И Шрам был отличным агентом: уже почти год в Берлин уходили регулярные донесения о работе этого засекреченного отдела. В донесениях последних месяцев речь шла о подготовке в недрах отдела экспедиции в Тибет, которая вот-вот должна состояться…
Сегодня рано утром в Измайлово, в дом гражданки Сахрановой явился мальчик и передал Иннокентию Спиридоновичу записку: «Подыскал для вас пианино. Заходите, Петров». Это означало: «Сегодня, срочно, в назначенное время».
«Что-то стряслось, — не сомневался Требич-Линкольн. — Непредвиденное и неприятное».
Кафе «Зеленый попугай» занимало полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, было тускло освещено и пока почти безлюдно: основные завсегдатаи появятся после двенадцати ночи, когда на маленькую эстраду выйдет цыганское трио и певица, непревзойденная Сашенька Заречная.
Исаак, потягивая из кружки темное бархатное пиво, отправлял в рот крупные соленые, специально недоваренные горошины, тяжело задумался и не заметил, как в кафе появился новый посетитель, который осторожно подошел к его столику, присел напротив.
— Добрый вечер, Иннокентий Спиридонович. Что-то вы закручинились.
— Наконец-то! — встрепенулся Требич-Линкольн и перешел на шепот: — Что-то случилось?
— Случилось, — последовал спокойный ответ. Агент Исаака на Лубянке в своем летнем облике был неизменен: в чесучовом отглаженном костюме, правда, уже изрядно поношенном, при галстуке, запонки с камешками в манжетах белой рубашки; на абсолютно лысом черепе — отблеск лампы в матовом шаре, висящей под потолком, в глубоких глазницах мерцают напряженно-умные, быстрые глаза; шрам, пересекающий левую щеку от уха до уголка рта, в полумраке кафе казался черным.
— Не тяните, пожалуйста, у меня мало времени. Вы опоздали.
— Приношу извинения: долго не было трамвая. И, всегда-то у вас, Иннокентий Спиридонович, мало времени. Куда вы постоянно спешите? Ведь вы, по моим наблюдениям, вольный казак, — он сделал жест пробегающему мимо половому: — Человек! Кружку пива и раков!
— Слушаюсь!
Пиво и раки появились почти мгновенно.
— Итак, Иннокентий Спиридонович… А пиво сегодня тепловатое. У меня для вас два сообщения. И второе потребует дополнительного гонорара, притом значительного.
— Помилуйте! — надо сказать, Требич-Линкольн не только превосходно знал русский язык, но быстро освоил московский говор, его интонации, «аканье», особые словечки и выражения. — Я прямо руками развожу: мы вам и так платим по высшей ставке!
— Какая работа, Иннокентий Спиридонович, такая и ставка. Словом, за второе сообщение я прошу уплатить двойной гонорар.
— Давайте первое сообщение! — потребовал Верховой.
— Извольте. Экспедиция в Тибет не состоится.
— Как?.. Почему?
— Она заблокирована замами Дзержинского Трилиссером и Ягодой и другими неблагожелателями Глеба Ивановича Бокия. Коллегией ОГПУ уже принято соответствующее постановление, одобренное Политбюро и завизированное, — Шрам желчно усмехнулся, — лично товарищем Сталиным.
— Что? Что сказано в его визе?
— Весьма примечательное. «Экспедицию отложить до лучших времен».
— Так…— Требич-Линкольн чувствовал себя выброшенным за борт: ведь им совместно с еще двумя сотрудниками германского посольства в Москве была уже разработана и отчасти профинансирована операция по внедрению своего человека в экспедицию спецотдела, и этим человеком должен был быть сам Исаак Тимоти. — Выкладывайте ваше второе сообщение. Убивайте до конца.
— Напротив, Иннокентий Спиридонович, думаю, от этого сообщения вы воспрянете. Но сначала давайте окончательно определимся: за него — двойной гонорар.
— Прямо напасть. Да зачем вам, уважаемый, столько денег? Ведь вы явно не бедствуете.
— Вы уже несколько раз задавали мне этот, согласитесь, некорректный вопрос…
— Уж простите! — перебил Требич-Линкольн. — Я человек довольно прямой, без всяких там английских тонкостей.
— Отвечаю на ваш прямой вопрос, чтобы покончить с этой темой. Да, уважаемый Иннокентий Спиридонович, мне нужно много денег. Очень много. Почему? Я люблю женщин. Собственно, это смысл моей жизни — женщины. С тех далеких лет, когда я однажды ночью, проснувшись от безумств юношеского эротического сна… Вы понимаете. Я бы мог вам многое рассказать на эту вечную и волнующую тему из своей, поверьте на слово, бурной в этом плане жизни. Но ведь у вас всегда нехватка времени. Посему… Сразу к нашему сегодняшнему моменту. Сейчас у меня две любовницы. Одна совсем юная… Еще не до конца распустившийся цветок. Шестнадцать лет, — в голосе Шрама зазвучали сладострастные нотки. — Притом из дворянской, даже сановной семьи, некогда близкой к царскому двору. Пока уцелели. А когда тебе за пятьдесят…
— А вторая любовница? — с интересом перебил Исаак Тимоти (он, как известно, тоже был большой «ходок» — по теперешней терминологии).
— Вторая — простолюдинка, продавщица из торгсина. Но какая! Тридцать два года. Однако большая любительница ночных заведений. Нужны подробности?
— Все! Обойдемся без подробностей! И черт с вами: за второе сообщение — двойной гонорар. Я вас внимательно слушаю.
— Суть, Иннокентий Спиридонович, заключается в том, что экспедиция спецотдела в Тибет уже состоялась.
— Как… состоялась?!
— Вернее, вот сейчас она скорее всего продолжается, и возглавляет ее человек, которого вы лично знаете… Во всяком случае, вы мне рассказывали однажды о встрече с ним. И возможно, уже вчера от спецотдела направлен в Тибет тайный агент Бокия, лучший из лучших, для встречи с экспедицией, дабы направлять ее действия и держать все под контролем.
— Погодите, погодите! — Требич-Линкольн действительно воспрянул духом: похоже, возникла новая перспектива. — Давайте все по порядку, подробно и с именами.
— Извольте. Но сначала, Иннокентий Спиридонович, — хладнокровно сказал Борис Петрович Брембек, — я хотел бы получить первые пятьдесят процентов своего удвоенного гонорара.
Донесение
Экспедиция в Тибет спецотдела при ОГПУ отменена в результате интриг противников Бокия на Лубянке. Возможно — до какого-то дня или года «икс», потому что на постановлении коллегии ОГПУ по этому поводу стоит резолюция Сталина: «Экспедицию отменить до лучших времен.
Но парадокс заключается в том, что экспедиция УЖЕ состоялась, и об этом, скорее всего, не знает ни сам Сталин, ни недоброжелатели Бокия на Лубянке. Это американская экспедиция, вернее, она движется вглубь Гималаев и Тибета под американским флагом, и возглавляет ее русский художник — эмигрант Николай Рерих. Финансируется же экспедиция через подставных американских подданных Россией, точнее — ОГПУ. Но эти сведения требуют уточнения и разработки на местах, т. е. в США и по возможности в самой экспедиции. Предполагаю, что наверху кремлевской власти об экспедиции могут знать, но лишь как о составной части той политики, которую сейчас Советы проводят в восточном регионе.
Потому что доподлинно известно следующее.
Первое. Экспедиция под флагом США и руководимая Николаем Рерихом — реальность. Главная ее цель, помимо второстепенных — геологических, этнографических, религиозных, культурных и проч. (возможно, для отвода глаз, усыпления бдительности прежде всего англичан, да и местных властей) — достижение Шамбалы.
Второе. Финансируется, повторяю, экспедиция из Москвы, органами безопасности (спецотдел). Знает ли об этом Рерих? Какие у него отношения и контакты с ОГПУ, неизвестно. И это прежде всего необходимо выяснить.
Наконец, третье. О том, что спецотдел и его руководитель Бокий имеют прямое отношение к экспедиции Рериха, что достижение Шамбалы — его цель, свидетельствует тот факт, что в Тибет на встречу с экспедицией и Рерихом тайно отправлен агент российских спецслужб некто Блюмкин, его кличка в этой операции — Лама.
10.VIII.1925г.
Москва
Маг
Через два дня в германском посольстве Требичу-Линкольну передали зашифрованный приказ из «центра» в Берлине:
Немедленно отправляйтесь в Гималаи. С вами — Краб и Табу (работники германского посольства в Москве, которые вместе с Исааком трудились над вариантами его внедрения в тибетскую экспедицию спецотдела во главе с профессором Барченко — И.М.). Задача: проникнуть в экспедицию Рериха и разобраться в ситуации на месте. Первая ваша явка — в Харбине (адрес, пароль, внешний портрет резидента устно получите в посольстве, также — денежное обеспечение операции). Вторая явка — в Тибете, все данные о ней — в Харбине.
В случае конфликтных ситуаций между английскими властями и экспедицией Рериха, которые могут возникнуть внезапно, принимайте сторону русских. Но помните — перед вами задача: не допустить достижения Шамбалы ни Николаем Рерихом, ни англичанами, ни советской стороной.
Постоянная связь с нами — через известные вам каналы.
Ф.ф.О.
11.VIII. 1925.
Берлин
Тринадцатого августа 1925 года на конспиративной кунцевской даче вождя гостей не было, ни агентов, ни особ женского пола, и поздний ужин «Хозяина» разделил Иван Иванович. Оба уже порядочно выпили — Иван Иванович по принуждению (не смел отказаться, когда слышал: «Ваня! Опят у тебя бокал пустой? Обыжаешь, дорогой!»), Сталин же заливал вином дурное, мрачное и раздраженное состояние духа.
— Ладно! — нарушил он долгое тяжелое молчание. — Пускай!.. Пускай пока идет со своей экспедицией. Пцхэ! Посмотрым… Только та страна нэ для него!.. Шамбала — моя! Моя, ты понимаешь это, Ваня?
— Да, товарищ Сталин, Шамбала — только ваша страна! — он хотел уточнить: «Должна быть вашей», но вовремя удержался от этих опасных слов.
— А с Бокием… Надо подумать. Уж больно все сам. Товарищей нэ уважает, нэ слушает. Нэхорошо.
— Очень нехорошо, Иосиф Виссарионович.
— Пусть. Пусть он идет со своей экспедицией. Пока…— «Хозяин» отпил из бокала большой глоток темного терпкого вина (он уже смешал несколько напитков, и сейчас не знал, что пьет), взял рукой с блюда кусок слабосоленой сочной семги, засунул его в рот, стал медленно жевать, и по мокрым губам стекал рыбий жир. — Но скажу тебе, Ваня… Очэнь мне нэ нравится этот Николай Константинович Рерих. Очэнь!.. Вот не пойму, почему не нравится…
Иван Иванович молчал, думая лишь об одном: «Господи! Скорее бы он отпустил меня!»
Хозяин, громко, без аппетита и удовольствия пережевывая семгу, думал:
«Ладно. Придет час, и я его уничтожу…»
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Из книги Арнольда Шоца «Экспедиция Николая Рериха в поисках Шамбалы». Лондон, Издательский Дом «Новые знания», Джордж Дакинс к К", 1997 г.44
Давно задуманная Рерихом еще в России экспедиция в Гималаи, страстно желаемая им, была наконец подготовлена и главное — профинансирована в Соединенных Штатах Америки.
Но перед тем как мы отправимся вместе с предприимчивым семейством (продолжаю утверждать: «первая скрипка» здесь, в семейном трио, Елена Ивановна, супруга героя моего исследования, правильнее сказать — попытки исследования) — прежде чем это грандиозное путешествие, растянувшееся на несколько лет, начнется, я считают необходимым понять феномен, название которому «живопись Николая Рериха». Ведь прежде всего нашего выдающегося соотечественника, уникального, если угодно, человека, мир знает и чтит как художника, живописца.
Уже написано около тысячи картин, по большей части огромных, и сам факт этой невероятной, каторжной работоспособности поражает. Впрочем, поражает и другое — краски на полотнах Рериха: яркие, неожиданные, порой яростные, в контрастных резких сочетаниях. Вы попадаете на выставку художника, и в первые мгновения вас буквально ошарашивает, как сказал мой польский знакомый журналист, тот вымышленный мир живописца, который окружил вас со всех сторон. Вы еще ничего не видите конкретно, но уже ошеломлены буйством насыщенных, даже перенасыщенных красок и… огромными размерами большинства картин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Сегодня рано утром в Измайлово, в дом гражданки Сахрановой явился мальчик и передал Иннокентию Спиридоновичу записку: «Подыскал для вас пианино. Заходите, Петров». Это означало: «Сегодня, срочно, в назначенное время».
«Что-то стряслось, — не сомневался Требич-Линкольн. — Непредвиденное и неприятное».
Кафе «Зеленый попугай» занимало полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, было тускло освещено и пока почти безлюдно: основные завсегдатаи появятся после двенадцати ночи, когда на маленькую эстраду выйдет цыганское трио и певица, непревзойденная Сашенька Заречная.
Исаак, потягивая из кружки темное бархатное пиво, отправлял в рот крупные соленые, специально недоваренные горошины, тяжело задумался и не заметил, как в кафе появился новый посетитель, который осторожно подошел к его столику, присел напротив.
— Добрый вечер, Иннокентий Спиридонович. Что-то вы закручинились.
— Наконец-то! — встрепенулся Требич-Линкольн и перешел на шепот: — Что-то случилось?
— Случилось, — последовал спокойный ответ. Агент Исаака на Лубянке в своем летнем облике был неизменен: в чесучовом отглаженном костюме, правда, уже изрядно поношенном, при галстуке, запонки с камешками в манжетах белой рубашки; на абсолютно лысом черепе — отблеск лампы в матовом шаре, висящей под потолком, в глубоких глазницах мерцают напряженно-умные, быстрые глаза; шрам, пересекающий левую щеку от уха до уголка рта, в полумраке кафе казался черным.
— Не тяните, пожалуйста, у меня мало времени. Вы опоздали.
— Приношу извинения: долго не было трамвая. И, всегда-то у вас, Иннокентий Спиридонович, мало времени. Куда вы постоянно спешите? Ведь вы, по моим наблюдениям, вольный казак, — он сделал жест пробегающему мимо половому: — Человек! Кружку пива и раков!
— Слушаюсь!
Пиво и раки появились почти мгновенно.
— Итак, Иннокентий Спиридонович… А пиво сегодня тепловатое. У меня для вас два сообщения. И второе потребует дополнительного гонорара, притом значительного.
— Помилуйте! — надо сказать, Требич-Линкольн не только превосходно знал русский язык, но быстро освоил московский говор, его интонации, «аканье», особые словечки и выражения. — Я прямо руками развожу: мы вам и так платим по высшей ставке!
— Какая работа, Иннокентий Спиридонович, такая и ставка. Словом, за второе сообщение я прошу уплатить двойной гонорар.
— Давайте первое сообщение! — потребовал Верховой.
— Извольте. Экспедиция в Тибет не состоится.
— Как?.. Почему?
— Она заблокирована замами Дзержинского Трилиссером и Ягодой и другими неблагожелателями Глеба Ивановича Бокия. Коллегией ОГПУ уже принято соответствующее постановление, одобренное Политбюро и завизированное, — Шрам желчно усмехнулся, — лично товарищем Сталиным.
— Что? Что сказано в его визе?
— Весьма примечательное. «Экспедицию отложить до лучших времен».
— Так…— Требич-Линкольн чувствовал себя выброшенным за борт: ведь им совместно с еще двумя сотрудниками германского посольства в Москве была уже разработана и отчасти профинансирована операция по внедрению своего человека в экспедицию спецотдела, и этим человеком должен был быть сам Исаак Тимоти. — Выкладывайте ваше второе сообщение. Убивайте до конца.
— Напротив, Иннокентий Спиридонович, думаю, от этого сообщения вы воспрянете. Но сначала давайте окончательно определимся: за него — двойной гонорар.
— Прямо напасть. Да зачем вам, уважаемый, столько денег? Ведь вы явно не бедствуете.
— Вы уже несколько раз задавали мне этот, согласитесь, некорректный вопрос…
— Уж простите! — перебил Требич-Линкольн. — Я человек довольно прямой, без всяких там английских тонкостей.
— Отвечаю на ваш прямой вопрос, чтобы покончить с этой темой. Да, уважаемый Иннокентий Спиридонович, мне нужно много денег. Очень много. Почему? Я люблю женщин. Собственно, это смысл моей жизни — женщины. С тех далеких лет, когда я однажды ночью, проснувшись от безумств юношеского эротического сна… Вы понимаете. Я бы мог вам многое рассказать на эту вечную и волнующую тему из своей, поверьте на слово, бурной в этом плане жизни. Но ведь у вас всегда нехватка времени. Посему… Сразу к нашему сегодняшнему моменту. Сейчас у меня две любовницы. Одна совсем юная… Еще не до конца распустившийся цветок. Шестнадцать лет, — в голосе Шрама зазвучали сладострастные нотки. — Притом из дворянской, даже сановной семьи, некогда близкой к царскому двору. Пока уцелели. А когда тебе за пятьдесят…
— А вторая любовница? — с интересом перебил Исаак Тимоти (он, как известно, тоже был большой «ходок» — по теперешней терминологии).
— Вторая — простолюдинка, продавщица из торгсина. Но какая! Тридцать два года. Однако большая любительница ночных заведений. Нужны подробности?
— Все! Обойдемся без подробностей! И черт с вами: за второе сообщение — двойной гонорар. Я вас внимательно слушаю.
— Суть, Иннокентий Спиридонович, заключается в том, что экспедиция спецотдела в Тибет уже состоялась.
— Как… состоялась?!
— Вернее, вот сейчас она скорее всего продолжается, и возглавляет ее человек, которого вы лично знаете… Во всяком случае, вы мне рассказывали однажды о встрече с ним. И возможно, уже вчера от спецотдела направлен в Тибет тайный агент Бокия, лучший из лучших, для встречи с экспедицией, дабы направлять ее действия и держать все под контролем.
— Погодите, погодите! — Требич-Линкольн действительно воспрянул духом: похоже, возникла новая перспектива. — Давайте все по порядку, подробно и с именами.
— Извольте. Но сначала, Иннокентий Спиридонович, — хладнокровно сказал Борис Петрович Брембек, — я хотел бы получить первые пятьдесят процентов своего удвоенного гонорара.
Донесение
Экспедиция в Тибет спецотдела при ОГПУ отменена в результате интриг противников Бокия на Лубянке. Возможно — до какого-то дня или года «икс», потому что на постановлении коллегии ОГПУ по этому поводу стоит резолюция Сталина: «Экспедицию отменить до лучших времен.
Но парадокс заключается в том, что экспедиция УЖЕ состоялась, и об этом, скорее всего, не знает ни сам Сталин, ни недоброжелатели Бокия на Лубянке. Это американская экспедиция, вернее, она движется вглубь Гималаев и Тибета под американским флагом, и возглавляет ее русский художник — эмигрант Николай Рерих. Финансируется же экспедиция через подставных американских подданных Россией, точнее — ОГПУ. Но эти сведения требуют уточнения и разработки на местах, т. е. в США и по возможности в самой экспедиции. Предполагаю, что наверху кремлевской власти об экспедиции могут знать, но лишь как о составной части той политики, которую сейчас Советы проводят в восточном регионе.
Потому что доподлинно известно следующее.
Первое. Экспедиция под флагом США и руководимая Николаем Рерихом — реальность. Главная ее цель, помимо второстепенных — геологических, этнографических, религиозных, культурных и проч. (возможно, для отвода глаз, усыпления бдительности прежде всего англичан, да и местных властей) — достижение Шамбалы.
Второе. Финансируется, повторяю, экспедиция из Москвы, органами безопасности (спецотдел). Знает ли об этом Рерих? Какие у него отношения и контакты с ОГПУ, неизвестно. И это прежде всего необходимо выяснить.
Наконец, третье. О том, что спецотдел и его руководитель Бокий имеют прямое отношение к экспедиции Рериха, что достижение Шамбалы — его цель, свидетельствует тот факт, что в Тибет на встречу с экспедицией и Рерихом тайно отправлен агент российских спецслужб некто Блюмкин, его кличка в этой операции — Лама.
10.VIII.1925г.
Москва
Маг
Через два дня в германском посольстве Требичу-Линкольну передали зашифрованный приказ из «центра» в Берлине:
Немедленно отправляйтесь в Гималаи. С вами — Краб и Табу (работники германского посольства в Москве, которые вместе с Исааком трудились над вариантами его внедрения в тибетскую экспедицию спецотдела во главе с профессором Барченко — И.М.). Задача: проникнуть в экспедицию Рериха и разобраться в ситуации на месте. Первая ваша явка — в Харбине (адрес, пароль, внешний портрет резидента устно получите в посольстве, также — денежное обеспечение операции). Вторая явка — в Тибете, все данные о ней — в Харбине.
В случае конфликтных ситуаций между английскими властями и экспедицией Рериха, которые могут возникнуть внезапно, принимайте сторону русских. Но помните — перед вами задача: не допустить достижения Шамбалы ни Николаем Рерихом, ни англичанами, ни советской стороной.
Постоянная связь с нами — через известные вам каналы.
Ф.ф.О.
11.VIII. 1925.
Берлин
Тринадцатого августа 1925 года на конспиративной кунцевской даче вождя гостей не было, ни агентов, ни особ женского пола, и поздний ужин «Хозяина» разделил Иван Иванович. Оба уже порядочно выпили — Иван Иванович по принуждению (не смел отказаться, когда слышал: «Ваня! Опят у тебя бокал пустой? Обыжаешь, дорогой!»), Сталин же заливал вином дурное, мрачное и раздраженное состояние духа.
— Ладно! — нарушил он долгое тяжелое молчание. — Пускай!.. Пускай пока идет со своей экспедицией. Пцхэ! Посмотрым… Только та страна нэ для него!.. Шамбала — моя! Моя, ты понимаешь это, Ваня?
— Да, товарищ Сталин, Шамбала — только ваша страна! — он хотел уточнить: «Должна быть вашей», но вовремя удержался от этих опасных слов.
— А с Бокием… Надо подумать. Уж больно все сам. Товарищей нэ уважает, нэ слушает. Нэхорошо.
— Очень нехорошо, Иосиф Виссарионович.
— Пусть. Пусть он идет со своей экспедицией. Пока…— «Хозяин» отпил из бокала большой глоток темного терпкого вина (он уже смешал несколько напитков, и сейчас не знал, что пьет), взял рукой с блюда кусок слабосоленой сочной семги, засунул его в рот, стал медленно жевать, и по мокрым губам стекал рыбий жир. — Но скажу тебе, Ваня… Очэнь мне нэ нравится этот Николай Константинович Рерих. Очэнь!.. Вот не пойму, почему не нравится…
Иван Иванович молчал, думая лишь об одном: «Господи! Скорее бы он отпустил меня!»
Хозяин, громко, без аппетита и удовольствия пережевывая семгу, думал:
«Ладно. Придет час, и я его уничтожу…»
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Из книги Арнольда Шоца «Экспедиция Николая Рериха в поисках Шамбалы». Лондон, Издательский Дом «Новые знания», Джордж Дакинс к К", 1997 г.44
Давно задуманная Рерихом еще в России экспедиция в Гималаи, страстно желаемая им, была наконец подготовлена и главное — профинансирована в Соединенных Штатах Америки.
Но перед тем как мы отправимся вместе с предприимчивым семейством (продолжаю утверждать: «первая скрипка» здесь, в семейном трио, Елена Ивановна, супруга героя моего исследования, правильнее сказать — попытки исследования) — прежде чем это грандиозное путешествие, растянувшееся на несколько лет, начнется, я считают необходимым понять феномен, название которому «живопись Николая Рериха». Ведь прежде всего нашего выдающегося соотечественника, уникального, если угодно, человека, мир знает и чтит как художника, живописца.
Уже написано около тысячи картин, по большей части огромных, и сам факт этой невероятной, каторжной работоспособности поражает. Впрочем, поражает и другое — краски на полотнах Рериха: яркие, неожиданные, порой яростные, в контрастных резких сочетаниях. Вы попадаете на выставку художника, и в первые мгновения вас буквально ошарашивает, как сказал мой польский знакомый журналист, тот вымышленный мир живописца, который окружил вас со всех сторон. Вы еще ничего не видите конкретно, но уже ошеломлены буйством насыщенных, даже перенасыщенных красок и… огромными размерами большинства картин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93