В следующую минуту самолет остановился и начал оседать, вокруг было тихо и темно, и в этой тишине Харди мог слышать, как тихонько стучат капли дождя по металлической обшивке самолета.
Эверглейдс это громадное болото, поросшее меч-травой, а окаймляют это болото широкие топи, заросшие болотными кипарисами, и саванна, покрытая вперемешку солончаковыми лугами и зарослями мангрового дерева. Болото тянется с севера на юг от озера Окичоби до оконечности полуострова Флорида. В ширину оно пятьдесят миль, а в длину сто, и покрывает площадь в пять тысяч квадратных миль. Но глубина болота всего один фут, да еще два фута ила, так что, хотя фюзеляж «Боинга» и лежал в грязи, он прочно покоился на коралловом дне.
Вместе с Майклом и Биллом Мейсон поспешил на лодке вперед. Харди открыл люки аварийного выхода, грязная вода начала затекать в самолет, но здесь было довольно мелко, так что опасаться было нечего.
Тем временем Марио и Тедди подогнали к самолету свою лодку, подняли с помощью лебедки приготовленные заранее мангровые деревья, укрыли ими высокое хвостовое оперение «Боинга» и закрепили деревья стальными тросами. Так что при свете дня можно будет увидеть только деревья. Харди, Майкл и Билл были заняты тем, что накрывали фюзеляж самолета стальной сеткой, оплетенной травой. Через некоторое время самолет был полностью замаскирован.
Закончив работу, подручные Мейсона посмотрели на Харди, который одобрительно кивнул. Они вчетвером забрались в одну лодку и молча удалились, теперь они были свободны, они могли заняться женщинами и пивом. Свою работу они выполнили.
Харди и Мейсон сидели вдвоем в моторной лодке, мягкие капли дождя падали Харди на голову и стекали по шее за воротник рубашки. Харди подождал, пока вдалеке стихнет звук моторной лодки, сделал знак Фредди, который снова подогнал лодку к открытым аварийным люкам, и вернулся в самолет. Пройдя по проходу в апартаменты президента, Харди нашел Буша без сознания там, где и оставил его. Он остановился перед президентом, посмотрел на него и подумал о своем погибшем сыне.
С самого начала операции, с момента самой первой встречи с ливийцами, Харди думал об этой минуте, мечтал об этом моменте торжества, когда он будет сверху вниз смотреть на беспомощного президента Соединенных Штатов. Он даже заготовил речь по этому поводу: «Добро пожаловать в реальный мир, господин президент. Как он вам нравится?». Харди ждал, что сейчас его охватит чувство радостного возмездия, но ничего подобного не произошло. Тогда он просто взвалил тело президента на плечо и направился к выходу. Лодка стояла прямо возле открытого люка, и Харди шагнул в нее.
– Остальные хорошо связаны? – спросил Фредди.
– Отлично. Им понадобится несколько дней, чтобы развязаться.
– Ты выключил радио?
Харди улыбнулся, Фредди вел себя с ним, как мать с маленьким сыном.
– Да, я позаботился об этом.
– Тогда пошли.
Они оттолкнули лодку, потом оглянулись назад. Чтобы лучше видеть, Харди смахнул с лица капли дождя. Все в порядке. Мейсон завел мотор, и лодка двинулась по болоту, след ее быстро исчезал среди зарослей мангровых деревьев. Облака на мгновение разошлись, и появившаяся в просвете яркая луна осветила Эверглейдское болото. Ничего не было видно, кроме травы, грязной воды и деревьев. Потом облака снова сомкнулись, и опять закапал мягкий дождь.
VIII. РАЗВЯЗКА
77
Дождь усилился, его капли, падая на землю, под воздействием холодных горных ветров превращались в льдинки. Фонарика у Линдгрена уже не было. Экономя батарейки, он включал его периодически, освещал себе отрезок пути и шел вперед в темноте, пока снова не натыкался на какое-нибудь препятствие, и тогда снова включал фонарик. Линдгрен не заметил, как в какой-то момент фонарик выскользнул из его закоченевших пальцев, и когда в очередной раз попытался включить его, то понял, что фонарика в руке нет. Он повернул было назад, но было ясно, что не сумеет отыскать его в этой темноте. Неимоверным усилием воли Линдгрен заставил себя снова продолжить путь по склону. Ему надо было найти «Малютку», которая лежала где-то вверху на склоне, бесполезная как самолет, но бесценная из-за радиостанции.
По мере того, как он продолжал ползти, температура тела стала падать, организм был больше не в состоянии бороться с пронизывающими ветрами и холодом. Постепенно таяло и сознание. Линдгрен продолжал свои поиски, не понимая, что без фонарика никогда не сможет отыскать «Малютку», если только не упрется в нее. Он не понимал ничего, он знал только, что ему надо карабкаться вперед…
И вот теперь он лежал без движения, замерзая на ветру, кровь в венах остывала, а он мечтал о далекой земле.
Внезапно вспышка света резанула его по глазам, и в своем сне он увидел, что цветущие поля озарились вспышкой ядерного взрыва. Линдгрен с трудом приподнял ресницы, на которых тяжелыми камнями лежали льдинки. Это была луна. Облака расступились, и теперь, после полной темноты, бледный свет луны показался ему ярче огня.
Линдгрен понял, что это луна, но никак не мог сообразить, где он находится. Дул сильный ветер, и он протянул руку, чтобы закрыть окно, но окна не было, он не мог спастись от этого ветра. Свет луны ярко бил в глаза… Даже не поняв, что он проснулся, Линдгрен поднялся на четвереньки и снова заставил себя ползти по склону. Медленно, превозмогая боль, он, словно раненый краб, карабкался вверх.
В ста ярдах ниже и чуть правее лежала на боку «Малютка».
Сидя в крытом дворике рядом с ангаром, освещенным тусклым светом керосиновой лампы, Мейсон отхлебнул шампанского и посмотрел на Харди, который расхаживал по травяной взлетной полосе, с которой должен был взлететь их ДС-3. При каждом шаге каблуки Харди проваливались в мягкую траву, и, вернувшись, он сообщил Мейсону, что взлетная полоса в плохом состоянии. Мейсон согласно кивнул: если они попытаются взлететь прямо сейчас, то колеса самолета просто увязнут, и у них ничего не выйдет.
– Хорошо, что самолет с кубинцами упал в горах, – сказал Фредди. – Пока до него доберутся, пройдет день или два, так что в это время нас никто не будет искать.
Харди кивнул, он сам позаботился об этом при разработке всей операции.
– Они там в самолете скоро должны проснуться, – напомнил Мейсон.
– Не волнуйся, все надежно связаны.
– Даже если радио не работает, они запросто смогут подать какой-нибудь сигнал. Вытащат, например, на крышу фюзеляжа несколько кресел, подожгут их и…
– Я же сказал тебе, не волнуйся. Прежде чем кто-нибудь из них сумеет освободиться, мы уже будем далеко. – Харди поднял лицо к небу и почувствовал, что на него падают мелкие капли дождя. – Сейчас лучше всего пойти поспать, – сказал он. – Нам предстоит долгий день.
Вертер подумал, что это был чертовски поганый день, ну просто какой-то сволочной день. Он сидел за столом, развалившись в кресле, смотрел на стену, представляя себе, как президентский самолет падает на горный склон и из него, как из порванного мешка с картошкой, вываливаются покалеченные тела. От этой картины ему стало не по себе.
А от мысли о Мельнике и Лори ему стало еще хуже. Он крепко зажмурился, пытаясь отогнать от себя все эти мысли, а когда вновь открыл глаза, увидел свой стол, заваленный кучами бумаг, карт и схем, и все они имели какое-то отношение к убийству президента. Глядя на этот ворох, он понял, что совершенно не представляет себе, что делать с этими бумагами.
Пора было заканчивать день, больше он ничего не мог сделать. Президент был мертв, а Харди скрылся. Конечно, сеть была раскинута по всей стране, но Вертер был настроен пессимистически. Если Харди будет продолжать действовать, то они, конечно, схватят его. За его поимку обещана большая награда, и, рано или поздно, его арестуют. Но если он залег на дно, покинул страну или тихонько отсиживается в какой-нибудь норе, они никогда не поймают его. Он наверняка просчитал, что после покушения у него земля будет гореть под ногами и ему придется скрываться, так что, наверное, запросил за свою работу такую сумму, которой ему хватит до конца своих дней. В этом чертовом мире есть страны, которые посчитают за честь укрыть убийцу, скрывающегося от американского правосудия. Добраться Харди туда будет очень трудно, хотя и нельзя сказать, что невозможно, ему надо будет просто выждать. ФБР не сможет долгое время проверять каждого, кто выезжает из Сан-Франциско, как делает это сейчас.
И в конце этого ужасного дня Вертер пришел к выводу, что они никогда не поймают Харди. Он наверняка подготовил себе надежную нору, в которой будет отсиживаться, какое-нибудь потайное местечко, где полно еды, питья, есть женщина, видеокассеты, музыка, книги, и в один прекрасный день в следующем году он выберется из Соединенных Штатов, и никто больше не услышит о нем, по крайней мере, в течение нескольких лет до того момента, когда какой-нибудь американский издатель предложит ему миллион долларов за его мемуары.
Вертер отодвинул кресло от стола и встал. Колени ломило, он попытался вспомнить сколько времени просидел здесь, потянулся, надел пиджак, машинально проверив, на месте ли плечевая кобура с пистолетом, и вышел из кабинета.
Мельника он нашел возле кофейного автомата, тот прихлебывал кофе из пластмассового стаканчика.
– Нам здесь больше нечего делать, – сказал Вертер. – Пойдемте вместе домой, нам пора поговорить.
Они могли пойти к Мельнику в гостиницу, но было два часа ночи, и Вертер решил, что Лори уже спит, а кроме того, ему хотелось провести этот разговор на собственной территории. Он думал об этом, когда они в тишине ночи шли по Кристофер-стрит, то отгоняя эти мысли, то вновь возвращаясь к ним. Вертер не хотел признаваться себе, почему он хотел, чтобы этот разговор состоялся именно у него дома. Рука его машинально тронула плечевую кобуру, и он спокойно подумал, что, возможно, сегодня ночью он застрелит Мельника. Он снова и снова отгонял эту мысль и снова возвращался к ней. Подсознательно Вертер понимал, что ему, может быть, придется сегодня застрелить Мельника, и будет лучше, если это произойдет в их доме, где он спокойно сможет дождаться приезда полиции. Ему не хотелось убивать Мельника в гостиничном номере, где сразу же поднялся бы шум и крик, и все кому не лень стали бы ломиться в дверь номера. Он и так уже устал от шума за весь этот длинный тяжелый день.
Вертер сказал себе, что не возражает против того, что Мельник спит с Лори, и его сразу бросило в жар. Внезапно нахлынувшее тепло охватило все тело вплоть до кончиков пальцев, и он сжал их в кулаки. И все-таки Вертер продолжал убеждать себя, что их связь не имеет для него значения, главное в том, что этот сукин сын собирается забрать у него Лори.
Но больше всего Вертера беспокоило то, что и Лори хочет уйти от него. И все же, нет, если быть честным до конца, то его гложет только одна мысль – что Лори спала с ним… Но спала ли она? Ведь на самом деле он этого не знает? Ведь это все только со слов Мельника. Он должен поговорить с Лори. Нет, ему не хочется говорить с ней об этом, он отбросил эту мысль. Дело касается только его и Мельника, и больше никого. Лори принадлежала ему, а этот сукин сын пытается отнять ее у него.
Но какая-то часть сознания отказывалась верить. Разве Лори принадлежит ему? Разве она просто наручные часы или красивая машина? Разве у нее нет собственного мнения? «Ладно, – подумал Вертер, – возможно, ее я тоже убью».
Линдгрен продолжал карабкаться, не чувствуя усталости, холода, ничего не соображая. Он просто превратился в животное, в птицу, летящую на юг, в медведя, ползущего в свою берлогу, в слона, ищущего место, чтобы умереть. Скрюченными пальцами он шарил впереди себя, находил что-нибудь, за что можно было ухватиться, цеплялся, упирался носками ботинок в землю и продвигался на несколько дюймов вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Эверглейдс это громадное болото, поросшее меч-травой, а окаймляют это болото широкие топи, заросшие болотными кипарисами, и саванна, покрытая вперемешку солончаковыми лугами и зарослями мангрового дерева. Болото тянется с севера на юг от озера Окичоби до оконечности полуострова Флорида. В ширину оно пятьдесят миль, а в длину сто, и покрывает площадь в пять тысяч квадратных миль. Но глубина болота всего один фут, да еще два фута ила, так что, хотя фюзеляж «Боинга» и лежал в грязи, он прочно покоился на коралловом дне.
Вместе с Майклом и Биллом Мейсон поспешил на лодке вперед. Харди открыл люки аварийного выхода, грязная вода начала затекать в самолет, но здесь было довольно мелко, так что опасаться было нечего.
Тем временем Марио и Тедди подогнали к самолету свою лодку, подняли с помощью лебедки приготовленные заранее мангровые деревья, укрыли ими высокое хвостовое оперение «Боинга» и закрепили деревья стальными тросами. Так что при свете дня можно будет увидеть только деревья. Харди, Майкл и Билл были заняты тем, что накрывали фюзеляж самолета стальной сеткой, оплетенной травой. Через некоторое время самолет был полностью замаскирован.
Закончив работу, подручные Мейсона посмотрели на Харди, который одобрительно кивнул. Они вчетвером забрались в одну лодку и молча удалились, теперь они были свободны, они могли заняться женщинами и пивом. Свою работу они выполнили.
Харди и Мейсон сидели вдвоем в моторной лодке, мягкие капли дождя падали Харди на голову и стекали по шее за воротник рубашки. Харди подождал, пока вдалеке стихнет звук моторной лодки, сделал знак Фредди, который снова подогнал лодку к открытым аварийным люкам, и вернулся в самолет. Пройдя по проходу в апартаменты президента, Харди нашел Буша без сознания там, где и оставил его. Он остановился перед президентом, посмотрел на него и подумал о своем погибшем сыне.
С самого начала операции, с момента самой первой встречи с ливийцами, Харди думал об этой минуте, мечтал об этом моменте торжества, когда он будет сверху вниз смотреть на беспомощного президента Соединенных Штатов. Он даже заготовил речь по этому поводу: «Добро пожаловать в реальный мир, господин президент. Как он вам нравится?». Харди ждал, что сейчас его охватит чувство радостного возмездия, но ничего подобного не произошло. Тогда он просто взвалил тело президента на плечо и направился к выходу. Лодка стояла прямо возле открытого люка, и Харди шагнул в нее.
– Остальные хорошо связаны? – спросил Фредди.
– Отлично. Им понадобится несколько дней, чтобы развязаться.
– Ты выключил радио?
Харди улыбнулся, Фредди вел себя с ним, как мать с маленьким сыном.
– Да, я позаботился об этом.
– Тогда пошли.
Они оттолкнули лодку, потом оглянулись назад. Чтобы лучше видеть, Харди смахнул с лица капли дождя. Все в порядке. Мейсон завел мотор, и лодка двинулась по болоту, след ее быстро исчезал среди зарослей мангровых деревьев. Облака на мгновение разошлись, и появившаяся в просвете яркая луна осветила Эверглейдское болото. Ничего не было видно, кроме травы, грязной воды и деревьев. Потом облака снова сомкнулись, и опять закапал мягкий дождь.
VIII. РАЗВЯЗКА
77
Дождь усилился, его капли, падая на землю, под воздействием холодных горных ветров превращались в льдинки. Фонарика у Линдгрена уже не было. Экономя батарейки, он включал его периодически, освещал себе отрезок пути и шел вперед в темноте, пока снова не натыкался на какое-нибудь препятствие, и тогда снова включал фонарик. Линдгрен не заметил, как в какой-то момент фонарик выскользнул из его закоченевших пальцев, и когда в очередной раз попытался включить его, то понял, что фонарика в руке нет. Он повернул было назад, но было ясно, что не сумеет отыскать его в этой темноте. Неимоверным усилием воли Линдгрен заставил себя снова продолжить путь по склону. Ему надо было найти «Малютку», которая лежала где-то вверху на склоне, бесполезная как самолет, но бесценная из-за радиостанции.
По мере того, как он продолжал ползти, температура тела стала падать, организм был больше не в состоянии бороться с пронизывающими ветрами и холодом. Постепенно таяло и сознание. Линдгрен продолжал свои поиски, не понимая, что без фонарика никогда не сможет отыскать «Малютку», если только не упрется в нее. Он не понимал ничего, он знал только, что ему надо карабкаться вперед…
И вот теперь он лежал без движения, замерзая на ветру, кровь в венах остывала, а он мечтал о далекой земле.
Внезапно вспышка света резанула его по глазам, и в своем сне он увидел, что цветущие поля озарились вспышкой ядерного взрыва. Линдгрен с трудом приподнял ресницы, на которых тяжелыми камнями лежали льдинки. Это была луна. Облака расступились, и теперь, после полной темноты, бледный свет луны показался ему ярче огня.
Линдгрен понял, что это луна, но никак не мог сообразить, где он находится. Дул сильный ветер, и он протянул руку, чтобы закрыть окно, но окна не было, он не мог спастись от этого ветра. Свет луны ярко бил в глаза… Даже не поняв, что он проснулся, Линдгрен поднялся на четвереньки и снова заставил себя ползти по склону. Медленно, превозмогая боль, он, словно раненый краб, карабкался вверх.
В ста ярдах ниже и чуть правее лежала на боку «Малютка».
Сидя в крытом дворике рядом с ангаром, освещенным тусклым светом керосиновой лампы, Мейсон отхлебнул шампанского и посмотрел на Харди, который расхаживал по травяной взлетной полосе, с которой должен был взлететь их ДС-3. При каждом шаге каблуки Харди проваливались в мягкую траву, и, вернувшись, он сообщил Мейсону, что взлетная полоса в плохом состоянии. Мейсон согласно кивнул: если они попытаются взлететь прямо сейчас, то колеса самолета просто увязнут, и у них ничего не выйдет.
– Хорошо, что самолет с кубинцами упал в горах, – сказал Фредди. – Пока до него доберутся, пройдет день или два, так что в это время нас никто не будет искать.
Харди кивнул, он сам позаботился об этом при разработке всей операции.
– Они там в самолете скоро должны проснуться, – напомнил Мейсон.
– Не волнуйся, все надежно связаны.
– Даже если радио не работает, они запросто смогут подать какой-нибудь сигнал. Вытащат, например, на крышу фюзеляжа несколько кресел, подожгут их и…
– Я же сказал тебе, не волнуйся. Прежде чем кто-нибудь из них сумеет освободиться, мы уже будем далеко. – Харди поднял лицо к небу и почувствовал, что на него падают мелкие капли дождя. – Сейчас лучше всего пойти поспать, – сказал он. – Нам предстоит долгий день.
Вертер подумал, что это был чертовски поганый день, ну просто какой-то сволочной день. Он сидел за столом, развалившись в кресле, смотрел на стену, представляя себе, как президентский самолет падает на горный склон и из него, как из порванного мешка с картошкой, вываливаются покалеченные тела. От этой картины ему стало не по себе.
А от мысли о Мельнике и Лори ему стало еще хуже. Он крепко зажмурился, пытаясь отогнать от себя все эти мысли, а когда вновь открыл глаза, увидел свой стол, заваленный кучами бумаг, карт и схем, и все они имели какое-то отношение к убийству президента. Глядя на этот ворох, он понял, что совершенно не представляет себе, что делать с этими бумагами.
Пора было заканчивать день, больше он ничего не мог сделать. Президент был мертв, а Харди скрылся. Конечно, сеть была раскинута по всей стране, но Вертер был настроен пессимистически. Если Харди будет продолжать действовать, то они, конечно, схватят его. За его поимку обещана большая награда, и, рано или поздно, его арестуют. Но если он залег на дно, покинул страну или тихонько отсиживается в какой-нибудь норе, они никогда не поймают его. Он наверняка просчитал, что после покушения у него земля будет гореть под ногами и ему придется скрываться, так что, наверное, запросил за свою работу такую сумму, которой ему хватит до конца своих дней. В этом чертовом мире есть страны, которые посчитают за честь укрыть убийцу, скрывающегося от американского правосудия. Добраться Харди туда будет очень трудно, хотя и нельзя сказать, что невозможно, ему надо будет просто выждать. ФБР не сможет долгое время проверять каждого, кто выезжает из Сан-Франциско, как делает это сейчас.
И в конце этого ужасного дня Вертер пришел к выводу, что они никогда не поймают Харди. Он наверняка подготовил себе надежную нору, в которой будет отсиживаться, какое-нибудь потайное местечко, где полно еды, питья, есть женщина, видеокассеты, музыка, книги, и в один прекрасный день в следующем году он выберется из Соединенных Штатов, и никто больше не услышит о нем, по крайней мере, в течение нескольких лет до того момента, когда какой-нибудь американский издатель предложит ему миллион долларов за его мемуары.
Вертер отодвинул кресло от стола и встал. Колени ломило, он попытался вспомнить сколько времени просидел здесь, потянулся, надел пиджак, машинально проверив, на месте ли плечевая кобура с пистолетом, и вышел из кабинета.
Мельника он нашел возле кофейного автомата, тот прихлебывал кофе из пластмассового стаканчика.
– Нам здесь больше нечего делать, – сказал Вертер. – Пойдемте вместе домой, нам пора поговорить.
Они могли пойти к Мельнику в гостиницу, но было два часа ночи, и Вертер решил, что Лори уже спит, а кроме того, ему хотелось провести этот разговор на собственной территории. Он думал об этом, когда они в тишине ночи шли по Кристофер-стрит, то отгоняя эти мысли, то вновь возвращаясь к ним. Вертер не хотел признаваться себе, почему он хотел, чтобы этот разговор состоялся именно у него дома. Рука его машинально тронула плечевую кобуру, и он спокойно подумал, что, возможно, сегодня ночью он застрелит Мельника. Он снова и снова отгонял эту мысль и снова возвращался к ней. Подсознательно Вертер понимал, что ему, может быть, придется сегодня застрелить Мельника, и будет лучше, если это произойдет в их доме, где он спокойно сможет дождаться приезда полиции. Ему не хотелось убивать Мельника в гостиничном номере, где сразу же поднялся бы шум и крик, и все кому не лень стали бы ломиться в дверь номера. Он и так уже устал от шума за весь этот длинный тяжелый день.
Вертер сказал себе, что не возражает против того, что Мельник спит с Лори, и его сразу бросило в жар. Внезапно нахлынувшее тепло охватило все тело вплоть до кончиков пальцев, и он сжал их в кулаки. И все-таки Вертер продолжал убеждать себя, что их связь не имеет для него значения, главное в том, что этот сукин сын собирается забрать у него Лори.
Но больше всего Вертера беспокоило то, что и Лори хочет уйти от него. И все же, нет, если быть честным до конца, то его гложет только одна мысль – что Лори спала с ним… Но спала ли она? Ведь на самом деле он этого не знает? Ведь это все только со слов Мельника. Он должен поговорить с Лори. Нет, ему не хочется говорить с ней об этом, он отбросил эту мысль. Дело касается только его и Мельника, и больше никого. Лори принадлежала ему, а этот сукин сын пытается отнять ее у него.
Но какая-то часть сознания отказывалась верить. Разве Лори принадлежит ему? Разве она просто наручные часы или красивая машина? Разве у нее нет собственного мнения? «Ладно, – подумал Вертер, – возможно, ее я тоже убью».
Линдгрен продолжал карабкаться, не чувствуя усталости, холода, ничего не соображая. Он просто превратился в животное, в птицу, летящую на юг, в медведя, ползущего в свою берлогу, в слона, ищущего место, чтобы умереть. Скрюченными пальцами он шарил впереди себя, находил что-нибудь, за что можно было ухватиться, цеплялся, упирался носками ботинок в землю и продвигался на несколько дюймов вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77