— Но что ты здесь делаешь?
— Нахожусь с тобой.
— Но как ты проникла сюда?
— Через туннель, как и ты. — Откинув со лба его волосы, я снова погладила Ориоля.
— Ты с ума сошла?
— А ты не сошел?
— Я поклялся, что именно я, а не этот Артур, найду сокровище моего отца.
— Ну, а я дала обет, как молодые фиванские воины из священного легиона, как рыцари Храма, не покидать своего товарища.
— Ты поклялась в этом?
Ориоль слегка ослабил объятия, пытаясь разглядеть мои глаза.
— Я поклялась в этом, когда увидела, как ты прыгнул с судна.
— Спасибо, Кристина, — сказал Ориоль дрогнувшим голосом. — Все равно он убьет нас, так или иначе. Но умереть вот так — это прекрасно.
Я поцеловала его снова. На этот раз он ответил. И опять соль, бурное море, его губы, даже грот и холод, как в тот, первый раз. Только теперь появился еще привкус крови, предвещавший несчастье. Меня это не волновало, и я предалась воспоминаниям о том, что было. Думала я и о том, чего не было, но могло бы быть в прошлом и уже никогда не произойдет в будущем. Мои девичьи сны о том, как мы вдвоем, взявшись за руки, идем открывать мир, письма, отправленные тогда и оставшиеся без ответа. Они уже никогда не придут. Ничему не суждено осуществиться. Ориоль прав: Артур убьет нас.
И тут я вдруг вспомнила о сокровище. Сокровище! В пещеру я проникла вовсе не из-за него. Только из-за Ориоля.
Ориоль, казалось, тоже не очень торопился отыскать клад. Когда нам грозит смерть и вероятность выжить крайне мала, наша система ценностей меняется. Зачем нам с ним сокровище? Наша дружба, наши нежные чувства, оставшиеся нам минуты жизни — вот то единственное, что имело хоть какой-то смысл в этой пещере. Возможно, Ориолю все еще хотелось отыскать сокровище. Но только ради отца.
Не знаю, долго ли мы находились в этом состоянии. Мы ласкали и целовали друг друга, вкладывая в это столько эмоций, сколько вкладывает человек, знающий, что это в последний раз. Поскольку мы были на сухом месте, ласки немного согрели меня. И тут произошло неожиданное. Я ощутила знакомое давление на низ живота.
— Ориоль! — воскликнула я. Он ничего не ответил, но давление продолжало возрастать. — Ориоль? — повторила я и приподнялась над ним, чтобы видеть его глаза. В нашей ситуации, при всем ее трагизме, появилось нечто забавное.
— Силы мои начинают восстанавливаться, — ответил он.
— Не думала, что у тебя хватит на это сил. Ты уверен? — спросила я.
— В чем?
— В том, что это ради меня.
— Абсолютно.
Мы завершили наш диалог поцелуем, забыв о кровоточащей губе Ориоля, об ушибах и даже о смерти, ожидавшей нас за пределами этого приюта любви. Мы не замечали, что под нами камни. Холод? Я перестала мерзнуть, как только сняла мокрую одежду.
Мы занимались любовью со страстью. Я не помнила ничего подобного в своей жизни. Если у меня еще оставались какие-то сомнения относительно сексуальных предпочтений Ориоля, то в то утро они рассеялись, было ясно, что чрезвычайность нашей ситуации не имела к этому никакого отношения и Ориоль отнюдь не в первый раз занимается любовью с женщиной. Он был опытным любовником.
Мы занимались этим отчаянно и поспешно, ибо ждали этого четырнадцать лет. Все было словно впервые. Все было словно в последний раз. Мы не соблюдали никаких предосторожностей, понимая, что завтра для нас не наступит.
В такое неистовство я впадаю не часто. Скорее — редко. Может быть, критические ситуации доводят меня до предела? Ведь именно так это произошло у меня с Майком 11 сентября. Или это присущая нам реакция, реакция животного, которое, почуяв запах смерти, стремится продлить жизнь, обеспечить выживание своего вида? Или это была лишь попытка заглушить страх, убежав от него в любовь, в страсть?
И так мы лежали, прижавшись друг к другу и дрожа от страсти. Вспыхнувший в нас огонь мало-помалу угасал, и мы начали чувствовать, что наши тела покрыты ссадинами. Я снова искала в губах Ориоля вкус моря, вспоминала детство, сменявшееся отрочеством, первый поцелуй. Несколько мгновений я была необычайно счастлива, но потом страдание усилилось. Я коротко вздохнула, почти всхлипнула, и едва сдержала слезы. Да, умереть ужасно, но еще ужаснее сделать это, не прожив жизни. Я уже никогда не смогу насладиться этой любовью. Какая чудовищная несправедливость — осознать, что наша любовь имеет будущее в такой момент, когда у нас этого будущего уже не было. Но я поклялась себе насладиться каждым мгновением из тех, которые нам еще оставались.
ГЛАВА 47
Несколько минут мы не ослабляли объятий. Потом Ориоль прошептал:
— Нужно посмотреть, нет ли другого выхода из пещеры.
Мы поднялись и осмотрели грот. Внутреннее озеро то поднималось, то опускалось. Это означало, что волнение в открытом море не унимается. До нас доносился бесконечный рокот волн.
Мы находились на сравнительно ровной платформе, хотя и усыпанной камушками. Солнечный луч, проникавший с земли сквозь трещину метрах в трех над нашими головами, опустился ниже, проделав путь слева направо.
И там, на метр дальше освещенного места, был изображен крест с раздвоенными концами, такой же, как на моем кольце.
— Взгляни, — показала я Ориолю.
— Он расположен так, чтобы свет падал на него в полдень, — сказал Ориоль, осмотрев крест. — Эта пещера превосходный тайник.
В это время луч надежды погас, и мы со страхом уставились на щель.
— Это чайки, они гнездятся в расщелине, — пояснил Ориоль, разобравшись, в чем дело. — Здесь у них хорошее убежище. — Последовавший за этим взмах крыльев подтвердил правоту его слов. Обняв меня за плечи, он добавил: — Не беспокойся. Они не посмеют проникнуть внутрь. Во всяком случае, при таком бурном море. Они подождут, пока мы не выйдем. — Ориоль заглянул мне в глаза. — Жаль, очень жаль, что втянул тебя в это.
— Это сделал не ты, — возразила я. — Я уже совершеннолетняя и отвечаю за свои поступки.
Я обняла его, и наши обнаженные тела снова обрели энергию. Потом у нас возродился интерес к тому, как выбраться из пещеры. Щель, сквозь которую поступал свет, находилась на почти гладкой стене выше уровня воды. Она была недоступной и слишком узкой. Выйти через нее никому не удалось бы. Слева от выступа, на котором мы находились, грот закрывали огромные каменные глыбы. Правее, если следовать путем, которым предстояло пройти лучу, дно пещеры, покрытое обработанными камнями, спускалось под воду и метра через два снова поднималось над водой. В этом направлении, на высоте полутора метров над поверхностью воды, открывалась более глубокая параллельная консоль. Я посветила туда своим фонарем. Там стоял сундук!
— Сокровище, — произнесла я без особого энтузиазма. Ориоль промолчал, и мы пошли искать выход. Каменная стена продолжалась, а дно все поднималось, пока не остался короткий проход, закрытый большими камнями. Идти дальше было некуда.
— Это все, — вздохнул он. — Пути для отхода нет.
— Мы, сокровище и смерть, — задумчиво пробормотала я.
— По крайней мере умрем мы богатыми, — усмехнулся Ориоль.
— Не хочешь взглянуть на него?
— Пожалуй.
Я направила луч фонаря на сундук. Он удивительно хорошо сохранился. Сундук был средних размеров из дерева, с заклепками из металла.
— У него нет ни внутренних, ни висячих замков, — заметил Ориоль.
— Они и не нужны ему.
Он протянул руку к крышке и легко поднял ее.
В свете фонаря мы увидели… камни. Обыкновенные камни. Целую гору камней, простых булыжников… таких, каких в этой части острова было полно.
Ориоль начал вытаскивать их и бросать на землю, он словно сошел с ума.
— Сокровища нет! Нет! — кричал он, добравшись до дна и не обнаружив ничего, кроме обычных камней.
Он повернулся ко мне, радостно улыбаясь и держа что-то в руке.
— Мы спасены! Сокровища нет!
— Артур? — выдохнула я. — Он не убьет нас?
— Теперь — нет! Зачем? Артур благоразумен, он человек деловой. Нет, нет, он не станет этого делать, не станет подставлять себя, ни на что не рассчитывая. Ему, возможно, хотелось бы убить нас, но это для него игра вероятностей и компенсаций. Коли нет выгоды, рисковать он не станет.
У меня такой уверенности не было. Для антиквара это нечто большее, чем простая сделка. Припомнились его слова о кровавом долге, но я не стала разочаровывать Ориоля.
— Что у тебя в руке?
— Кажется, какая-то записка. Записка, завернутая для сохранности в полиэтиленовую пленку.
Записка была от Энрика, и в ней говорилось:
«Дорогие мои. Жду и верю, что однажды вы прочитаете это. Нашли сокровище? Вы уже слишком взрослые, чтобы вознаграждать вас карамельками и шоколадками. Но уже не такие молодые и еще не такие взрослые, чтобы не насладиться подобным приключением. Если вы добрались сюда, значит, прожили дни, которых никогда не забудете. Вот в чем сокровище жизни. И сумейте прожить ее.
Любящий вас Энрик».
Мы молча размышляли. Все это была игра, шутка. Все то же, что и во времена нашего детства, только масштаб крупнее.
— Carpe diem, — прошептала я.
Благословенна игра, которая спасла нам жизнь. Теперь уже можно думать о том, что находится за этими каменными стенами, за морем и за океаном. Пока я еще была не очень уверена в реакции Артура, но то, что мы выживем, казалось вполне вероятным. И все начало меняться. Я осознала, что, кроме шерстяных носков, на мне ничего нет, и почувствовала стыд. Поискала свою одежду в свете фонаря и попросила Ориоля прикрыть меня. Мне стало совестно. Ведь это я начала ласкать Ориоля и соблазнила его. Это я-то, с обручальным кольцом на пальце! Да, все это плохо, очень плохо. Одно дело желать этого, а другое — совершать. Ориоль, видимо, заметил мое смущение. Взяв мою руку, он привлек меня к себе и поцеловал. И мы снова занялись любовью. Не вызывало сомнений — это ему нравилось. Это было хорошо, но не так, как в первый раз, ибо я заметила, что под нами камни.
Мы сидели рядом, ласково обнимая друг друга, а когда прошел второй порыв страсти, я почувствовала холод.
— Было несколько весьма необычных деталей, — начал Ориоль, размышляя. — Но я, ослепленный поисками приключений, не хотел их замечать. Древние тайные послания под рисунком. Какая глупость! Это из романа, отнюдь не оригинального и далеко не реалистичного. Сегодня, в двадцать первом веке, у нас есть средства, чтобы легко увидеть рисунки отвергнутые, а позднее покрытые новыми рисунками. Однако в тринадцатом веке никому и в голову не пришло бы скрывать послание таким способом, если ты не хотел, чтобы это послание осталось тайным навеки. — В его голосе звучало разочарование.
«Странные мы создания, — подумала я, — только что пережили взрыв радости, узнав, что все это было подстроено и мы спасены, а теперь Ориоль, позабыв о страхе, испытывает сожаление».
— Но ведь доски-то настоящие. Правда?
— Да, настоящие. Но мой отец, отличный реставратор, поработал над ними. Он сделал надписи, так хорошо сохранив стиль, что обманул всех, кто эти надписи видел. Много он потрудился и над созданием пачки документов.
— Они фальшивые?
— Обман со створками дает основание для подобного предположения. И хотя там есть на удивление реалистичные детали, а написанное в бумагах точно соответствует историческим фактам, вполне возможно, что все это сочинил он.
— Полагаешь, что Арнау д'Эстопинья — лицо вымышленное? — Теперь и меня охватило разочарование. — Ну, а кольцо? Откуда кольцо-то появилось?
— Откуда появилось кольцо, не знаю. Но Арнау существовал на самом деле, потому что его имя упоминается в документах командорства тамплиеров Пеньисколы и в докладах инквизиции. Чего я не знаю точно, так это того, какая часть истории правда, а какая вымысел моего отца.
— Но Энрик верил в существование сокровища. Он убил людей из-за этого.
— Не думаю, что отец мог убить из-за денег. Возможно, он сделал это, исходя из своего особого понимания этики, своего кодекса чести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52