нет? — деланно удивился «хозяин».
— Вот если позволите — минеральной водички…
— Пожалуйста, пожалуйста, дорогой!
Борис Петрович начал наполнять большой хрустальный фужер «Боржоми»; бутылка мелко подрагивала в его руке, иногда касалась края фужера, и тогда рождался тихий мелодичный звон. Бокал был наполнен до краев, Брембек пил «Боржоми» с жадностью, большими глотками, и по худой жилистой шее ходил кадык.
Товарищ Сталин с большим интересом и вниманием наблюдал всю эту процедуру.
— Спасибо…
— На здоровье, дорогой. Скажите, Борис Пэтрович, когда вот такая погода — дождь, слякоть, ваш шрам на щеке не болит, не ноет?
Лицо ночного гостя напряглось, резче обозначились морщины.
— Нет, Иосиф Виссарионович, — ответил он твердо и спокойно, — не болит и не ноет.
— Очэнь хорошо! Просто отлично! Отвратительно, когда у тебя что-нибудь болит, ноет…— (Особенно тяжко, когда страждет совесть, если она есть, и душа, если она не продана дьяволу, следует заметить в скобках.)— Значит, разделить со мной трапезу отказываетесь?
— Еще раз спасибо, Иосиф Виссарионович. Отказываюсь. Совершенно не хочется есть.
— Что же…— Вождь говорил еле слышно, похоже, самому себе. — Одиночество — мой удел, — он несколько раз хлопнул в ладоши, крикнул негромко: — Ваня!
Тут же в комнате появился Иван Иванович.
— Проводи нашего дорогого гостя, отправь домой. Пусть с ним едет Сандро. И сразу иды ко мне. До свидания, товарищ Брембек, — вождь поднялся со стула. — Да! Чуть не забыл! — Он вынул из кармана плотный конверт, протянул его через стол Борису Петровичу. — Ваш гонорар. Дополнительный. За сегодняшнюю информацию.
— Благодарю Иосиф Виссарионович…
— Идемте, — еле слышно прошептал Иван Иванович, стоявший за стулом своего агента.
Вождь остался один; несколько мгновений он сидел замерев, вытянув под столом короткие кривые ноги, прикрыв глаза тяжелыми веками.
«Шамбала…— думал Сталин. — Бокий тоже очень самостоятельный. Очень. Ему это дело доверять нельзя… Кому? Надо подумать. — В правой ладони возникли зуд и жжение, он сжал руки в кулаки. — Мне надо еще „их“ энергии! Еще! Еще!.. Мало…» — Он разжал кулак, на ладони возникло темное круглое пятно, как ожог. Оно источало густое, бьющее струей, тепло41.
Скрипнула дверь — пятно на ладони мгновенно растаяло, исчезло. Жжение и зуд прекратились, только учащенно билось сердце, во рту появилась сухость, и еле уловимый запах серы щекотал ноздри: странно, он возник внутри — запах серы выдыхался… Рябое лицо покрылось мелкими бисеринками пота.
— Садысь, Ваня, — тяжело дыша, сказал «Хозяин». — Там… Напротив.
Иван Иванович сел на стул, который недавно занимал Брембек.
Сталин вынул из кармана брюк большой несвежий носовой платок, вытер пот с лица. Налил в фужер из запотевшего кувшина темно-красного вина (это была «Хванчкара»), жадно выпил, облизал губы длинным языком.
— Значит, так…— заговорил вождь спокойно, ровно, без интонаций. — Эта экспедиция Бокия не должна состояться…
— Немедленно запретить? — спросил Иван Иванович.
— Зачем запретить? — поморщился вождь. — Ты, Ваня, русский человек, а горячий, как грузин. Пусть они сами запрещают друг друга.
— Простите, товарищ Сталин, не понял.
— Медленно соображаешь, Ваня, — «Хозяин» помолчал, хмуря узкий лоб. — Так, так… Товарищ Дзержинский поддерживает затею Бокия?
— Так точно! Поддерживает.
— А его заместители, товарищи Трилиссер и Ягода? Особенно Генрих Григорьевич?
— Они знают только об идее экспедиции в Тибет. На коллегии ОГПУ о ней докладывал этот сумасшедший Барченко. Но о том, что экспедиция профинансирована, подготовлена, одобрена наркомом иностранных дел, они не знают. Ведь Бокий действует самостоятельно, не считаясь с замами Феликса Эдмундовича. Он напрямую подчинен ЦК партии, Политбюро…— Иван Иванович повысил голос до торжественности,-…лично вам, товарищ Сталин.
Вождь довольно усмехнулся — он любил лесть, хотя и не доверял тем, кто ему откровенно льстил. Впрочем, он не доверял никому.
— Вот что, Ваня… Пусть экспедицию Бокия в Тибет отменят заместители товарища Дзержинского.
Иван Иванович не удержался от вопроса:
— Каким образом?
— Самым простым образом, — сказал Сталин. — Надо столкнуть их лбами. Нэ думаю, что Ягода и Трилиссер с одной стороны, а Бокий с другой — друзья. Ведь так, Ваня?
— Замы Дзержинского Бокия терпеть не могут. Глеб Иванович их попросту не замечает, третирует, называет «липачами».
— Как, как? — «Хозяин» даже подался вперед, нависнув над столом и чуть не опрокинув кувшин с вином. — Что это значит?
— Липачи… Ну, липнут ко всему, как мухи.
— Очэнь самостоятельный человек мой давний друг Бокий. Очэнь! — вождь помолчал. — Так что, Ваня, действуй в этом направлении.
— Сообразим, товарищ Сталин.
— Ну, а как обстоит дело с «Единым трудовым братством»?
— «Единое трудовое братство»? Действует: собираются, философствуют, спорят. Но и практические дела решают. Ведь экспедиция, цель которой найти страну Шамбалу… Бред все это, товарищ Сталин. Идея этой экспедиции… Ведь она родилась в «братстве», возглавляемом Барченко. Может быть, пора всю эту лавочку прихлопнуть? В одну ночь? Список всех членов ЕТБ у меня есть. В несколько часов управимся. Только дать Команду…
— Ни в коем случае! — воскликнул Сталин и лицо его побагровело. — Ни в коем… Нэт, Ваня, какой-то важной извилины у тебя в башке нет, нэ хватает. Разгромить их «братство» сейчас — это значит арестовать и Бокия. А Глеб Иванович помимо своих текущих дел, помимо организации экспедиции занят очэнь ответственной работой государственной важности.
«Вы имеете в виду „черную тетрадь“? — чуть было не спросил Иван Иванович, но вовремя сдержался.
— А кто нас информирует о «братстве»? — спросил, похоже, успокоившись, «Хозяин». — Тоже Меченый?
— Нет, товарищ Сталин. Все сведения о «Едином трудовом братстве» мы получаем от агента Дыма. Уж больно много курит этот сотрудник спецотдела.
— И Меченый не знает о «братстве»?
— Знает, конечно. Он профессионал в деле доносительства, сует нос во все дыры. Но я его об ЕТБ не спрашиваю, заданий по этой организации не даю. Он и не вникает в детали…
— Хорошо! — перебил Сталин. — Пусть этот Дым напишет большую, очень большую, Ваня, докладную о «братстве» Барченко и Бокия… Смотри-ка! Получается три «б». Три б..ди. И в докладной, скажи ему, все детально, по пунктам.
— Будет сделано, товарищ Сталин.
— Все, Ваня, устал. Будэм отдыхать, кушать. — «Хозяин» хлопнул в ладоши, крикнул: — Тамаз!
В гостиной мгновенно возник молодой человек в белом кителе.
— Скажи на кухне, пусть готовят шашлыки. И зови этих пигалиц, длинноногих балеринок.
— Они заснули.
— Буди.
Через два дня — было 1 августа 1925 года — два человека, занимавшие руководящие посты в ОГПУ — Михаил Абрамович Трилиссер, заместитель Дзержинского, начальник иностранного отдела (попросту — разведки), и Генрих Григорьевич Ягода, тоже заместитель председателя ОГПУ, начальник контрразведки, в служебной почте обнаружили одинаковые, слово в слово, анонимные письма:
«Доводим до вашего сведения, что за вашей спиной спецотделом по инициативе Бокия Г.И. организована экспедиция в Тибет в поисках страны Шамбалы. Как вам, конечно, известно, о намерении отправить ее было доложено коллегии ОГПУ в декабре прошлого года профессором Барченко. Сейчас профессор работает в спецотделе научным консультантом Бокия Г. И., и он назначен руководителем экспедиции. Все мероприятие финансируется СНХ и отчасти спецотделом, у которого, как вам наверно известно, есть свой собственный счет в Центральном государственном банке. Сумма, отпущенная на экспедицию — 100 000 золотых рублей.
Экспедицию одобрил и поддержал нарком иностранных дел Чичерин Г. В., о чем сообщил на днях в своем «Заключении» в Политбюро.
По нашим сведениям экспедиция Бокия-Барченко отправится в путь в ближайшее время: у них остались последние формальности — получить въездные визы, все документы давно лежат в визовом отделе посольства Афганистана, все там согласовано, остается определить дату отъезда.
Считаем, что вся эта история возмутительна: Бокий Г. И. не имел права действовать самостоятельно, конспиративно, не поставив вопрос об экспедиции в Тибет на заседании коллегии ОГПУ и не получив на столь ответственное государственной важности мероприятие «добро» всех членов коллегии.
Думаем, что еще не поздно остановить эту авантюру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93