При этом я полагала, что оставаться в доме не обязательно.
Мы говорили о моих родителях, о том, чем отличается жизнь в Нью-Йорке от здешней. Алиса внимательно разглядывала мою руку.
— Это обручальное кольцо?
— Да.
— Он, наверное, прекрасный парень, — улыбнулась она.
— Да, замечательный. Работает на бирже.
— Эта публика с Уолл-стрит привыкла брать самое лучшее. — Ее голубые глаза лукаво блеснули.
Я молча улыбалась, и тут вдруг прозвучали слова:
— Значит, это ты унаследовала кольцо Энрика?
— Оно попало ко мне неожиданно в мой последний день рождения.
— Твой крестный очень любил тебя. — Казалось, Алиса завидовала мне. — Любил безумно, — уточнила она.
— Он всегда был очень добр ко мне, — ответила я. — Был мне как родной дядя.
— И твою мать Энрик тоже очень любил. Очень. — Я не знала, что на это ответить. Мне не нравилось, что Алиса заговорила о моей матери. Намекала ли она на что-то? — Ничего удивительного, — задумчиво продолжала Алиса, словно заново переживая какую-то старую обиду. — Кольцо. Оно не предназначалось ни мне, ни его родному сыну. Он послал его тебе на день рождения… — Эта женщина заставляла меня чувствовать себя виноватой в том, что я носила рубиновый перстень. Смутившись, я пожалела, что не нахожусь сейчас в моей гостинице. Одна. Я даже предпочла бы поужинать с Луисом. Алиса словно угадала мои мысли, и ее кошачье лицо озарила добрая улыбка. — Мне очень приятно, что его получила именно ты, дорогая. — Она протянула руку через стол и погладила мою. — Можно, я посмотрю кольцо?
Я сняла кольцо и протянула ей. Она взяла его и посмотрела на свет.
— Исключительно красивое. Заметь: это работа ювелирных дел мастера тринадцатого века! — Алиса поднялась, выключила свет, приблизила кольцо к пламени свечи, стоявшей на столе, и спроецировала его на скатерть. Там образовался красный крест, слегка расплывчатый и колеблющийся в унисон с пламенем. Загадочно-тревожный. — Ну не чудесен ли он?
— Конечно. Не представляю только, каким образом рубин, лежащий на слоновой кости, вставили в золотое кольцо.
— Слоновая кость? — удивилась Алиса.
— Ну… основание кольца, которое удерживает камень в оправе и образует на свету красный крест.
Алиса рассмеялась.
— Это не слоновая кость, дорогая.
— А что же?
— Просто кость.
— Кость?
— Да, человеческая.
— Что?!
Она снова рассмеялась.
— Не пугайся. Частица белого материала, врезанного в основание камня, — это человеческая кость.
Я брезгливо посмотрела на кольцо, не имея ни малейшего желания носить на пальце частицу трупа. Может, эта женщина втирает мне очки и насмехается над доверчивой американкой, рассказывая ей истории о привидениях.
— Это мощи, — пояснила Алиса. — Слыхала когда-нибудь о мощах?
— Да, что-то слыхала, но никогда…
— Теперь они менее популярны. Но в Средние века и почти до недавнего времени им придавали большое значение. Это бренные останки святых. Раньше их вставляли в шпаги и изготовляли их них потрясающие ювелирные изделия, чтобы эти священные останки лучше хранились. Мощи святых и по сей день почитают многие церкви. Нам не известно, какому святому принадлежали мощи, вставленные в кольцо. Возможно, какому-нибудь герою-тамплиеру, принявшему мученическую смерть за веру.
— Тамплиеру?
— Ты и о тамплиерах ничего не слышала? — изумилась Алиса.
В ее глазах, отражавших свет свечей, появилось что-то таинственное, колдовское.
— Вообще-то я… слышала кое-что.
Я решила не выказывать осведомленности, а послушать, что скажет сама Алиса.
— Так вот, это были монахи. Дав обет хранить послушание, благочестие и бедность, они поклялись также с оружием в руках защищать христианскую веру. Тамплиеры объединялись в ордена, и каждый орден имел свою иерархию с Великим магистром во главе. Помимо ордена храмовников были еще ордена госпитальеров, Гроба Господня, Тевтонский. После исчезновения тамплиеров их появилось великое множество. Рассказывать я тебе больше ничего не буду, поскольку чувствую, что через несколько дней ты сама станешь настоящим экспертом. Твое кольцо — один из символов тамплиеров, — добавила она и снова спроецировала крест на скатерть. — Говорят, оно принадлежало Великому магистру. Владеть им означает взять на себя великую ответственность, дорогая.
— Почему?
— Потому, что придется быть достойной его. Оно наделяет тебя огромным моральным престижем, к тому же ты первая в истории женщина, владеющая этим кольцом. — Этот перстень преподносил мне все новые сюрпризы! Алиса погладила мою руку. В этой женщине странно сочетались притягательность и что-то отталкивающее. Волосы зашевелились у меня на голове. Почувствовав опасность, я подумала, что Алиса мастерски умеет обольщать. Надев кольцо мне на палец и снова погладив мою руку, она заговорила своим грудным голосом: — Да, оно твое по праву, потому что ты заслуживаешь его. — Помолчав, Алиса продолжила: — Ты не знаешь, как я завидую тебе, дорогая.
В ту ночь я никак не могла заснуть в этой красивой комнате с широким окном, выходившим на город, и обставленной прекрасной мебелью. Я получила удовольствие от беседы с Алисой, но мне хотелось поскорее закончить ее. Вернувшись же в свою комнату, я закрыла дверь на задвижку. Что за странная женщина эта Алиса! Я волновалась. Где же Ориоль? Я с отвращением смотрела на свое кольцо. Что сулит мне день грядущий? Я увижу Ориоля в нотариальной конторе. А это наследство? Последняя шутка Энрика? Я надела пижаму, но была слишком взволнована, чтобы лечь спать, поэтому выключила свет и открыла окно. Меня овевал прохладный, но приятный бриз. Ночь. Снова ночь и город. Глядя на этот город издалека, я слышала, как по одному из бульваров проехал автомобиль, а потом взвизгнули колеса другого, мчавшегося с большой скоростью. Затем наступила тишина.
ГЛАВА 15
Ни мучительное беспокойство, ни нетерпение не ускоряют хода событий, равно как и движение часовой стрелки. Напротив, от нетерпения кажется, что эта стрелка остановилась, а то и вовсе пошла назад. На самом же деле ожидаемое приходит в предназначенный ему момент, а то, что должно созреть, либо созревает, либо остается навсегда зеленым… Когда я нервничаю, у меня возникает тяга к пустословию. Как профессиональный адвокат, я стараюсь контролировать себя, но в тот особенный день, сидя в такси, я не могла добиться того, чтобы мое внутреннее «я» перестало упрямо болтать с тем другим «я», которое тоже не прекращало трещать. Уж и не знаю, откуда оно появляется, черт бы его побрал, когда я так напряжена.
Дело в том, что я наконец должна была встретиться с ним.
В ту ночь мне так и не удалось как следует поспать. Я непрестанно размышляла о том, что чувствовал Энрик в последние часы жизни, или о том, что он делал бы в те дни, когда комиссар Кастильо безуспешно пытался восстановить картину происшедшего. Думала я и о том, что Алиса была слишком ласкова, как человек, умеющий доставить удовольствие. Вспоминала о том, как была потрясена, узнав, что в моем кольце частица человеческой кости. Прикидывала, что получу в наследство завтра утром. И предвкушала встречу с Ориолем.
Потом все начиналось снова. Я спрашивала себя, как отреагирует Ориоль на нашу встречу, имеет ли отношение завещание, которое будет оглашено через четырнадцать лет после смерти Энрика, к убийству тех мужчин в Саррия. Думала, не совершила ли ошибку, приняв приглашение Алисы, и смотрела, как блестит мой кроваво-красный рубин. В полудремоте мне казалось, что этот камень должен предупредить меня о чем-то.
И вновь и вновь крутилась карусель образов и мыслей. Но все же я немного поспала, а утром тщательно занялась макияжем, чтобы скрыть круги под глазами.
Такси подвезло меня к нотариальной конторе. Алиса сказала, что с удовольствием поехала бы со мной, но сомневается, стоит ли это делать. Так мне удалось уклониться от ее вчерашнего предложения.
К дверям конторы я пришла за двадцать минут до начала оглашения и решила, что мне сейчас пригодился бы липовый чай, а не кофе. Однако, войдя в бар, попросила эспрессо и круассан. Кофе издавал потрясающий аромат, а круассан был вкусным и подрумяненным. Это навевало приятные ностальгические воспоминания о так называемых гранхас, кафетериях, которых нигде, кроме Барселоны, не сыщешь, а также о горьком шоколаде в больших чашках.
Когда я поднялась в кабинет, расположенный на основном этаже административного здания, до назначенного времени оставалось пять минут.
Здание старой постройки было украшено цветами и красивыми завитушками из камня. В нотариальную контору вела великолепная деревянная дверь, обработанная резцом и отделанная полированным металлом. Эта дверь ничем не уступала предметам декоративного искусства внутри здания.
— Сеньор нотариус ожидает вас, — сказала секретарша лет пятидесяти, открыв мне дверь и удивив меня этим. Нотариусы, как правило, к назначенному времени не являются, и ждать приходится их.
Секретарша провела меня к светлому кабинету с высокими потолками и двумя большими окнами, выходящими на улицу.
— Сеньорита Вильсон! — Мужчина лет шестидесяти поднялся из-за большого письменного стола, представился Хуаном Маримоном и поцеловал мне руку. Возле шкафа сидел Луис; он тоже встал и поцеловал меня.
— Садитесь, сеньорита. — Мужчина указал мне на кресло, стоявшее рядом с креслом Луиса. — Сеньор Ориоль Бонаплата придет с минуты на минуту.
— Мы подождем. — Луис насмешливо улыбнулся.
— Сеньор Энрик Бонаплата был нашим другом, — сказал нотариус, — и его смерть потрясла всех нас. — Он посмотрел на меня. — Не могли ли бы вы, сеньорита, показать свой паспорт? Необходимо соблюсти законность. С сеньорами Бонаплатой и Касахоаной я знаком уже несколько лет.
Я вынула паспорт, нотариус сделал какие-то пометки и начал распространяться о достоинствах Энрика. Я встретилась взглядом с Луисом, и он ласково подмигнул мне. На нем были элегантный серый костюм, бледно-розовая сорочка и галстук. Я посмотрела на часы. Было две минуты одиннадцатого. Мой взгляд вернулся к нотариусу, который с паузами очень приветливо продолжал говорить с тех пор, как мы сели. Где же, черт возьми, Ориоль? Он что, не собирается присутствовать на оглашении завещания своего отца?
— Как раз в утро своей смерти сеньор Бонаплата был в этом кабинете.
Эта фраза отвлекла меня от размышлений. Внезапно появилась возможность восстановить картину последних часов жизни Энрика. Но рассказ нотариуса пошел в другом направлении.
— Вы говорите, что в то утро он был здесь? — спросила я.
— Да.
— В какое время примерно?
— Точно не знаю.
— Примерно.
— Сеньор Бонаплата позвонил мне и попросил встретиться с ним в тот же день. Все время у меня было уже расписано, но коль скоро просьба исходила от него… Мой отец был нотариусом вашего, а мой дед нотариусом деда Энрика. Наши прадеды — тоже. Конечно, я не мог отказать ему.
— Итак, вы назначили ему встречу? — прервала его я.
Он умолк и так грустно посмотрел на меня, что я почувствовала себя виноватой. Этот человек работал не в нью-йоркском ритме. Луис разглядывал меня, удовлетворенно улыбаясь.
— Да, я назначил ему встречу, — ответил нотариус. — Во время ленча.
— И как он себя вел? Вы заметили в нем перемены?
— Нет, ничего особенного не заметил. Хотя меня удивило то, что он пожелал написать второе завещание, не меняя первого. — Тут раздался легкий стук в дверь. — Войдите, — сказал нотариус.
— Сеньор Ориоль Бонаплата, — объявила секретарша. И он появился.
Первое, что я увидела, были глаза — синие и слегка раскосые. Такие я и помнила. Помнила и его улыбку — теплую и широкую. Несмотря на прошедшие годы, я узнала бы Ориоля из миллиона. Я вспомнила его, последнее лето, шторм, скалы, море и первый поцелуй.
— Кристина! — воскликнул он и пошел ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Мы говорили о моих родителях, о том, чем отличается жизнь в Нью-Йорке от здешней. Алиса внимательно разглядывала мою руку.
— Это обручальное кольцо?
— Да.
— Он, наверное, прекрасный парень, — улыбнулась она.
— Да, замечательный. Работает на бирже.
— Эта публика с Уолл-стрит привыкла брать самое лучшее. — Ее голубые глаза лукаво блеснули.
Я молча улыбалась, и тут вдруг прозвучали слова:
— Значит, это ты унаследовала кольцо Энрика?
— Оно попало ко мне неожиданно в мой последний день рождения.
— Твой крестный очень любил тебя. — Казалось, Алиса завидовала мне. — Любил безумно, — уточнила она.
— Он всегда был очень добр ко мне, — ответила я. — Был мне как родной дядя.
— И твою мать Энрик тоже очень любил. Очень. — Я не знала, что на это ответить. Мне не нравилось, что Алиса заговорила о моей матери. Намекала ли она на что-то? — Ничего удивительного, — задумчиво продолжала Алиса, словно заново переживая какую-то старую обиду. — Кольцо. Оно не предназначалось ни мне, ни его родному сыну. Он послал его тебе на день рождения… — Эта женщина заставляла меня чувствовать себя виноватой в том, что я носила рубиновый перстень. Смутившись, я пожалела, что не нахожусь сейчас в моей гостинице. Одна. Я даже предпочла бы поужинать с Луисом. Алиса словно угадала мои мысли, и ее кошачье лицо озарила добрая улыбка. — Мне очень приятно, что его получила именно ты, дорогая. — Она протянула руку через стол и погладила мою. — Можно, я посмотрю кольцо?
Я сняла кольцо и протянула ей. Она взяла его и посмотрела на свет.
— Исключительно красивое. Заметь: это работа ювелирных дел мастера тринадцатого века! — Алиса поднялась, выключила свет, приблизила кольцо к пламени свечи, стоявшей на столе, и спроецировала его на скатерть. Там образовался красный крест, слегка расплывчатый и колеблющийся в унисон с пламенем. Загадочно-тревожный. — Ну не чудесен ли он?
— Конечно. Не представляю только, каким образом рубин, лежащий на слоновой кости, вставили в золотое кольцо.
— Слоновая кость? — удивилась Алиса.
— Ну… основание кольца, которое удерживает камень в оправе и образует на свету красный крест.
Алиса рассмеялась.
— Это не слоновая кость, дорогая.
— А что же?
— Просто кость.
— Кость?
— Да, человеческая.
— Что?!
Она снова рассмеялась.
— Не пугайся. Частица белого материала, врезанного в основание камня, — это человеческая кость.
Я брезгливо посмотрела на кольцо, не имея ни малейшего желания носить на пальце частицу трупа. Может, эта женщина втирает мне очки и насмехается над доверчивой американкой, рассказывая ей истории о привидениях.
— Это мощи, — пояснила Алиса. — Слыхала когда-нибудь о мощах?
— Да, что-то слыхала, но никогда…
— Теперь они менее популярны. Но в Средние века и почти до недавнего времени им придавали большое значение. Это бренные останки святых. Раньше их вставляли в шпаги и изготовляли их них потрясающие ювелирные изделия, чтобы эти священные останки лучше хранились. Мощи святых и по сей день почитают многие церкви. Нам не известно, какому святому принадлежали мощи, вставленные в кольцо. Возможно, какому-нибудь герою-тамплиеру, принявшему мученическую смерть за веру.
— Тамплиеру?
— Ты и о тамплиерах ничего не слышала? — изумилась Алиса.
В ее глазах, отражавших свет свечей, появилось что-то таинственное, колдовское.
— Вообще-то я… слышала кое-что.
Я решила не выказывать осведомленности, а послушать, что скажет сама Алиса.
— Так вот, это были монахи. Дав обет хранить послушание, благочестие и бедность, они поклялись также с оружием в руках защищать христианскую веру. Тамплиеры объединялись в ордена, и каждый орден имел свою иерархию с Великим магистром во главе. Помимо ордена храмовников были еще ордена госпитальеров, Гроба Господня, Тевтонский. После исчезновения тамплиеров их появилось великое множество. Рассказывать я тебе больше ничего не буду, поскольку чувствую, что через несколько дней ты сама станешь настоящим экспертом. Твое кольцо — один из символов тамплиеров, — добавила она и снова спроецировала крест на скатерть. — Говорят, оно принадлежало Великому магистру. Владеть им означает взять на себя великую ответственность, дорогая.
— Почему?
— Потому, что придется быть достойной его. Оно наделяет тебя огромным моральным престижем, к тому же ты первая в истории женщина, владеющая этим кольцом. — Этот перстень преподносил мне все новые сюрпризы! Алиса погладила мою руку. В этой женщине странно сочетались притягательность и что-то отталкивающее. Волосы зашевелились у меня на голове. Почувствовав опасность, я подумала, что Алиса мастерски умеет обольщать. Надев кольцо мне на палец и снова погладив мою руку, она заговорила своим грудным голосом: — Да, оно твое по праву, потому что ты заслуживаешь его. — Помолчав, Алиса продолжила: — Ты не знаешь, как я завидую тебе, дорогая.
В ту ночь я никак не могла заснуть в этой красивой комнате с широким окном, выходившим на город, и обставленной прекрасной мебелью. Я получила удовольствие от беседы с Алисой, но мне хотелось поскорее закончить ее. Вернувшись же в свою комнату, я закрыла дверь на задвижку. Что за странная женщина эта Алиса! Я волновалась. Где же Ориоль? Я с отвращением смотрела на свое кольцо. Что сулит мне день грядущий? Я увижу Ориоля в нотариальной конторе. А это наследство? Последняя шутка Энрика? Я надела пижаму, но была слишком взволнована, чтобы лечь спать, поэтому выключила свет и открыла окно. Меня овевал прохладный, но приятный бриз. Ночь. Снова ночь и город. Глядя на этот город издалека, я слышала, как по одному из бульваров проехал автомобиль, а потом взвизгнули колеса другого, мчавшегося с большой скоростью. Затем наступила тишина.
ГЛАВА 15
Ни мучительное беспокойство, ни нетерпение не ускоряют хода событий, равно как и движение часовой стрелки. Напротив, от нетерпения кажется, что эта стрелка остановилась, а то и вовсе пошла назад. На самом же деле ожидаемое приходит в предназначенный ему момент, а то, что должно созреть, либо созревает, либо остается навсегда зеленым… Когда я нервничаю, у меня возникает тяга к пустословию. Как профессиональный адвокат, я стараюсь контролировать себя, но в тот особенный день, сидя в такси, я не могла добиться того, чтобы мое внутреннее «я» перестало упрямо болтать с тем другим «я», которое тоже не прекращало трещать. Уж и не знаю, откуда оно появляется, черт бы его побрал, когда я так напряжена.
Дело в том, что я наконец должна была встретиться с ним.
В ту ночь мне так и не удалось как следует поспать. Я непрестанно размышляла о том, что чувствовал Энрик в последние часы жизни, или о том, что он делал бы в те дни, когда комиссар Кастильо безуспешно пытался восстановить картину происшедшего. Думала я и о том, что Алиса была слишком ласкова, как человек, умеющий доставить удовольствие. Вспоминала о том, как была потрясена, узнав, что в моем кольце частица человеческой кости. Прикидывала, что получу в наследство завтра утром. И предвкушала встречу с Ориолем.
Потом все начиналось снова. Я спрашивала себя, как отреагирует Ориоль на нашу встречу, имеет ли отношение завещание, которое будет оглашено через четырнадцать лет после смерти Энрика, к убийству тех мужчин в Саррия. Думала, не совершила ли ошибку, приняв приглашение Алисы, и смотрела, как блестит мой кроваво-красный рубин. В полудремоте мне казалось, что этот камень должен предупредить меня о чем-то.
И вновь и вновь крутилась карусель образов и мыслей. Но все же я немного поспала, а утром тщательно занялась макияжем, чтобы скрыть круги под глазами.
Такси подвезло меня к нотариальной конторе. Алиса сказала, что с удовольствием поехала бы со мной, но сомневается, стоит ли это делать. Так мне удалось уклониться от ее вчерашнего предложения.
К дверям конторы я пришла за двадцать минут до начала оглашения и решила, что мне сейчас пригодился бы липовый чай, а не кофе. Однако, войдя в бар, попросила эспрессо и круассан. Кофе издавал потрясающий аромат, а круассан был вкусным и подрумяненным. Это навевало приятные ностальгические воспоминания о так называемых гранхас, кафетериях, которых нигде, кроме Барселоны, не сыщешь, а также о горьком шоколаде в больших чашках.
Когда я поднялась в кабинет, расположенный на основном этаже административного здания, до назначенного времени оставалось пять минут.
Здание старой постройки было украшено цветами и красивыми завитушками из камня. В нотариальную контору вела великолепная деревянная дверь, обработанная резцом и отделанная полированным металлом. Эта дверь ничем не уступала предметам декоративного искусства внутри здания.
— Сеньор нотариус ожидает вас, — сказала секретарша лет пятидесяти, открыв мне дверь и удивив меня этим. Нотариусы, как правило, к назначенному времени не являются, и ждать приходится их.
Секретарша провела меня к светлому кабинету с высокими потолками и двумя большими окнами, выходящими на улицу.
— Сеньорита Вильсон! — Мужчина лет шестидесяти поднялся из-за большого письменного стола, представился Хуаном Маримоном и поцеловал мне руку. Возле шкафа сидел Луис; он тоже встал и поцеловал меня.
— Садитесь, сеньорита. — Мужчина указал мне на кресло, стоявшее рядом с креслом Луиса. — Сеньор Ориоль Бонаплата придет с минуты на минуту.
— Мы подождем. — Луис насмешливо улыбнулся.
— Сеньор Энрик Бонаплата был нашим другом, — сказал нотариус, — и его смерть потрясла всех нас. — Он посмотрел на меня. — Не могли ли бы вы, сеньорита, показать свой паспорт? Необходимо соблюсти законность. С сеньорами Бонаплатой и Касахоаной я знаком уже несколько лет.
Я вынула паспорт, нотариус сделал какие-то пометки и начал распространяться о достоинствах Энрика. Я встретилась взглядом с Луисом, и он ласково подмигнул мне. На нем были элегантный серый костюм, бледно-розовая сорочка и галстук. Я посмотрела на часы. Было две минуты одиннадцатого. Мой взгляд вернулся к нотариусу, который с паузами очень приветливо продолжал говорить с тех пор, как мы сели. Где же, черт возьми, Ориоль? Он что, не собирается присутствовать на оглашении завещания своего отца?
— Как раз в утро своей смерти сеньор Бонаплата был в этом кабинете.
Эта фраза отвлекла меня от размышлений. Внезапно появилась возможность восстановить картину последних часов жизни Энрика. Но рассказ нотариуса пошел в другом направлении.
— Вы говорите, что в то утро он был здесь? — спросила я.
— Да.
— В какое время примерно?
— Точно не знаю.
— Примерно.
— Сеньор Бонаплата позвонил мне и попросил встретиться с ним в тот же день. Все время у меня было уже расписано, но коль скоро просьба исходила от него… Мой отец был нотариусом вашего, а мой дед нотариусом деда Энрика. Наши прадеды — тоже. Конечно, я не мог отказать ему.
— Итак, вы назначили ему встречу? — прервала его я.
Он умолк и так грустно посмотрел на меня, что я почувствовала себя виноватой. Этот человек работал не в нью-йоркском ритме. Луис разглядывал меня, удовлетворенно улыбаясь.
— Да, я назначил ему встречу, — ответил нотариус. — Во время ленча.
— И как он себя вел? Вы заметили в нем перемены?
— Нет, ничего особенного не заметил. Хотя меня удивило то, что он пожелал написать второе завещание, не меняя первого. — Тут раздался легкий стук в дверь. — Войдите, — сказал нотариус.
— Сеньор Ориоль Бонаплата, — объявила секретарша. И он появился.
Первое, что я увидела, были глаза — синие и слегка раскосые. Такие я и помнила. Помнила и его улыбку — теплую и широкую. Несмотря на прошедшие годы, я узнала бы Ориоля из миллиона. Я вспомнила его, последнее лето, шторм, скалы, море и первый поцелуй.
— Кристина! — воскликнул он и пошел ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52